Читать книгу Дело об исчезновении Норы - Елена Леонидовна Теплоухова - Страница 10

В квартире Анюты Резовой пахло домашним уютом с самого порога. У дверей меня встретил пухлый малыш с машинкой в руках. Он рассматривал меня с любопытством.

– Здравствуйте, Анюта. Мне зовут Аника, я частный детектив. Занимаюсь делом об исчезновении Элеоноры Гальпериной, – представилась я.

– Здравствуйте, проходите в комнату, пожалуйста. Я сейчас уведу Льва к папе, и мы с вами сможем спокойно поговорить, – сказала Анюта.

Она подхватила малыша на руки, и они направились в дальнюю комнату квартиры. Затем Анюта зашла в комнату и закрыла за собой дверь.

– Он у меня очень активный и шумный – пояснила она.

Я кивнула. Достала блокнот и включила диктофон.

– Анюта вы не против, если буду записывать наш разговор на диктофон? – спросила я.

– Нет, нет. Конечно.

– Вы близкая подруга Элеоноры? Как давно вы знакомы? – сказала я, видя, что Анюта несколько скованна. Мне важно было получить как можно больше подробностей из личной жизни Элеоноры. Ее скрытность не давала мне возможности увидеть полной картины ее жизни. Я хотела как-то расположить Анюту к беседе и пыталась подобрать более мягкие фразы, настраивающие ее на душевный разговор. – Анюта, прошу рассказать мне об Элеоноре как самому вашему близкому другу. Мне важны все ваши детские разговоры и мечты. Сейчас каждая деталь может помочь, даже не очень важная на первый взгляд.

Анюта внимательно посмотрела на меня и кивнула.

–Лет с четырех или пяти. У нас были рядом дачи и все лето мы проводили вместе. Мои родителями работали в школе, и у них отпуск всегда был летом. Поэтому мы жили на даче почти с июня по август. Нора приезжала с мамой на выходные, иногда она оставалась у нас до следующей субботы. Мы купались, гуляли в лесу, играли у нас на втором этаже. Наша дача была не совсем достроена. Первый этаж был жилой, а на втором был склад материалов и мой уголок. Норе так нравилось там играть, там как-то все было загадочно для детского воображения: стояли коробки с инструментами, доски кругом лежали, из угла свисала пакля. Мой папа сделал нам детский уголок, там были качели, лесенка, канат и лиана. Больше всего мы любили лиану, она растягивалась и сжималась обратно, и на ней можно было высоко подпрыгивать почти до потолка. Мы отталкивались ногами об пол и подпрыгивали вместе с ней. Мы могли скакать весь день на ней, пока папа или мама не кричали нам с первого этажа «Вы сейчас весь дом разнесете!». Мы смеялись и продолжали прыгать.

На втором этаже у нас было окно с видом на речку, из которого виден остров. Мы сидели за меленьким столиком, который папа приделал вплотную к окну вместо подоконника, и любовались лесом, речкой и виднеющимся вдалеке островом. Мы с ней могли пить компот из ревеня, который нам варила моя мама и часами мечтать поехать на остров. Лодки у нас не было, и сколько бы мы ни просились на остров, папа всегда говорил нам одно и тоже: «Там ничего интересного, я ездил туда. Там просто лесоповал. Это он отсюда вам кажется таким красивым». Но наше детское воображение не отпускало нас, и мы придумывали разные истории: кто бы там мог жить и как там все выглядит.

Потом мы вместе поступили в школу–интернат при академии балета и жили там всю неделю вместе в одной комнате еще и с другими девочками. А на выходные нас забирали домой.

– Вы тоже окончили балетную школу? – спросила удивленно я, с интересом рассматривая Анютку.

–Нет, я не окончила… – сказала Анюта и замолчала.

– Почему? Вам не нравилось там учиться?

– Нравилось, очень нравилось. Но мне не удалось доучиться, меня отчислили после пятого класса. У нас там нагрузки были, не каждый взрослый справится. И постепенно мои колени не стали выдерживать, видимо, было осложнение после сильного гриппа. У меня их просто рвало изнутри, иногда не могла ступить на ногу. Мама давала мне с собой обезболивающие, я никому не говорила об этом. Но в один из дней таблетки выпали из кармана в раздевалке, Нора подняла их и протянула мне. Мы были одни, все девочки, как мне казалось, уже переоделись в форму и вышли в зал на урок, и я тихо ей сказала, что это от боли в коленях. Ящики в раздевалке стояли отсеками, и в соседнем отсеке переодевалась одна из девочек нашего класса. Нам было уже по двенадцать лет, конкуренция была дикая. Все грезили сценой, и она рассказала все учителю. Администрация школы вызвала родителей, нас заставили пройти полное обследование. По результатам выяснилась начальная стадия заболевания, несовместимого в случае прогрессирования с балетом, как с профессиональной деятельностью. Меня отчислили. Я продолжила обучение в обычной школе и вместо балетного класса начала заниматься гимнастикой для суставов в щадящем режиме. У меня до сих пор симптоматика дает о себе знать после вирусных инфекций.

– Вы прекратили общение с Элеонорой?

– Конечно, нет. Мы продолжали дружить. Для нее тоже было большим потрясением мое отчисление. Я все время твердила ей: «Никому не рассказывай о своей личной жизни и тем более о проблемах со здоровьем». Она усвоила этот урок. У нее больше не было ни одной подруги. Со мной она делилась тоже не всем, как я сейчас понимаю. Но это правильно. Балет для зрителя это красота, грация и невесомость балерины. На самом деле в коллективе жесткая конкуренция, одно неверное движение может перечеркнуть карьеру.

– Что вы имеете в виду, Анюта?

– Балет это как война. Мало того, что это колоссальные нагрузки и одно твое неверное движение или плохой разогрев мышц могут привести к травме. Особенно опасны совместные репетиции новой постановки, когда все притираются друг к другу в пространстве сцены. Нора рассказывала, что у них был случай на репетиции, когда две примы были в большом конфликте, и одной предложили ведущую партию, а другая стала лишь ее дублером. И вот дублерша так сделала мах ногой, что, как будто случайно не рассчитав движения, ударила по колену солистке. А та в этот момент стояла в стойке на одной ноге. Так со всего роста и упала. Восстановление было настолько долгим, что из ведущей солистки она превратилась в артистку третьего плана. Такие случаи всегда выглядят нелепой случайностью, но жестко спланированы, и в результате ничего нельзя доказать. Поэтому Нора всегда говорила, что репетиции и спектакли – это как поле боя.

Двери были стеклянные и мы видели, как Лев на цыпочках пытается дотянуться до дверной ручки. Анюта встала с кресла и, взяв на руки уже открывшего дверь Льва, отнесла его в соседнюю комнату.