Читать книгу Лабораторная крыса №555 - Елена Лев - Страница 9

– Что творилось, Нелли, там, у норы фламинов, – рассказывал Нума взахлёб. – Ты лежала без сознания, этот пьяница палкой пытался открыть коробку. Потом вдруг остановился. Как закричит! Потом как заплакал! Схватился за голову и вдруг говорит: «Да, Нелли, я с тобой». Я сразу понял, ты в него залезла. Как?!

– Как-то. Не знаю, но получилось. Может, испугалась.

– Ты испугалась?! Нет. Это фламины тебя научили. И ты там, на Шинных водопадах, правду говорила, что можешь мозги любому существу выпустить.

– Я так не говорила, я пошутила.

– Но Коклесса Одноглазого уделала!

– Знаешь, это нехорошо – убивать, – пыталась перевести разговор Нелли.

– Согласен. Я бы не смог. Я могу только толкнуть, примять, ударить. Я даже кусаться не могу.

– Может, ты просто не был в таких условиях, чтобы пришлось кусаться.

Нелли стало противно. Она вспомнила очумевших мышей, с которыми расправилась у Руфа на дебаркадере. «Что-то я разошлась», сказала Нелли себе тоном тётки Джен. «Легко проникла в голову Гарри!» «Может, фламины сделали меня, правда, жестокой? Чуть кто полезет ко мне, я уже готова убивать!»

Тут была доля истины. После путешествия в Тёмном мире что-то изменилось в Нелли. Как только опасность приближалась к ней, она могла и разъяриться. И уже не было уверенности у самой Нелли в том, что она не опасна. Вот сегодня она дралась в чужой голове с фламином. И погиб фламин не без её помощи. Могла и малыша Гарри убить. Нелли, перебирая события, прислушалась к своим чувствам. Как легко поддался человек её власти! Взрослый человек. Как легко пропустил в себя. Это было приятно немного. Но и неправильно. Нелли передёрнуло. Жестоко это – лазить по мозгам больного человека. Она вспомнила слова Руфа: «А ты, деточка, ты сдерживай себя…» И эти слова: «Они не знают, какого ихневмона выпустили».

Нелли огорчённо села на камень столбиком. Сложила лапки на груди. Что-то не давало ей раскаяться в содеянном с фламином. Она ещё раз поймала в себе чувство удовлетворения от победы, вспомнила ощущение силы при проникновении в мозг человека, лёегкость, с которой она сжимала и разрушала облачное воплощение фламина в той, другой реальности.

– Я – зверь, – сказала Нелли вслух. – Жестокий зверь.

– Я не сомневался, – согласился Нума. – Ты больше крыса, чем человек. Вот.

– Идёмте, я вам кое-что покажу, – сестра Эмма позвала крыс со стены в тень платана, а потом повела по узенькому проходу в следующий двор.

Эмма открывала двери и проводила крыс то через очередной уютный дворик, то через комнаты. Всюду царила чистота. Диванчики были накрыты вязаными ковриками, на столах внутри жилых помещений лежали белоснежные скатерти. Повсюду стояли глубокие тарелки с фруктами и вазы с цветами. Пару раз в помещениях попадались картины, на которых изображались пляшущие женщины. Почти в каждом помещении стояли скульптурки кошек. В последнем дворике за обитой железом дверью открылась лестница, ведущая вниз, видимо, внутрь холма. Из проёма потянуло холодом. Нума поёжился.

– Ну, может, тебе и не стоит туда спускаться, – наклонилась к нему Эмма. – Иди пока, поиграй с малышом.

Из-под дивана, стоящего во дворе, задорно выскочил совершенно растрёпанный котёнок. Такой он был лохматый и неказистый. Однако выгнул спинку, распушил жиденький хвост и боком, заигрывая, стал приближаться к Нуме. Толстяк мгновенно принял игру, чем удивил Нелли. Через секунду котёнок и крыса носились по дворику, запрыгивая на диван или скрываясь под ним. Эмма присела к Нелли.

– Думаю, ему здесь будет интереснее. Малыш – весёлый и добрый котёнок, он не станет обижать твоего товарища.

– Как бы Нума его не придавил, – проворчала Нелли в сторону.

Они с Эммой начали спускаться по лестнице.

– Уж, ты не спеши, – попросила Эмма.– Я не такая быстрая, как ты.

– Но стреляешь ты без промаха, – пробурчала Нелли, зная, что Эмма не поймёт её.

Сначала шли ровные стены, отполированные руками людей. Перил не было. Несколько раз лестница прерывалась площадками или меняла направление: шла вниз, плавно закругляясь, или уходила вглубь резким зигзагом. Потом штукатурка сменилась кладкой из огромных тёсаных блоков. Стали попадаться встроенные в стену светильники. Иногда Эмма доходила до определённого уровня и включала свет, нащупав рычаг в стене. Но вскоре лампы сменили факелы и Эмма зажигала огонь в них обычными спичками. Нелли следила за монахиней и с какого-то момента стала спускаться по ступеням позади неё. На случай ловушек.

Но монахиня уверенно шагала вниз. Наконец, она остановилась перед тяжёлой дверью с резным узором. Нелли присмотрелась и ахнула.

Резьба изображала трёх женщин, протягивающих руки навстречу толпе детей. Резчик изобразил целую процессию, которая начиналась снизу двери и шла вверх, к женщинам. Детям было от трёх до десяти лет. Одеты они были в какие-то средневековые костюмы. Под их ногами виднелись кошки, прыгали козлята. Резчик уместил на такой малой площади изображение ослика, на котором ехали двое малышей. Дети радостно махали руками, их взгляды были устремлены к женщинам. У самого пола каймой шёл орнамент: бегущие вереницей крысы. Они не смотрели ни на детей, ни на женщин, а словно спешили мимо, по своим делам. Позади центральной женщины был узор, напоминающий крылья. Над нею птицы удерживали гирлянду цветов в четыре лепестка с тёмными серединками.

Нелли стало не по себе. Это напомнило ей легенду о Крысолове, но рассказанную шиворот-навыворот.

Эмма специально не торопилась открыть дверь, позволяя Нелли разглядеть резьбу в деталях. Затем провернула ключ в замке и распахнула створку.

– Входи, девочка, – сказала она. – В нашу крипту – святую святых.

Это был небольшой зал с маленьким постаментом в середине. Пока Эмма проходила по залу, зажигая факелы, перед Нелли постепенно выступали из темноты великолепные рисунки на стенах. Всё – стены и сводчатый потолок до последнего миллиметра покрывали росписи.

«Так бы рисовать научиться», первое, что подумала Нелли. Вместе с обычными красками мастера использовали и золото. Кое-где красным отливала медь, звёздами сияли вкрапления серебра. Между рисованными линиями поблескивали цветные стекла. А пол напомнил Нелли Зал священного сияния в погибшем паге Амы Августы. Выложенная мелкими кусочками цветного стекла поверхность переливалась драгоценным ковром. Эмма наклонилась к углу зала и подожгла какую-то жидкость. Огонь побежал тонким ручейком под пол, растёкся по невидимым каналам, и теперь весь узор на полу предстал в переливающейся красе. Часть огня заползла и в стены и засияла, подмаргивая в цветных стеклянных вставках. Нелли показалось, что она сидит в подвешенной над огнём драгоценной клетке.

– Такое не бывает, – выдохнула она.

– Тебе, вижу, нравится, – сказала Эмма. – Не волнуйся, лапы не нагреет. Он быстро прогорает. Наш священный состав из растительных масел горит ровно столько, чтобы рассказать тебе кое-что. Смотри внимательно, необычная крыса. Я давно поняла, что идёт гонка за тобой, но почему на самом деле? Хотела бы я знать.

Нелли, сидевшая в центре помещения столбиком, пожала плечами. Сказала бы она, что от неё хотят, если бы знала толком.

Эмма подняла руку и указала на центральную фреску.

– Жили давным-давно три девы. Были они подобны богам.

«Сколько богов-то было в стародревние времена, – подумала Нелли. – Не перечесть. Обычных людей вообще не было, что ли?»

– Они были сёстрами. Немного ведьмами. Но все называли их ламиями.

«Мне в школе что-то не рассказывали, чтобы монастырь Трёх Дев был посвящен ведьмам, – изумилась Нелли. – Что-то другое говорили на уроках истории».

– Не бойся, они были добрыми. Мне бы больше понравилось называть их волшебницами. Но… – Эмма досадливо махнула рукой, – людская молва всё поставит с ног на голову. Они были очень красивы.

Фреска подтверждала слова Эммы. Три девы вели хоровод на поляне, полной цветов. Одна дева – с белыми волосами, вторая – с рыжими, третья – с чёрными.

– Как всегда бывает, находятся те, кто хотел бы владеть этой красотой, подчинить её себе.

– Это кто же? – хмыкнула Нелли.

– Разные злые мужчины, – словно зная, о чём думает Нелли, сказала монахиня. – Их так много и они такие злые, что есть девушки, которые ни за какие дары не хотят выходить замуж.

Нелли скосила глаза с фрески на монахиню.

– Они ценят свободу, данную при рождении. Но есть люди, которые эту свободу отрицают. Хотят владеть красотой, а если девы сопротивляются, добиваются желаемого силой. Так вот, в те времена обиженные девы, сёстры, когда боги не стали с ними… церемониться, – Эмма подбирала слова. Но Нелли почувствовала, что монахиня вплетает в речь тонкую нитку горечи, – вынуждены были скрываться, прятаться под разными личинами. Найти себе убежище и выходить на улицы только ночью.

Эмма резко сняла с головы покрывало, и волна чёрных искрящихся волос упала на плечи, докатилась почти до пола. Нелли ахнула.

– Сёстрам, добрым и милосердным, пришлось не сладко, но они заступались не только за себя. Были спасены и обиженные дети, и страдающие животные. За что боги наказали сестёр жестоко. Ведь боги считают животных едой.

«Странные боги, но люди от них недалеко ушли», нахмурилась Нелли. Крипта вдруг разом замерцала в быстром ритме. Нелли оцепенела.

Эмма широко взмахнула руками. Чёрное одеяние её превратилось в два крыла.

Нелли раскрыла рот. Она не могла даже представить, что волшебники существуют. Она совершенно не знала, как относиться к женщине с тёмными очами и чёрными крыльями, переливающимися в разноцветном свете.

– Меня зовут Эмма Ламия и я, пока могу, буду защищать тебя. Ты понимаешь, Нелли! Но только ночью. Днём у меня нет ни сил, ни прав.

«Я и не знала, где сидела в ночь приёма в банду Рыбного переулка!» – потрясенно подумала Нелли.

– Мы ждём детей, способных исправить мир, – продолжала Эмма. – И животных, и птиц с необычными способностями и добрым сердцем. Поэтому в Лабораториум я тебя не пущу. Ты останешься здесь. С нами.

Нелли, хотя и чувствовала, что мерцание гипнотизирует её, отрицательно замотала головой. И словно в помощь ей раздался визгливый женский крик.

– Никогда эта крыса не останется в стенах этого монастыря!

Вопль от входа был настолько грозен, что в стенах крипты зазвенели цветные витражи, а огонь в полу вздрогнул и начал меркнуть.