Читать книгу Радогощь - Елена Ляпина - Страница 3

Это происходит так быстро, что я сощуриваюсь от ослепляющих меня ярких солнечных лучей. Небо на удивление чистое бирюзовое. Темная свинцовая туча обрывается ровно на полосе тумана. Впереди за высокой травой виднеются опять столбы, но уже другие, обычные, без всяких страшных рож, украшены разноцветными лентами. Ветер треплет их, отчего они красивой волной поднимаются в небо. Мы приближаемся к высокому берегу, уже слышен шум барабанов и перезвон колокольчиков. С холма вниз к реке спускается какая-то процессия, видно разноцветные колпаки то выныривающие из-за зарослей, то теряющиеся в желто-золотой листве низеньких берез и ярко-красных кустарников. Если присмотреться, то сквозь редкие деревца можно разглядеть белоснежные конусы шатров.

– Отлично, – радуется Лера и оборачивается ко мне, – Дарина, всё хорошо?

– Угу, – киваю я.

Но я в шоке от такой резкой перемены. Только что было всё серо и дождливо и вдруг ясное небо, солнце и кажется даже по-летнему тепло.

– Давайте ещё поднажмем, раз-два, – командует старик.

Взмахиваем веслами, всем не терпится уже побыстрее оказаться на берегу. Солнце пригревает и в ветровке становится жарко, расстегиваю молнию. Пришвартовываемся к мосткам, они тоже украшены разноцветными лентами. Старик хватает свой багор, зацепляется им за столб и подтягивает плот к берегу, привязывает канат. Перевожу дух.

– Идите вверх по тропинке, – машет он рукой.

Опускаю весло, подхожу к нашим вещам. Лерин рюкзак прижал мой, хватаю его и подаю ей. Какой-то он слишком легкий, что она практически ничего не взяла с собой?

– Спасибо, – улыбается она.

Переходим по мосткам на берег и поднимаемся по тропинке. По бокам на кустах развешены разноцветные ленты и лоскутки. Выходим на небольшую полянку, где нас уже встречают. Женщины разодеты в пышные цветастые платья и в платках, что делает их похожими на матрешки. Мужчины тоже в разноцветных рубахах. Все смеются поют, радостно встречают нас, кричат что-то на непонятном для меня языке, осыпают нас крупой. Стоим смотрим на них, не знаем, как на это реагировать.

Вдруг к нам делает шаг высокая крупная женщина, в таком обширном платье она кажется просто огромной в ширину, в руке у неё поднос, на котором находится высокий хлеб, похожий на пасхальный кулич, только верхушка не облита сахарным сиропом, а посыпана солью. По бокам лежат два окрашенных яйца.

– Хлеб да соль! – кричит она чисто по-русски зычным голосом.

– Нужно отломить кусочек хлеба с солью и съесть, – подсказывает старик.

Он уже закончил свои дела на мостках: закрепил плот, убрал весла и догнал нас.

– Нельзя отказываться, не по обычаю, – добавляет он.

Лера первая отламывает кусочек хлеба, где побольше соли и отправляет в рот, зажмуривается от удовольствия.

– Как же вкусно, – аппетитно произносит она.

По очереди подходим и угощаемся. Женщины так и продолжают петь звонкими голосами, осыпая нас зерном.

– Зачем они это делают? – спрашивает Олеся нашего проводника.

– Желают вам богатого урожая, – отвечает он.

Мне нравится пышный разноцветный наряд одной из них, я делаю к ней шаг и тянусь, чтобы пощупать ткань, но она вдруг взвизгивает и бьет меня по руке пучком вонючей полыни.

– Эй, нельзя-нельзя так делать! – тут же вмешивается старик.

– Почему? Я просто хотела потрогать ткань, – обиженно отвечаю я.

– Вы пришлые, чужие, пока не очиститесь от того мира, вам нельзя никого из них касаться, – отвечает он.

– В смысле? – мы с Олесей переглядываемся.

– Ну таков обычай у них, чужак может быть заразен.

– Да в смысле? – взбрыкиваю я, – у нас все прививки есть, можем показать Q-код.

– Не только болезнями, но и злыми духами, – объясняет старик, – нужно пока вам типа в карантийной зоне побыть, очиститься.

– Фигеть, – закатываю глаза.

– Дарина, не спорь, ну таков обычай, – улыбается мне Лера, – знаешь же пословицу – со своим уставом в чужой монастырь не лезь.

– Вот верно, – поддакивает старик.

– А как вас зовут? – спрашивает она его. – Я Лера, а это мои друзья – Даня, Кирилл, Аня, Игорь, Олеся и Дарина. – По очереди тыкает она в нас.

– Зовите меня Аверьян Егорыч, – кивает он.

– А меня Пуления Авсеевна, – громко произносит женщина с подносом.

Пока мы спорили вся процессия уже двинулась в обратную сторону всё также задорно напевая и развешивая ленты на кустах.

– Идите за мной, – зовет Пуления Авсеевна, передавая поднос помощнице и ведет нас вверх по другой тропинке.

Топаем за ней. Солнце начинает здорово так припекать, снимаю совсем ветровку. Идти недолго, всё прямо вдоль кустов с яркими красными листьями и вот мы поднимаемся на холмистую площадку усеянными большими шатрами. Повсюду шум-гам: где-то играет музыка, где-то стучат в барабаны.

– Как же жарко, – вырывается у меня. – На том берегу дождь, холодно, а у вас тут лето.

– Это всё наши шаманы, – улыбается она, показывая на вереницу пляшущих людей на склоне холма. Там их человек пять-шесть. Укутались в шкуры, на головах какие-то маски с оленьими рогами, бьют в огромные бубны и изгибаются в дикой пляске. – Они тучи разгоняют, чтобы солнышко привечать. Радогощь!

– Что? – не понимаю я.

– Радогощь. Осеннее равноденствие. Это когда день становится равный ночи, а после Радогощи день идет на убыль, наступают холода. Священный праздник у когальского народа. В это время подсчитывают урожай, восхваляют и благодарят природу за плодовитость, готовятся к зиме. В такой великий день может сыграть свадьбу только ал-когал, то есть один из наивысших сословий, можно так сказать, – вместо неё поясняет Аверьян Егорыч, наш проводник. – Вон видите белые шатры на вершине холма – там ал-когалы, туда ходить нельзя, там находятся только мужчины.

– Ясно, – киваю я. Что с них взять, у них всё поди как в 19 веке, женщинам ничего нельзя.

Выходим на огромную поляну, тут много разномастных шатров, каждый огорожен небольшим кругом из веток, камней и из того, что попалось под руку. Незамысловатые изгороди украшены лентами и вениками из каких-то трав, в основном вонючей полынью. Мне кажется, что уже весь воздух пропитался этим отвратительным запахом, ну по крайней мере моя ветровка уж точно, когда по ней прошлась та женщина, платье которой я хотела потрогать.

– Зачем столько полыни? – спрашиваю я.

– Чтобы злых духов отгонять, – улыбается Пуления Авсеевна.

– А, ну ясно, – хмыкаю я.

Глазею по сторонам. Возле каждого шатра разведен костер, женщины готовят еду, мужчины кто что-то строгает, кто играет на домре или кубызе, рядом носятся ребятишки. Все одеты в такие же странные наряды, что и наши встречающие. За шатрами видны повозки и скот, в основном лошади, но и коровы есть и огромные с густой свалявшейся шерстью быки. Кто-то даже притащил с собой альпаков, они вытягивают свои длинные шеи из-за повозок и испуганно посматривают на нас.

Наш шатер оказывается самым последним у самой кромки леса, чуть ли не на болоте. Если сделать два шага в сторону, то уже под ногами хлюпает темная вода и путь перегораживают высокие камыши.

– Оставляйте вещи и идемте, вас уже ждут, – говорит Пуления Авсеевна, открывая нараспашку две узкие деревянные дверцы.

Смешно – шатер, а с дверями. И интересные какие, филенчатые, по кромке идет замысловатый орнамент, если присмотреться можно как будто разглядеть людей с рогами на головах, а наверху сквозные окошечки без стекол, только деревянная узорная решетка. Заходим внутрь, тут везде ковры и по стенам, и на полу. По периметру высятся стопки сложенных одеял. Больше и нет ничего.

– Тут и спать будете, расстелите на полу и ложитесь, одеял всем хватит, – рассказывает Пуления Авсеевна.

– А где оплачивать? – спрашивает Кирилл.

– Да не нужно ничего, вы же гости у нас, – машет рукой Пуления Авсеевна.

– Так на сайте же было написано…

– Ну мало ли что там написано, – перебивает его Пуления Авсеевна, – Радогощь, негоже в такой праздник с людей деньги брать. Кладите вещички и вперед, заждались уж вас, без вас не можем начать.

– Почему? – удивленно спрашивает Игорь.

– Обычай такой – сначала гостей привечать, накормить, напоить…

– И спать уложить, – смеется Кирилл.

– Оно и верно, – улыбается Пуления Авсеевна, – нук, поторапливайтесь и не боись, никто ваши вещи тут не тронет, среди когалов воров нет, мы не такой народ, чтобы чужое брать.

Прикольно. Наверное, хорошо жить в таком обществе, где никто ни у кого не ворует. Сбрасываю с плеч свой рюкзак и прислоняю к стопке одеял, но на всякий случай достаю из кошелька деньги с карточкой и смартфон и распихиваю по карманам джинсов. Пусть на всякий случай при мне побудут. Кидаю на рюкзак ветровку, худи тоже снимаю, но беру с собой, вдруг похолодает, вечер уж, завязываю рукава кофты вокруг пояса.

– Идемте-идемте, – торопит нас Пуления Авсеевна.

Выходим из шатра и топаем за ней между рядами пестрых шатров. Выводит она нас на поляну к сухому дереву. Дерево огромное высоченное, ствол толстый гладкий давно уже потерял кору и ветви все высохшие, без листьев или хвои, вытянуты кверху и сплетены между собой, образуя круг или колесо. Но только непонятно, что это за порода, и даже не определить какое оно было раньше – хвойное или лиственное. Под кроной дерева несколько низких столиков покрыты белой скатертью с вышитыми узорами, уже всё сервировано, готово к трапезе.

– Сначала сюда, умыться с дороги! – кричит нам Аверьян Егорыч.

Он уже успел снять свой современный охотничий костюм и переоделся в средневековую белую рубаху, подпоясанною красным туеском, возле него несколько деревянных ведер с водой и ковшик, тоже деревянный. Рядом с ним девушки с полотенцами и вениками из полыни и трав. Подходим.

– Как с гуся вода, так с тебя худоба, – приговаривает старик, опрокидывая в подставленные ладони каждому из нас по ковшику, – хорошенько руки мойте и лицо, смывайте дорожную пыль и гоните прочь сущностей, что прицепились к вам в миру. Негоже их тут держать, во святом месте.

С этими словами девушки набрасываются на нас и начинают хлопать своими вениками, злых духов видимо опять из нас изгоняют. Мне становится смешно. Только после ритуала духогонения нам выдают полотенца, чтобы вытереться.

– Всё? Мы теперь чистые? – спрашиваю я у Аверьяна Егорыча.

Но он лишь усмехается.

Прежде чем вернуть полотенце рассматриваю его, оно тоже с вышивкой, орнамент и кажется мне, что там изображены девушки с вениками.

– Добро пожаловать к столу, – приглашает нас Пуления Авсеевна.

Для нас накрыто отдельно. Видимо мы всё ещё не до конца очистились, сторонятся нас, привечают, а близко к себе не подпускают. Присаживаемся попой на ковры вокруг низкого столика. У нас самовар и деревянные блюда со всякой стряпней. Тяну руку к хворосту.

– Дарина, нельзя пока, – Лера хлопает меня по руке и тихонько объясняет, – видишь никто не прикасается к еде, значит, ждут сначала чего-то.

Оглядываю всех, Лера права, ни один человек ещё не взял ничего со стола, руки у всех опущены, все смотрят на главный стол. Мне становится неловко.

За большим столом видимо самые уважаемые люди, седовласые деды с длинными белоснежными бородами. Один из них встает и что-то говорит на своем когальском, обращаясь не только к своим, но и к нам тоже.

– Что он говорит? – шепотом спрашивает Олеся.

– Объявляет о начале Радогощи, подводит итоги уходящего лета, радуется хорошему урожаю, приветствует вас на своей земле, надеется, что с вашим приходом плодовитость улучшится.

– При чем тут мы? – удивляется Аня, хлопая глазами.

– Ваше присутствие может способствовать ещё лучшему урожаю на следующий год, – объясняет старик.

– Всё равно ничего непонятно, – бурчит Аня.

Между тем седовласый старик подзывает к себе нескольких мужчин. Один богатырского телосложения, примерно сорока лет, кудрявые волосы всклочены, нос картошкой, смотрит исподлобья и борода с рыжинкой. Второй молодой парень, примерно нашего возраста. Я сразу обращаю внимание на его глаза, они такие пронзительные, яркие, обрамленные черными ресницами. Красивый парень.

– Это женихи, у которых свадьба намечена в Радогощь, – переводит нам Аверьян Егорыч. – Сначала проведем свадьбу одному, потом другому.

– А у которого вперед? – спрашивает Олеся.

– Этого пока никто не знает. Всё держат в секрете, чтобы злые духи о том не проведали и не испортили праздник, – отвечает Аверьян Егорыч.

– А как их зовут? – снова допытывается Олеся.

– И этого тоже нельзя говорить, чтобы злые духи опять же не прознали и не испортили свадьбу, – снова повторяется он и хитро прищуривается.

Олеся на меня как-то странно смотрит.

– Ты чего? – спрашиваю её.

– Тот рыжий страшный какой, – шепчет мне Олеся.

– У него уже есть две жены, в Радогощь появится третья, – продолжает рассказывать Аверьян Егорыч.

– Как третья? Разве они мусульмане? – вырывается у меня.

– Нет. У когалов это обычное дело, если муж здоров и может обеспечить всех, и если две жены мало плода приносят, то шаман может разрешить взять третью жену, – поясняет Аверьян Егорыч.

– Фигасе, – выдыхаю я. – Вот так порядки.

– А где невесты? – спрашивает Аня.

– Вон в том шатре, – Аверьян Егорыч показывает пальцем на маленький белый шатер на склоне холма. Он стоит от всех поодаль, окруженный высокой изгородью, на столбах насажены какие-то шашечки. – До свадьбы никому их видеть нельзя.

– Почему? – удивляется Аня.

– Ну значит так принято, – перебивает её Лера.

– Странные порядки, – надувает Аня губки. – А как же девичник?

Мы прыскаем от её слов. Как-то в голове не укладывается шумный современный девичник в этом средневековом племени.

Аня кажется не понимает почему мы смеемся. Она хлопает глазами и начинает гладить свои волосы, распрямляя кудряшки.

Седовласый старик с белой бородой заканчивает свою речь, отпускает женихов и садится за стол, надламывает пирог и тут же все оживают, начинают переговариваются между собой, смеются, берут ватрушки, шанежки. Еды много всякой разной. Тянусь наконец к хворосту.

Пуления Авсеевна разливает из самовара чай по кружкам передает нам.

– Кушайте гости дорогие, у нас тут всё свое и чай на травах, не ваш не магазинский, и мед с целебными травами и варенье, – нахваливает она.

Похоже у них тут всё с травами. Откусываю пирог с рыбой, и там какая-то приправа. Но вкусно, ничего против не скажешь. Меня удивляет, что на каждом столе опять стоит блюдо с высоким куличом, обсыпанном солью и два крашеных яйца по бокам.

– А зачем куличи, не пасха же, – спрашиваю я Аверьяна Егорыча.

– Это символ плодородия, чтобы больше урожая было, зерна и плодов, скота и птицы, чтобы семья разрасталась, – отвечает он.

Сидим, едим пока солнце высоко, но вот оно касается верхушки холма и над поляной раздается барабанный бой. Все тут же встают и кланяются столу.

– Благодарят за вкусную пищу, – поясняет Аверьян Егорыч. – Ну и нам пора, солнышко провожать.

Встаем, идем вместе со всеми к холму, а там уже на вершине горит костер и пляшут в дикой пляске шаманы. На их голые тела, обмазанные глиной, наброшены шкуры, а головы украшают звериные головы волков, медведей, но почему-то все с рогами. Шаманы кривляются, извиваются, улюлюкают, рычат по-звериному и скачут в ритм глухим ударам барабанов. На их тела падают багровые отблески от огромного костра.

Темнеет быстро, вроде вот только светло было, как вдруг махом солнце за холм спряталось и резко стемнело, повеяло осенним холодом. Ежусь, развязываю с пояса рукава кофты и кутаюсь в теплое худи.

Между тем адские пляски достигают своего апогея, внезапно воцаряется тишина: перестают бить барабаны, а шаманы замирают. Что-то движется на вершине холма, мелькает, шевелятся темные тени, но не разглядеть что там происходит. Вдруг огонь вспыхивает ещё ярче и из него вырисовывается гигантское колесо, охваченное пламенем. Оно поворачивается вокруг своей оси изрыгая огненные всполохи, крутится, ускоряясь и мне кажется я вижу в этом огненном круге знакомые символы. Вдруг колесо как будто сходит со спицы и начинает катится по склону холма в сторону реки. Ветер развевает позади него огненную мантию, колесо подпрыгивает на бугорках и сотни ярких искр рассыпаются в темноте. Прекрасное и страшное зрелище!

– Огненное колесо – символ уходящего солнца, – не дожидаясь вопросов, объясняет Аверьян Егорыч.

Колесо врезается в воду, ещё немного катится по дну и с мощным плеском падает в реку. Огонь и вода встречаются вместе и всё затягивает черным дымом, но ещё горят язычки пламени. Течение подхватывает колесо и уносит вдаль.

– Как колесо скатывается, так и солнышко от нас убегает. День на убыль, тепло на холод, жизнь замирает, – продолжает Аверьян Егорыч.

Вдруг барабанный бой вновь оживает, но теперь он слишком громкий и с каждым ударом он всё больше и больше нарастает, от того кажется, что уже дрожит земля под ногами. Шаманы опять пускаются в дикий пляс, набрасываются друг на друга, врезаются рогами. И вдруг люди вокруг нас тоже начинают прыгать, плясать, дергаться, подражая своим шаманам и что-то грубо выкрикивают на своем языке. Мне становится не по себе, хочется уйти отсюда.

– БУМ-БАМ-БУМ-БАМ! – темп ударов усиливается.

Все мельтешит у меня перед глазами и внезапно раздается ужасный грохот похожий на треск скалы, как если бы от землетрясения рушилась гора. В ту же секунду барабанный бой обрывается, словно кто-то невидимый разом рвет мембраны на всех ударных и воцаряется тишина. Люди испуганно смолкают, не кричат уже, не поют, стоят замерев на одном месте, а кто и вовсе уже сидит на своей пятой точке и держится за траву, словно земля сейчас взбрыкнет, и они боятся упасть. И она вздрагивает, резко, обрывисто, будто бы кто-то толкает пласты грунта изнутри. Я не удерживаюсь на ногах и падаю на колени, хватаюсь за то, что попадает под руку, за толстые стебли и меня начинает качать, как пьяную.

– БУМ-БАМ-БУМ-БАМ!

Теперь шум уже идет из-под земли, словно запоздалое приглушенное эхо повторяет все звуки – и барабанный бой, и крики людей – гул нарастает. Земля дрожит, ветер поднимается, свистит в ушах. Хочется зажмуриться, но я смотрю, страшно закрывать глаза. И вдруг на востоке поднимается огромная полная луна и заливает всё вокруг ярким призрачным светом. Из-за того, что она висит очень низко, кажется, что она просто гигантская.

И сразу все звуки затихают, люди оживают, поднимаются с травы, улыбаются. Снова возобновляется музыка, но уже гораздо тише и мелодичнее, женщины начинают петь что-то тоскливое на своем когальском.

– Что это такое было? – спрашиваю я, вставая на ноги и отряхивая джинсы.

– Дух земли открыл родники, – отвечает Аверьян Егорыч, – во время Радогощи можно взять живую и мертвую воду.

– Живую и мертвую воду? – переспрашивает Аня. – Прям настоящую как в сказке?

Ну что она за глупости говорит, наверное, просто целебная вода с каким-то особыми свойствами вот и всё.

– Да, настоящую, – вдруг подтверждает Аверьян Егорыч.

– И любой человек может её взять? – не унимается Аня.

– Нет, не любой, – качает головой Аверьян Егорыч. – Страж родников Аргаст любому не даст. Он сам выберет кому можно набрать воды, а кому нет. А кто ему не по душе придется, тому живым не уйти.

– Уууу… страсти какие, – смеется Олеся. – А посмотреть хоть можно?

– Не советую, – на полном серьезе отвечает Аверьян Егорыч.

Переглядываемся с ней. Что-то мне совсем становится не по себе. Хочется сбежать из этого странного места прямо сейчас.

– Время позднее, – вдруг говорит Аверьян Егорыч, – давайте провожу вас до вашего шатра.

Провожает, так бы не нашли в темноте, фонарей же нет и костры у многих потушены, хоть луна и светит, но всё равно можно заплутать в незнакомом месте. Доводит до нашего шатра, а там уже нас Пуления Авсеевна встречает.

– Ну всё ложитесь и не шастайте ночью. Ночь время духов и иных существ, напоритесь ещё на кого не надобно, – предостерегает она.

– А умыться и в туалет хоть можно? – вздыхаю я.

– За шатром всё, – машет она в сторону леса. – И я вам чаю заварила, хорошего травяного. Выпейте перед сном.

– Завтра во сколько свадьба будет? – спрашиваю её.

– Она не завтра ещё, завтра только предсвадебные обряды и ярмарка, – отвечает она.

– Как не завтра? – вздрагиваю я. – А мы хотели послезавтра утром уже уехать.

– Ну, ничего страшного, – говорит мне Олеся, – останемся ещё на день.

– Так как же лекции? Ещё и семинар у нас, ты не забыла? – пеняю ей.

– Да, прогуляем, – беспечно машет рукой Олеся. – Что зря же мы тащились сюда? Нужно обязательно побывать, такое нельзя упустить.

Вздыхаю, с Олесей бесполезно спорить. По очереди ходим умываться, мы с Олесей идем последними, нас довольно нагло подвинули, хотя я же узнавала на счет туалета, но…, впрочем, со мной так часто бывает.

Уборной оказывается просто место, отгороженное легкой занавеской. К врытому столбу прибит деревянный умывальник. А в туалет видимо нужно на болото ходить. А там ещё кто-нибудь вынырнет и за жопку цапнет. После таких удобств мне ещё сильнее хочется свалить побыстрее домой.

– Ты видела какой он страшный? – говорит мне Олеся, умываясь над самодельной раковиной, напоминающей корыто.

– Кто?

– Да один из этих женихов, – объясняет Олеся.

– Ааа… – вспоминаю я и согласно киваю, – Ага!

Беру в руки кусок необычного мыла и принюхиваюсь. Похоже, что оно самодельное, сами сварили, да ещё туда цветов и трав добавили. Вкусно пахнет и мылится хорошо.

– Бедная невеста, – вздыхает Олеся, – за такого страшного, да ещё и третьей женой. Бррр…

– Угу, – поддакиваю я.

И снова она на меня как-то странно смотрит.

– Что? – спрашиваю я.

– Да, нет, ничего, – отмахивается она.

– Я бы сбежала, – говорю я.

– А вдруг девушка не может сбежать, – вдруг заявляет Олеся.

– Почему?

– А если её караулят? Она там сидит в шатре, а вокруг сторожат, чтобы не сбежала, – объясняет подруга.

– Какой-то девятнадцатый век, – возмущаюсь я.

– Вот именно, – кивает она. – Но нам нельзя вмешиваться. У них тут свои порядки и обычаи.

– Да, – вздыхаю я. – Хотя…

– Что? – Олеся на меня внимательно смотрит.

– А вдруг она старая и страшная и за него пойти у неё это единственный вариант остался, – выдвигаю я новое предположение.

– Ну да, – неуверенно произносит Олеся. – Возможно так и есть.

– Зато второй жених прямо красавец, – вдруг неожиданно даже для самой себя выпаливаю я.

– Тебе он понравился? – сразу же оживает Олеся и загадочно улыбается.

– Ну немного, – смущенно произношу я, вытирая руки.

Мы возвращаемся в шатер. Ребята уже разложили одеяло полукругом, ногами к центральному столбу и спят. Кирилла с одной стороны Аня обнимает, а по другую Лера уже пристроилась. Игорь и Даня поодаль.

Вот откуда эта Лерка вообще взялась? Если бы не она, то вполне возможно получилось и мне рядышком где-то лечь. Совсем рядом с ним… Смущаюсь от этой мысли и ещё больше начинаю ненавидеть эту Леру.

На низком столике стоит чайник с опустевшими кружками. Олеся наливает себе чай в единственную оставшуюся чистую кружку.

– Будешь? – спрашивает она, ещё держа чайник. – Только все кружки грязные, нужно сходить сполоснуть.

– Неа, – мотаю головой, – не хочу.

На самом деле я бы не против попить чайку перед сном, но мне лень идти мыть кружку, да и страшно одной, Олеся точно не пойдет со мной, она уже разделась. И ещё обидно, что они впятером замарали шесть кружек, даже о нас не подумали.

– Ну ладно, – говорит Олеся, ставя чайник. Берет чашку и делает несколько глотков, – чай вкусный, терпкий немного, а так ничего.

Вздыхаю, достаю из рюкзака минералку и делаю несколько глотков.

Снимаю джинсы и худи, и укладываюсь рядом с Олесей у самого края. Одеяла толстые удобные, видать много пуха внутрь набито. И лежать на них мягко и под ними тепло. Вытягиваюсь под своим одеялком.

Олеся вырубается почти сразу, после пары фраз, а мне как назло сон не идет. Вроде и устала, плечи болят от гребли, но уснуть не могу. Всё мне мерещится, что кто-то ходит вокруг нас, топчет траву большими ступнями, неуклюже продирается сквозь ряды шатров, задевая тонкие стенки.

Достаю телефон, чтобы пошариться в интернете, но тут не только интернет, тут и обычная связь не ловит. Вздыхаю, прячу его под подушку, дальше лежу, бессмысленно таращась по сторонам.

Смотрю на сонного Кирилла в окружении девчонок и у меня снова щемит сердце от неразделенной любви. Вспоминаю, как однажды мы всей компанией ходили в кафе, и он подал мне пальто, помог мне одеться. Это был такой счастливый момент. Ах, если бы я была посмелее и не было бы этой Ани.

Они познакомились где-то за неделю до того, как я впервые увидела его. В том же кафе Кирилл и рассказал красивую историю их знакомства. Однажды он перепутал корпуса и приехал не туда, зашел в аудиторию под нужным номером, а там сидела красивая девушка и со слезами на глазах пыталась решить контрольную по высшей математике. Преподша забрала у неё смартфон, тетрадь с лекциями и ушла, заперев её одну в пустой аудитории, дверь закрыла на ключ. Кирилл ворвался в кабинет, не заметив, что выдернул язычок хлипкого замка, потому, как опаздывал на практику по химии. Увидев, что никого нет, кроме заплаканной девушки, и что аудитория и в отдалении не похожа на химическую лабораторию, он сначала опешил, а потом они разговорились, и он понял, что уехал не в тот корпус. Ехать в нужное здание уже не имело смысла, он всё равно бы не успел даже к концу, а тут была очень красивая девушка. Он помог ей решить все задания, а затем вышел из аудитории, с силой хлопнув дверями и язычок замка встал на место… Остаток того дня они провели вместе, и Аня осталась у него на ночь.

Вздыхаю. Ах, почему меня никто так не спасает?

Через окошечки в дверях проникает яркий лунный свет и ложится ровным квадратом на противоположную стенку шатра. Сквозь щели тянет ночной прохладой, натягиваю одеяло до самого носа и смотрю на небо, слушаю лесные звуки. Откуда-то издалека доносится приглушенный гул – то ли бой барабанов, то ли что-то ворочается в глубинных слоях земли.

Вдруг чья-то огромная тень заслоняет свет, на миг мне даже кажется, что я вижу яркий большой глаз в прорези. Вздрагиваю и мигом ныряю под одеяло вместе с головой. Мое воображение рисует огромного великана, заглядывающего к нам, недаром Пуления Авсеевна как-то странно говорила про ночных существ.

Сердце бешено стучит, я боюсь пошевелиться, вдруг он заметит меня и ворвется сюда. Ребята спят, а мне до ужаса страшно и хочется кричать. Я слышу его сиплое дыхание и топот переминающихся больших ног. Неужели я всё это придумала или на самом деле там стоит великан?

Чуть-чуть отгибаю край одеяла и подглядываю через щель, но не в сторону, где двери, туда слишком страшно смотреть, а в бок. На тонкой стене шатра яркий квадрат от лунного света и на нем отчетливо выделяется темная тень в форме большой головы. Миг и тень исчезает, словно её смахивает ветром, снова ровный яркий квадрат и тут же до меня доносится громкий всплеск, потом шлепанье по воде гигантских ног, будто бы великан отправился в лес через то болото. Шаги удаляются и наконец всё стихает.

Лежу некоторое время, прислушиваюсь, но потом всё же осмеливаюсь и высовываю нос из-под одеяла. За дверями никого, оглядываю ребят – все спокойно спят, по ходу никто ничего такого не услышал и не почувствовал. Спят как убитые или опоенные снотворным. А вдруг этим самым чаем? Я же единственная, кто не пила его.

Да, нет, не может такого быть, с чего когалам опаивать нас? Отмахиваюсь от этой мысли и откидываюсь обратно на подушку. От страха голова плохо соображает. Видела ли я кого-то на самом деле или может быть просто на несколько минут отключилась и это всё мне приснилось?

Сердце всё ещё стучит. Пытаюсь успокоиться, но вздрагиваю от каждого ночного шороха, но всё же я незаметно погружаюсь в сон.

Сновидения приходят ко мне какие-то нервные, дерганные. Чудится мне, что я всё падаю и падаю в глубокую темную пропасть и всё никак не могу достичь дна. Вдруг от длительного полета перехватывает дыхание, словно там, в этой пропасти, уже закончился воздух и от недостатка кислорода сжимаются легкие. Я никак не могу вздохнуть, только хватаю ртом бесполезную пустоту и вдруг краешком мозга понимаю, что это всё, что это конец…

Внезапно меня ослепляет яркий свет, вздрагиваю и подскакиваю на постели, с трудом разлепляю глаза. Кто-то распахнул настежь двери, впустив утренние лучи восходящего солнца. Зеваю.