Читать книгу Вторая жизнь - Елена Николаевна Маруфенина - Страница 20
20
ОглавлениеДевчонки долго ещё будут шептаться на сеновале, что уж они себе там, на воображали, бог их знает. Я прошла за занавеску, при свете камелька увидела на кровати Андрея, когда он туда прошёл, я и не заметила. Да и какая разница, он тут! Вот теперь я сделаю всё, чтобы у него даже и мысли не было спать от меня отдельно. Сегодня моя ночь, утром не проспать бы.
Ну, конечно же я проспала, ну как проспала, мелкий меня разбудил конечно, но уже поздновато, пока его накормила, перепеленала, Ирина уже корову подоила и на поле погнала. Я к печке, ещё не топили, только управляются. Значит, не сильно заспалась. Завтрак за мной. Со вчерашнего осталось, хватит покушать. Хлопоты у печи сегодня давались с особой лёгкостью, чувствовала себя влюблённой девочкой, постоянно улыбалась, как семнадцатилетняя дуреха. Аж стыдно стало. Надо взять себя в руки, а то вон Настюха с подозрением уже поглядывает, Иринка придёт точно меня, раскусит. Бог их знает, как они отреагируют на это. Пусть Андрей сам сообщает, что мы теперь семья. Хотя он и словом не обмолвился мне об этом. Опять вперёд паровоза бегу. Ладно, подождём. Мысли о том, что опять тороплюсь, немного меня отрезвили. Это хорошо, а то представляю своё умилённое лицо, бабе уже под полтинник, а вид подростка, если культурно выразиться, не соответствует, на психически больную похожа.
Со стороны деревни доносился шум, я подняла глаза, по тропинке спешила Ира, часто оглядываясь. Сердце куда-то ухнуло. Явно беда.
– Там в деревню лихоманка пришла! Бабы дрекольем гонят её. Она плюётся. Ой, что будет!
– Какая лихоманка? Ты о чем?
На тропинке к озеру появилась какое-то чучело. В грязном тряпье, на голове балахон, ноги обмотаны окровавленными тряпками. За ней, на небольшом расстоянии шла толпа баб с палками.
– Пошла вон, не ходи к озеру. Ой бабоньки, воду сейчас отравит! Да за что же нам наказание такое! Волхва, волхва зовите! – Раздавалось из толпы.
Я пошла по тропинке навстречу процессии. Оборванка остановилась, толпа тоже.
– Плюну щас, – прогнусавила нищенка.
– За, что? Что я тебе сделала? Зачем к воде идёшь? – У меня внутри от страха, аж сжалось всё.
– Пить хочу и есть, – оборванка двинулась на меня. Видя, что я не двигаюсь с места, остановилась, сдёрнула с лица тряпицу. Меня передёрнуло. Из-под балахона смотрело безносое лицо, покрытое глубокими язвами. С провала носа сочился гной.
– Что нравлюсь? – Голос противный, гнусавый, у меня волосы на голове зашевелились.
Я читала про больных сифилисом, а вот вижу впервые, надеюсь в последний раз. Заверезжала Васёнка, это вывело меня из ступора. Повернулась, закричала на девчат, – чего любопытничаете вон отсюда! Быстро! Васелису, успокойте! Глупые девки! – Повернулась к больной и властным голосом приказала
– Стой на месте, я тебе есть, и пить принесу. Зачем по деревням ходишь, что тебе плохого сделали? Не мы тебя заразили, за что наказываешь? Звать то тебя как?
– Любавой звали, – немного смягчилась нищенка.
– Постой Любава, – уже спокойней сказала я. Я сейчас вернусь. А ты еду возьми и иди с миром. Не наказывай людей. Тебе недолго мучиться, осталось.
– А тебе почём знать, – осклабилась беззубым ртом Любава, – ведунья что ли?
– Нет, болячку эту знаю, сифилис называется. Ещё немного помучаешься и всё. А ведунья, вон идёт.
По тропинке к нам торопился волхв, а за ним Прасковья. У лекарки была в руках крынка.
Прасковья напустилась на больную, – Чего пришла, чего лихоманку по домам разносишь? Сама перед богами за себя отвечай, людей, зачем калечить. Вот пей это, легче тебе будет, боль отступит, не ходи к озеру, не трави воду.
Волхв зажёг что-то в чашке, пошёл дым. Я принюхалась. Сера! Это он окуривает Любаву, убивая микробы. Умно! Пока Прасковья и волхв занимались больной, я сбегала к дому, быстро собрала в мешок кое-какую еду, налила в бурдюк воды, молока в крынку, побежала назад к тропинке. Поставила мешок и крынку на землю, нельзя к Любаве прикасаться, опасная болячка, антибиотиков нет и ещё ой, как не скоро будут. Любава как-то притихла, ни сказав не слова, развернулась и пошла прочь. Бабы шарахнулись в разные стороны, пропустив её. Кто-то в толпе заголосил, – Ой бедная, бедная, – только, что дрекольем её отходить хотели теперь жалеют, ох уж эта русская душа.
– Делать-то, что будем? – Спросил кто-то у волхва.
– Завтра до петухов, к капищу вдовы и девки пусть придут, – распоряжался волхв, – светать начнёт, опашем деревню, чтобы мора не было. Да, чтоб чистые у меня были! И носа никому, не высовывать пока не закончим! – Прикрикнул он.
Выловила Ирину, – ну-ка, рассказывай, что надо делать и не надо на меня так смотреть. Не знаю я обычая такого.
– А, что у вас мор не так изгоняли?– Спросила она
– Не было у нас мора, вообще, никогда.
– Да ну! Вот счастливые, а у нас редко какой год обходится без него. А ты завтра на сеновал до рассвета влезь и всё сама увидишь, только тихо сиди, не высовывайся. Нельзя конечно смотреть, ой, а ты ведь вдовица, пойдём с нами, тебе можно.
– Это здорово, сейчас баньку немного протопим, помоемся
– Опять,– возмутилась Иринка, – кожу всю смоем, кикиморы утащат, далась тебе эта помывка.
–Так не я придумала, волхв сказал чистыми быть надо
–Ха-ха-ха, – засмеялась девчонка,– Ну ты как дитя честное слово, чистыми, значит без девичьей крови.
Сделав вид, что поняла её, кивнула и пошла к дому. Пройдя немного, стукнула себя в лоб, вот балда, без месячных, вот что это значит. Ну, точно как дитя.
Рано утром оставив Алёшу на Настю, мы отправились на капище. Там уже собрались пять девчонок, немного старше Иринки и две бабы, вдовы. Подошёл волхв, осмотрев нас, и видимо не обнаружив ничего лишнего, кивнул.
– Ну, всё, требы, что нужны были, я богам отдал. Раздевайтесь и начнём с божьей помощью.
В смысле, раздевайтесь? Я на такое не подписывалась. Хорошо про себя возмущаюсь, смотрю девки, и бабы молча снимают с себя одежду, кладут на траву, Иринка пихнула меня в бок, зашептала, – ну чего, одёжку скидывай, сама же хотела смотреть.
Я заторопилась, разделась. Стоим все совсем голые, я руками прикрыться пытаюсь, Иринка меня опять пихает, зло смотрит. Ладно, попробую как все. Никто, никого не стесняется, стоят, перешёптываются, ну и я буду делать вид, что так и надо. Вся компания впряглась в вожжи, и мы дружно потянули лемех. Волхв шёл сзади, управляя глубиной борозды. Представляю, какой вид старику открывался, бабёнки мы все русские, попки у нас о-го-го. Одна из баб затянула песню, остальные подхватили
Вот диво, вот чудо! Девки пашут, бабы песок рассевают! Когда песок взойдёт, тогда и смерть к нам придёт.
Причём песню эту они орали, слова незамысловатые, в этот ор включилась и я.
Хорошо деревенька небольшая, круг вспахали быстро. Было бы чуть больше домов, охрипли бы все. Дотащив лемех обратно до капища, получили порцию дыма от волхва, и пошли домой.
– Всё, что ли? – Спросила я у Иринки.
–С нас да, сейчас если волхву кошка или собака попадётся, он её убьёт
– Зачем, – ужаснулась я
–Так мор в них спрятался, мы знатно пошумели и вспаханную черту он уже не перейдёт.
–А если ни кошки, ни собаки не будет, что тогда?
–У богов помощи просить, – философски ответила Иринка.
Ну и утречко началось. На весь день заряд бодрости такими упражнениями получила. Только смысла в этом действе я не поняла.
– Ирин, а мы зачем так орали, я теперь весь день не смогу разговаривать. Нас, наверное, на том берегу озера слышно было.
–Так это и хорошо, – ответила Иринка, – мы мор пугали, должен уйти.
Понятно, святая наивность, вот бы, правда по орал и выздоровел, сколько бы людей не мучились.
– Слушай, а в огород то когда можно? Такая погода стоит чудесная, земля пересохнет, – беспокойно спросила я.
– Так завтра Овсень большой. С утра сходим Даждьбогу требы, отдадим и в огород. Приготовить сласти надо.
– Ну, тогда пошли к печи, – чуть не сказала к плите, – пирогов напечём, и я тортик сделаю.
–Торик? Это, что торик? – Удивилась Ира.
–Торт, это такой пирог, медовик. Сладкий, сладкий
–Сладкое мы любим, – облизнулась девчонка.
Пока готовила всё для выпечки, вопросы Ирине задавала
–Слушай, а пшеницу вы сеете, и где?
– Нет,– начала объяснять Ира,– батюшке некогда, он в кузне весь день, а кто будет пахать. Да и не надо нам.
– Как не надо? А где же вы всё берете?
– Ну, вот смотри, – терпеливо, как мальцу пустилась в объяснения Иринка, – у всех всё ломается, вот у дяди Первуши топор сломался, он куда пойдёт? Правильно к батюшке, а если батюшка в поле будет? Кто будет чинить? Вот он и работает в кузне, а дядька нам дров за топор привезёт, а у него не только топор сломаться может, много чего. Вот батюшка всем чинит, а нам несут и пшеницу, и горох, в общем всё. А ещё коней часто подковать приезжают, чужих много, так они монетки дают, а мы осенью на ярмарку поедем и купим, чего не достаток.
Словно в доказательство к кузне подкатил крытый возок. Возница спрыгнул с козел и пошёл в кузню, видно с Андреем договариваться. А пассажиры к нам подошли. Поздоровались. Немолодая уже девица, слегка располневшая и её суетливый спутник. Причём мужичонка норовил быть сразу со всех сторон, как она терпит его?
– Быстро воды испить принесите, – приказал он нам. Ну, чего стоите бегом!
Это, что ещё за явление Христа народу?
– Ага, уже бегу, видишь, вон у крыльца споткнулась и упала? – Сказала я, не сделав и шага.
У мужичонки аж шапка приподнялась, так он брови поднял от удивления.
– Ты кто такая! – Завизжал он, – Это боярыня, жена Муромского боярина Всеслава
– Очень приятно, а я жена кузнеца, дальше, что?
– Закрой рот Федул, – подала голос боярыня, – больше я с тобой не поеду никуда. Зачем Всеслав тебя со мной отправляет? Раздражаешь! Пошёл вон!
Здравствуй, – это ко мне уже, – прости меня хозяйка, воды дай испить, жарко. И за хама этого прости.
– Бывает, твоей вины нет боярыня. Проходи под навес, сейчас кваску с ледника девчата принесут.
Мы расположились под навесом, Настя принесла квас, налила гостье. Ну и, о чём я с ней разговаривать должна? Терпеть не могу светскую беседу. Говорить начала сама боярыня.
– До меня слухи дошли, вот решила сама проверить. Тем более подвернулась оказия. – Она замолчала, пригубила напиток.
– Что за слухи-то? – Потеряла я терпение.
– О тебе. Девка моя в деревне при набеге была, видела, как ты ребёночку на свет помогла появиться. Клянётся, что правда. Вот я и решила на этакое чудо глянуть. В пяти вёрстах усадьба наша стоит.
– Нет сложного ничего, мёртвая уже мамка у мальца была, вот и вытащила его, разрезав живот. Тем более родить она должна была на днях. Всё одно к одному сложилось. Мы так у коровы телка доставали, – я резко оборвала рассказ, блин, чуть не сказала, машиной сбили, следить за языком надо. Сделала вид, что поперхнулась, глотнула квас, продолжила.– Волки корову стельную порвали, а она вот, вот телиться должна была. Так телка вытащили. Только и всего. У живого человека вряд ли так можно. – Будем думать, про кесарево сечение я ничего не знаю.
– Жаль, думала плод так вытравить можно, – огорчилась барыня. – А сама-то, откуда будешь, из далека? Не слышала у нас, чтобы телят так спасали.
– Из далека, под Омском деревенька наша была. Татары разорили, меня вот аж досюда догнали.
– А не выглядишь замученной, холёная, ручки гладкие. Не из крестьян что ли, – я поспешно спрятала руки под стол.
Вот глазастая, сейчас огород начнётся и руки от крестьянских не отличишь, гусиный жир с настоем из ноготков, это вам не крем бархатные ручки, эффекта не будет.
Барыня встала, пошла к кузне. Федул помог ей сесть в возок, уехали. Подошёл Андрей
– Не понял чего приезжали, Третьяк сказал возок осмотреть, на той неделе ступицу чинил, чего осматривать?
Третьяком, как я поняла, звать кучера или как он там сейчас называется
– Барыня на меня приезжала посмотреть, любопытно ей.
Мы стояли рядом на тропинке и смотрели в след уезжающему возку.
– Вы же сегодня сладости будете готовить, приготовьте кулагу, давно не ели. – Попросил Андрей.
– Хорошо, – кивнула я. А у самой аж мозг заскрипели. Где я ему возьму курагу? Нет, он не сказал дать курагу, сказал приготовить. Курага, насколько помню, сушёный абрикос. Картавостью Андрей не страдает, просит куЛагу. Пошла Иринку опять удивлять.
–Я для мазюни всё приготовила, – не удивилась Ира моему вопросу, а и то правда, сколько же можно удивляться моей бестолковости.
Они меня, что договорились с отцом непонятными словами задрать? Ага, не на ту нарвались. Виду не подам, что не знаю этих блюд.
– А отец кулагу заказал, – как ни в чем небывало сказала я. Типа какая мне разница, что кулага, что мазюня, всё умею готовить.
А вот интересно мне, Ивлев что скажет по поводу этой кухни? Если чугуном запустит, и не увернёшься, мало не покажется и чугун вдребезги не разобьётся
Я медовик готовлю, остальное девки пусть стряпают.
Выпекая коржи для медовика, внимательно смотрю за Ириной. Она кулагу и мазюню взялась готовить. Рассказываю рецепты. Между прочим, жутко полезное лакомство получается. Витаминов куча, а нас в школе учили, будто люди в до христианстве все, как один цингой страдали, от авитаминоза мучились, как бы не так. Это нашему поколению многих витамин не хватает. Ой, от темы ушла, рецепты. Надеюсь, солод во всех холодильниках стоит.
Так вот берём солод, заливаем кипятком, даём настояться час. Пока солод настаивался, Иринка чёрную редьку почистила, очень тоненько нарезала кружочки, насадила на острые веточки, шашлычок изобразила, сунула в печь. Стою на редьку, смотрю и к сладостям ни каким боком привязать не могу. Попробовала кусочки, редька как редька, сладким и не пахнет. Управившись с редькой, засыпала в солод муки, сушёной калины замесила тесто. Массу положила в чугун, очень мелко растёрла корку со ржаного хлеба и тоже высыпала к тесту. Подмесила вместе с крошками. Накрыла чугун, обмазала крышку жидким тестом, чтобы воздух вообще не попал, и поставила в печь, до утра. Печь уже не топиться в ней просто тепло. Всё мазюня будет завтра готова. Как-то мне не очень хочется это пробовать.
Ирина взялась за кулагу. Из высушенной редьки сделала муку. Сварила сироп из мёда, добавила перец, корицу, мускат. Смешала готовый сироп с мукой из редьки, вылила эту мешку в чугун и так же хорошо запечатала, как и мазюню, сунула чугун в печь. Тоже завтра готово будет. Вид и у кулаги не очень аппетитный. Но завтра точно всё попробую. Помню тошнотворный вкус из детства, чёрная редька с мёдом. Очень хорошее средство от кашля, было, надеюсь, что у кулаги не такой вкус.