Читать книгу Психология религии: между теорией и эмпирикой - Елена Орел - Страница 8

Следующий шаг нашего рассуждения будет заключаться в следующем: мы постараемся показать, что для каждого из этих путей к подтверждению либо опровержению религиозного суждения (будем называть их для краткости путями верификации) истинно то, что реальная (то есть рациональная, не психологическая) доказательная сила их ограниченна и что ни каждый из них по отдельности, ни какая бы то ни было их комбинация не решают задачу верификации религиозного суждения удовлетворительно и в полном объеме. Каждый из этих каналов верификации суждения действительно «работает» в определенных рамках, но имеет свои границы, то есть имеет достоинство реального доказательства в пределах некоторой ограниченной области, по выходе из которой применение его может с рациональной точки зрения вести только к заблуждению.

Имеют ли рациональную силу аргументы «от авторитета»? В известных пределах да; так, для ребенка суждение взрослого о том, что хорошо и что плохо, должно выступать как истина «в последней инстанции», и это рационально и практически оправдано, так как ребенок через общение со взрослыми познает нормы социума, в который он «врастает»; разумеется, взрослый лучше осведомлен о том, что хорошо или плохо с точки зрения социума, и он может помочь и помогает ребенку в этом разобраться; его авторитет подтвержден самой ситуацией, он оправдан. Также для неофита верифицирующим фактором является авторитет священника, муллы, раввина и т. п., и это тоже совершенно оправдано с рациональной точки зрения: все эти наставники – люди более искушенные в истинах веры. Для спорящих между собой священников или монахов является действенным (и это рационально оправдано) авторитет Библии или писаний святых отцов – так как они (по умолчанию, заведомо) находятся в рамках одной и той же ценностной системы, круг которой описывается этими авторитетными источниками, и за пределы этого круга они «договорились» не выходить (то есть ссылка на авторитет в этом случае оправдана ситуацией и потому рационально основательна); они согласились относительно общих аксиом и спорят по частным случаям, которые должны из этих аксиом выводиться. Их доверие к авторитету обосновано объективной ситуацией, в которой они пребывают.

Но как быть в ситуации столкновения различных ценностных систем, когда друг против друга выступают равномощные авторитеты? Когда мама с бабушкой учат ребенка одному, а школа совершенно другому; когда раввин скажет: «Это истинно, потому что так написано в Талмуде», а мулла скажет: «Нет, истинно другое, то, что находит подтверждение в Коране», – кто их рассудит? Столкнувшись с такой оппозицией, человек сначала будет психологически склонен сделать выбор в пользу либо той позиции, за которой стоит бо́льшая степень социального признания (например, степень весомости авторитета или количество значимых авторитетов), либо той, которая для него более «своя» (то есть имеет бо́льшую степень социального признания в «своей» среде, которая играет роль авторитета); столкновение же равномощных авторитетов (или позиций, которые в равной степени пользуются социальным признанием), как правило, и ведет к тому, что в поисках оценки суждения обращаются к другим путям верификации – к логическому рассуждению или опыту. Весомы и другие причины отказа от доверия авторитетам; апелляция к авторитету плохо дружит с рациональностью и свободой, и для человека, в котором достаточно сильно развито рациональное начало и стремление быть объективным в своих оценках, уход от социального признания как фактора верификации вообще и применение иных путей верификации суждения нередко будет связан просто с достижением определенного этапа взросления.

Не будем упускать из виду и того, что степень доверия к тому или иному пути верификации суждения меняется от эпохи к эпохе. Если Средневековье фактически считает апелляцию к авторитету «царицей доказательств», то Новое время ведет против авторитета решительную борьбу (имеется в виду именно обращение к авторитету как принцип верификации суждения, а не доверие конкретным авторитетным лицам), и в результате для современной науки (которая, понятно, оперирует фактическими суждениями) апелляция к авторитету как способ доказательства фактов и законов практически уже немыслима. С ценностными суждениями дело обстоит несколько сложнее, но все же нет необходимости доказывать, что с точки зрения рациональной авторитет и истинность ценностного суждения – вещи «параллельные», по сути, никак друг на друга «не завязанные». Скорее, есть необходимость напомнить, что в психологическом аспекте авторитет все-таки «работает», то есть у большинства людей – в большей или меньшей степени – представлена склонность принимать на веру суждения, подкрепленные достаточно большой мерой социального признания; эта склонность нормальна и естественна, она заявляет о себе чуть ли не с первых месяцев существования человека, так как является важнейшим условием его социализации, и степень преодоления этой склонности – то есть развития так называемого критического мышления – варьируется от индивида к индивиду в весьма широком диапазоне. Можно сказать, что ссылка на авторитет не является действительной верификацией суждения, но многими в качестве таковой воспринимается и переживается, что является предпосылкой формирования важной и весьма распространенной иллюзии – иллюзии оправданности, подтвержденности, доказанности собственной ценностной позиции (или оправданности собственного ценностного выбора). В свою очередь переживание оправданности собственной ценностной позиции (то есть тех ценностных суждений, с которыми субъект идентифицирует себя, на базе которых строит свою самооценку) – это важный фактор психического комфорта, который большинство людей – осознанно или бессознательно – старательно, а иногда и воинственно оберегает.

Если же авторитет все-таки утратил свою силу и человек ищет оправдания своим оценкам на других путях, то у него, как уже было сказано, остается две возможности: он либо начинает рассуждать (логический путь), либо ищет опору в собственной непосредственной, часто спонтанной, опытной оценке (путь опыта). Но и тут он сталкивается с ограниченностью, которую обнаруживает каждый из этих путей. Рациональное рассуждение в сфере религиозного сознания (как и в любой ценностной сфере) возможно лишь в рамках некоторой системы, заданной, по сути, аксиоматически. Так, христианин может рассуждать о том, полезен пост или нет для спасения души, и он может и привлекать аргументы из авторитетных источников (например, проанализировать, что о различных видах поста говорят библейские тексты) и черпать их в непосредственном личном опыте, соблюдая посты, предписанные Церковью. Однако он не может ставить под вопрос сам тезис о необходимости стремиться к спасению души, разумеется если он хочет оставаться христианином; это аксиома, которая является «системообразующей», и отказ от нее будет означать отказ от всей системы. Другой пример: можно дискутировать о том, допустимы ли в христианской церкви изображения Христа, как дискутировали об этом в свое время иконоборцы и иконопочитатели; но невозможно ставить под сомнение саму необходимость почитания Божества, каковым является Христос для христиан, независимо от того, есть ли в храме Его изображения или нет. Средневековая схоластика предлагала рациональные доказательства бытия Божия, претендуя тем самым на то, что решала наиболее глобальный религиозный вопрос при помощи одной лишь логики; однако – не говоря уже о том, что эти доказательства были многократно подвергнуты рациональной критике не только философами, но и теологами, – убеждающая сила этих доказательств, то есть их психологическое воздействие, никогда не была настолько велика, чтобы под их влиянием человек мог изменить ценностный выбор, отказавшись от атеизма или агностицизма; психологически они служили лишь тому, чтобы укрепить уже состоявшийся выбор в пользу веры в Бога. По-видимому, для «последних истин», то есть для наиболее общих аксиом любой системы ценностей, процедуры рационального доказательства нет и быть не может, как нет такой процедуры и в математике, где с аксиомами предлагается без доказательства согласиться, чтобы всякое доказательство потом строить на них.