Читать книгу Манифестация факта в русском высказывании, или Событие выражения - Елена Осетрова - Страница 6

Выбор языковой грани объекта, в плоскости которой проведены дальнейшие наблюдения, заставляет учитывать контекст нескольких лингвистических направлений, а именно:

▪ семантического и коммуникативного синтаксиса,

▪ лексической семантики,

▪ активной грамматики,

▪ теории языковой картины мира.

Каждое из них вносит свой вклад в формирование теоретической базы работы.

2.1. Исследование языковой картины мира и антрополингвистика

Языковая картина мира (ЯКМ) – составляющая общей картины мира (КМ) – «исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, репрезентирующего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека. Картина мира … субъективный образ объективной реальности» [Постовалова, 1988: 21; об истории данного понятия см. там же: 12–18; Корнилов 2011: 5–21]; в других исследованиях под это понятие подводится «модель мира» [Цивьян 1990: 5; Шмелев 2002; 2002а] и обсуждаются взаимосвязи картины мира и языка как формы ее содержания [Колшанский 2006; Корнилов 2011].

Материалом для реконструкции языковой картины мира служат только факты языка: лексемы, морфологические формы, синтаксические конструкции и т.п. [Языковая картина мира … 2006: 34].

Хотя понятие языковой картины мира кажется вполне освоенным отечественной лингвистикой – до такой степени, что внедрено в терминологический аппарат вузовских учебников и пособий [Кронгауз 2005; Радбиль 2010; Коньков, Неупокоева 2011; Корнилов 2011], Н.Ф. Алефиренко, со ссылкой на Ю.Н. Караулова, отмечает скованность лингвистов при оперировании им как термином и придание ему метафорического характера [Алефиренко 2009: 65]. Это становится очевидным при знакомстве с несколькими оценочными определениями: разные авторы называют ЯКМ «языковым мировоззрением» [Бахтин; цит. по: Борухов 1991: 16] «душой языка» [Борухов 1991: 16], «обыденной картиной мира» или вообще присваивают ей статус наивной модели мира [Туровский 1991: 91; Апресян, Апресян 1993: 30; Языковая картина мира … 2006: 34].

Споры вокруг данного понятия до сих пор живо ведутся на страницах научных изданий, итогом чего можно считать список более или менее пересекающихся дефиниций:

▪ языковая картина мира – это «зафиксированная в языке и специфическая для данного языкового коллектива схема воспроизведения действительности» [Яковлева 1999: 9];

▪ «языковой картиной мира принято называть совокупность представлений о мире, заключенных в значении разных единиц данного языка (полнозначных лексических единиц, "дискурсивных слов", устойчивых сочетаний, синтаксических конструкций и др.), которые складываются в некую единую систему взглядов» [Зализняк 2006: 206–207];

▪ «языковая картина мира есть воспроизведение в языке при помощи средств языка предметов и явлений окружающей действительности … Отражая мир в его бесконечном разнообразии и целостности, языковая картина мира указывает на составляющие картины, их состояние, положение, то есть связи по отношению друг к другу» [Алефиренко 2009: 66].

При углублении в проблему заметно, как одни лингвисты занимаются критической оценкой уже существующих формулировок [Князев 2011: 264–265], другие выводят свои собственные, а третьи вовсе обходятся без этого, предпочитая заниматься обработкой конкретного материала на основе интуитивно прочерченных профессиональным сообществом векторов научного анализа. Результаты таких корпоративных усилий впечатляют: в обзоре Ю.П. Князева даются ссылки на множество серьезных авторских и коллективных исследований, опубликованных за последние 10–15 лет [Князев 2011]; о том же свидетельствует библиография, собранная в [Корнилов 2011].

Актуальность исследования картины мира осознается особенно остро в последние десятилетия ХХ в. в связи с обострившимся интересом к «человеческому фактору» и формированием антропоцентрического подхода в различных научных областях [Роль … 1988: 8; Логический анализ … 1989: 3–4; Розина 1991; Цивьян 1990: 12; Алпатов 1993: 15; Горелов, Седов 2010: 6–7].

Традиции отечественной антрополингвистики были заложены еще на рубеже XIX и XX вв. трудами И.А. Бодуэна де Куртенэ и развивались усилиями М.М. Бахтина, В.В. Виноградова, Г.О. Винокура, Е.Д. Поливанова и мн. др. Символично, в частности, название вступительной статьи К.Ф. Седова к сборнику избранных бахтинских работ – «М.М. Бахтин – знамя отечественной антрополингвистики» [Седов 2010: 3–4].

Сегодня трудно найти профессионала, который не затрагивал бы проблему антропоцентрической направленности современного языкознания. Зайдет ли речь о психолингвистике или коммуникативистике, лингвистической когнитологии или речеведении, жанроведении или лингвоперсонологии, а тем более о теориях языковой личности или языковой картины мира – в преамбуле автор наверняка несколько слов посвятит тотальной ориентации гуманитарных практик на человека как субъекта общения. Эта тема – своеобразное общее место публичной, социально ориентированной лингвистики – свидетельствует о жестко откорректированном угле научного зрения: человекоемкое содержание объектов, выделяемых профессиональным взглядом, вряд ли изменится в обозримом будущем.

Для нас принципиально указать на то, что антропоморфизм не является лишь парадной идеей, но зачастую становится настоящей методологической и / или методической базой лингвистической работы.

Из конкретных примеров приведем оригинальную трактовку типологии грамматик В.В. Богданова, в контексте которой автор, рассматривая нормативные (предписывающие), узусные (описательные) и генеративные (моделирующие) грамматики, доказывает их принципиальное единство: «Антропоцентризм нормативной и узус-ной грамматик проявляется в их непосредственной связи с пользователем. Нормативная грамматика как бы предписывает говорящему: "Ты должен говорить так", а узусная регистрирует: "Ты фактически говоришь так". Что касается… генеративных грамматик, то они как бы говорят коммуниканту: "Когда ты выступаешь в качестве говорящего, ты ведешь себя так, как это моделируют… генеративные грамматики с семантическим центром или базой. Если же ты оказываешься в роли слушающего, то твое языковое поведение моделирует трансформационная порождающая грамматика". Таким образом, все грамматики ориентированы на потребителя и описывают его поведение» [Богданов 2007: 241].

Другая иллюстрация приведенного выше наблюдения – исследования И.Е. Кима, находящиеся в русле этнолингвистики и языковой семантики. Анализ построен здесь на гипотезе о глобальном делении картины мира на семантические сферы-слои, определяемые по отношению «населяющих» эти сферы участников к человеку, который поставлен в центр мироздания. Первый слой образует самосознание человека, или эго-сфера, второй – личная сфера, в которой объекты внешнего мира приобретают качество сопричастности из-за установленного человеком тесного условного контакта с ними.

К третьему слою отнесены прочие феномены, которые находятся за пределами Я и его привязанностей-сопричастностей. Собранные факты лексического, морфологического и синтаксического статуса свидетельствуют именно о таком трехслойном представлении об универсуме, в котором по-хозяйски распоряжается наивное языковое сознание [Ким 2009: 12–23; 2011].

Наконец, содержательный и системный исторический обзор антропоцентрической парадигмы лингвистики дает Г.М. Мандрикова, начиная с работ В. Фон Гумбольдта и через идеи Э. Бенвениста, Л.В. Щербы и Ф.И. Буслаева подводя к современным концепциям и методологиям В.В. Морковкина, Ю.Н. Караулова и В.М. Алпатова [Мандрикова 2011; 2011а]. Ее диссертация посвящена выявлению специфики таронимов и агнонимов, установлению причин их возникновения в речи и механизмов динамичного распространения (данные типы лексической системы определены В.В. Морковкиным и его коллегами [Морковкин, Морковкина 1997]).

В функции агнонимов выступают слова и фразеологизмы, неизвестные или непонятные носителям языка: архаизмы и историзмы, неологизмы и узкоспециальная лексика, использование которых именно поэтому вызывает ощутимую заминку; к примеру: подовый – испеченный на нижней горизонтально поверхности в печи) [Иллюстрированный словарь… 1998: 138], морганатический (брак, заключенный царской особой с лицом нецарского рода) [Крысин 1998: 456], кластер