Читать книгу Как продать слоника? - Елена Павловна Жукова - Страница 5

Глава 5. Те же 87 кг 800 г в самопрезентации

Оглавление

Если самооценка низкая, способы похудения мы невольно подбираем не по принципу их максимальной эффективности, а по принципу максимальной мучительности. Если диета, то непременно полуголодная, чтобы голова кружилась и в глазах темнело; если тренировки, то до седьмого пота, до изнеможения. Такие действия редко идут на пользу. Чаще случается срыв, а за ним новый виток нарастания веса, депрессия, «самоедство».

Но низкая самооценка мешает худеть даже без всех этих насилий над собой: зачем мучиться, если человек и так знает, что у него в очередной раз ничего не выйдет? Более того, снижение любви к себе прямо ведет к нарастанию веса. Человек со сниженной самооценкой все время старается вести себя тихо, никак не выделяться, «не высовываться», ограничивает свои контакты, сокращает общение, снижает тонус и степень вовлеченности в жизнь. Все это прямо ведет к снижению расхода энергии и к повышению потребления пищи. Ведь когда ты себе не рад, когда тебе одиноко и тоскливо, еда, особенно сладкая и жирная, оказывается чуть ли не единственным средством, способным хоть как-то тебя утешить, внести в твою жизнь хоть какое-то подобие праздника. Поэтому лучше заняться повышением самооценки перед похудением или в самом его начале.


На самом деле, Ленке я про наше с Куликовым соглашение ничего не сказала. По дороге домой она все время чирикала про своего носатого Рубика. Что он три года тому назад женился на какой-то армяночке, дальней родственнице из Еревана. И что совсем недавно они родили девочку. Да. Если б я была Рубиковой женой, ни за что не отпустила бы мужа одного на эту тусовку. Он весь вечер увивался за Ленкой. Старая любовь не ржавеет. Блин, на самом деле эти детско-юношеские привязанности как мины. Не заметишь, как наступишь, и – ба-бах! – взрыв! Хорошо, что у меня в классе не было постоянного увлечения. Или, наоборот, плохо? Было бы, чем утешиться. Замутить какой-нибудь безответственный романчик. Говорят же, что секс очень способствует похудению…

Короче, Ленка вываливала на меня какие-то малоинтересные подробности из жизни Кубика-Рубика. Я машинально кивала головой, а сама обдумывала более увлекательную тему. Интересно, могла бы я переспать с кем-нибудь из одноклассников? Вот хоть с Куликовым. Ну, просто ради поднятия самооценки. И ради здоровья, конечно. На самом деле, Вовка сразу же застолбил границы. Типа: никаких романтических отношений. Какая самонадеянность! Как будто бы я только и мечтаю затащить в постель этого Ушана. Да.

Можно оприходовать Дюсика Красносельского. Тем более, что я ему когда-то нравилась. Но он какой-то… вялый. Тюха. И Витька Гречков тоже не то. Рубашка под пиджаком мятая, под носом торчит недобритый пучок щетины. И за столом он капнул майонезом себе на брюки. Да. Нет, все-таки из трех неженатиков Куликов – самый привлекательный. Хоть и псих. Зато харизматичный псих. До харизмы Маназиля ему, понятно, как минтаю до осетрины. Но что-то в нем все-таки есть…

– Мать, ты где витаешь? – знакомый командный голос прервал мои мысли. Да. Нескромные мысли. – Я тебя уже третий раз об одном и том же спрашиваю.

– Я здесь, Ленок, – привычно отозвалась я. – Я тебя слушаю.

– Да? И что я сейчас сказала?

– Что я где-то витаю.

– А до того?

Я поняла, что попалась: не слышала ни слова. Поэтому быстро включила идиотку.

– Что до того?

– Я спросила, где ты весь вечер пропадала? Ты и фотки не пришла смотреть. Где ты была?

– На кухне.

– Одна? – подозрительно прищурилась Ленка.

– Сначала одна, а потом с Куликовым.

– С Ушаном? Он же тебе никогда не нравился. Кстати, а он женат?

– Не нравился. Не женат. И предложения он мне не делал.

– И чем вы с ним на кухне занимались?

– Вовсе не тем, чем ты подумала. Просто трепались. Про жизнь.

Я вдруг испугалась. Если Ленка узнает про нашу с Куликовым сделку, то может в два счета ее расстроить. Просто так, из ревности. Или из вредности. И я, как всегда, не смогу ей сопротивляться. Да. Короче, вместо счастья взаимной любви через три месяца, я буду продолжать сидеть на диване перед телевизором. И жрать шоколад. Да. От страха я собралась. И так небрежно, но почти убедительно соврала – опять!

– В общем, это было довольно скучно.

На самом деле, чем дальше, тем больше меня охватывало возбуждение. Куликов обещал счастье через три месяца. Три месяца – это июнь, июль, август. То есть в августе. Самое позднее – в сентябре. Блин, неужели в сентябре я выйду замуж? По взаимной любви… Страстной. Я невольно представила себе совершенного Маназиля в черном жениховском костюме. С белой гвоздикой в петлице. И я сама в белом кружевном платье до полу. Без фаты – не надо, все-таки второй брак! Можно надеть шляпку. Или просто вплести в волосы цветы. Белые. Да… Нет. Это невозможно! После того, как я его оскорбила! Да это вообще невозможно. Даже если я похудею. До своих прежних пятидесяти семи. Он же Совершенство! А я…

Но, может, тогда не Маназиль? А кто-то другой. В смысле, интересный мужчина, который будет любить меня. Да. На руках носить… Нет, на руках – это слишком. Поясницу надорвет. Если он не тяжелоатлет… А если тяжелоатлет? Типа мастер спорта по тяжелой атлетике? Да я для него буду просто пушинкой! Интересно, как Вовка рассчитывает все это устроить? Может, он просто поиздевался надо мной? Как над полной идиоткой.

Короче, дома я снова встала перед зеркалом. Ну, чтобы оценить свои шансы на счастье. К сентябрю. Надо посмотреть на себя максимально объективно. Скажем, так, как смотрит на меня Куликов. Да. Что он видит?

Я сильно зажмурилась. На несколько секунд. А потом резко открыла глаза. Чтобы свежим взглядом изучить стоявшую передо мной незнакомку. Какой ужас! В зеркале отражалась толстуха в нелепом платье. «Выглядишь… монументально» – вспомнила я. Эти идиотские оборки-крылышки превращали верхнюю часть тела в кубик. Широкий пояс совсем не подчеркивал отсутствующую талию. Фалды юбки еще больше расширяли жирные бедра. А снизу торчали две тощие ножки. Как у рахитика. И все тело было заляпано огромными лилово-розовыми кляксами цветов. Да. Сногсшибенная красавица Рита! Блин, как я могла не разглядеть этого уродства в магазине? Почему позволила консультантше Ирине всучить мне это жуткое платье? Да еще по цене семидесяти пяти шоколадок!

Короче, я содрала с себя все это шелковое безобразие. И осталась в утягивающей грации телесного цвета. В ней я выглядела немного лучше. Совсем немного. Из-под резинок выпирало, рвалось на волю пухлое тело. А грудь, та просто вываливалась из чашек бюстика. Вот если б грудь оставить как есть, а с живота и с бедер срезать килограммов двадцать. А еще лучше тридцать. Да. И еще на пару кило убрать щеки и лишний подбородок. Что-то типа липосакции. Хотя, когда откачивают жир, выглядит это жутко! Будто качают насосом от велика. И стоит это, понятно, дорого. Уж точно больше, чем семьдесят пять шоколадок!

Да. Но если не похудеть, шансов у меня мало. Блин, ну почему так трудно сбрасывать вес? От одной мысли о диете сразу же аппетит просыпается! Организм инстинктивно хочет защититься от голода. Да. Кстати, я где-то слышала, что идеальная форма – это форма шара. Ну, почему люди не стремится к идеалу? Я была бы близка к совершенству. Совершенство… Маназиль. Да. Нет, я бы не хотела, чтобы он превратился в шарик. Пусть лучше остается таким, как есть! Стройняшкой. Шоколадно-клубничной мечтой!

На самом деле, у каких-то там африканских племен считается, что чем толще жена, тем престижней для мужа. Из меня могла бы получиться вполне себе престижная жена. Для вождя какого-нибудь племени. Я представила себе Маназиля в набедренной повязке. Перья на голове. Бусы в несколько рядов. Поверх шерстяной груди. М-м-м… Как это… возбуждающе. И вот он такой идет ко мне. А я типа сижу у костра. Среди других женщин племени. Но все они тощие, как швабры. Как нынешняя Владикова журналистка. Или как Мурена. А он, в смысле Маназиль, указывает на меня и говорит: «это моя женщина!». Да. Бред какой-то!

Короче, я всю ночь провертелась в постели без сна. Сомневалась, надеялась. Впадала в отчаянье. Да. Зато ни разу не подошла к холодильнику! Наверное, накануне пережрала «оливье». А утром, не выспавшейся, поплелась на работу.

От Куликова целый день не было ни ответа, ни привета. Я уже подумала, что он забыл. Наигрался в психа-аналитика. Или просто решил не связываться с полной никчемушницей. Да. На самом деле, я уже привыкла смиряться с ролью отвергнутой. В ней даже было что-то такое… горько-сладкое. Такое извращенно-приятное. Что-то возвышающее меня над массой благополучных самодовольных людей.

Но Вовка все-таки позвонил. Под самый конец рабочего дня. Когда я уже перестала надеяться. Мой треснутый поперек экрана смартфон разразился истерической трелью. Да. Вспугнул клиента и наших страховых дам. Татьяна Пална даже перекрестилась. Мне ведь обычно никто не звонит. Поэтому я никогда не выключаю звук. Зачем? Я сунула визжащий аппарат подмышку и вылетела в коридор. На дисплее высветился незнакомый номер. Сердце мое заколотилось, а голос осип:

– Да?

– Привет тебе, Толстых. Что наши планы?

– К-к-какие планы?

– Что, уже испугалась и передумала, Переменчивых? Будешь удовлетворяться страстной взаимной любовью к себе?

Наглый Ушан продолжал издеваться.

– Ничего я не передумала! Я думала, это ты передумал.

– Отличечно! Но я не думал, что ты подумаешь, что я передумал. Короче, ты сейчас где?

– У себя в конторе, где ж еще?

– А контора-то где?

– Рядом с Таганкой.

– Жду тебя в восемнадцать тридцать в «Шоколаднице» на площади. Знаешь такую?

– Натурально! – как можно не знать ближайшую к нашему офису «Шоколадницу»?

– Успеешь?

Блин, перед самым уходом меня поймала Мурена. У нее просто дар – обламывать надежды и рушить планы. Она каким-то особым сенсором улавливает чужие флюиды. Ну, типа предвкушения там или нетерпения. И сразу же бросается на жертву. Она находит массу поводов, чтобы задержать на работе. А когда ты уже ерзаешь, прикидывая, насколько опоздаешь, Мурена намеренно замедляет темп речи. Пускается в какие-то мутные рассуждения. И при этом на лице ее проступает улыбка садистического удовлетворения. Словно она слизывает с ложечки шоколадный крем. С ромом.

Меня Мурена прижала с вопросом об очередной спорной претензии. Понятно, что к восемнадцати тридцати я не успела. Доковыляла до «Шоколадницы» только без четверти семь. Куликов был уже на месте. Он сидел и со смаком уплетал блинчики с мясом и сметаной. Его губы и подбородок лоснились от растопленного сливочного масла. У меня даже слюнки потекли. Везет же человеку! Жри, что хочешь, и никаких последствий. Не то, что у меня – каждый съеденный грамм намертво прилипает к телу.

Куликов увидел меня и радостно помахал рукой. С масляными пальцами.

– Привет тебе, Непунктуальных! Как дела, как настроение?

– Я, между прочим, пунктуальных. В смысле пунктуальная. Меня Мурена на выходе ухватила.

– Кто?

– Мурена. Ну, это моя начальница.

– А-а-а… Бывает. Присоединяйся. Тебе что заказать, Голодных?

На самом деле, я бы с удовольствием заказала себе фирменные блинчики. Со взбитыми сливками, шоколадной крошкой и изюмом. Или хотя бы торт «Прага». Но жрать все это на глазах у человека, которому я только вчера ныла о своем лишнем весе, было неловко. Да. Поэтому я ограничилась «Цезарем» с курицей. И имбирным чаем.

Доев свои блины, Вовка сыто облизнулся и аккуратно вытер губы салфеткой.

– Я тут слегка поразмышлял над нашим вчерашним партнерским соглашением. Знаешь, с чего мы начнем? Продай-ка мне себя.

– Что? Совсем сбрендил? Ты что, Ушан, подпольный рабовладелец?

– Рабовладелец? Нет, я совсем не в этом смысле. «Продай» – это значит заставь меня захотеть тебя.

– Что?!

– Ты снова не про то подумала, Бесстыжих.

Теперь я заметила в глазах Вовки смешливых чертиков. Вот же гад! Он просто потешался надо мной.

– Вовка, ты же в школе был тихим приличным мальчиком. Откуда взялась такая наглость?

– Не наглость, а уверенность. Выработана титаническим упорством и работой над собой. Но ты не отвлекайся! Милютина, убеди меня в том, что я должен в тебя влюбиться. Что ты для меня – просто подарок судьбы. Ну, не для меня, как меня. А для мужчины, желающего серьезных отношений. Давай, убеждай!

– Ну, я… – бодро начала я… И сразу же остановилась.

– Ну, Скромных, что ты? – торопил меня Вовка.

Но я уже почти ничего не слышала, потрясенная собственными ощущениями. Блин! Вот это да! Я не могла сказать про себя ничего хорошего. Так, чтобы со стопроцентной убежденностью. Какая я? За что меня можно захотеть «купить»? По выражению моего лица Вовка понял, что мне нужно время «на подумать».

– Ну ладно, ты тут сиди, готовь самопрезентацию. А я… я пойду «попудрю носик».

Куликов ушел. А я зависла в шокирующих размышлениях. Да. Что там обычно числится среди женских достоинств?

Красивая? Нет, это не я. Ну, если скинуть четверть центнера, то с некоторой натяжкой можно будет сказать, что я симпатичная. Это когда глаза вынырнут из-за щек. И грудь отделится от живота. Да. А так… Ну, я, конечно, не уродина. Но не более того.

Умная? На самом деле, интеллектуалкой меня никак не назовешь. Смотрю тупые сериалы. Или читаю дамские романы. И умиляюсь, когда герой объясняется в любви какой-нибудь много выстрадавшей простушке. Да. Но я же не полная идиотка. Отдаю себе отчет, какая это жуткая тухлятина. Да. Я полная, но не-неидиотка. По Вовкиной терминологии. Типа неглупая.

Добрая? Ну, не мать Тереза, прямо скажем. И свою последнюю рубашку какому-нибудь замерзающему на улице бомжу не отдам. И в воду за утопающим не брошусь. Тем более, что плаваю я не очень, по-собачьи. С другой стороны, откровенных гадостей я тоже никому не делаю. Даже Мурене. Хотя иногда воображаю, как изжариваю ее дорогущую помаду в микроволновке. На нашей офисной кухоньке. Да. Нет, главное, не отвлекаться! Значит, я не добрая, но и не злая.

Сексуальная? Ха-ха! Это на третьем-то году тотального отсутствия секса? Сексуальная женщина не продержалась бы без мужика даже десятой доли этого срока! А я ничего, терплю. Только фантазирую про прекрасного Маназиля. Хотя фригидной я тоже никогда не была. Да. И в супружеской постели с Владиком получала свою порцию жиденьких оргазмов.

Блин, почему-то все мои достоинства начинались с приставки «не». Да. И выглядели крайне неубедительно. У меня получилась странная такая характеристика. Типа: «неглупая незлая нефригидная неуродина». Без вредных привычек. Почти. Ведь жрать – это тоже вредная привычка. Да. Вместо рекламы получилась эпитафия какая-то. Дальше можно уже и не жить. Короче, настроение мое окончательно испортилось. Не может быть, чтобы во мне не было никаких положительных достоинств. Должно же быть хоть что-нибудь!

Может, я талантливая? Но в чем конкретно? Или верная? Тогда кому? Или я – хороший специалист? Ха-ха. Вот это уж точно не я! Или, если б я вдруг получила огромное наследство от какой-нибудь неизвестной прабабушки из Америки, я могла бы заняться благотворительностью. Или стать послом мира. Как покойная леди Диана. Но ведь не получила же, и не стала… Может, я хозяйственная? Точно, я хозяйственная. Я умею хорошо готовить. Да. Вот это, пожалуй, мое единственное несомненное достоинство.

Как продать слоника?

Подняться наверх