Читать книгу Забытая тайна - Елена Петрова - Страница 3

Арсений привык подниматься рано, с первыми лучами солнца. Эта ночь показалась особенно длинной и беспокойной, уже занимался рассвет, когда он наконец смог задремать, но сон был не глубокий, он то впадал в забытье, а то дремал, прислушиваясь к звукам дома. Его цепкий ум не отдыхал, его тревожили мысли о книге и записи. Об отце думать не хотелось, ожидания оказались напрасными, только слова Иваныча успокаивали и вселяли надежду. Вот он и пришел, новый день. И Арсений надеялся, что он будет лучше вчерашнего. Открыв глаза и сев на кровати, он сладко потянулся. Дверь распахнулась, и на пороге появился Иваныч, его лучезарная улыбка красноречиво говорила о многом.

– Уехал? – осторожно спросил Арсений.

– Слава Богу, и этот раз пережили, средства оставил и скатертью дорога, – перекрестился с облегчением Иваныч.

Арсений улыбнулся, вытянул руки вверх и еще раз потянулся всем телом.

– Завтракать и работать. Иваныч, там рыбка осталась? – спросил юноша, переваливая себя в коляску.

– Конечно! Я вам кусочек припрятал, – похлопывая Арсения по плечу, ответил дядька.

Он наскоро заправил кровать, пока Арсений умывался и надевал свежую рубашку. Затем они вместе направились на кухню, там уже витали ароматы жареной рыбки. Арсений потирал руки в ожидании вкусного блюда, он любил свежую рыбу, но это лакомство было редкостью на столе, отец оставлял не так много денег, чтобы баловать их деликатесами. Он подвинул к себе тарелку с завтраком и положил две поджаренные до золотистой корочки речные форели.

– Я картошку не буду, лучше две рыбки, – лукаво сказал Арсений.

– Ешьте, ешьте на здоровье, – одобрительно кивнул головой старик.

– Иваныч, ты как освободишься, зайди ко мне в кабинет, отец оставил запись, я хотел, чтобы ты послушал ее, – попросил юноша, допивая кофе. – Со мной творятся странные вещи, мне кажется, что этот женский голос я когда-то слышал.

Иваныч топтался по кухне, покряхтывая, убирал в буфет дорогую посуду, ту, что доставалась лишь к приезду хозяина. Арсений закончил с трапезой и поблагодарил дядьку, после чего направился в свою комнату.

Он сел за компьютер и включил запись, прослушал несколько раз подряд, он напрягал память и пытался понять, где ранее слышал этот голос, но на ум ничего не приходило. Потом он открыл книгу. Достал с полки от руки написанные алфавиты известных ему древних языков: так ему было удобней работать. Всматривался в каждую букву, пытаясь прочесть, но слова не складывались. Арсений еще и еще раз перелистывал страницы, но даже намека на известные ему знаки не было. Он снова прослушал запись, пересмотрел рисунки в книге, но ни одной мысли или даже догадки не появилось. «Нужна хоть какая-то подсказка», – подумал он, глядя в окно, там привычно сидела черная ворона и ожидала от Иваныча подачки.

Старый дядька стряхнул крошки со скатерти, ворона, смешно прихрамывая, направилась к угощению. Арсений открыл окно и позвал Иваныча.

– Иду, – ответил он.

Юноша с нетерпением ждал его прихода, а Иваныч как будто специально тянул время, прошло минут сорок, пока дверь в комнату распахнулась.

– Иваныч, сколько можно тебя ждать, – нетерпеливо позвал юноша. – Присаживайся, ты слышал когда-нибудь этот язык? Я пока понять не могу ни единого слова, совсем мне неизвестный слог, – рассуждал он.

Арсений включил запись, мужчина ласково что-то говорил девушке, потом та запела, мелодично и как-то очень жалобно. Иваныч вдруг весь съежился, словно вжался в стул, опустил голову и смотрел в одну точку, будто хотел спрятаться.

– Иваныч, что с тобой? – удивленно спросил Арсений, он не понимал, что происходит.

– Ничего, устал я, – вскакивая со стула, почти закричал дядька, в глазах его застыл ужас.

– Мне кажется, я слышал эту песню и женский голос когда-то очень давно, – внимательно глядя на Иваныча, сказал юноша.

– Выдумки это ваши, где это вы могли его слышать? Тут и женщин-то сроду не было, только Дуська-молочница, но у нее басок прокуренный, а тут – во! – нарочито громко возмущался Иваныч, размахивая руками и торопясь выйти.

– Иваныч, ну поговори со мной, ты ведь что-то знаешь?

– Ничего я не знаю, и не моего это ума дело, язык совсем незнакомый, древний, ваше это дело – языки старые разбирать, а у меня своих занятий полно, – Иваныч почти выбежал из комнаты и стремительно закрыл за собой дверь. Арсений сидел один, он не мог понять, что произошло со старым Иванычем, его как подменили. Надо было работать, юноша посмотрел на закрытую дверь в надежде, что Иваныч вернется, но та оставалась плотно затворенной, и Арсений вновь открыл рукопись. Снова и снова пробегал глазами по неизвестным знакам, сравнивая и анализируя, выписывая отдельные строки и пытаясь понять хоть что-то. Работая без отдыха несколько часов, он очень устал. Прошло много времени, солнце неуклонно катилось к закату, последними лучами цепляясь за верхушки деревьев, а Иваныч все не звал к обеду. Юноша уже изрядно проголодался. Подкатив коляску к окну, он снова включил запись, речь полилась, заполняя комнату, душа его опять затрепетала, чувствуя недосягаемую тайну этой речи и вместе с тем невероятное родство. Арсений опустил голову и внимательно вслушивался в каждое слово, а в голове его звучало: «Спи, сыночек, сладко, сладко».

Внезапный шум за окном заставил его очнуться. Во дворе Иваныч таскал старые, почти сгнившие доски, с грохотом скидывая их в кучу. «Откуда он их взял, дрова еще не привезли, а этот хлам совсем не будет гореть», – подумал Арсений и направился к дядьке.

Вскоре, очутившись на крыльце, он окликнул его.

– Иваныч, мы обедать будем? Что это ты делаешь?

– Будем, обязательно, сейчас распилю эту рухлядь.

– Откуда у нас такие доски, я никогда их не видел!

– Да это там, за домом, строение было, – словно оправдываясь, ответил Иваныч.

– Давай помогу, держать буду, так ты быстрей распилишь, – съезжая с крыльца предложил юноша.

– Не надо, запачкаетесь, да и не ваше это дело.

Арсений подтянул край доски, пытаясь перевернуть ее и сложить в общую кучу, сильно обглоданный край дерева испугал его, юноша в ужасе бросил доску.

– Иваныч, что это? – отъехав на коляске назад, крикнул Арсений.

– Чего там? – недоуменно спросил дядька и подбежал к нему.

– Кто это так сгрыз дерево? Посмотри, какие у него были зубы, доска обгрызена почти наполовину, – со страхом еще раз спросил Арсений.

– Говорил же – не ваше это дело, спилю и сожжем, идите уже в дом, работы, что ли, отец мало привез? – стараясь избавиться от лишних глаз, настойчиво скомандовал Иваныч.

– Иваныч, объясни мне, что происходит, я слышал разговор отца по телефону, он говорил, что у меня гены какие-то, и поэтому я смогу перевести, а теперь эти доски со следами ужасных зубов… – не унимался Арсений.

– Идите домой, молодой хозяин, гены у вас отцовы, такой же настырный, а этим доскам лет тридцать, я и не знаю, кто их грыз, – отмахнулся Иваныч от назойливых вопросов.

Арсений внимательно смотрел на старого дядьку, поверить ему было сложно, но, кроме Иваныча, близкого человека у него не было, а обидеть его недоверием он не мог.

– Я на кухне тебя жду, пока на стол накрою, – послушно ответил юноша и направился в дом.

Иваныч облегченно выдохнул, помогая ему подняться на крыльцо. «Надо что-то делать, совсем пацан вырос, сует нос туда, куда бы совсем не надо», – хмуря брови, рассуждал дядька. Он ловко орудовал бензопилой и вскоре доски были распилены, Иваныч покидал их за угол дома, туда, где обычно складывали поленницы дров на зиму. Обед прошел в тишине, Арсений думал и не хотел говорить, Иваныч несколько раз попробовал начать ненавязчивую беседу, но юноша отвечал односложно, и дядька оставил попытки его разговорить. После обеда Арсений удалился в кабинет и продолжил работу, Иваныч складывал перепиленные доски, насвистывая знакомую мелодию, довольный тем, что молодой хозяин успокоился и уединился. Старая хромая ворона ходила поодаль, она собирала хлебные крошки, принесенные ей, он угощал ее после каждого обеда, птица и человек давно привыкли друг к другу.

Дни летели за днями, но ничего не менялось. Арсению не давалось ни единое слово, ни единый знак в старой книге. Он бесчисленное количество раз слушал запись, что-то писал и сравнивал, результат был нулевой. Иваныч вечерами, как всегда, заставлял юношу заниматься на турниках, но с каждым днем желание что-либо делать покидало его. В голове были только строки непонятного текста и запись. Он мог ее воспроизвести сам, помня каждое слово, каждую интонацию, но понять смысл было не в его силах. Надежда перевести хоть слово умирала с каждым днем. Арсений почти перестал есть и плохо спал, он кричал ночами, вскакивал с постели, запирался в своей комнате и работал днями напролет, без обеда и прогулок. Иваныч старался отвлечь его разговорами, но ничего не помогало, Арсений срывался на крик, швырял в дверь все, что попадется ему под руку, при одном только упоминании об отдыхе или спорте. Из спокойного уравновешенного юноши он превратился в раздраженную истощенную тень когда-то доброго Арсения.

Следующая ночь выдалась очень дождливой и ветреной, осталось два дня до конца месяца, отец позвонит не сегодня завтра, а у Арсения не переведено ни строчки. Он лег спать почти за полночь, холодные тяжелые капли бились о стекло, потоки воды стекали по водосточной трубе, беспрерывный вой ветра был похож на завывание десятка огромных собак. Юноша никак не мог уснуть, он закутался в одеяло почти с головой, но его озноб бил, зуб не попадал на зуб, задремав в бреду, он метался по кровати, выкрикивая слова на непонятном языке. Иваныч заскочил в комнату, обезумевшие глаза юноши смотрели в потолок, лицо исказила судорога.

– Какой жар! Так и до смерти не далеко, совсем уморил себя, – прошептал Иваныч. Он стремительно бросился на кухню, принес таз с холодной водой и чистое полотенце, сделал холодный компресс и положил его на разгоряченный лоб юноши.

– Не надо, – чуть слышно горячими от температуры губами произнес Арсений.

– Что значит – не надо, открывайте рот, – пытаясь напоить его лекарством, командовал Иваныч.

– Незачем, осталось два-три дня, и тебя с безногим калекой выкинут на улицу, оставь меня, одному тебе будет легче прожить, – шептал Арсений.

– Еще чего, пейте, я сказал, мне ваши капризы не нужны, – насильно вливая густую жидкость в рот юноше, не унимался дядька.

Арсений совсем обессилел, его руки висели как плети, губы побелели и потрескались, глаза сильно ввалились и стали похожими на темные ямы. Под напором Иваныча он сдался, выпил ложку жаропонижающего средства и устало прикрыл глаза. Дядька довольно выдохнул, укрыл юношу ватным одеялом и устроился рядом в кресле. Так прошла ночь, Арсений то засыпал, то снова бредил и стонал, тяжелый холодный пот заливал глаза, дядька менял простыни и вновь укутывал его, подтыкая одеяло. День тоже прошел тяжело, Арсений не смог даже присесть на постели, чуть выпив сливового киселя, он впадал в беспамятство. Звал отца, извинялся, умолял его о чем-то, потом засыпал, и все повторялось вновь. Так прошло три дня, облегчение не наступало, Арсений слабел с каждым днем. Иваныч устал ждать изменений, совсем отчаявшись, он привез доктора из города, врач внимательно осмотрел больного и выписал лекарства.

– Что с ним, доктор?

– Нервное истощение, он очень слаб, его в стационар нужно, – снимая халат, ответил доктор.

– В больницу? Нет, мы не можем, – засуетился Иваныч.

– Тогда вот вам рецепты, все давайте по времени и подпишите мне вот это, – врач протянул лист с отказом.

– Хорошо, мы все выполним по пунктикам, – чуть успокоился дядька.

Доктор стал собираться, Иваныч напросился с ним до ближайшей аптеки, а к вечеру, напоив Арсения лекарствами и дождавшись, когда он уснет, дядька тихонько поднялся на второй этаж.

Он прошел мимо комнаты старого хозяина и остановился в конце коридора, достал связку старых тяжелых ключей, привычным движением открыл массивную дверь. Полумрак заброшенной каморки встретил его неприветливо, занавешенные тяжелыми портьерами окна с толстыми решетками и изрядный слой пыли не давали проникнуть сюда солнечному свету. Раскиданные женские вещи, украшения, игрушки, расправленная кровать и детская люлька, опрокинутая вверх дном – все говорило о том, что хозяйка комнаты очень спешила. Иваныч подошел к столу и открыл нижний ящик, из которого достал несколько старых тонких ученических тетрадей и стал перелистывать, внимательно вглядываясь в написанное. Найдя нужную страницу, он осторожно вырвал ее, затем аккуратной стопкой сложил тетради обратно и тихонько затворил дверь, замыкая ее на ключ. Поздно вечером позвонил старый хозяин, он очень серьезно интересовался успехами Арсения. Иваныч успокоил его, сказав, что ключ к алфавиту в книге почти найден, и что Арсений работает, не покладая рук. Хозяин остался удовлетворен ответом и пообещал месяца через три заехать за первой половиной работы.

Дни потянулись за днями, Арсений понемногу приходил в себя, работать Иваныч ему не позволял, усиленно кормил и вывозил на террасу любоваться природой, как он сам говорил. Прошло две недели, прежде чем Арсений, совсем окрепнув, стал постепенно входить в обычный ритм жизни. Он пересмотрел свои старые записи, проанализировал рисунки и карты, изображенные в древней книге и установил, что эта книга – житие древнего, доселе неизвестного ему народа, жившего где-то между Уралом и Енисеем. Работа по переводу не продвигалась вперед, но некоторые успехи Арсений сделал. Он пришел к выводу, что наиболее повторяющиеся буквы в словах соответствуют гласным звукам латиницы. И надежда вновь затеплилась в его душе. Иваныч радовался выздоровлению дорогого ему чада, но видя, как он упорно работает, не давая себе поблажек, начал бояться, что болезнь может вернуться.

Это был обычный день, Арсений позавтракал и направился в кабинет. Иваныч молча, подошел и протянул ему старый пожелтевший лист бумаги.

– Что это? – тихо спросил Арсений.

– Не знаю, на чердаке нашел, может, вам пригодится, каракули какие-то, – ответил Иваныч и заторопился уйди.

– Я посмотрю позже, – направляясь в свою комнату, сказал Арсений.

– Я в город, буду поздно, а вы посмотрите это, не откладывайте, – настаивал Иваныч.

Арсений сел за стол, привычным движением включил запись и развернул старый листок, вырванный из школьной тетради. На нем ровным столбцом были написаны знаки, те, что он видел в старой книге, а напротив – буквы латиницы. Мурашки побежали по его рукам, мелкие капли пота выступили на лбу.

– Иваныч, что это? Где ты это взял? – закричал Арсений, распахивая дверь.

Ответа не последовало, дядька уже ушел. Арсений трясущимися руками открыл книгу и начал медленно читать, сверяя каждую буковку. Буквы складывались в слова, алфавит, что написан на старом листе, был не полон, но основной смысл Арсений уловил, дальше было дело техники и времени. Юноша глубоко выдохнул и откатился от стола. Начало положено, он спасен. Ему стало легко и хорошо, хотелось петь и разложить мысли по полочкам, но охватившее его волнение мешало сосредоточиться. Направив коляску к выходу, он положил драгоценный листок в древнюю книгу, улыбнулся сам себе и, довольный происходящим, решил прогуляться, чтобы чуть успокоиться. Вскоре он уже ехал по аллее, где вековые вязы шумели своей листвой. Арсений направлялся на залитую солнцем лужайку, лет семь назад Иваныч скосил высокие травы и засеял ее клевером, поставил несколько ульев. Хозяин был очень скуп на деньги и похвалы, поэтому дядька старался выживать самостоятельно, он разбил небольшой огород с южной стороны дома, засеял лужайку медоносами, держал в сарайчике десяток курочек. Иногда дядька брал с собой Арсения помогать по хозяйству, где подержать, а где и помочь перенести, чтобы ему не было так одиноко, и он не чувствовал себя брошенным. Вот и сейчас Арсению захотелось на залитый солнцем луг, где жужжат пчелы и пахнет летом. Свернув с аллеи, он с трудом пробрался сквозь ягодные кустарники, коляска по заросшей травой земле двигалась медленно и с огромным усилием. Раздвинув очередной куст смородины, он увидел, как незнакомая девушка собирает крупные черные, уже созревшие ягоды в ведро.

– А вы что здесь делаете? – громко позвал Арсений.

Девушка мгновенно вскочила, одергивая подол легкого платьица, ее истошный визг заставил Арсения закрыть уши.

– Да не визжи ты, я ж не съем тебя, – закричал юноша, стараясь перекричать нежданную гостью.

– Ой, как ты меня напугал. Я тут у вас ягодки немного возьму, осыплется же, – оправдываясь, пояснила девушка.

– Иваныч из нее варенье варит, – улыбнулся Арсений.

– Да, варенье – это хорошо! Ну что, можно? Мне тут до ведра с литр осталось добрать, – подходя поближе и показывая почти полное ведро черной смородины, спросила девушка.

– Конечно, бери, Иваныча нет, хочешь, я тебе помогу? – разглядывая крупные, напоенные солнцем ягоды, предложил Арсений.

– А ты как, на коляске, тебе не трудно?

– Нет, давай кружку, я – в нее, а ты сразу в ведро.

Девушка подала небольшую эмалированную кружку с почти стертым рисунком.

Арсений подъехал вплотную к смородиновому кусту и начал собирать наливные сочные ягоды, похожие на бусины.

– Неправильно ты ягоду берешь! Смотри, как надо: две в ведро, одну – в рот, – рассмеялась девушка, наблюдая за усердием нового знакомого.

– Правда, вкусно так собирать, – ответил юноша, отправляя каждую третью ягоду в рот.

– А то, не первый год беру. А ты хозяин? – глядя прямо в глаза Арсению, спросила девушка.

– Да, я живу в этом доме с Иванычем, он сейчас в городе, – сказал он, набрав почти полную кружку.

– А у нас в городе говорят, что ваш дом проклят, и хозяин его – оборотень, он собственного сына взаперти держит на цепи, – тихо прошептала девушка, словно боясь, что ее еще кто услышит.

– Как же ты не боишься сюда ходить? – насмешливо спросил Арсений тоже шепотом.

– А мне хошь не хошь, а надо. Мамку с работы за пьянку выгнали, папка пятый год на зоне чалится, а у нас еще три рта: бабка и два брата. Вот ягодку на рынке продам, поесть ребятишкам куплю, – отрапортовала девушка.

– А как тебя зовут? – спросил Арсений, ему стало жаль незваную гостью.

– Катя, – ответила девушка, снимая с пояса привязанный белый платок и закрывая им собранные ягоды.

– Я Арсений, – чуть склонив голову, ответил юноша.

– Имя-то какое редкое – Арсений. Сенька, что ли? – рассмеялась Катерина.

– Да, меня так Иваныч зовет, редко, только когда смеется надо мной, – смутился он.

– Ну ладно, мне пора, еще к автобусу надо успеть, ягоду продать, – заспешила девушка.

– До свидания, ты заходи как-нибудь, – попросил Арсений.

– Нет, к вам пусть лешие ходят, – звонко рассмеялась девушка и скрылась за ближайшими кустами.

Арсений удивился, как она быстро перемахнула через куст красной смородины и исчезла в зарослях. Он было поспешил за ней, но коляска застряла в гибких ветвях кустарника, да так, что обратно выбраться на лужайку оказалось непросто. Встреча с девушкой не выходила у него из головы, перед глазами стояло ее лицо, слышался ее звонкий смех.

А между тем жизнь Кати была совсем нелегкой. Их семья считалась неблагополучной: отец находился в заключении, мать часто выпивала, а на плечи еще совсем юной девушки легли заботы о семье. Она очень любила своих братишек, о них нужно было заботиться, бабушка болела и тоже нуждалась в помощи. Катя старалась заработать денег на жизнь семье. И не всегда это ей удавалось сделать честным путем, всякие истории случались с ней. Вот и в чужом саду она оказалась с целью собрать ягоду и продать, чтобы хоть чтонибудь купить для детишек. Но, несмотря на все сложности жизни, природное жизнелюбие и оптимизм помогали девушке справляться с нелегкими проблемами.

Арсений неторопливо доехал до клеверной лужайки и стал с интересом наблюдать за работой пчел. Они громко жужжали, перелетая с цветка на цветок, их нектарные мешочки были полны, и они с трудом носили их в ульи, стоящие чуть поодаль. Арсений сорвал листочек мяты, растер его в ладони и наслаждался ароматом пряной травы, вдыхал терпкий благовонный запах. Пожевал сладкие цветы клевера, как учил его в детстве Иваныч, затем продолжил свое путешествие – направился к почти завалившейся изгороди.

Огромный черный бык пасся у разваленного забора, увидев человека, он захрапел и выпустил из больших ноздрей пар. Сбивая кочки с сырой земли передними копытами и выставив мощные острые рога вперед, он наставил их прямо на Арсения. Юноша попытался быстро развернуть коляску, но задние колеса застряли в мягкой земле и не поддавались. Он смотрел на приближающегося разъяренного быка, и от страха у него застыла кровь. Вдруг, не осознавая себя, он заговорил на незнакомом языке плавно, мелодично. Речь лилась неторопливо, напевно, сама собой, неведомые слова были приятны на слух, действовали завораживающе. Бык поднял голову, внимательно посмотрел на юношу и, помахивая хвостом, подошел к нему. Огромный шершавый язык быка скользил по щеке и шее человека, свирепый черный великан жалобно мычал, как маленький теленок, облизывая сидевшего в коляске юношу. А Арсений все продолжал говорить, и вот уже он легонько коснулся бычьей головы и поглаживал ее, проводил своей рукой по жесткой шкуре, чесал за ухом, трогал влажный нос животного.

– А ну, пошел прочь, – вдруг раздалось из-за кустов.

Иваныч, вооружившись большой палкой, бежал на помощь Арсению. Бык, как будто очнувшись, развернулся и побежал прочь, выбрасывая из-под огромных копыт клочья земли и траву.

– Вы целы? – ощупывая Арсения, с волнением спросил дядька.

– Да, все в порядке, – ответил юноша, вытирая лицо от слюны странного быка.

– Ох, как же вы меня напугали! Это ведь Яшка – местный бык-шатун, к нему даже хозяин боится подойти, он еще весной сбежал с фермы и всех рвет, кто к нему ближе чем на пять метров приблизится, – объяснял Иваныч, вытаскивая коляску с Арсением на каменистую дорожку аллеи.

Арсений молчал, он думал: «Странно, я сказал быку чтото на непонятном мне языке, на котором написана древняя книга. Откуда я это знаю, почему бык так повел себя?» Загадок становилось все больше.