Читать книгу Мысли сердца, или Старомодное преступление - Елена Пронина - Страница 2

– Операционная готова, – хмыкнул Черепанов, выходя из допросной, – пациент тоже готов. Осталось нарядить Вас, сэр, – и можно приступать.

Тряхнув головой, Пятница встал и тут же поморщился от головной боли. Земная медицина ушла далеко вперед, продолжительность жизни увеличилась в среднем до ста лет, а с простой невралгией справляться не научилась. Хотя, справедливости ради, нужно признать, что мигрень у Пятницы была неясной этимологии, и даже от нее имелось средства, и ему неоднократно уже предлагалось им воспользоваться, но он отказывался, сам, добровольно. Не хотел вживлять в голову еже один чип, управляемый дистанционно, способный давать команду расслабляться, расширять и сужать сосуды головного мозга и исполнять другие трюки. Опасался, что код смогут взломать посторонние люди, и вместо облегчения послать ему в мозг болевой импульс такой силы, что даже сильнейшая мигрень покажется любовной прелюдией.

Виктор вообще не любил, когда совершали какие-либо манипуляции с его мозгом. Мнемофикация была одной из самых безобидных и простых процедур, которую допускалось проводить без контроля медиков. Достаточно было пройти обучающие курсы и получить сертификат об их окончании, как и сделал год назад Черепанов (к слову, по направлению самого же Пятницы). Но, несмотря на то, что проводил сеанс свой человек, и процедура была для Виктора не нова, он волновался, как в первый раз.

К мнемофикации невозможно было привыкнуть. Процедура представляла собой извлечение из памяти «пациента» наиболее ярких или тщательно скрываемых воспоминаний и передача их реципиенту, в роли которого сейчас и должен был выступить майор. Воспоминания у коммуникатора сохранялись, реципиент получал лишь их копию, не всегда точную: на нее накладывалось восприятие коммуникатора, его оценка, его система ценностей.

Плохо было то, что во время приема воспоминаний «пациента», реципиент как бы утрачивал собственное «я» и жил исключительно эмоциями коммуникатора. То есть Пятница, надевая шлем, понимал, что минут пять, пока идет сеанс, его все равно, что не будет. Но в жертву он всегда приносил себя: считал, что не имеет права послать кого-то на кратковременную ментальную смерть, если может принять ее сам.

– Постойте, сэр! – окликнул майора перед самым входом в допросную сержант Буераков. – Мне удалось-таки докопаться до ИЛИ нашего пациента. Максим Вадимович Тугодумов, 45 лет. Кстати, профессиональный телохранитель.

– Скорый? – вздернул брови Пятница.

О Тугодумове ему слышать приходилось. Ходили слухи, что начинал тот с незаконной деятельности, но лет в тридцать у него в мозгах что-то перевернулось, и он переквалифицировался в телохранителя, причем высококлассного. В противовес своей фамилии, отличался быстротой реакции и способностью импровизировать, находя креативные решения в критической ситуации. За что, собственно говоря, его и прозвали Скорым.

Лет пять о нем ничего не было слышно. Была версия, что он снова подался в криминал. Вплоть до того, что охраняет дочку какого-то мафиози. Может, похищенная ей и была?

Дав Буеракову поручение составить список криминальных авторитетов, имеющих дочь 15-20 лет (а именно на столько выглядела украденная девушка), Пятница вошел-таки в допросную.

Пациент уже полулежал в кресле коммуникатора. К ним он поступил тяжело раненым, и полчаса над ним колдовали врачи, но и после операции продержали мужика несколько часов в госпитале, пока не убедились, что его жизни ничего не угрожает, и восстановлением идет полным ходом.

Выглядел Скорый еще слабым, все еще бледным после большой кровопотери, но в целом – в превосходной форме. С первого взгляда на его мускулистое тело было ясно, что тот не давал ему расслабляться. Наверняка, не утратил и хваленную скорость реакции. Видать, те, кто его подстрелил, тоже были не лыком шиты.