Читать книгу Под знаком Софии - Елена Раскина - Страница 2

Отец Иоанн, настоятель Херсонского крепостного собора, любил постоять в благоговейном молчании перед гробницей светлейшего князя Григория Александровича Потемкина. Каждый день, наряду с церковными службами, совершал он один и тот же торжественный ритуал: спускался в подвал собора по узкой кирпичной лестнице – осторожно, медленно, боясь оступиться. Свеча была единственным источником света в окружавшей отца Иоанна темноте, и он ежеминутно боялся выронить слабый, хрупкий, оплывавший в руках воск. Иногда, впрочем, свеча гасла, и отец Иоанн продолжал путь к гробнице светлейшего в густом, чернильном мраке, а потом добрых пятнадцать минут так же медленно и осторожно поднимался наверх, в собор.

Здесь, в подвале собора, на невысоком кирпичном постаменте, стоял гроб, покрытый черной тканью. Внутри был еще один гроб – свинцовый, обитый серебряным позументом. Над гробом утешительным малиновым светом теплилась лампадка. Сквозь небольшое окошко, выдолбленное в крышке, можно было увидеть набальзамированное тело князя Потемкина – в мундире и при орденах. Сюда, вслед за отцом Иоанном, поклониться праху светлейшего приходили многие благодарные души: греки, которых Григорий Александрович вызвал из Турции и поселил в землях Новороссии, в Северном Причерноморье, жители основанных князем городов, друзья, единомышленники и до сих пор любившие усопшего женщины. Когда гостей не было, отец Иоанн спускался к гробу один: помолиться в тишине и темноте о душе Григория Александровича, искупившей великими делами и начинаниями все земные грехи и заблуждения. Вот и сейчас отец Иоанн мысленно произносил слова молитвы за упокой души светлейшего князя…

Несколько недель назад рядом с отцом Иоанном стояла красавица и умница Сашенька Браницкая, племянница Потемкина, которая, казалось, до сих пор не могла поверить в преждевременную смерть своего блистательного дядюшки и беседовала с ним, как с живым. Иногда Сашенька плакала над гробом – отчаянно, навзрыд, как ребенок, и шептала дядюшке слова любви. Когда-то Александра Браницкая любила Потемкина совсем не родственной любовью, и он отвечал ей тем же – до тех пор, пока в жизни князя не появилась таинственная гречанка, София Витт, неверная жена коменданта Каменец-Подольской крепости Иосифа Витта…

О Софии Витт отцу Иоанну рассказал бывший начальник канцелярии Потемкина, генерал Василий Степанович Попов, который привозил в Херсонский крепостной собор проекты надгробного памятника светлейшему, одобренные было императрицей Екатериной, но потом отложенные в долгий ящик. Некоторые подробности последней любви князя сообщил священнику полковник Михаил Леонтьевич Фалеев – градоначальник основанного Потемкиным Николаева. Отец Иоанн ни о чем не расспрашивал своих гостей – они рассказывали сами, торопливо, сбивчиво, волнуясь и начиная снова.

– Я умоляю вас запомнить мои слова, отец Иоанн, – говорил Фалеев. – Смерть князя Григория Александровича была столь внезапной, что многие подозревали яд. И только женщины, которые в последние мгновения были рядом с князем, могли знать правду. О последних днях Григория Александровича многое рассказала бы гречанка София Витт, с которой князь хотел обвенчаться во вверенном мне Николаеве… Но сейчас она стала графиней Потоцкой и, говорят, забыла все былое в чудесных садах, которые подарил ей муж…

– Напишите мемуары, батюшка, – умолял отца Иоанна Попов. – То, что мы доверяем вам, должно быть открыто потомкам. Все друзья князя, вынужденные молчать нынче, просят вас об этом. Будьте хранителем не только гробницы князя, но и памяти о его великих делах!

– Что же заставляет молчать вас, сын мой? – спрашивал отец Иоанн.

– Боюсь, батюшка, гнева государыни нашей Екатерины! – отвечал Попов. – Наказания боюсь за разглашение тайны, которую она хочет скрыть. А наследник Павел Петрович, если воцарится, и самую память о князе пожелает искоренить. Только на вас и Господа уповаю.

Отец Иоанн прислушался к просьбам друзей покойного князя и стал на досуге писать мемуары. Тщательно, скрупулезно сохранял для потомков все то, что доверяли ему Попов и Фалеев, пересказывал сбивчивые, взволнованные признания Сашеньки Браницкой. Но однажды, душным августовским днем 1798 года, к отцу Иоанну пожаловали два необычных посетителя…

Первой пришла женщина под вуалью. Молодая, красивая – даже вуаль и траурное платье не могли стереть ее необычайной, но какой-то нерусской красоты. Незнакомка появилась в Херсонском крепостном соборе, когда новороссийское небо налилось зноем и тяжестью, и только в храме было легко и прохладно. Она попросила отца Иоанна отслужить панихиду по убиенному Григорию.

– Кто вы, сударыня? – спросил у незнакомки священник.

– Я не могу назвать свое имя, – ответила женщина, – да и к чему оно вам? Я приехала защитить того, кто покоится здесь. Мне сказали, что вы, батюшка, – один из друзей светлейшего – и ревностно относитесь к его памяти.

– Что же угрожает памяти князя? – незнакомка все больше и больше удивляла отца Иоанна, а ее низкий, грудной голос действовал на него поистине магнетически.

– Ненависть императора Павла! – голос женщины задрожал от негодования. – Я знаю наверняка, что император скоро явится к вам. Государь отправился в тайное путешествие по Новороссии – инспектировать города, основанные светлейшим князем. Он уже был в Николаеве, заедет и в Херсон. И все с одной целью – доказать, что начинания Григория Александровича пошли прахом!

– Для этого нужно быть слепым… – попытался успокоить взволнованную женщину отец Иоанн. – Вся Новороссия и поныне благословляет князя!

Впрочем, настоятель понимал, что императору нет дела до начинаний Потемкина. Еще совсем недавно генерал-майор Попов, вздыхая, сообщил отцу Иоанну, что император Павел Петрович называет покойного князя не иначе, как мерзавцем. А когда получил известие о кончине Григория Александровича, то якобы сказал: «Слава Богу, одним негодяем стало меньше!».

– У императора есть план, – продолжала гостья, и в голосе ее звучала упрямая, непреходящая, страстная боль, – он хочет отомстить мертвому, ибо не смог справиться с живым. Павел Петрович с юных лет ненавидит князя. Император уверен, что Потемкин настраивал против него государыню Екатерину. Советовал назначить наследником цесаревича Александра Павловича.

– Мертвые недоступны мести живых, – прервал незнакомку отец Иоанн, – душа Григория Александровича ныне обретается в сферах, недоступных земной власти.

– Душа да, – согласилась женщина, – но тело… Мы приходим на могилу к близким, чтобы вспоминать, горевать и плакать, а император хочет лишить князя могилы.

– Да как же это, сударыня? – изумился отец Иоанн.

– Я слышала от верных людей, – шепотом, испуганно озираясь по сторонам, продолжила женщина, – что император намерен сравнять гроб князя с землей, сделать так, чтобы само место упокоения светлейшего навсегда забылось. Он приедет и отдаст вам такой приказ. Я же приехала умолять вас, батюшка, дерзнуть ослушаться государевой воли. Если только вам дорога память князя… Поверьте, у него нет иного заступника.

– Господь – ему заступник, – заверил незнакомку отец Иоанн, – Всевышний не допустит такого кощунства. Я же нарушу приказ императора, ибо кесарю кесарево, а Богу – Богово.

– И вы не побоитесь последствий императорского гнева? – с робкой надеждой переспросила женщина. – В гневе император невоздержан…

– Я слишком стар, чтобы бояться, сударыня, – ответил отец Иоанн. – Будьте покойны, князь не лишится могилы… Пока я – настоятель этого храма.

Женщина рухнула на колени и прижалась губами к руке отца Иоанна.

– Благодарю вас, батюшка, – сказала она, – я – ваша вечная должница!

– Не моя, а храма сего, – священник поднял гостью с колен, спросил только: – Да как зовут вас, сударыня? Хоть имя скажите, буду в молитвах вас поминать.

– София, – ответила женщина. И добавила еле слышно: – Женой я князю не стала, так хоть могилу его спасу…

Отец Иоанн перекрестил ее, и незнакомка на мгновение подняла вуаль. Священник увидел дивной красоты лицо, черные греческие глаза, опухшие от слез веки. «Да неужто та самая гречанка?! – мелькнуло у него в голове, – София Витт… Графиня Потоцкая…» Но на лицо женщины снова упала пелена вуали.

– К могиле князя не хотите ли спуститься? – спросил ее священник, и лицо гостьи озарилось тихой радостью свидания.

– Ведите, батюшка, – ответила она.

Отец Иоанн показал незнакомке спуск в подвал, и они медленно спустились по узкой кирпичной лесенке. Священник впереди, со свечой в руках, женщина вслед за ним. София испуганно охнула – в подвале было темно и сыро.

Гречанке показалось, что они вступили в царство теней, и не священник идет впереди со свечой, а Вергилий ведет ее по кругам ада.

– Не бойтесь, сударыня, – успокоил гостью отец Иоанн, – мы уже пришли.

Незнакомка увидела склеп со сводчатым потолком из красного кирпича. Слева – небольшая ниша в стене, в нише – икона, над которой теплилась малиновая лампадка. «Это она, походная икона Григория, – подумала женщина, – та самая, которую он поцеловал перед смертью… Как же давно это было!».

Ей вспомнилась узкая, пыльная лента дороги, степь между Яссами и Николаевом, смертельная болезнь Григория, и эта икона, к которой он в последнее мгновение успел приложиться губами… Две женщины сопровождали князя – она и графиня Браницкая. Но Александре Браницкой позволено было похоронить светлейшего, а она, София Витт, вынуждена была исчезнуть, чтобы вернуться в мир под другим именем и рядом с другим мужчиной. Так решила за нее императрица Екатерина. И вот теперь, после долгой разлуки, она снова рядом с князем. Но некому, как прежде, назвать ее Софьюшкой и поговорить с ней на родном языке… Новый муж Софии, граф Станислав Потоцкий, увы, не знал новогреческого.

– Что же вы сделали с сердцем светлейшего? – спросила у священника гостья. – Помнится, перед смертью Григорий Александрович просил, чтобы его сердце отвезли в родное Чижово и погребли там.

– Графиня Браницкая исполнила желание дядюшки, – успокоил незнакомку священник. – Она увезла сердце князя с собой – верно, для того, чтобы упокоить там, где Григорий Александрович увидел свет.

– Как жаль, что я сама не сделала этого! – горько вздохнула женщина. И добавила, видимо, желая оправдаться перед священником: – До недавних пор, батюшка, я была почти что пленницей. Безвыездно жила в уманском имении мужа. Но когда случайно узнала о кощунственных планах императора – поспешила сюда. Чтобы предупредить вас…

– Не так уж важно, кто исполнил предсмертное желание князя… – назидательно заметил священник. – Важно, что оно исполнено.

– Вы, правы, батюшка, – еще тяжелее вздохнула гречанка, – но, как жаль, что мне не удалось опередить графиню! Сердце, бившееся для меня, я должна была и похоронить!

Отец Иоанн поморщился: женское соперничество над гробницей светлейшего вызывало у него раздражение.

– Не время сводить счеты, сударыня! – одернул он гречанку. – Чаю, вы приехали не за тем, чтобы досадовать на графиню Александру Васильевну.

– Верно, не за этим! – опомнилась женщина. – Я приехала, чтобы предупредить вас и попрощаться… с ним… – нежная ручка гостьи коснулась свинцового гроба.

– Стало быть, прощайтесь, – ответил отец Иоанн. – Я оставлю вас здесь на несколько минут.

– Кто кроме вас приходит в этот склеп? – спросила гречанка.

– Поклониться гробнице светлейшего приходят многие! – ответил отец Иоанн. – Жители Херсона, да что там – Херсона, всей Новороссии, товарищи его походов!

Приезжают и греки… Князь Потемкин для многих был отцом и благодетелем.

– Это хорошо, что не забывают, – сказала женщина, и лицо ее озарилось нежным, тихим светом. – И я не забыла… Оставьте нас вдвоем, батюшка.

– Вам, сударыня, довольно будет света лампады… – сказал напоследок священник и стал медленно, осторожно, подниматься по ступенькам. – Я вернусь за вами… Молитесь…

Женщина рухнула на колени перед гробом и тихо заговорила на языке, который отец Иоанн изучал в семинарии, но потом почти забыл. Сладкая эллинская речь полилась из ее красиво очерченных, сочных губ, и отцу Иоанну показалось, что князь вот-вот ответит ей – на языке Гомера. Чтобы не помешать этому деликатному разговору, священник вышел.

Гречанка ушла так же внезапно, как появилась. А через несколько дней после этого загадочного визита в Херсонский крепостной собор пожаловал сам император Павел.

Прямой, непоколебимый, в напудренном парике и скрипучих ботфортах, Павел вошел в собор, бряцая шпорами и тяжелой шпагой. Словно был на плацу, а не в храме Божьем! Прозрачными, слегка навыкате, глазами, оглянулся по сторонам так, как будто совершал очередную инспекцию. Потом бросил сердитый взгляд на отца Иоанна. За спиной у императора замер вездесущий Кутайсов, но священник нисколько не испугался – земная власть не внушала ему ни страха, ни благоговения.

– Что угодно Вашему Императорскому Величеству? – спросил соборный настоятель.

– Где похоронен Потемкин? – рявкнул император, и отец Иоанн заметил, что голос у государя неприятный, лающий, а в минуты гнева срывается на фальцет.

– Гробница светлейшего князя в подвале собора, – ответил отец Иоанн. – Изволите спуститься?

– Изволю, отец мой, – нетерпение императора было столь очевидным, что настоятель недоуменно пожал плечами. – Ведите…

Павел Петрович шагнул вперед, и вслед за ним шагнул было Кутайсов… Но государь жестом остановил своего спутника, и тот послушно застыл на месте.

Священник с императором спустились в подвал, но Павел Петрович и не думал в скорбном молчании стоять над гробом.

– Я предписываю вам, батюшка, – прокричал император, и голос его действительно сорвался на фальцет, – после моего отъезда выполнить одно тайное распоряжение! Надобно покарать этого государственного преступника, так долго вредившего мне во мнении матери, императрицы Екатерины! Человек, который лежит здесь, не имеет никаких заслуг перед Отечеством! И память его, как и гроб, следует сравнять с землей! Никакого склепа, никаких баб, рыдающих над гробом! Никаких паломников и молитвенников за его душу! В яму его, как самоубийцу, как собаку, как падаль! Да так, чтобы никто не узнал, где эта яма!

Отец Иоанн промолчал, и Павел Петрович принял его молчание за боязнь ослушаться императорской воли.

– Я покидаю сей храм, отец мой, и уповаю, что вы выполните сие предписание! – продолжил Павел и, как мальчишка, побежал вверх по ступенькам. Соборный настоятель помедлил несколько минут, а, когда оказался наверху, то увидел, что император с Кутайсовым покинули храм.

«Права была гречанка, когда с предупреждениями приходила… – подумал отец Иоанн. – Император не смог поквитаться с живым и решил отомстить мертвому. Но не мне ему пособничать. Князь Потемкин не лишится могилы, пока я жив…»

Отец Иоанн исполнил просьбу гречанки, но как именно он это сделал – осталось тайным. Поговаривали, правда, что верное решение настоятелю подсказала графиня Браницкая, вскоре после визита императора приехавшая помолиться над дядюшкиным гробом. То ли Александре Васильевне удалось вывезти тело князя и предать его земле в своем имении в Белой Церкви, то ли гроб светлейшего перенесли в подпол собора, где покоился его первый настоятель, – никто не знал наверняка.

Священник словно воды в рот набрал, а прихожанам объяснял, что лучший памятник князю – не надгробная плита, а его славные дела. Города, воздвигнутые в татарских степях, основание Черноморского флота, помощь единоверцам-грекам… И беспрестанно служил панихиды за упокой души раба Божьего Григория. Император Павел Петрович больше в Новороссии не появлялся. Не приезжала и гречанка, некогда ошеломившая настоятеля своим появлением. И только отец Иоанн иногда вспоминал, как лилась из уст гостьи сладкая эллинская речь и как, казалось, вот-вот ответит ей светлейший князь Потемкин.