Читать книгу Игра в реальность. Охота на дракона - Елена Райдос - Страница 2

Часть 1. Жертва
Глава 1

Оглавление

Серые осенние сумерки потихоньку вползали на кухню сквозь балконную дверь, заливая всё пространство неверным сизым светом. Длинные тёмно-синие тени вальяжно разлеглись на полу и стенах помещения, стирая контрастные краски и сглаживая формы. Двое мужчин, неподвижно сидящих за столом напротив друг друга, словно бы погрузились в этот сумеречный раствор, отделивший их от остального мира. Наверное, пора было включить свет, но ни хозяин, ни его гость об этом не думали. Мысли обоих витали далеко от этой кухни, и были те мысли весьма безрадостные.

В квартире Антона вообще было не слишком уютно. В последние пару лет они с Алисой, его вечной возлюбленной, здесь практически не бывали. Всё их время теперь было посвящено «ангелочкам», как они ласково называли обитателей своего нового мира. Пятьсот лет назад Антон, которого тогда звали Аннагорн, впервые сотворил мир ангелов. Увы, тот мир ждала трагическая судьба, он был разрушен в результате смерти его создателя. В своём нынешнем воплощении Антон долго не осмеливался повторить свой предыдущий опыт, но два года назад он наконец решился и погрузился в новый проект с головой, да ещё и Алису утащил.

Так уж случилось, что соседом по лестничной клетке и лучшим другом Вертера был Творец Реальности. По человеческим меркам Антон обладал просто невероятными способностями, практически был богом во плоти. Сам он шутил, что мог бы раскатать этот мир в тонкий блинчик, если бы любил блины. Это, конечно, было преувеличением, но не особо сильным. Кроме того, Антон был практически бессмертным, как и его любимая. По крайней мере, время не оставляло следов на их внешности. А Вертер потихоньку старел, так как был обыкновенным человеком и не собирался что-то менять в своём статусе. Его и так всё устраивало в жизни, а заморочки Творцов были ему чужды. Когда судьба свела друзей вместе, обоим было слегка за тридцать. Сейчас Вертер вплотную приблизился к полтиннику и, хотя он по-прежнему выглядел моложавым и подтянутым, на ровесника Антона уже явно не тянул.

Впрочем, разница в субъективном возрасте и объективном могуществе никак не сказывалась на их отношениях. Это был тот редкий случай мужской дружбы, когда готовность отдать жизнь за друга не была просто оборотом речи. Восемнадцать лет назад Вертеру довелось доказать это утверждение на практике, когда он, защищая Антона и Алису, встал на пути Сабина, Высшего Творца, а по совместительству брата и смертельного врага Антона. Несмотря на вопиющее неравенство в возможностях обыкновенного человека и Высшего, последний проиграл и добровольно отправил себя в состояние стасиса, то есть безвременья.

Пикантной особенностью этой истории было то, что Сабин как раз и был изобретателем стасиса. Он вообще отличался непревзойдённым мастерством по части всевозможных разрушительных техник и коварных ловушек. В тот раз столкновение с Высшим стоило Вертеру жизни. Он натурально умер от смертельного ранения, и его тело предали огню со всеми подобающими почестями. К счастью, вся эта история случилась не в базовой Реальности, а в мире Творца под названием Убежище. Этот мир не имел функционала, чтобы отправлять умерших в нём на перевоплощение, поэтому после смерти сознание Вертера просто выкинуло обратно в его родную Реальность. Что ж, повезло.

С тех пор друзья практически не расставались, даже жили в соседних квартирах. Правда в последние два года квартира Антона преимущественно пустовала, так как хозяева всё время тусовались в мире ангелов. Впрочем, сервисная магия в ней продолжала действовать безотказно, поэтому жаловаться на пыль или отсутствие еды и напитков не приходилось. Но ведь дом – это больше, чем мебель и полный холодильник, это и люди с их мыслями и настроениями, создающими уникальную ауру, которую мы называем просто уютом. В доме Антона царила аура гостиницы, куда хозяева изредка заезжали на пару дней по делам.

Но сейчас Вертеру на эту особенность интерьера было глубоко наплевать. Он сидел за столом напротив хозяина и тупо пялился на рюмку коньяка, к которой так и не притронулся. Известия, принесённые Антоном, напрочь выбили его из колеи.

– Мне нужно было довериться твоей интуиции, Вер,– каялся горе-Творец. – Это моя вина, что всё зашло так далеко.

– Тоха, а ты уверен, что эту подлянку устроил именно твой брат? – процедил Вертер сквозь зубы, всё ещё надеясь на ошибку. – Как он вообще смог выбраться из статиса? Разве это можно сделать изнутри?

– Нельзя,– согласился Антон,– ему кто-то помог. Но это точно его работа, судя по виртуозной технике и убойной силе. Если б у меня было хоть немного больше времени, я бы снял эту паразитическую программу с Да́ли без последствий, а сейчас, боюсь, уже слишком поздно. Прости меня, друг.

Вертер встал из-за стола и вышел на балкон. Ему показалось, что он задыхается, что если не глотнуть холодного осеннего воздуха, то сердце его остановится, и он просто умрёт прямо тут, посреди чужой кухни. «Поздно! Поздно!» – стучало в висках. Такого просто не могло быть. Ведь только неделю назад Тоха сам же смеялся над его страхами и жалобами на странное поведение дочери, убеждал, что у Вертера просто глюки, что после смерти матери стресс у ребёнка – это нормально. Просто нужно немного времени и ласки, и рана затянется. А теперь говорит, что его Дали обречена. Слишком поздно.

Жену Вертера Ани похоронили месяц назад. Её смерть была странной и внезапной. Несерьёзная поначалу простуда быстро перешла в бронхит с мучительным кашлем, не дававшим уснуть ни ей самой, ни домочадцам. На третью ночь мучений Ани приняла снотворное и наконец заснула, а наутро её уже не стало. Отёк лёгких случился во сне, и Вертер, тоже практически не спавший двое суток, даже не заметил, как его жена перестала дышать. Была ли смерть матери стрессом для Дали? Ну ещё бы. Вот только для самого́ Вертера потеря жены оказалась ударом куда более сильным, чем он мог себе вообразить. Его, матёрого бойца, не раз убивавшего и смотревшего в лицо смерти, скрутило как щенка. Он шёл за гробом Ани наполовину седой, хотя ему ещё не было и пятидесяти. За всё время, пока проходили похоронные ритуалы, Вертер так и не смог пролить ни слезинки, боль утраты душным комком стояла в горле, не давая дышать и думать.

И тогда именно Дали вытащила своего любимого папочку из чёрного омута горя и депрессии. Ей тоже было больно, но его девочка оказалась очень сильной, даже сильнее, чем её героический отец. Она вообще была папиной дочкой. Ани даже немного ревновала, но благоразумно мирилась с расстановкой ролей в их семье. Тому были причины и весьма серьёзные. Восемнадцать лет назад, когда Вертер был Охотником, он убил женщину, которую очень сильно любил. Это была нелепая случайность, его любимая угодила под рикошетирующую пулю, которая ей совсем не предназначалась. Но эту пулю выпустил Вертер, чего так и не смог себе простить. Ту женщину звали Дали, и она была Мастером Игры. Возлюбленная Вертера, молодая и талантливая, она обладала выдающимися способностями, путешествовала по альтернативным мирам и мечтала стать Творцом своей собственной Реальности. Если б не нелепая гибель, у неё всё могло бы получиться, но судьба распорядилась иначе.

Через год после трагедии у Вертера и Ани родилась девочка, удивительно похожая на погибшую и ничем не напоминавшая своих родителей. У них обоих были тёмные волосы и карие глаза, а головку их дочки украшали золотистые кудряшки, и из-под пушистых ресниц смотрели глазки невероятного ярко-голубого цвета, точь-в-точь такие, как у той, чью жизнь унесла шальная пуля. Не удивительно, что они назвали свою дочь Дали в память о погибшей возлюбленной Вертера. По молчаливой договорённости родители не обсуждали столь странное сходство, но оба были уверены, что их дитя является реинкарнацией Мастера Игры. Вертеру очень хотелось верить, что Дали простила ему свою бессмысленную смерть, раз решила вернуться в мир его дочерью. А для Ани воспитывать будущего Мастера было очень лестно и почётно.

Со временем внешнее сходство между тёзками только усилилось и стало просто мистическим. Зато стала заметна разница в их характерах. Погибшая была очень яркой и эмоциональной личностью, крутила мужиками, как хотела, её амбиции в отношении своих немалых способностей били через край. А малышка росла спокойной, ласковой, как котёнок, практически не капризничала и не умела долго обижаться. Её душа была открыта каждому, кто подходил к ней с добром, но даже когда её незаслуженно обижали, девочка проявляла прямо-таки недетские терпимость и всепрощение. А ещё дочка Вертера была равнодушна к розовому, что для её предшественницы было просто немыслимо. Вот только способности Мастера к семнадцати годам в ней так и не проснулись. Впрочем, папочке отсутствие у Дали способностей управлять Реальностью было абсолютно фиолетово, он в своей дочурке души не чаял, и та отвечала ему искренней любовью.

Когда Ани не стало, Дали, видя подавленное состояние отца, взяла на себя роль хозяйки дома. Школу в Убежище, в которой она училась, пришлось отложить, так как папочке требовалось всё её внимание. Она интуитивно чувствовала, что Вертеру нельзя было оставаться одному, и проводила с ним всё время, свободное от домашнего хозяйства. Целую неделю она ходила за своим папочкой, как привязанная, и заставляла его вспоминать маму, их семейные истории, их общие приключения, шутила, часто глупо и без повода, в общем, старалась всячески растормошить погрузившегося в свою скорбь отца. Выбранная метода с точки зрения современной медицины была, наверное, довольно сомнительной, но она сработала. Невыносимая поначалу боль притупилась, стала привычной, с ней уже можно было жить дальше. Через неделю Дали отправилась в Школу, уже не боясь оставить Вертера одного. А на выходные она вернулась уже совсем другим человеком. Добрая чуткая девушка превратилась в злобного и опасного зверька, единственным желанием которого было укусить своего отца и побольнее.

Перемены в дочери были столь разительны, что Вертер сначала даже подумал, что она заболела. Но к концу выходных он был уже встревожен не на шутку и отправился к Антону за советом. Вот только друг не воспринял страхи Вертера всерьёз. Нельзя же, право, ожидать от юной девушки, только что потерявшей мать, а потом целую неделю выводившей своего отца из депрессии, чтобы она всё время сохраняла хладнокровие и ровное весёлое настроение. Конечно, она просто перенапряглась, вот и сорвалась. С кем не бывает?

Антон попытался утешить своего друга, но Вертер жёстко стоял на своём. Он интуитивно чувствовал, что его дочь попала в беду, и настоял на том, чтобы Творец в самое ближайшее время наведался в Убежище и понаблюдал за Дали. Сам Вертер попасть в Убежище никак не мог. Для него этот мир был закрыт, так как именно там он погиб, защищая своего друга и его любимую. Так уж устроено наше мироздание, что изменить событие, уже произошедшее в какой-либо Реальности, невозможно. Если ты умер в мире Творца, значит тебя здесь просто не может быть, и точка. Вся надежда Вертера была на проницательность друга и на его способность разобраться в странном поведении дочери.

***

Впервые Дали оказалась в Школе, когда ей исполнилось шестнадцать. Через неделю после выпускного вечера папа привёл её к дяде Антону и сказал, что пришла пора ей узнать кое-что интересное о мире, в котором она живёт.

– Дали, милая,– Антон взял её за руку,– пожалуйста, ничего не бойся и ничему не удивляйся. А теперь закрой глаза.

Первое, что почувствовала Дали, закрыв глаза, был аромат нарциссов, смешанный с запахом хвои. Антон отпустил её руку, и Дали обнаружила, что стоит посередине большой комнаты, украшенной венками из еловых веток и живых цветов. Стены были отделаны тёмными деревянными шпалерами, в дальнем углу располагался настоящий камин, правда огонь в нём не горел. Под лестницей, ведущей на второй этаж, приютилась небольшая вполне современная кухонька, а рядом с окном стоял длинный дубовый стол с дюжиной сидений с обеих сторон. За окном сплошной белой пеленой шёл снег.

– Где я нахожусь? – голос девушки слегка дрожал. – И почему здесь зима?

– Наш мир не такой простой, как тебе раньше представлялось,– пояснил Антон. – Реальность, к которой ты привыкла, мы называем её базовой, вовсе не единственная. Есть ещё альтернативные базовые Реальности, а кроме того, есть миры, созданные Творцами. Я участвовал в сотворении этого мира, потому что я Творец Реальности. Он называется Убежище. Здесь располагается Школа для особо одарённых учеников, к которым тебе предстоит присоединиться. А ещё здесь всегда зима.

Позднее Дали узнала, что Убежище было создано двумя Творцами: дядей Антоном и Тарсом, которого в Школе все называли просто Учителем. Очень скоро она привыкла к чудесам, которые были здесь делом обыденным, да и вечная зима перестала её раздражать. Но в первый момент у неё просто пропал дар речи. Дядя Антон, лучший папин друг, практически родственник, качавший её на коленях и даривший плюшевых медведей на день рожденья, вдруг оказался кем-то вроде бога. Это было нечестно. Как же можно было всю жизнь притворяться, играть чужую роль? И зачем нужно было её обманывать? Кому же тогда верить?

– А папа? – прошептала Дали чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Если ещё и любимый папочка ей врал всю жизнь, то как жить дальше?

Антон неправильно понял её вопрос и пустился в объяснения на предмет того, почему Вертер не смог последовать за ними в Убежище. Услыхав о том, что её папочка погиб в Убежище ещё до её рождения, Дали заплакала навзрыд. Теперь, спустя год ей было очень стыдно за ту истерику, но обида на дядю Антона так до конца и не прошла.

Школа, располагавшаяся в Убежище, была предназначена для людей с специфическими способностями, проще говоря, для начинающих волшебников. В стенах Школы их принято было называть продвинутыми Игроками. Поначалу Дали здорово резало слух, когда они называли свою жизнь Игрой в Реальность или просто Игрой. Но постепенно она привыкла, а когда прошла короткий вводный курс, то всё встало на свои места, и слово Игра перестало казаться ей неуместным. Очень скоро девушка поняла, что она оказалась лишней на этом празднике магии и волшебства. Никаких особых талантов у неё не обнаружилось, и в Школу её приняли только благодаря отцу и Антону, которым многие тут были обязаны своей жизнью. Осознав эту неприятную новость, Дали сначала почувствовала себя очень неловко, как будто заняла чьё-то место не по праву. Но в Школе было столько всего интересного, так что очень скоро она махнула рукой на самолюбие и с азартом принялась изучать всё подряд.

– Дали, ты напрасно думаешь, что существуют какие-то особенные люди, обладающие даром, и все прочие, у которых этого дара нет,– в сотый раз пытался успокоить её Учитель. – Абсолютно все проявленные сознания обладают потенциалом развиться до уровня Творца и даже Создателя. Просто нужно работать и не опускать руки. Всё, чего тебе удастся достичь в этом воплощении, останется с тобой после смерти тела. Тогда в следующей жизни тебе уже не придётся начинать с нуля.

Следующая жизнь… Так далеко Дали не заглядывала, но всё равно послушно выполняла все задания Учителя, хотя и понимала, что на какой-то ощутимый результат рассчитывать не приходится.

Ученики Школы, мягко говоря, были весьма разновозрастные. Младшему было около двенадцати, а самой старшей – далеко за пятьдесят. Но это никого не смущало. Вскоре Дали стала своей в этой странной тусовке. Её полюбили за покладистый характер и неизменное стремление всем помогать. То, что она не могла поставить элементарный энергетический щит или вылечить простуду наложением рук, ни у кого не вызывало ни малейшего раздражения. С ней охотно делились личным опытом, давали советы и подсказки. Папина сестра, Маргарита, тоже из продвинутых Игроков, которая нашла себя в целительстве душевных недугов, заехав однажды в Школу, решила взять Дали под свою персональную опеку. Теперь по вторникам девушка помогала своей тётке в её собственной маленькой больничке. Если честно, к целительству у Дали не было никакого влечения, но не отказываться же от столь щедро предложенной поддержки.

На выходные Дали возвращалась домой побыть с родителями. Папа всегда с интересом выспрашивал её про учёбу и про само Убежище. Чувствовалось, что ему бы очень хотелось туда вернуться, и он по-хорошему завидовал своей дочурке. А она так и не решилась расспросить его, что же там случилось с ним восемнадцать лет назад. Сама мысль о смерти любимого папочки, пусть даже не окончательной, вызывала у Дали приступ паники. А вот мама совсем не интересовалась Школой. Как выяснилось, она и сама когда-то была ученицей Тарса, но почему-то даже не пыталась использовать свой дар в базовой Реальности.

***

Было ещё совсем рано, за окном висела плотная пелена тумана, и от этого казалось, что утро будет ненастным. Но Роб знал, что это лишь обманка для лентяев. Стоит только подняться метров на пятьдесят по ступенькам, ведущим к монастырю, как окажешься выше туманной дымки под ясным голубым небом. Пора было вставать. До благословения Его Святейшества оставалось ещё минут сорок. Можно было успеть походить ко́ру вокруг главного храма, чтобы настроиться на правильную волну с самого утра.

Роб жил при монастыре уже третий год и каждое утро не переставал благодарить всех будд за тот счастливый случай, что привёл его в Тингри. Этот небольшой бонский монастырь, расположенный в горах на севере Индии, стал ему вторым домом. Нет, Роб не ушёл в монахи, хотя поначалу именно это и собирался сделать. Здесь это было не обязательно. Можно было просто жить в монастырском гестхаузе, практиковать и слушать наставления ламы. Никто его не неволил, но и не прогонял. За два года к Робу привыкли, хотя и не стали считать своим, но и чужаком он уже не был.

Поначалу, конечно, было непросто, особенно пока он не выучил тибетский в достаточной степени, чтобы свободно общаться на бытовые темы. Монахи называли его «зелёные мозги». Робу такая кличка даже нравилась и вовсе не казалась обидной, хоть он и понимал, что под словом «зелёные» подразумевались «незрелые». Но так было только первые полгода. Когда он начал довольно бойко общаться на их родном языке, монахи, не ожидавшие от европейца такой прыти, сменили недоверие на доброжелательность. В сущности, многие из них оказались очень симпатичными ребятами. Дружбы, правда, не получилось, но отношения установились вполне приятельские.

В монастыре обучалось несколько сотен монахов от самых мелких пацанят не старше семи до взрослых дядечек сильно за сорок. Было очень необычно видеть в одном месте столь разновозрастную аудиторию. Для малышни в монастыре существовала специальная школа, а монахов постарше обучали трое лам в статусе учителей. Глядя на улыбчивых и беззаботных мальчишек в бордовых монашеских одеждах, Роб частенько ловил себя на мысли, что по-хорошему им завидует. Его детство было совсем иным.

Роб родился в пригороде Оренбурга. Его семья жила в убогой пятиэтажке на краю рабочего посёлка. Он привык каждый день видеть облезлые замызганные стены домов, раздолбанный асфальт, рыжие грязевые лужи и пыльную засохшую растительность, привык слышать матерную ругань и пьяные вопли. Это был мир его детства, в котором он чувствовал себя вполне комфортно. Так лягушка, обитающая в мутном болоте, не может знать, что лишена чистой прозрачной воды. Она её просто никогда не видела.

Бывают места, которые сами по себе определяют будущее своих обитателей. Если вы, к примеру, родились в богатом поместье, то ещё не факт, что станете настоящим лордом, достойным наследником традиций предков. Зато, если ваши родители – пьяницы или наркоманы, и живёте вы в обшарпанной двушке среди таких же несчастных опустившихся соседей, вам практически гарантировано повторить их судьбу. Таким местом был родной посёлок Роба.

За первые восемнадцать лет жизни перед армией он успел несколько раз всерьёз напиться, покурить травки, пятнадцать суток отсидеть за решёткой, очень много раз подраться, в том числе с поножовщиной и, как вишенка на торте, попасть в банду, промышлявшую вульгарным рэкетом в посёлке и окрестностях. Из его бывших друзей половина сейчас уже сидела либо собиралась чалиться, а другая половина к двадцати годам уже плотно подсела на наркоту или тихо спивалась. Троих уже не было в живых: одного зарезали конкуренты, у второго случился передоз, а третий перепившись вышел из окна на девятом этаже. Роб не сомневался, что его ждала похожая участь, если бы не счастливый случай, приведший его в Тингри.

На этот раз счастливый случай прикинулся вульгарной повесткой в военкомат. К восемнадцати годам Роб уже сделал неплохую карьеру в местной банде, и ему, разумеется, совсем не улыбалось терять два года жизни на службе государству, которое не дало ему ничего, кроме десяти классов сомнительного образования и перспективы загнуться молодым от какой-нибудь неполезной химии или нескольких дюймов стали в район печени. Он уже неплохо зарабатывал, в основном на ниве выбивания долгов, и планировал легко откупиться от продажных вояк. Но не получилось. Дело в том, что именно в этот год Родине срочно потребовалось немного повоевать в дальних неласковых краях, а Роб, как назло, был очень крепким и пока ещё здоровым парнем. В результате взятка не сработала, и он загремел в десантуру.

И вот тут-то выяснилось, что Роб, оказывается, просто был рождён для войны. Жёсткая конкуренция на гране смертельного риска в его родном посёлке сделала из него настоящего бойца, хладнокровного и бесстрашного. В каком-то смысле в армии было даже проще, чем дома, здесь таких матёрых вояк среди новичков было раз, два и обчёлся. На общем фоне Роб выглядел настоящим крутым рейнджером. Дополнительным бонусом оказалась его феноменальная меткость и быстрая обучаемость различным боевым приёмам. Роб умел двигаться так стремительно, что ещё задолго до того, как полностью освоил бойцовские техники, начал выигрывать поединки у гораздо более опытных противников. Те просто не успевали отследить его движения, хоть эти движения и были не идеальны по исполнению. Но главной приятной неожиданностью оказалось то, что Робу вся эта войнушка очень понравилась. Возможно, именно поэтому у него всё получалось так легко и непринуждённо. Начальство вскоре начало приглядываться к бравому вояке с перспективой подписать его на профессиональную службу, и Роб всерьёз задумался о военной карьере.

Но случилось непредвиденное. Однажды на ученьях отряд Роба попал в снежную бурю. Всё бы ничего, но буря налетела неожиданно, вопреки оптимистичному прогнозу погоды, и снабжение отряда тёплой одеждой было не предусмотрено. В результате половина отряда угодила в больничку с пневмониями разной тяжести. Роб тоже оказался на больничной койке, хотя в его случае это был просто сильный бронхит. Тем не менее, как минимум пару недель ему предстояло остаться наедине с собой. Поначалу ему даже понравилось целыми днями ничего не делать, но, как только жар спал, скука стала одолевать его хуже, чем раздирающий грудь кашель.

Книга в тёмно-синем бумажном переплёте валялась никому не нужная в глубине больничной тумбочки. Автор был явно откуда-то с востока, запомнить его имя Роб даже не пытался, а вот название «Чудеса естественного ума» ему сразу понравилось. Первые несколько страниц зашли с трудом. Книга явно была переводная, причём перевод на русский был сделан не напрямую с тибетского, а с английского перевода, и выполнен довольно коряво. Но вчитавшись и ухватив смысл, Роб уже не мог оторваться. К моменту выписки он успел прочитать книгу три раза от корки до корки. Ему стало казаться, что вся его предыдущая жизнь была совсем неважной, только прологом к жизни настоящей. Эта книга стала для Роба как бы пропуском в его собственный загадочный внутренний мир. И этот мир был гораздо значимее и ценнее всего, что с ним до сих пор случилось.

Оставшиеся полгода службы превратились в пытку. Роб считал часы до дембеля и каждую свободную минуту снова брался за книгу. Начальство было сильно удивлено и разочаровано произошедшими с ним переменами, но заставить перспективного парня остаться на сверхсрочную службу было не в их власти.

***

– Учитель, это правда, что мир, в котором мы живём, на самом деле не существует, что он – просто порождение естественного состояния моего ума?

– Правильнее было бы сказать, что он не порождение, а интерпретация, мой мальчик.

– Но ведь интерпретировать можно только то, что реально существует, разве не так?

– Вот именно! Мир в твоём сознании реально существует. Можешь в этом не сомневаться.

– Но что же в таком случае лежит в его основе? Вы же не станете утверждать, что верите во все эти протоны-электроны?

– В основе мироздания лежат вибрации, циклические движения.

– Движения чего?

– Очень многие философы и учёные пытались дать ответ на этот вопрос. Можно было бы сказать, что движется само пространство или эфир. Но это была бы просто попытка дать ещё одно название непонятному явлению. На самом деле сам этот вопрос некорректен. Существует движение, как таковое, оно первично. А вот объект, который движется, как раз и создаётся в результате взаимодействия вибраций с сознанием. Он вторичен. Сознание интерпретирует этот наваристый бульон из различных вибраций как образы, звуки, вкусы, запахи, тактильные ощущения, мысли и эмоции. Если вибрации грубые, то получается что-нибудь «материальное», например, молоток или чашка кофе, а если очень тонкие, то светлые мысли или безбрежное счастье.

– Выходит, что если чего-то нет в моём сознании, то его как бы вообще не существует.

– Это очень занимательный вопрос, мой дорогой ученик. Можешь ли ты утверждать, что что-то существует, если в твоём сознании об этом явлении нет даже мыслей? Полагаю, что нет. А вот если ты о чём-нибудь подумаешь, то объект твоих раздумий сразу обретёт статус существующего в твоём сознании.

– Получается, даже одной мысли достаточно, чтобы дать жизнь какому-то явлению.

– Мысль – это совсем немало, поверь мне. Мысли ведь материальны так же, как всё остальное, что проявляет твоё сознание.

Игра в реальность. Охота на дракона

Подняться наверх