Читать книгу Высотка - Елена Рыкова - Страница 2

Эх, родная высотка!

Дóма и стены помогают, мой дом – моя крепость.

«Какое же враньё эти ваши поговорки!» – думаю я, несясь сломя голову. Дыхание сбилось, в руках коробка яиц…

Меня зовут Тройка, а мальчик, который только что достал пакет песка из сумки, – мой лучший друг Саша. Почему вместо того, чтобы, как все нормальные дети, снимать ролики для «ТукТука», мы убегаем от незнамо кого по лестнице?

Позвольте объяснить с самого начала.

Мы с Сашей живём на тридцатом этаже, через лестничный пролёт друг от друга, и оба любим книжки о Гарри Поттере.

Наш дом такой высокий, что разные слои атмосферы обнимают его, как кольца Сатурна. Ни один торфяник в августе не докуривает до нас свой угар. Плевок с нашего тридцатого падает на землю неделю. Ветра освежают в любой зной, а снег начинает идти на сутки раньше, чем там, внизу.

Саша верит, что в нашем доме живёт дядька Неспун. Руки у него волосатые и длинные, до пола, голова на триста шестьдесят градусов крутится, по ночам он ползает по высотке снаружи и заглядывает в окна. Видит, что какой-то ребёнок не спит, и утаскивает его.

Но вообще, Саша много во что верит, поэтому и ходит в театральный кружок.

Самое страшное для нашего дома – это когда лифты не ходят. Под нами – двадцать девять этажей соседей, над нами – ещё двенадцать. Кого там только нет: пенсионеры, революционеры, актёры, художники, сантехники, – и все поклоняются лифтам. Некоторые даже ставят около них маленькие игрушечные домики, носят туда шестерёнки и смазочные материалы – чтобы у лифтов были силы и чтобы они не издавали страшные рыки, приземляясь на первый этаж.

Никто у нас в подъезде не выжигает лифтам кнопки. Никто в них не писает. И не пишет матерные слова. Боятся. Иногда только какой-нибудь глупец отковыряет уголок у зеркала или прилепит рекламу пиццы на малярный скотч. Тогда лифты обязательно ломаются, и наш дом превращается в башню Рапунцель до прихода бригады в оранжевых комбинезонах.

Спускаться, а уж тем более подниматься по лестнице мало кто решается. Сашка рассказал, что там, в пролётах, то ли между тринадцатым и пятнадцатым, то ли между семнадцатым и восьмым, – зона отчуждения. И что однажды к тёте Васе КГБ[2] снизу, с земли, пошёл курьер – так он пропал без вести.

Тётя Вася КГБ живёт как раз на тринадцатом, но сидит всё время на скамейке в жилетке – в жару и в мороз. Благодаря своим сверхъестественным способностям она с точностью до миллиметра может определить, кто и на каком этаже сверлил в неположенное время.

В день, когда мы попали на лестницу, я раздобыла брошюрку «25 опытов, которые точно не стоит повторять дома», и нам с Сашкой позарез надо было спуститься на землю. Мы хотели проверить, что случится, если смешать песок, сахарную пудру, пищевую соду, облить это всё спиртом и поджечь. Книжка обещала, что «на ваших глазах родятся маленькие монстры, которых будет становиться всё больше, пока они не сольются в одну огромную змею». Судя по иллюстрации, этой сказочной фразой авторы хотели сказать, что смесь сахара и соды от горения почернеет и начнёт подниматься, как тесто, чем-то напоминая какашку. Это было интересно. Но также мы не исключали вариант, что оно просто жбахнет. Поэтому решили последовать совету, данному в названии, и провести опыт не дома. А во дворе.

– Ну, где же наша карета? – спрашивал и спрашивал Саша, в пятый раз нажимая на кнопку, которая и так горела красным.

Санёк ждал лифтов сильнее, чем я, потому что сумка с ингредиентами оттягивала ему плечо. Мы собрали всё. Не спрашивайте, где взяли песок. И зачем тащили его на улицу, если там песочница. Я держала коробку сырых яиц. На всякий случай.

Стояла царственная тишина. Ничего не скрежетало, не потрескивало, не свистело, как пожарная машина. Ничего не двигалось за железными дверьми, отделявшими нас от глубокой пропасти шахты лифта.

– Саша, – я была вынуждена это признать, – они сломались.

Немного посовещавшись, мы решили идти по лестнице. Путь на неё лежал через общий балкон. Там курил наш сосед Пётр Олегович, оттягивая и отпуская резинку на синих трусах. Он вздрогнул, когда мы открыли картонную дверь.

– Извините, – сказала я, и голова сразу закружилась, – лифты снова сломались.

– Вот их ейтить, – рассердился Пётр Олегович, – пойду вызову бригаду.

Ветер на балконе бил, как хлопчатобумажное полотенце. Я почувствовала, что волосы на затылке подняло вертикально вверх и сразу же бросило на лицо. Я убирала их за уши, но они снова наваливались на глаза.

– Синь какая и золотень, – сказала я Саше, глядя, как внизу расходятся трамваи, как стоит в кудрях осенней листвы на площади Ильич и как там, далеко, волочится по облупленному мосту поезд.

– Пойдём, – сказал Сашка.

Стены были розовые, иногда оранжевые, воняло, но в общем и целом всё было нормально. Продвигались мы хорошо: бегом. Саша вскоре осмелел (он шпарил первым) и крикнул:

– Ровно идём! – Это меня обрадовало. Но я запыхалась и не подтвердила.

Через некоторое время его шаги замедлились. Я поняла почему: зона отчуждения. Она съедала свет. Одна за другой гасли, стихали лампочки. Скоро мы вошли в полную тьму. Ноги и глаза привыкали. Двенадцать ступенек – разворот, двенадцать ступенек – разворот. Я хотела спросить Сашку: «Это тут живёт Неспун?» – как увидела его.

Огромный, лохматый, с блямбой на голове, с нелепыми толстыми, но короткими руками, шёл он на меня. Я попятилась и упала. Попа ударилась о ступеньку. Чудовище приближалось. В этот момент я поняла, почему герои фильмов ужасов сначала от убийцы бегут, потом спотыкаются и дальше забывают использовать ноги, а ползут на локтях, что, конечно, медленнее. Я от страха забыла всё, не только ноги. Неспун снял голову и убрал её под мышку.

– А-а-а-а-а-а! – закричал Сашка и как бешеный ринулся обратно, наверх.

– А-а-а-а-а-а! – закричала я от боли, потому что Саша наступил мне на руку.

– А-а-а-а-а-а! – закричал безголовый Неспун.

Это был уже перебор. Оттоптанные пальцы как-то сами собой потянулись к коробке яиц и машинально её открыли. Я вскочила, понеслась вслед за Сашкой, а кидать старалась вполоборота. Особо целиться не получалось, но я слышала чавканье и хруст скорлупок. Будто дядька Неспун ловил яйца ртом и сжёвывал их.

– Песок! – загорланил вдруг Сашка, чем контузил моё левое ухо.

Ну вот. Теперь вы знаете, почему нам темно и страшно в родном доме. А также – как так получилось, что Саша швыряет пригоршни песка в чудовище из пролётов отчуждения. Треск рвущейся одежды? Это ещё откуда?

Вскоре я запыхалась так, что слышала только своё сердце: оно громко билось в контуженном ухе. Скакать дальше вверх по ступенькам не было сил. Оставалось только одно: встретить смерть лицом к лицу.

«Сан Саныч, простите, что прогуливала физкультуру», – подумала я, обернулась и в этом последнем, предобморочном мгновении краем закатившегося глаза увидела, что на месте страшной неспунской головы торчит нестрашная ушастая.

Кирюша с десятого этажа.

– Ребза, ребза, подождите! Прекратите кидаться! Как хорошо, что я вас встретил! – орал он, протягивая ко мне крылья в плюшевых перьях.

– Троечка, держись, я спасу тебя! – откуда-то сверху навалился Сашка, больно ударив локтем в бок.

– А-а-а-а-а-а! – снова закричала я от боли. – Стопари, это не Неспун!!!

Но Саша с криком «Песок!» запулил в Кирюшу остатки ингредиента.

– Ох! Вот чёрт! Жжёт! Жжёт! – тот согнулся в три погибели и тёр крыльями глаза.

Санёк наконец прозрел.

– Прости, – засуетился он. – Я подумал, ты – это не ты. А, ну знаешь, вроде как песочный человек[3]. Я решил, что сейчас песком его… побежу… не, победю… а, неважно, одолею его же оружием.

Кирилл не слушал и стонал.

– Тебе глаза надо водой промыть, – Сашка копался в сумке. – Подожди, у меня где-то было… А, вот!

– Санёк! – закричала я. – Это медицинский спирт!!!

На лестнице запахло операционной, но Кирилла спасло крыло: он вовремя успел заслониться.

– Точно, спирт, – Саша удивлённо смотрел на бутылку.

Кирюша уронил снятую голову и присел на ступеньки. Уроненная голова была цыплячьей. Клюв. Гребень. Глаза навыкате, бешеные.

Настоящая, природная Кирюшина башка была вся в желтках и скорлупе.

– Мне в этом костюме по лестнице неудобно спускаться, а лифты не работают. Я просто хотел, чтобы вы мне помогли немного!

Кирилл в куриной забегаловке подрабатывает. У метро в костюме Цыплёнка стоит и вручает людям шарики на палочках. На шариках тот же Цыплёнок нарисован и надпись: «Чикен гриль».

Через полчаса мы вывели Кирилла на свет, встретив по дороге и тёть-Васиного курьера.

Оттоптанные пальцы сильно ныли.

Толпа встречала нас у подъезда. Люди улыбались и хлопали: бригада в оранжевых комбинезонах, тётя Вася КГБ, дети с детской площадки и взрослые со взрослой.

Кирюша щурил воспалённые глаза.

– Кирилл, ты что, пил? – случайно срифмовала тётя Вася. – Я обо всём сообщу твоей матери!

– Распишитесь, пожалуйста, – курьер протянул ей бумажку. Он месяц на нашей лестнице сидел. Потерялся и не смог найтись. Думал уж, не спасут.

– Не буду, – тётя Вася КГБ глянула на него с превосходством. – Вы доставку задержали.

– Да возьмите хоть бесплатно, – курьер в отчаянии протянул ей мятую коробку, на которой было написано: «“Воструха”[4]. Подслушивающее устройство нового поколения».

Кстати. Только тётя Вася КГБ верит мне, что иногда из нашей высотки можно услышать, как в Тихом океане кричат киты. Она и «Воструху» для этого купила.

– Ты чего такая грустная? – спросила мама вечером.

– Да вот, – я ей показала. – Любимый свитер порвала.

Он у меня и правда любимый: с надписью «Слизерин», потому что в книгах про Гарри Поттера мне больше всего Драко Малфой[5] нравится.

– Это потому, что ты лазила по тёмным лестницам. А ещё вымазалась сырыми яйцами и обвалялась в песке. Сандра, ну ты же девочка! Когда ты перестанешь бегать за этим Сашей и заведёшь себе нормальных подруг?

Как вы, наверное, уже поняли, Тройка – это кличка. Теперь ясно, почему я так не люблю своё имя? Сандра!!! Слышали?!

Мама вздохнула и открыла шкаф.

– Вот, – она протянула мне кофту с Минни-Маус на спине. – Не новая, конечно. Моя ещё. Но, кажется, тебе подойдёт. Берёшь?

– Беру! – согласилась я.

Когда мама ушла, я забралась под одеяло с головой, поджала колени и стала в них дышать. Моя кровать стоит у стены. А за стеной ничего нет, только летают птицы и тянутся провода. Далеко внизу торчат крыши обычных, низких домов, и деревья между ними стоят с листвой такой тёмной, что кажутся синими. Я лежала и ловила каждый звук: не ползёт ли кто там, цепляясь за выступы, – и, конечно, скоро заскрежетали по бетону когти и послышалось его, Неспуна, неровное дыхание.