Читать книгу Секс в браке - Елена Ровинская - Страница 6

Прошла всего три недели, а мне казалось, что год. Стоило лишь вырваться из заточения, стоило начать ступать без оглядки, не опасаясь выкидыша, простуды или потери сознания, как все закрутилось и понеслось.

Работа, дом, спорт, работа… Как кто-то смеет жаловаться? Да вы не знаете, как вам повезло! Какое счастье снова ездить в автобусе, без бритого Толи, согнувшегося под весом своей «голды». Без Димы, который вцепился в руль, как Круэлла Девиль, лишь бы не сорваться и не начать орать.

Одной.

Пока мы с Димой еще разговаривали, он рассказывал мне, что если не может что-то решить немедленно, он «вешает» проблему на гвоздь и начинает заниматься совсем другими делами. Это, якобы, помогало ему не сойти с ума. В итоге проблема либо решалась сама собой, либо у него появлялась пара идей по ее решению.

Я поступила так же.

Возобновила абонемент в спортзале, записалась к Андрюше в салон, на курс восстанавливающих масок и… приготовилась жить с того мига, на котором моя жизнь замерла. Сама себя зачеркнула параллельными полосочками на тесте.

Дима был прав. Стоило заняться чем-то, что в моей власти, как отношение к жизни стало меняться. Заставив себя заниматься работой, я немного отвлеклась от неразрешимой проблемы. И она начала решаться сама собой. Во-всяком случае, перестала меня тревожить.

Быть одной и снова свободной. Принадлежать лишь самой себе… за его деньги. В его квартире. В шмотках, которые оплатил он. Самостоятельную из себя строить.

Сидя за белым кухонным столом на черно-белой Диминой кухне, я мрачно закусила губу. Осознала вдруг, что сама на такую квартиру не заработаю. Что ничего моего здесь нет. Все здесь по-прежнему его. Димино. Я получила право всем пользоваться, за то, что позволила воспользоваться собой. Надолго ли?

Это напомнило мне еще одну вещь: на этой неделе я ни разу не позвонила ему. Сперва из принципа, ждала, что он сам позвонит. Потом – вообще забыла. Слегка увлеклась. Закрутилась в круговороте жизни. Забыла, что у меня вообще дети есть.

Кан был прав: мамаша из меня, хуже, чем из кошки. Хотя и не уточнял, проявится ли у кошки материнский инстинкт, если отгонять ее от котят с собаками…

В дверь постучали.

Мое сердце гулко заколотилось о силикон. Господи! Ну, почему он не может по телефону на меня наорать?.. Я попыталась вспомнить, где мой телефон. Но память ничего не сохранила по этому поводу.

Эта история, что я начала писать, пока валялась в постели после болезни, захватила меня целиком. Я уже находила ключи в масленке, а телефон в ванной, среди лосьонов. Но еще больше вещей исчезали в недрах гулкой черно-белой квартиры бесследно. И я никак не могла припомнить, куда засунула их.

Телефон был одной из них. Разрядился видимо. Я как раз собиралась найти его после завтрака и выслушать все, что мне скажет Дима, но он не мог ждать так долго.

– Входи! – отозвалась я, не вставая с места и приготовилась умереть достойно.

Дима вошел.

Встал в дверях кухни, постукивая перчатками о ладонь. Красивый, сильный, чужой. Запах его парфюма, волнующий и резкий, поплыл по кухне. Я засмущалась, как девочка. Совсем, как раньше, когда ведомый непонятными мне порывами, он брал меня за душу и выворачивал наизнанку.

Дима не произнес ни слова, глядя в упор. Я приготовилась даже, к какому-нибудь несправедливому обвинению, но он вдруг бросил перчатки и снял кожанку.

– Это на тебе моя футболка надета? – спросил он, подозрительно уставившись на меня.

– Снять? – покраснела я, испугавшись, что он поймет.

– Оставь! – спешно ответил Кан.

Я оскорбилась.

– Кофе? – не так уж просто плюнуть человеку в лицо, который на голову выше и на столько же шире тебя в плечах.

– Спасибо! Сиди, я сам налью.

Расхаживая по кухне, Дима молчал. Как мне показалось, он был раздосадован и не знал, с какой стороны подступиться. Я молча ждала, сопела, накручивая на палец до плеч обрезанную прядь.

Кан сам меня научил меня этому приему: ждать. Первым заговаривает тот, кому больше нужно. Или тот, кто главнее. Дима заговорил:

– Доктор Алексенко сказал, что ты перестала ходить к нему.

– Мне некогда.

– Чем ты так теперь занята?

– Работаю, – я подогнула под себя ногу, навалилась локтями на стол. – Шеф предлагает мне снова рубрику «Seкс» писать. Под другим именем, разумеется. И «Спорт». Интервьюшки, все такое… А еще «Мисс Дальний Восток – 2004». Мы – информационный спонсор и поскольку я всех моделей знаю… Кстати, могла бы твою рекламу просунуть.

Он слегка кивнул, не дав мне договорить. Я так и не поняла, одобряет Дима мой шаг, или ему плевать. Он все это время пялился на меня и взгляд был такой, словно я без спроса его машину взяла, а не футболку несчастную.

– Где ты была вчера?

– Зашли с Соней в «Пул». Мы вчера всю ночь были вместе, она тебе не сказала?..

Это был удар наугад. После того, что я ей устроила за случайную откровенность, Сонька клялась и божилась, что между нею и Димой ничего нет, но я ей не верила. Дима чуть дрогнул, сощурившись. Процедил сквозь зубы:

– Ты не звонила неделю. Я ждал, что ты заедешь, хотя бы взглянуть на детей. Толя весь вечер на телефоне провел, пока Анастасия Филипповна не уложила их спать.

– Я не могла найти телефон. Кстати, ты не видел?

– Я?!

– Ты заходил вчера днем. Стулья были расставлены по-другому.

Дима сел, наконец и подпер щеку, водя пальцем по ободку своей кружки. На поверхности кофе отражалось его лицо.

– Я надеялся застать тебя.

– Что, на работе не на кого орать?

– Все, прекрати! Не хочешь видеть меня, не надо. Но о своих детях могла бы спросить!..

Я выдохнула, не зная, как объяснить человеку, что именно тебя бесит, не разбив ему об лицо кофейный сервиз. Он терпел мои капризы почти что год, но никогда не знаешь, когда у человека лопнет терпение. Никогда не знаешь, что он предпримет в следующий раз. Именно Дима ведь решил, что я нестабильна. Именно он позволил старой карге решать, когда она может вызвать охрану.

А теперь сидел и глядя на меня чистым взором, спокойно спрашивал, почему я не приехала повидать своих детей!

– Ты издеваешься?! – осторожно спросила я, хотя и знала, что издеваясь, Дима смотрит на меня совсем по-другому. – Ты отобрал у меня возможность считать их своими. Это – твои сыновья! Не мои. Мне даже притронуться к ним не позволяют без трех свидетелей. Что было в прошлый раз, когда я приехала? Нянька сказала, что я их пугаю!.. Нянька, блядь, решает, пугаю я своих, якобы, детей или нет. А когда я возмутилась, опять пришел Толя и начал гудеть, что мне надо успокоиться и пойти выпить чаю. А еще лучше – валиума… Так зачем мне вообще приезжать?! Зачем? Смотреть, как нянька их мне показывает на расстоянии десять метров?

– Ты была больна, – напомнил он сухо. – Ты бредила. Ты чуть не свалилась с лестницы с Алексом на руках!..

– Я уже давно здорова. Хотя и не настолько, как Толя, – я вскинула руки, чтобы в беспомощном сарказме описать ими траекторию Толиной головы, плавно переходящей в плечи. – Но все по-прежнему говорят мне, будто я не в себе. Хватит! Очень даже в себе.

Дима сделал несколько вдохов, обретая тот уровень дзенского спокойствия, что позволяет самураю решать проблемы с женой. Напомнил тихим свистящим шепотом:

– Я не знаю, насколько ты в себе, Ангела! Я видел женщин, которые сходят с ума буквально на ровном месте. И мужчин – тоже. Я попросил няню следить за тем, чтобы ты опять чего-то не учудила… Только-то и всего. Но всякий раз, когда ты оказываешься в детской, ты начинаешь выть в голос! Это – нормально?!

– Да! – я отшвырнула ложечку и, проследив траекторию ее полета глазами, он тут же сделал отметку в уме.

Обозлившись еще сильней, ощущая себя Холли Берри в «Готике», я встала и отошла к окну.

– Скажи, будь ты на моем месте, что бы ты сделала? – спросил он сухо.

– Не знаю. У меня никогда не было столько власти, чтобы все решать за других.

Дима снова отказался поднять перчатку.

– То есть, для себя ты уже все решила.

Поколебавшись, я зло кивнула.

– Оставь их себе.

Вчера мы с Соней, обсудив со всех сторон ситуацию, пришли к очевидному выводу. Кан потерял ко мне интерес. Иначе нашел бы и время, и терпение. Приструнил бы старуху, вместо того, чтобы назначать ее своей наместницей в детской.

Если он поступал иначе, значит, мне оставалось одно – уступить ему. Я согласилась: Соня знала Диму гораздо лучше, чем я. Какой бы нездоровой не казалась кому-то наша с ней связь, – или же ее любовная линия с моим мужем, – Соня была единственной, кому я все еще могла доверять.

За исключением этого ее супер-пупер-совета: перестать бузить и сделать все, чтобы возвратить интерес к себе Димы. Я в голос ржала. Словно он был у него когда-то там. Интерес ко мне. Дети-то уже в детской!

– Еще что-то, – осведомился он ледяным тоном, – что ты решила, но не решилась признаться мне?

Я закусила губу и сделав над собой усилие, кивнула.

– Я хочу развестись.

– Охуительно! – Кан хлопнул себя по колену и сузил глаза. – Могу я вежливо спросить – почему?

– Ты не любишь меня.

– Еще охуительнее…

– Ой, все! Давай разведемся и забудем про все. Не нужен мне ни этот фиктивный брак, ни твоя квартира.

– Так просто, да? – он усмехнулся и покачал головой; сказал зло и резко повысив голос: – Не нужен, блядь? А мне нужен. Я, блядь, настаиваю на чести, блядь, оставаться вашим супругом, сударыня. Пока вы, по крайней мере, не окрепнете мозгом. То бишь, пока смерть нас не разлучит.

– Я не тупая! – взвизгнула я, пожалуй, впервые повышая на него голос, как равная. – Ты никогда мне не был по-настоящему мужем. Ты вывел меня из абортария и отвез в ЗАГС! Не потому, что ты любил меня, не потому, что ты меня хотел. Ты просто хотел, чтобы я родила тебе. Не знаю, почему я. В отместку, может быть, моему папаше. Ты отомстил! Теперь, давай, забери обоих и отъебись от меня!

Он встал. Посмотрел на меня в упор и не сказав ни слова, вышел из кухни.