Читать книгу Месть – это фастфуд - Елена Румильяк - Страница 2

Я не знаю архитекторов, разработавших план университетской библиотеки, где я работаю, но думаю я о них всякий раз, как иду в туалет. Туалет для сотрудников помещён так далеко от всех служб, что, пока до него дойдёшь и вернёшься, теряешь минут двадцать. Из-за этого им и раньше пользовались нечасто, а после несчастья, случившегося прошлой осенью, туда вообще никто не ходит.

В понедельник 14 ноября уборщица обнаружила в закрытой изнутри кабинке тело нашей коллеги Иоланды Гомез, скончавшейся от остановки сердца. Тело пролежало там все выходные. Уборщицу насторожил запах, доносящийся из кабинки. Она позвала охранника, и тот сразу вызвал полицию. Кабинку пришлось полностью демонтировать: тело, упав, заблокировало дверь. По словам судмедэксперта, Иоланда скончалась в четверг 10 ноября, накануне Дня Перемирия[1], во второй половине дня. По расписанию её не было ни в читальном зале, ни на выдаче, поэтому на её отсутствие никто не обратил внимания. Да и как такое можно предположить? Иоланда очень внимательно относилась к своему здоровью: исключительно натуральная еда, ни алкоголя, ни табака. Поклонница фитотерапии, во время перерыва вместо кофе она пила травяные настои, которые приносила из дома в маленьком термосе.

Уборщица вспомнила, что в четверг 10 ноября одна кабинка была занята, но тогда она не обратила на это внимания. Она быстро прошлась шваброй по полу и ушла, не дожидаясь, пока кабинка освободится – этим туалетом пользовались редко, и он оставался чистым довольно долго.

Иоланда жила одна, поэтому её отсутствие осталось незамеченным все выходные. Библиотека была закрыта три дня, так как День перемирия в этом году пришёлся на пятницу. Моника, давняя коллега Иоланды, забеспокоилась первой. Обе они работают с нами с сентября, после слияния фондов их библиотеки по истории искусства с фондами нашей центральной университетской библиотеки. Моника звонила Иоланде всё утро, но никто не брал трубку. Понятно почему. Шок был ужасен. Сколько раз мы потом повторяли, что, если бы туалет не был так изолирован, может быть, мы бы заметили вовремя, что с Иоландой что-то не так и её успели бы спасти. Но никакой возможности призвать к ответу архитекторов, чертивших более полувека назад план университетской библиотеки, у нас не было.

* * *

Я спускаю воду, смотрю, который час, и быстро мою руки. Я только что отработала свои полдня в библиотеке иностранных языков, и мне надо кое с чем разобраться перед тем, как я продолжу свой рабочий день в центральной библиотеке. Час назад мне позвонила Гаранс, коллега-контрактница. Я поняла не всё: Гаранс говорила быстро и сбивчиво, перемежая слова короткими затяжками. Но главное я уловила: этот мудак опять её достаёт. «Этот мудак» – это наш начальник Ян Дюбуа. Не имея возможности клонировать самого себя, чтобы работать с собственными дублями, он вынужден за нами следить. Не успеешь что-то сделать, как он появляется и всё перепроверяет. И речь идёт не только о нашем отделе хранителей. Электричество, информатика, система безопасности – он повсюду и следит за всем. Даже когда он в отпуске, мы продолжаем получать его мэйлы с директивами. Жалко смотреть, как эта необычайная вездесущность попусту расходуется на коллег, которые никогда не захотят её оценить.

В центральной библиотеке работы по замене служебного лифта уже начались. Я поднимаюсь по лестнице на пятый этаж в наш отдел хранителей, где мы готовим книги для выдачи. Там царит непривычное молчание. Я вхожу – и понимаю почему. Все смотрят, как Рене покрывает книгу клейкой плёнкой с высокой степенью адерации. Это довольно сложно, одно неверное движение – и книга испорчена. Но Рене покрывает книги как никто другой: каждый его жест выверен и точен до мельчайших деталей. Плёнка пристаёт к книге, как вторая кожа, без пузырьков и складок.

От Рене исходит та магия хорошо сделанной работы, на которую хочется смотреть до бесконечности, как на языки пламени в камине. Закончив, Рене, явно собой довольный, нежно проводит рукой по книге и понимает, что все на него смотрят. Чтобы скрыть смущение, он слегка вызывающе говорит:

– Да, я ласкаю книги. И пусть тебя это не шокирует, – добавляет он специально для Евы, единственной, кто продолжает смотреть на его руки.

– Меня это совсем не шокирует, – отвечает Ева. – Ты же знаешь, когда речь идёт о ласках, я готова на любые эксперименты.

Её взгляд становится мечтательным, и она добавляет полным чувственности голосом:

– Я даже готова присоединиться и ласкать эту книгу вместе с тобой.

– Ещё чего! Только разврата тут не хватало! Свои книги я ни с кем не делю.

– Напоминаю, что книги здесь общественная собственность, – холодно замечает Ева. – Как только они оказываются в свободном доступе – их может взять кто угодно, унести к себе и там ласкать в своё удовольствие весь срок выдачи.

– Да, – неохотно соглашается Рене. – Но всё-таки я ласкаю их первым.

Он говорит об этом, как средневековый феодал говорил бы о праве первой ночи.

– Не хочу тебя расстраивать, – осторожно вмешивается Милена, – но всё-таки первыми до книг дотрагиваются библиотекари-каталогизаторы.

– Ничего подобного – возражает Максим, – первым их трогает Андрей, когда получает и вставляет пластину для сигнализации.

– Разве его аппарат сейчас не сломан? – уточняет Рене.

– Сломан, – подтверждает Ева, – но ты же не думаешь, что без аппарата Андрей не в состоянии схватить книгу, лихорадочно разодрать покрывающий её целлофан, а потом на своём рабочем столе нежно раздвинуть ей страницы и вставить туда свою пластину?

– Никак не могу привыкнуть, – качает головой Рене, – что в твоём изложении даже циркуляция книг в библиотеке становится на редкость возбуждающей.

Ева скромно улыбается. Я спрашиваю у Милены:

– Гаранс уже ушла?

– Да. Она не могла тебя ждать, ей надо было в школу.

– Что там произошло с Яном?

– Он нашёл книгу в открытом доступе не на своём месте и сразу побежал жаловаться заведующей. Мариза вызвала Гаранс к себе в кабинет. Гаранс, когда вышла, набросилась на Яна, но ты же знаешь, какой он. Никаких объяснений. Повернулся спиной и ушёл.

В Милене что-то изменилось с тех пор, как я её видела в последний раз. Она проводит рукой по волосам, и до меня доходит – у неё новая стрижка. Значит, она кого-то встретила. Милена всегда ходит к парикмахеру перед первым свиданием.

– Ты поменяла стрижку? – я довольна, что поняла, в чём дело, – тебе очень идёт.

– Правда? Спасибо, Илона.

– Да, – подтверждает Регина, поджав губы, – тебе так ничего. Лучше, чем два года назад, когда ты подстриглась совсем коротко. Тебе вообще не шло.

С этими словами она выходит из отдела с газетами и журналами для читального зала.

– Она что, ждала два года, чтоб тебе об этом сказать? – удивляется Брюно.

– Конечно же нет, – успокаивает его Милена, – Она меня припечатала сразу же и продолжает это делать всякий раз, как я схожу в парикмахерскую.

– Я иду разбираться с Яном, – говорю я.

– Запишись в очередь, – советует Максим, – Яну сегодня везёт на разборки. Гаранс ему тоже сегодня пообещала разобраться кулаком по черепу. Если так дальше пойдёт, домой ему целым не вернуться.

Я спускаюсь на первый этаж. Ян сидит за компьютером на выдаче книг. Увидев меня, он нервно вытирает ладони о джинсы.

– Слушай меня внимательно, – начинаю я. Но тут оглушительный шум ремонтных работ заполняет здание и заглушает конец моей фразы.

– Твою мать! – вскакивает Ян. – Двери!

Он хватает рацию и кричит в неё:

– Себастьян? Срочно закрой все двери?

Не глядя на меня, Ян почти убегает по направлению к лифту, противопожарные двери захлопываются одна за другой, и шум затихает.

Я сажусь на место Яна за компьютером. Он оставил открытым свой почтовый ящик. Я его закрываю и открываю свой. Мэйл от Маризы Давид, нашей заведующей, рекомендует мне пересмотреть с Гаранс правила расстановки книг в открытом доступе. Судя по всему, Мариза предпочла поверить Яну, несмотря на то, что его обвинение Гаранс в том, что она расставляет книги как попало, трудно проверить в библиотеке, где ежедневно бывает до двух тысяч студентов, которые далеко не всегда ставят книги на место.

Всю вторую половину дня я стараюсь подловить Яна, но у меня ничего не выходит. Всякий раз, как мы пересекаемся, он делает всё, чтобы меня избежать, где бы он ни находился. Я вижу, как он то поднимается по главной лестнице, то спускается по служебной, бросая в рацию отрывистые реплики: «Подождите меня», «Уже иду», «Я буду точно через три минуты». В пять часов мой рабочий день заканчивается, и я ухожу с работы с твёрдым намерением продолжить завтра наш с Яном разговор. Я и представить не могу, что моя последняя возможность поговорить с Яном была сегодня.