Читать книгу Зеркало Рубенса - Елена Селестин - Страница 2

1. Победитель
Гаага, дворец Оранского, весна 1620 года

Оглавление

– Что узнал? – Штатгальтер Голландии Мориц Оранский лежал на кровати в мундире и в пыльной обуви, будто только вернулся с учений и сразу лег. Это поразило Жербье: Оранский прежде был болезненно аккуратен.

– Записей о рождении Рубенса, ваша светлость, нет ни в Зигене, ни в Кельне. Проверил все церковные книги и городские реестры, – доложил Жербье.

– Еще что?

– В Саксонии я пытался найти людей, которые были рядом с ее высочеством Анной Саксонской в ее последние годы.

– Месяцы! Моя мать жила в Дрездене последние пять месяцев. – Мориц с трудом поднялся и встал у окна так, чтобы Жербье не видел его лица. – Кто-то еще помнит ее, а? Говори же, чтоб тебя сожрали бесы, – застонал Оранский.

Его мучили боли в боку.

– Живых не нашел, – вздохнул Жербье. И добавил: – Но ведь больше сорока лет прошло, ваша светлость.

– Без тебя знаю, болван, сколько времени прошло, – пробормотал Мориц.

Он тихо барабанил пальцами по витражу, цветные отблески освещали его лицо, очень бледное.

Жербье ждал.

– В доме, кроме самого Рубенса, есть люди, которые могут помнить?

– Скоро узнаем, ваша светлость. Мне удалось подкупить молодую кухарку Рубенсов.

– Пусть выяснит, вспоминают ли в его семье о той истории. Что вообще говорят об этом в Антверпене?

– Ничего не говорят и не интересуются, а я расспрашивал у многих.

– Ладно, слушай внимательно.

Мориц отошел от окна, взял со стола кошелек и, не глядя, бросил его Жербье. Тот подпрыгнул и проворно поймал мошну.

– Не твои! И не бери оттуда! – заорал штатгальтер. – Тебе заплачу отдельно. В Эйндховене на постоялом дворе в пятницу вечером тебя будет ждать аббат Скалья. Деньги отдашь ему. Он много знает уже сейчас о том, что нас интересует, но мы платим ему, чтобы он узнал все, что возможно, а потом забыл об этом. Сам я встретиться с ним не смогу, слишком опасно, иезуиты способны выследить его… или подкупить… или давно подкупили. Аббат работает на всех, на кого только можно. Мне надо, чтобы он собрал все, что говорят и думают об этом деле в Германии и в испанской Фландрии. Скажешь ему про графиню Лалэнг, о том, что Рубенс служил у нее пажом в детстве. Напомнишь: графиня Лалэнг – родственница моего отца. Мне нужно точно знать, чей сын этот художник, почему он такой… такой наглый. Кто его настоящая мать?!

– Считается, что мать Рубенса из торговой семьи, ее звали Мария Пейпелинкс, в Антверпене успехи художника объясняют ее воспитанием. Она была боевая и неглупая женщина, о ней отзываются с уважением.

– Письма при тебе не будет, скажешь аббату одно имя: «Анна». Встретишься с этим священнослужителем столько раз, сколько надо будет. Пусть все, о чем узнает, расскажет тебе, если будут бумаги – пусть отдаст. Еще одно, Жербье. За разглашение государственной тайны уровня первого реестра полагается что?

– Смертная казнь. – Жербье вытянулся по-военному.

– На костре, – сухо уточнил штатгальтер.

– Мне это не грозит, ваша светлость, я – самый верный из ваших слуг и самый сообразительный, – осмелился улыбнуться Жербье.

Но улыбка получилась жалкой.

– Пошел вон, дурак. – Оранский поморщился от боли. – Жербье, стой! Что ты увидел в Мейсенском соборе?

– Вы про место упокоения вашей матери… про могилу ее высочества Анны Саксонской? Плита лежит, но на ней нет никакой надписи, гладкая такая плита, а рядом – саркофаг ее отца. Ну, вашего деда – курфюрста.

Когда Жербье вышел, Мориц обхватил руками живот: боли стали нестерпимыми. Не переставая громко стонать, он схватился за колокольчик, затряс им яростно, потом швырнул в стену. За колокольчиком полетел пустой кувшин.

– Вина! Вина скорее! Полынной настойки еще! И лекаря, быстро, да где вы все?!

И штатгальтер принялся бешено сбрасывать со стола на пол все, что там находилось.

Зеркало Рубенса

Подняться наверх