Читать книгу Путь к счастью - Елена Сергеевна Гусева - Страница 4

Привет, меня зовут Алена. И я в прошлом – плохая девочка из хорошей семьи, девочка, потерявшая себя, позволявшая вытирать о себя ноги, считающая себя недостойной быть, иметь, жить. Я в настоящем – счастливая, успешная женщина, которая знает, чего хочет, понимает, зачем живет, что делает и куда держит свой путь. О том, каким образом произошло это волшебное, а может быть, естественное перевоплощение, моя история, которую хочу вам рассказать.

40 лет. В этом возрасте кто-то уже становится бабушкой, а у меня ни семьи, ни детей. Хуже того – нет интересного дела, в котором я могла бы себя реализовать. Есть только внутренняя пустота. Выпивка перед сном, чтобы расслабиться и поплакать. Но, может быть, будет весело и удастся пригласить в гости случайного сексуального партнера, который хоть на время скрасит мое одиночество. А потом снова тоска.

Как же со мной все это произошло? Я же росла в хорошей семье, и, кажется, все было не хуже, чем у других…

Но каждый под «хорошей семьей» понимает что-то свое. Что же представляла собой моя «хорошая семья»?

Мама из многодетной семьи, которая жила трудно: бывали времена, когда денег не хватало даже на еду. Может, именно поэтому она решила стать поваром и поступила в кулинарный техникум. В 18 лет мама уже была заведующей столовой. Позже работала в торговле, и теперь, когда она уже на пенсии, мама трудится главным бухгалтером в двух небольших магазинах.Отец же был любимчиком в семье, которого постоянно оберегали. Когда папе был год от роду, он сильно заболел, родные боялись, что он умрет. Возможно, поэтому ему на протяжении всей жизни близкие уделяли много внимания. Похоже, та удушающая забота и вынудила его «убежать» от родителей подальше: он выбрал карьеру военного и из Ленинградской области отправился служить на Дальний Восток.

На Дальнем Востоке мои родители и познакомились. В марте 1969 года сыграли свадьбу, а 31 декабря того же года родилась я. Мама при оформлении документов на выписку просила записать меня 1 января 1970 года – мол, девочка все-таки, пусть помоложе будет на год. Просьбы ее оставили без внимания: в моем паспорте и сегодня стоит дата рождения – 31 декабря 1969 года. А я все время жалела, что день рождения приходится на Новый год: ни гостей тебе, ни подарков, ни внимания – все дома сидят, режут салаты и ждут боя курантов. Мне же было тоскливо. В школе меня тоже никогда не поздравляли, так как день рождения попадал на зимние каникулы, когда все разъезжались. Я обижалась и завидовала, что все одноклассники празднуют, а я нет. Только потом, когда стереотипы в моей голове разрушились, я полюбила свой день рождения, и теперь рада, что появилась на свет именно 31 декабря.

Итак, мы жили на Дальнем Востоке в городе Южно-Сахалинске. Спустя полтора года меня отвезли к папиным родителям в Ленинградскую область, где я прожила без мамы и без папы около года. После родители приехали, привезя с собой еще одного ребенка – мою младшую сестру Веру. Так наша семья воссоединилась, но я все время чувствовала себя как будто неродной, чужой, брошенной.

Отношения с родителями казались нормальными, но особой теплоты не было. Например, не помню, чтобы мама меня когда-то обнимала. Зато часто это делал папа. Уже будучи взрослой, как– то спросила у мамы, почему она нас с Верой никогда не обнимала, она ответила: «Ну, папа же вас обнимал!» А так хотелось маминой любви и внимания! Казалось, что папа был мягче, чем мама: он – скромный, тихий, отходчивый, она, наоборот – строгая, яркая, громкая, эмоциональная, жесткая. Оба родителя – ироничные, всегда готовые покритиковать, найти недостатки и указать на них. Страшно было с ними делиться своими детскими переживаниями, я опасалась критики и насмешек, поэтому никогда этого не делала. Да и как можно было делиться, если, когда мне хотелось плакать, мама не жалела, говорила только: «И нечего реветь!» Приласкать мог только папа. В итоге маму я боялась, папу жалела.

Как общаться с мамой, я не знала. Не понятно было, какой мне надо быть, чтобы ей понравиться. Испытывая дефицит внимания со стороны мамы, я неосознанно приняла решение, что буду поступать так, чтобы получать его. Если не получается напрямую, открыто, то выберу такое поведение, где внимание мамы будет ко мне приковано.

Говорите, что я «плохая девочка»? Хорошо. Я буду себя вести соответствующим образом. Например, в детстве я любила общаться с незнакомыми людьми, а мне говорили, что разговаривать на улице с чужими людьми – плохо, им нельзя доверять. Разумеется, я решила, что буду общаться с незнакомыми людьми, «страшными дядями». В песочнице я запросто могла воспользоваться чьей-то лопаткой или попросить о помощи в постройке замка, а мне говорили, что это плохо, что нельзя брать чужие вещи и беспокоить чужих людей, отвлекать их от дел своими просьбами. Нельзя беспокоить и просить? Хорошо. Буду брать чужие вещи без разрешения, буду красть у других детей игрушки! Мне хотелось громко разговаривать и петь, а мне говорили: «Будь скромнее, не вылазь», «Алена, не кричи!» Значит, я буду повышать голос в самых неподходящих для этого местах, скандалить. Мне нравилось играть с мальчишками в войнушку, а мне говорили, что «хорошие девочки» всегда опрятны, не орут на улице, носясь сломя голову, не лазят по деревьям. Если девочке этого делать нельзя, я буду мальчиком, ему ведь можно!

Мама всегда вызывала у меня страх. Каждый раз, когда я была дома одна и слышала, как в замочную скважину кто-то вставляет ключ, мое сердце замирало, а потом начинало бешено биться. Меня охватывала тревога. «Кто? Папа или мама? Если папа, то можно будет отмазаться, а если мама, то я огребу по полной!» За что? Без разницы. Мама всегда могла найти, за что наказать: мусорное ведро не вынесла, в магазин не сходила, хлеба не купила, гостей приглашала – дурью маялись, посуда не помыта, пол грязный и далее по списку. Не помню, чтобы к моей младшей сестре Вере предъявлялись подобные требования. Она ходила у мамы в любимчиках.

Я – папина дочка. Он как мог проявлял ко мне сочувствие. Например, когда меня в очередной раз наказывала мама, папа подходил и молча гладил меня по голове. Правда, делал это так, чтобы мама не видела. Папину защиту от нападок мамы я не чувствовала. Мне казалось, что он боится маму, поэтому я считала его слабаком.

В 16 лет, после очередного моего загула, мама набросилась на меня с кулаками. Я дала сдачи. Мы сцепились. Папа, который все это время стоял в стороне и не вмешивался в наши разборки, кинулся нас разнимать. После этого случая мама поняла, что я могу ответить. Наши и так натянутые отношения вышли на стадию холодной войны. Я все чаще стала уходить из дома на длительное время, жила по нескольку дней у подруг. Но при всем моем протестном поведении я каждый раз находила возможность позвонить маме, сказать, что жива-здорова.

Чувство вины, которое я испытывала, уходя из дома, заставляло меня оправдываться и отчитываться за свое поведение перед сверхтревожными родителями. Я боялась, что у мамы поднимется давление и ее накроет гипертонический криз, а у папы не выдержит сердце. Даже будучи взрослой 40-летней женщиной, я должна была докладывать маме, что делаю, с кем сплю, кто ко мне в гости ходит, почему я в 23:00 не позвонила и не отчиталась, как день прошел. И это не считая двух-трех маминых звонков в течение дня, начинавшихся каждый раз с вопросов, куда я пропала и почему не вспоминаю о ней. Все это вызывало у меня жуткую ненависть и чувство вины. Кажется, что чувство вины я впитала в себя с молоком матери. Всегда казалось, будто я виновата, что живу. Живу, как бы извиняясь за то, что я есть, что я мешаю кому-то, доставляю неудобства.

В раннем детстве я долгое время жила у родителей папы. Бабушка – строгая, требовательная, властная, холодная. Она всегда вызывала у меня страх и желание подчиняться. Дедушка – мягкий, любящий, проявляющий заботу. Запомнились его большие, теплые, шершавые, трудовые руки с короткими пальцами. Когда он гладил меня по голове, мне хотелось мурлыкать. Дедушка, как и папа, часто обнимал и целовал.

После того, как родители вернулись с Дальнего Востока, мы уехали из Ленинградской области, и большую часть жизни я провела в городе мостов и белых ночей – в Санкт-Петербурге.

Как ходила в ясли, не помню. Знаю только, что меня там всегда путали с мальчиком. Папа стриг под ноль, «чтобы волосы лучше росли». Вот нянечки и одевали меня как мальчика. На фотографиях я – радостный ребенок с огромными глазами, курносым носом, большими ушами и широкой улыбкой.

Тем не менее в детском саду у меня было много друзей. Появилась первая любовь. В детском саду мне нравилось, уходить оттуда не хотелось. Я любила общаться с детьми, да и со взрослыми тоже. Была бойким ребенком, которым трудно управлять. Вера, наоборот, слушалась взрослых.

Ясли и детский сад были самыми обычными, да и школа тоже. Рядом мама, папа, сестра, дедушка, бабушка (родители папы), дяди, тети. Одни и те же разговоры, одни и те же семейные праздники. Скукота. По выходным в холодное время года – уборка по дому: полы, пыль, стирка. И ведь обязательно каждую неделю! Зачем?

По выходным в теплое время года – с сумками наперевес поездка «на дачу» (дом за городом, где жили папины родители). Электричка, бабки с тележками, парни с байдарками, прокуренный тамбур, давка, битва за свободные места, которую я часто выигрывала. Прекрасно помню ощущения, когда я сижу, и сидеть мне еще часа полтора, а рядом в проходе, вздыхая, стоит бабуля – божий одуванчик, строит из себя умирающую, чтобы ей кто-нибудь место уступил. Я притворяюсь спящей, но это не помогает избавиться от давящего чувства вины. Так и еду, пожирая себя изнутри.

Если сесть не удалось, то стою посреди вагона, меня толкают проходящие мимо торговцы мороженым и разным барахлом из разряда «все по 10 рублей», по моим ногам едут тележки с рассадой, а я терплю, потому что «Алена, ты же приличная девочка!»

И всегда казалось, если я стою, то на меня все пассажиры смотрят, от этого становилось дурно: кружилась голова, я задыхалась, в глазах темнело. Часто из-за подобных приступов панических атак я выходила из электрички, чтобы отдышаться несколько минут, и ждала следующего поезда.

После того, как добирались до места назначения, брали лопаты в руки и начинали копать. Навоз, грядки, картошку – не важно что! Главное – двигаться, работать, вкалывать, пахать, чтобы, не дай Бог, никто не сидел без дела. «Ты должна!» – вот девиз, под которым прошла большая часть моей жизни, и грядки – это только частный пример.

Я часто убегала в лес. Когда-то спрашивала разрешения, а когда-то – нет. В лесу мне нравилось, я была там одна, никто не мешал наслаждаться свободой: куда хочу, туда иду. На местности ориентировалась хорошо, всегда быстро находила нужную тропинку. Любимое занятие – собирать грибы.

Распознавать, где какой гриб растет и как он называется, меня научил дедушка. Мне нравилось проводить с дедом время и после, когда выросла. Нередко я брала отпуск осенью и ехала к нему в гости, ходила в лес за грибами: утром – в одну сторону, направо, после обеда – в другую, налево. А потом до ночи занималась переработкой и заготовкой грибов. Дом в Ленинградской области, где я росла, до сих пор иногда снится мне.

Когда вспоминаю школьные годы, возникают противоречивые чувства. С одной стороны, школа – это новые знакомства, интересное общение с одноклассниками, возможность похулиганить, проявить себя, в том числе и с негативной стороны, а с другой – я чувствовала, что должна быть «приличной девочкой», ведь я же из хорошей семьи. Боялась преподавателей, боялась быть наказанной, испытывала стыд и вину из-за того, что я какая-то не такая. Не помню за собой желания учиться, никогда его не было. В принципе, за плохие оценки дома не ругали. Мне казалось, что родителям было все равно, ну тогда и мне все равно. Особенных увлечений в школьные годы тоже не было.

Лидер из меня был никакой, но если меня пытались взять на «слабо», то кидалась в битву, пытаясь доказать, что достойна быть первой. Училась на «три – четыре», «пятерки» только по физкультуре, пению, рисованию. Классно бегала на лыжах, но на канат забраться мне никогда не удавалось. Страшно было прыгать через козла и через планку в высоту.

При том что телосложение было плотное, кость широкая, формы округлые, насмешек в свой адрес я никогда не слышала. Только спустя пару десятков лет, на встрече одноклассников, я узнала, что мой тогдашний поклонник называл меня «тыквой» за выдающиеся женственные формы. Другим ребятам из класса связываться со мной не хотелось – чуть что, я тут же бросалась в драку.

Можно сказать, что завоевывала авторитет кулаками. Помню, например, как в 6-м классе меня перевели в другую школу, и в первый же день я подралась с девочкой – она не хотела уступить место, которое мне понравилось. Когда настойчивые просьбы не подействовали, я дала «сопернице» пощечину. Та заплакала и ушла, а я заняла отвоеванный стул. Вообще драться умела и любила. Все мои друзья-мальчишки всегда были «бандитами», да и дальше, когда я выросла, симпатизировала так называемым «приблатненным».

Когда мне было лет 15, мы с одним из таких хулиганов валялись на кровати у него дома, у него из трусов вывалилось «достоинство», и я было возмутилась: как это так?! На что он спокойно ответил: «Ну и что?»

Это было первое мое серьезное увлечение – одноклассник, сын алкоголиков, который после 8-го класса пошел в ПТУ. Родители были категорически против наших отношений. «Он – мальчик из плохой, неблагополучной семьи, тебе не пара», – говорили они. И это только подзадоривало. Чем больше мне твердили, что нельзя быть с ним, тем больше мне хотелось поступать наоборот.

Протестуя против мнения родителей, я пыталась доказать, что я взрослая и могу принимать решения самостоятельно. Правда, мало что из этого получалось. Нагулявшись, я все равно возвращалась домой, к родителям, так как была зависима от них материально. Обеспечивать себя самостоятельно на тот момент я не умела. Получив очередное наказание, я смирялась со своей «плохостью». Начинала «вставать на цыпочки», замаливая «грехи». Через некоторое время я заслуживала прощение своим примерным поведением. Но быстро мне становилось скучно, и я кидалась в очередной загул.

Первый сексуальный опыт получила в 16 лет – с другим одноклассником, в которого влюбилась.

Он же в первый раз предложил мне покурить. Папа у него был моряк, из-за границы привозил классные вещи, в том числе и крутые сигареты. Чё не попробовать? Попробовала. Потом начала «баловаться» в компаниях. В институте все чаще. Втянулась и до 35 лет курила. Получается, что стаж у меня в этом деле аж 19 лет. Бросила, кстати, быстро – начала читать модную тогда книгу Алена Карра «Легкий способ бросить курить» и уже к концу томика перестала дымить. И все, пропала тяга.

Как уже говорила, в школе я училась без интереса. И в какой вуз поступать после школы, мне было совершенно все равно. Куда папа с дедушкой сказали – туда и пошла. Политех так Политех, инженер так инженер. Поступила на машиностроительный факультет. Форму обучения нам новую придумали: три дня учебы, три дня работы на заводе, и так на протяжении шести лет.

На заводе начались новые увлечения взрослыми дядями – что называется, дорвалась. Летом на честно заработанные деньги впервые съездила на Черное море. На курорте крышу снесло окончательно: алкоголь, тусовки дни и ночи напролет. Разумеется, случайный секс и… беременность от незнакомого мужчины, увлекающегося наркотиками.

Аборт. Родители знали об этой ситуации. Я видела, что папа переживал сильно, мучился. Что чувствовала мама, было непонятно. Вообще о сексе в нашей семье не говорили, поэтому произошедшее стало шоком для всех. А я еще раз утвердилась в мысли, что я – плохая девочка из хорошей семьи, что со мной что-то не так, неправильная я! Горевала ли по поводу своего аборта? Нет. В той ситуации выбор был очевидным.

Продолжая учиться в институте, почувствовала себя взрослой и пустилась во все тяжкие. Родители не знали, где я и с кем я, пытались искать, а я зависала по знакомым, а чаще всего по незнакомым тусовкам. Где меня только не носило! Боже мой! Сейчас вспоминаю, и волосы шевелятся от ужаса! Вероятно, ангел-хранитель у меня все-таки есть, раз я осталась жива и невредима.

Через некоторое время я завязала роман с преподавателем, будущим руководителем моего диплома. Кстати сказать, оценки у меня были хорошие. Львиную долю всего обучения занимали чертежи, расчеты, графики – все это очень нравилось. Может быть, играло роль то, что я пользовалась расположением мужского коллектива кафедры, поэтому легко сдавала зачеты и экзамены. Диплом я защитила на «отлично», чему сама удивилась.

По специальности работать я не пошла, так как в стране наступил очередной экономический кризис и в инженерах нужды не было. Встал вопрос: чем заниматься, куда идти работать? Папа предложил устроиться в военную организацию вольнонаемной, то есть не служить, а работать по договору. Навыки делопроизводителя-машинистки, которые я получила в школе на курсах дополнительного образования, как раз пригодились.

За пару лет работы в военной организации я вскружила голову нескольким женатым мужчинам, один пытался развестись с женой, да так и не решился. Закрутила и прожила два серьезных романа: один – с женатым мужчиной, другой – с разведенным.

Захотела поступить на службу в армию, но не сложилось: папа не стал хлопотать за меня перед начальством, а у самой не получилось пробиться.

Идея послужить людям не отпускала меня. Позднее пробовала пойти в милицию, чтобы работать с трудными подростками, но не прошла вступительные тесты: психолог заявила, что у меня неблагополучное воспитание, с мамой проблемы, и это негативно скажется на работе. Еще чуть позже загорелась идеей попасть на службу в МЧС, даже были знакомые, которые могли это устроить, но что-то помешало…

Когда наступил кризис 90-х годов, для армии началось трудное время, вольнонаемных сокращали. Куда двигаться дальше, я не знала. Теперь мою жизнь взяла в руки мама. «Будешь бухгалтером!» – вынесли мне приговор на семейном совете, и я подчинилась.

В то время как грибы после дождя начали разрастаться маленькие фирмочки-однодневки, ИП-шки, и многим был необходим кто-то, кто мог бы свести дебет с кредитом. Окончив двухмесячные курсы бухгалтеров, устроилась в небольшой продуктовый магазин бухгалтером, под начало мамы, которая там же трудилась главбухом. Под ее чутким руководством я и начала свой путь в бухгалтерии. Сотрудничала с небольшими магазинами, оптовыми фирмами, проектными организациями, ресторанами. Часто меняла насиженное место, прыгала, как заяц, из одной организации в другую.

Быть бухгалтером в финансовом плане очень выгодно – кусок хлеба с маслом всегда на столе имеется. Набрав «халтур», я жила безбедно. И все же хотелось трудиться в крупной организации, с большими оборотами, большим коллективом, и чтобы у меня обязательно было много подчиненных. Такую работу я не нашла, как теперь понимаю, из-за страха быть успешной и в то же время нести ответственность, который держал меня на месте, мешая развиваться и идти вверх по карьерной лестнице.

В целом работа удовольствия не приносила. Бумажки, балансы, проверки, отчеты, все чего-то требуют, просят, дергают, и вечно бухгалтерия во всем виновата, и постоянно бухгалтеру, этому зануде, чего-то не хватает, все ему чего-то надо… Ходила на работу, только чтобы обеспечить себя, чтобы было, где жить и что покушать. От этой безысходности становилось еще горше.

У Ролло Мэя (известный американский психолог и психотерапевт, теоретик экзистенциальной психологии) прочла такое выражение: «“Желание” дает “воле” теплоту, содержание, воображение, детскую игру, свежесть и богатство. “Воля” дает “желанию” самонаправленность, зрелость. Без “желания” “воля” теряет свою жизненную силу, свою жизнеспособность и склонна угаснуть в самопротиворечии. Если у вас есть только “воля” и нет “желания”, вы – сухой человек, викторианец, неопуританин. Если у вас есть только “желание” и нет “воли”, вы – одержимый, несвободный, инфантильный человек, взрослый, остающийся ребенком, который, соответственно, может превратиться в человека-робота». Что такое желание и интерес в работе – об этом я никогда не задумывалась. Всегда работала, включая волевые качества, насилуя себя, считала, что так и надо. Мне было все равно, где работать, главное – чтобы деньги платили. На протяжении всей профессиональной (если можно этот термин здесь применить) деятельности меня как сотрудника ценили. Тогда я думала, что мною движет чувство ответственности. Потом поняла, что на самом деле ответственность путала с чувством вины и страхом наказания за то, что что-то не сделано или не выполнен приказ начальника.

Так прошло лет десять, но сейчас кажется, что о том периоде нечего писать. Пустота. Зияющую дыру в своей душе я заполняла романами с тиранами, алкоголиками, а потом и наркоманами. В чем был мой интерес? В их спасении! Я должна была их всех спасти, пожертвовав собой! Задумалась о том, а стоит ли овчинка выделки, только тогда, когда одного из моих поклонников осудили и посадили на несколько лет в тюрьму за наркотики. И я испугалась, реально стало страшно, что со мной может случиться что-то подобное. Поэтому когда его друзья попросили носить ему деньги и передачи в тюрьму, я, что называется, «слилась», испытывая опять же чувство вины за то, что отказала в помощи.

А может быть, мне просто страшно вспоминать тот период. Ни дела, которое бы увлекало меня, ни близких отношений – не было ничего, о чем вспоминалось бы с теплотой. 40-летняя, одинокая, никому не нужная, как мне тогда казалось, женщина. Без семьи, без детей. Натянувшая на себя маску шута – типа, в моей жизни все зашибись, даже если на сердце кошки скребут и выть от тоски хочется.

Я юморила, а тоску заливала алкоголем: виски с колой стал моим любимым напитком. Пить паленый алкоголь желания не было, поэтому я покупала его в дьюти-фри на границе с Финляндией, куда часто моталась просто прошвырнуться по магазинам, продуктов купить якобы лучшего качества – деньги и время, вероятно, девать было некуда. Заполнить душевную пустоту новыми покупками и вкусной едой – почему бы и нет?

Когда человек начинает выпивать? Когда ему тошно жить. Мне было тошно самой с собой оставаться наедине. Страх одиночества сводил меня с ума. Сон не шел, чувствовалась жуткая тревожность, бешено билось сердце в груди, как у загнанного в угол зайца. Быть одной? Нет уж! Лучше зависнуть с подругой на сайте знакомств, подцепить каких-нибудь парней, наступить на те же самые грабли, что и раньше, а потом за бутылочкой-другой поплакаться на жизнь да на мужиков, которые «все козлы, и всем им одно надо, а хороших мужиков давно разобрали, они давным-давно все женатые…»

Дальше – больше. На одной из подобных тусовок рискнула попробовать наркотики. Эффект? Да никакого! Чувствовала себя как мешок с дерьмом: ноги ватные, тело обмякшее, голова, как чугунный колокол, в котором что-то звенит (может, это все ж таки остатки мозгов?). Слава Богу и моему организму, что не нашла псевдорадости в наркотиках. Отдельное спасибо моему вестибулярному аппарату, который тонко реагировал на алкогольное отравление и посылал за это «вертолетики», из-за которых заснуть было невозможно, а значит, приходилось чистить организм.

Чтобы не чувствовать себя одинокой, я шла к людям – питаться их энергией. Когда кто-то есть вокруг, все равно кто, вроде бы не так тошно. Мне нравилось быть в толпе, нравились тусовки, нравилось их организовывать. Я была легка на подъем, запросто срывалась с места. Если кто позвонит и позовет гульнуть – я тут как тут! Сразу убегаю из дома. Только бы не дома!

Вечные попойки, гулянки, попытки найти мужчину, за которого можно было бы выйти замуж, да в принципе подошел бы любой – ведь уже давно пора! Вспоминается фильм «Девчата», когда молодая вообще-то женщина 27 лет собирается выйти замуж за Сан Саныча, который лет на 30 ее старше, а подруги говорят: «Тут не то что за Сан Саныча! В ее возрасте и за козла пойдешь!» Так же думала и я, тем более что мама всегда настраивала особо не перебирать: «Хоть плохонький, но твой!»

Плохонькие в основном и попадались. Один из них мне даже сделал предложение. Стать моим законным мужем собирался моряк, с которым мы были знакомы пару дней. Он хотел получить прописку в большом городе, что помогло бы его карьере. Мужчина пришел к нам в дом, подарил маме пять белых роз и попросил у родителей моей руки. Они отказали. Моряк стал уговаривать. И чем больше уговаривал, тем больше было сопротивление со стороны мамы и папы. Наконец, я не выдержала и взорвалась: «Пойдем отсюда!» И потащила «жениха» к дверям, чтобы вместе с ним гордо удалиться. Он, однако, не горел желанием уйти, что насторожило меня. Когда услышала папин призыв: «Не сжигай мосты!» – прыть моя поубавилась. Я осталась дома обижаться, а «жених» все-таки ретировался. Больше я его не видела.

Долго еще после этого случая в семье обсуждали, что ему нужна была не я, а прописка. А мне нужна была свобода. Свобода от родителей, от их удушающей любви, от давящей заботы, от контроля. Сбежать замуж за кого угодно – единственный, как тогда казалось, выход. А это был единственный случай, когда мне сделали официальное предложение. Больше таких предложений за всю мою 40-летнюю жизнь не поступало.

Однажды, на одной из встреч одноклассников, мы разговорились с двумя бывшими моими ухажерами. На прямой вопрос о том, почему они не женились на мне, я услышала: «А ты командовать любишь. С тобой жить нельзя». Значит, были вокруг меня мужчины, которых я привлекала и которые не позволяли собою руководить? Только я их не видела, не интересны они мне были. Ведь их не надо спасать, не надо их окружать заботой, не надо им сопли подтирать. Не интересно с ними было, не подходили они к моему сценарию¹.

Время шло, и мне все больше хотелось завести семью. Казалось, что наличие мужа и детей сможет спасти от неинтересной работы и от одиночества дома. Я судорожно искала мужчину, от которого можно было бы родить ребенка. Сильно завидовала подругам, у которых есть дети. Казалось, что если есть ребенок – значит, ты реализована в жизни, даже если воспитываешь его одна.

При этом я очень боялась, что не смогу забеременеть, и организм, реагируя на сильную тревогу, послушно оправдывал мои страхи: месячные почти прекратились. Древний философ Сенека писал: «Нельзя бояться потерять что-то. Если боишься – ты уже потерял». Мой случай полностью подтверждал правоту этого высказывания. Каждый раз убеждаюсь, что мысли материальны: какой посыл, такой и результат.

Впрочем, рожать мне было не от кого, ведь я умела общаться только с алкоголиками или незрелыми мужчинами – «брюко-носителями», как называл их Михаил Ефимович Литвак. Похоже, мудрое бессознательное, в отличие от моего сознания, считало, что заводить детей от таких нельзя. Поэтому, даже не предохраняясь, я не беременела. Одно время начала рассматривать вариант донорской спермы, но идея так и осталась на этапе «возможно».

Страх одиночества вызывал навязчивое желание подцепить какого-нибудь мужичка. Я пыталась снова и снова. Каждый раз, беря на воспитание очередной проспиртованный организм, думала: «Уж я-то из тебя человека сделаю!» Типа, очистим, отмоем, научим, человеком станет! Организм и правда становился человеком и уходил, перед этим обобрав меня до нитки.

Временами до воспитания дело не доходило. Только секс, случайный, с непонятными и опасными партнерами. Я будто ходила все время по лезвию ножа, испытывала судьбу. Знакомясь с мужчинами в ночных клубах или на тематических сайтах, а после, садясь к ним в машину, я чувствовала азарт, было интересно – чем же это все закончится? Это была экстремальная игра на выживание, которая давала эмоции, позволяла чувствовать, что я все-таки жива.

Однажды мы с подругой зарулили в ночной клуб. Познакомились с мужчинами бандитского типажа. Ну а что? Прикольно же: они сильные, брутальные, жесткие, не то, что те тряпки, которых я обычно бросалась спасать. Хотя этих, конечно, тоже надо было спасти – отогреть душевно. Жалко мне их было: они же такие все несчастные, раз такие жестокие…

Посидели с бандюгами, выпили. Они нас пригласили на машине поехать куда-нибудь за город, отдохнуть. Подруга была против и не села в машину. А я? Я согласилась! Их четверо, я одна. Поехали куда-то в лес, дороги я не знала. Остановились. Они вышли из машины, стали переглядываться, перешептываться. Я курила в сторонке, ждала, чем дело кончится. Оглядывалась на них, строила глазки, флиртовала. И вдруг они сели в машину и уехали! Моему удивлению, а потом гневу не было предела! Как они могли меня бросить в лесу?

Как добиралась до шоссе – не помню. Вечер, ночь, дождь. Поймала такси, в машине оказался гражданский летчик. Куда ехать? Домой – нет желания. Поехала с ним. Добрались до авиагородка, отправились в гостиницу, в номера. По дороге он купил мне шикарные бордовые розы. Мне? За что? Это стало понятно после того, как в номере я привела себя в порядок, умылась, легла тихонько на отдельную кровать, скрутившись калачиком. Летчик лег рядом. Он мягкий, теплый, трезвый, чистый, от него вкусно пахло. Его рука скользнула под одеяло, пробежала по моей коже, задержавшись на груди. Я еще больше скрутилась, сжалась: «Не надо». Странно, но этого оказалось достаточно, чтобы его ласки прекратились. Мужчина отошел, лег на свою кровать и произнес: «Встаю рано. Нам осталось спать два часа. Ты выходишь вместе со мной». Я кивнула и провалилась в глубокий, тревожный сон.

Утром пришла на работу с цветами, заспанная и потрепанная. На вопросы, откуда цветы, врала, что любимый мужчина подарил, что мы с ним по городу гуляли до утра, поэтому я такая помятая. Девчонки завидовали, ребята ревновали.

Любимый мужчина… Кто это такой? Что такое любовь? Кто такой «мужчина»? Всего этого мне было не понять. Для меня мужчина в тогдашнем моем понимании – это человек с членом и без сисек. Все. Только этим он отличается от женщины – первичными половыми признаками. Что там у него в душе, меня мало интересовало. Главное, чтобы «достоинство» было, и побольше.

Близких отношений с мужчинами не было. Никогда я не жила с мужчиной в одной квартире дольше двух-трех дней. Обычно они приходили переспать со мной, вкусно поесть и отвалить. Гостевой брак – кажется, это так называется. Да и о чем говорить, если я долгое время с родителями жила? Только после 35 лет я переехала в отдельную квартиру. Неумение быть близкой, выстраивать близкие отношения с людьми и, в частности, с мужчинами – все это приводило меня к одиночеству, от которого я так хотела убежать. Заниматься сексом – пожалуйста. Обнажить тело – пожалуйста. Но обнажить перед партнером свою душу – да ни в жизни! Ведь он столько всего обо мне узнает, столько дерьма вывалится, кому я такая нужна буду? Тогда и секса не будет, буду лишена хоть какого-то мужского внимания.

Какие мужчины были в моей жизни? В основном алкоголики. Либо реальные алкоголики – с запоями, битьем посуды и лиц, либо «психологические алкоголики» – люди без интереса в жизни, которых надо веселить, прыгать перед ними, заботиться о них, потому что сами по себе они ничего не представляют. С такими мой сценарий избавителя² реализовывался в полной мере. Но они «вырастали» и уходили… И я продолжала бег по кругу.

Что же заставило меня оставить тему замужества и взяться за ум? Болезнь. Вернее, психосоматические проявления, как стало известно чуть позже. Отлично помню тот день, когда меня, что называется, «торкнуло».