Читать книгу По ком грустит океан - Елена Шейк - Страница 3

Начало России

Обожаю качку, когда, забаррикадировавшись в каюте, цепляешься за всё, что только под руки попадается, лишь бы не навернуться и не вытошнить всё, что съел перед отплытием. Поэтому с некоторых пор я не ем сутки до путешествия и во время него тоже, страдаю, но держусь, чтобы не страдать ещё сильней.

Не понимаю, как некоторые ещё и водку пить умудряются на посудине, качающейся на волнах. Ф-фу-у-у!

– Что хочешь, чаю или сока? – спросила меня мама, ни капли не мучившаяся от морской болезни.

При слове чай меня чуть не вывернуло.

– Швартовку в порту уже хочу, – пробубнила я.

– А я тебе предлагала таблетки от укачивания. Кто теперь виноват, что ты страдаешь?

Мама бронировала билеты заранее. Мою робкую идею с самолётом она отмела практически сразу, потому что о хорошей ясной погоде на островах приходилось только мечтать, в аэропорту Южно-Курильска нелётная погода длилась неделями.

Непроглядные туманы, сырость и ветра – вот и всё, что ты получаешь обычно, прибывая на землю кипящих озёр и вулканов. И хорошо, если ты не попадаешь в ливни, не застаёшь землетрясений или заскочивший в гости из соседней Японии тайфун.

– На воздух надо выбраться, – решилась я подняться на ноги.

– Вещи заранее собери, я твои сундуки не потащу. Скоро уже на месте будем, – дала наставления мама.

Выбравшись на палубу сине-зелёной от тошноты полудохлой селёдкой, я тут же получила пакетиком в лицо, которым меня наградило море.

Не устаю поражаться, как люди у нас загаживают природу, ближе к берегу наблюдаю плавающие коробки и прочий шлак. Скоро вместо моря здесь будет суша из бутылок, коробок, а сам остров из-за мусора вперемешку с вулканическим пеплом соединится с Японией и станет полуостровом.

– А чё ты хотела? Это ж Россия, – хмыкнул проходящий мимо мужик, увидев, что я с кислой миной рассматривала сомнительной чистоты пакетик, приклеившийся ко мне. Руки у меня тряслись, как у заправского алкаша. Какое же счастье, что качка осталась позади.

– Действительно, всего лишь хотелось в столицу, а не это вот всё.

Отлипнув от пакета, я взглянула на вулкан Мендель, пока качавшийся на волнах корабль швартовался в порту.

– Ура-а-а, – простонала я, на трясущихся ногах спускаясь на землю. От радости хотелось прыгать, но ноги будто налились свинцом от тошнотного состояния.

– Марин, скорей, – подгоняла меня мама. – Нам ещё к бабушке ехать.

Кунашир считался островом спящих вулканов, горячих озёр, туманов, бушующих волн океана и сильнейших ветров с ливнями. На большой земле, то есть на материке, остров прозвали краем России, а здесь было принято говорить, что Россия здесь не заканчивалась, а начиналась. Раньше сюда со всей страны съезжались люди.

Южно-Курильск, или сокращённо Юка, особо не отличался от обычного российского посёлка городского типа: те же двухэтажные дома, частный сектор, сетевых магазинов тут, кстати, не наблюдалось, зато относительно недавно проложили асфальт. Вопрос, сколько он продержится под натиском тумана и сырости, оставался открытым.

В порту нас встретил хороший мамин знакомый, дядя Женя. Кажется, мама упоминала, что он учился с ней в одном классе в далёкие и лохматые восьмидесятые годы. А когда мы жили в Южно-Курильске, дядя Женя с отцом работал на рыбокомбинате. На моё счастье, после малоприятной тряски на корабле мне не пришлось испытывать себя на прочность, трясясь дополнительно в ПАЗике.

Проехали по центральной и такой родной Океанской улице, где стояли друг за другом сборные новые дома. Я, прилипнув носом к окну, рассматривала эти красивые домики. Наверное, в таких жили друзья, с которыми мне пришлось попрощаться после первого полугодия в восьмом классе. Мы давно не виделись, хоть и переписывались иногда в соцсетях.

– Асфальт, дома… – поражалась мама, как и я, не отрывая глаз от улучшенной за годы нашего отсутствия инфраструктуры. – Всё такое новое. На зависть японцам, что ли?

– А то! Да, люди приезжают сюда. Дома, конечно, ругают за плохое качество, перегородки там пустые, поэтому холодно очень, – разговорился дядя Женя и, будучи в хорошем расположении духа, решил прокатить нас по посёлку, благо объехать все окрестности можно было минут за десять.

Машина повернула на развилке на набережную. Низ посёлка нынче был почти не заселён, только базы да несколько домиков остались после сильнейшего землетрясения в девяносто четвёртом, в одном из покосившихся заброшенных домов, что стояли ближе к океану, и жила раньше бабушка. А после землетрясения она вернулась к деду в деревню Головнино, что находилась за пятьдесят километров от посёлка. Дед умер пятнадцать лет назад, но бабушка покидать деревню не захотела, осталась жить на берегу океана, где за проливом Измены тонкой полоской можно было наблюдать японскую землю.

Бабушке не так давно исполнилось девяносто пять и, несмотря на суровый климат и непростую жизнь на островах, она старалась не унывать. Много раз мама хотела забрать её к нам на Камчатку, но бабушка всем сердцем любила Кунашир, жила здесь с сорок пятого года. Когда острова стали советскими после Второй мировой войны, семья бабули переехала с материка сначала на Сахалин, а потом на Курилы.

Проехав по окрестностям Юки, мы помчались по маршруту ПАЗика в село к бабуле, в самую южную часть Кунашира. Машину чуть не занесло, когда мимо нас на большой скорости просвистел грузовик.

– Гоняют как сумасшедшие, – цокнул языком дядя Женя.

Красные клифы, с которых низвергались красивейшие водопады, тянулись на много километров вдоль океанского побережья южной части острова.

Чем ближе к селу мы подъезжали, тем больше менялся пейзаж за окном: заросли бамбучника да странные тонкие деревца – такие на материке точно не встретишь. Асфальт сменился грунтовкой. Головнино, которое раньше называлось Томари, встретило нас ржавым ветряком, который когда-то давно подарили японцы. А Южно-Курильск при японцах назывался Фурукумаппу, где айны проживали – коренное население острова, которое после войны тоже подверглось репатриации.

В Головнино школа была, но училась я в Юке, а каждые выходные исправно тряслась в ПАЗике, чтобы навестить бабулю. И как бы бабуля ни сопротивлялась, вскоре ей всё же пришлось на какое-то время переехать в Южно-Курильск: ближе к больнице и удобней добираться до Сахалина в случае ухудшения состояния.

Сначала я не хотела покидать дом, школу, друзей и жить на островах, но когда болезнь бабушки отступила, я уже не хотела возвращаться обратно, цеплялась за все косяки, лишь бы остаться тут.

– Марин, нормально себя чувствуешь? – сквозь мысли я услышала мамин голос, но захватившие воспоминания не хотели от меня отставать.

– А? Угу… Я тоже так думаю.

– Ясно. И не говори, что я тебя не предупреждала, что Света уже приехала.

– Угу, слышу-слышу.

Японцы построили небольшой агар-агаровый завод в устье реки, на берегу залива Измена. Что-то типа градообразующего предприятия наряду с ракушечным заводом. С работой на островах всегда было не густо, и бабуля, как только семья переехала в Томари – ныне Головнино, начала трудиться на агар-агаровом заводе, практически сразу после его ремонта, параллельно с этим готовясь к поступлению в медицинский институт, имея за плечами медучилище и работу в госпитале на западном фронте. С сорок пятого года русские переселенцы жили на островах с японцами, пока последних не репатриировали в голодную и разрушенную войной Японию. И, приезжая на Кунашир, я первым делом вспоминала рассказы бабушки о том, как русские, японцы и айны жили бок о бок, а то и дома делили между собой – в одной части дома жили японцы, в другую подселяли приезжих с материка русских. И, кстати, неплохо уживались друг с другом, отношения даже заводили, чего и бабушка не избежала.