Читать книгу Просто Марго - Елена Скаммакка дель Мурго, Елена дель Мурго - Страница 7

Успешно захватив город Курск, Добровольческая армия под командованием генерала Антона Деникина, как и планировала ранее, решительно продвигалась к Москве. Всерьез опасаясь за безопасность столицы, большевики начали в конце сентября 1919 года формировать новые отряды коммунистов, которых сразу же отправляли на фронт. Армия красных по численности значительно превышала на тот момент армию белых. Но Добровольческая армия главнокомандующего Деникина не падала духом, решительно ввязавшись в бой за другой стратегически важный город – Орел.

18 ноября 1919 года началась Орловско-Кромская битва. После двух дней ожесточенных боев белым удалось захватить город. Эта победа открывала им прямую дорогу на Москву. Войска большевиков, понеся большие потери, уже решили постепенно ретироваться, как неожиданно для них, совершив роковую стратегическую ошибку, Белая гвардия решила разгромить их ударную группировку, не имея для этого никаких реальных военных сил. В течение упорных боев белой армии пришлось оставить Орел и Курск тоже, поспешно отступая на Дон, в надежде найти там серьезную поддержку со стороны местного казачества. Но и на этой территории армия Антона Деникина потерпела поражение и, превратившись в Добровольческий корпус из-за своей малочисленности, с непрерывными боями отступила в марте 1920 года к Новороссийску. Оттуда Добровольческий корпус со своим главнокомандующим генерал-лейтенантом Деникиным и его верным командиром генерал-лейтенантом Кутеповым погрузились на корабль и прибыли в Крым.

Битва под Орлом стала последним сражением для полковника Юдина. Бесстрашно сражаясь с врагом, он был тяжело ранен, но спасен. Под непрекращающийся свист артиллерийских залпов молоденькая медсестра Наталья Воронцова смогла оттащить полковника с поля боя, а затем, позвав подмогу, унести его, громко стонущего от полученных тяжелых ранений в их военно-полевой госпиталь. Там помещику Юдину сразу же сделали, как могли в непростых полевых условиях, сложную операцию. Закончив ее, стягивая со своих рук медицинские перчатки, пожилой, опытный хирург сухо заключил присутствующему в операционной медперсоналу, что, увы, полковник Юдин получил тяжелые ранения, несовместимые с жизнью, и в лучшем случае, да к тому же еще и при хорошем уходе (а где его взять-то здесь?), сможет прожить не более нескольких месяцев. После этих слов под белой повязкой медсестры Воронцовой тихо скатилась из глаз жгучая, одинокая слеза. Нет, тогда Наталья еще не была влюблена в Юдина, но ведь она спасла его и всем сердцем желала, чтобы он выжил!

После операции девушка слышала, как в бреду полковник звал не раз свою любимую Валюшу, как тревожась, спрашивал ее, как там его обожаемые доченьки и уже под конец, прежде чем опять провалиться в глубокий сон, тихим обессилевшим голосом обещал им, что очень скоро они все увидятся вновь!

«Бедный Александр Иванович! Бредит и зовет своих близких! Как жалко его, да и всех остальных тоже очень жалко, только вот помочь больше, чем уже сделано, увы, невозможно!» – медсестра Воронцова обходила койки с больными, кому кладя на голову холодный компресс, кому ставя градусник, а кому и вовсе закрывая глаза.

В переполненном ранеными госпитале Белой гвардии в воздухе стоял смрадный зной, вызванный еще и эпидемией тифа. Наталья очень волновалась за понравившегося ей полковника Юдина, как бы и он не заразился этой ужасной, смертельной болезнью, совсем забыв про себя, ведь и она не застрахована от этой напасти. К счастью, этого не произошло.

Вопреки прогнозам главного хирурга госпиталя, помещик Юдин стал довольно быстро поправляться и, немного окрепнув, пытался с помощью Натальи вставать с кровати и делать несколько шагов, но был еще очень слаб и вынужден был признаться, грустно пошутив, молоденькой медсестричке, спасшей его, что, наверное, ему еще рано приглашать ее на танец.

– Дайте мне, Наталья, еще недельку, и я вас закружу в вихре вальса! – воодушевленный своим выздоровлением, смело пообещал ей Александр Иванович.

Но через неделю армия Деникина уже отступала на Дон, естественно, везя за собой и свой военно-полевой госпиталь.

Во время боев с Красной армией на Кубани ими были взяты станицы Кагальницкая, Мечетинская, Зимовая, Белореченская и другие. Для облегчения военно-полевого госпиталя руководством армии было принято решение о размещении в частные дома в этих станицах всех раненых, уверенно идущих на выздоровление и способных уже самостоятельно вставать с кровати.

Юдин был одним из таких. Сердобольная сестричка Воронцова умоляла главного хирурга отправить ее ухаживать за полковником, напоминая врачу его собственные слова о том, что тому все равно не выжить. Она очень хотела быть с ним рядом и заботиться о нем, хотя бы в течение того короткого времени, что отпущено ему Богом. Но медперсонала катастрофически не хватало, и, конечно же, хирург в категорической форме отказал в этой просьбе девушке. Наталья оставалась по-прежнему ухаживать целыми днями за тяжелоранеными в госпитале, а вечером все же на пару часов сбегала в ту казачью хату, в которой разместили полковника Юдина.

Круглая сирота, крестьянская девушка Наташа Воронцова, поначалу испытывавшая к раненому и такому обаятельному помещику Юдину чисто дочерние чувства заботы и ласки, внезапно для себя поняла, что влюбилась в него, как кошка.

«Какая же я дурочка, влюбилась в женатого взрослого мужчину, да к тому же обреченного на скорую смерть!» – Воронцова разумом хорошо понимала всю абсурдность сложившейся ситуации. Но ничего не могла с собой поделать. Ее непреодолимо тянуло к этому мужчине и, к тому же, на какое-то мгновение ей показалось, что и у него к ней, кроме простой человеческой благодарности, есть и иные, более сильные чувства.

В свою очередь, полковник Юдин понимал, что дни его сочтены. Раны заживали очень медленно, кровоточили и боли практически не оставляли его ни на час.

«Господи, сколько мне осталось?? – вопрошал, молясь, сидя на кровати перед иконой, полковник. – Неделя, две, месяц? Так что же мне делать с этой прекрасной и чистой, как ангел, сошедший с небес, девушкой, спасшей меня и, как мне кажется, любящей меня? Имею ли я право перед лицом смерти принять ее любовь?»

Александр Иванович всю свою жизнь любил только одну женщину, свою жену Валентину Сергеевну, никогда ни на минуту не помышляя изменить ей с другой.

В каком бы месте он ни находился во время этой проклятой войны, перед каждым сражением и боем, который вполне вероятно мог стать его последним боем, он писал своей жене полные нежности и любви письма. И никогда ни словом, ни делом, не был способен огорчить или обидеть ее.

Но сейчас после тяжелого ранения Александру Ивановичу было так грустно и одиноко, в этой далекой от дома казачьей станице, в доме совсем чужих ему, хотя и заботящих о нем, людей. Ему так не хватало присутствия дорогих ему людей, их участия и заботы, что он непрестанно благодарил Господа Бога за внезапное появление в конце его грешной земной жизни такого нежного и любящего его создания, как Наташенька Воронцова. Только одна мысль, что он уйдет в мир иной, так больше и не увидев своих обожаемых жену и дочерей, горячим пламенем обжигала его больную, растерзанную душу.

«Будь, что будет! Прости, Господи, меня, грешного, прости! И не суди меня строго! Пусть близость с Натальей станет для меня приятной предсмертной агонией, последним глубоким глотком полноценной мужской жизни».

Судьба подарила крестьянской девушке и курскому помещику два счастливых месяца.

Бедная девушка делала все, что было в ее силах, лишь бы только продлить дни ее любимого человека. Перевязывала ему раны, стараясь сократить кровопотерю, отпаивала его парным молоком, чтобы сил набрался как можно больше, узнала, где живет местная лекарша, сбегала к ней и принесла какие-то особые чудодейственные травки, и их отваром поила Юдина строго, как было наказано, каждые три часа. Бывали дни, когда казалось, что Александр Иванович почти выздоравливал, много шутил и улыбался, выглядел бодро, прохаживался взад и вперед без посторонней помощи по хате и даже на крыльцо выходил подышать приятным морозным воздухом, а заодно и побеседовать с хозяином дома о войне и о политике, но на следующий день ему внезапно опять становилось хуже, он уже не поднимался со своей кровати, слабость и боли возвращались к нему с новой силой.

– Наташенька, милый мой, дорогой дружочек! – с придыханием, еле шевеля губами, говорил ей Юдин. – Видать, пришел мой час, умираю я! Спасибо тебе, Ташенька, за все, что ты для меня сделала! Ты скрасила своей любовью, неиссякающей добротой и вниманием мои последние дни. – Юдин из последних сил гладил ее шелковистые волосы.

– Нет, нет, я прошу вас, не уходите! Я этого не переживу! – Наталья металась у его кровати, не в силах больше ему помочь. – Боритесь, я умоляю вас, Александр Иванович!

– Все уже, милая, отборолся я и в жизни, и на поле боя! Только напоследок об одном тебя прошу – поскорее забудь про меня, тебе всего-то двадцать лет отроду, и у тебя вся жизнь впереди. Надеюсь, что, все же, наши скоро выиграют эту войну и ты найдешь свое счастье.

– Что вы такое говорите, Александр Иванович, мне, кроме вас, никто не нужен, – девушка вдруг увидела, как лицо Юдина нехорошо застыло. – Нет, я не хочу, я не могу вас потерять! – бедняжка слегка потрясла полковника за плечи, в надежде вернуть его в этот мир, а потом, положив свою голову на его грудь, целовала ее, обливая своими девичьими слезами.

Александра Ивановича Юдина не стало тихим, зимним кубанским утром. Об этом сразу же доложили в штаб генерала Деникина, и Антон Иванович, уже зная, что вот-вот они будут отходить к Новороссийску, а оттуда поплывут в Крым, приказал своим офицером сделать все возможное и невозможное, чтобы доставить гроб с телом полковника его родным в Ниццу. Его приказ был безукоризненно выполнен.

Совсем недавно приобретя и так же скоро потеряв любимого мужчину, к своей радости, а, может, и к своему стыду, Наталья Воронцова обнаружила, что беременна.

«Что же мне делать? Война же идет, беспощадная война! Как же мне с ребеночком одной-то?! Не выношу я его! Если все же я хочу, чтобы он родился, то мне надо бежать отсюда и как можно быстрее!»

Девушка набралась храбрости и направилась в штаб генерала Деникина. Став перед ним на колени и рассказав про свою беременность, она слезно просила его позволить ей сопровождать гроб любимого мужчины до Ниццы. Генерал жалостливо посмотрел в ее полные горя и отчаяния глаза и отдал соответствующий приказ.

«Лихая девица! Ее же Валентина Сергеевна в порошок сотрет, узнав, что та согрешила с ее мужем! Жаль девку, но она сама напросилась, пусть себе едет!»

В течение всего этого печального путешествия медсестра Воронцова много раз себе в малейших деталях представляла сцену, как она стоит перед помещицей Юдиной и, стыдливо склонив голову, рассказывает ей всю правду о них с Александром Ивановичем. Она даже как-будто слышала, как Юдина начинает на нее кричать и обзывать ее непристойными словами, выгоняя вон из дома. Наталья и к этому была морально готова. Но это все равно лучше, чем оставаться в охваченной гражданской войной России. Медсестры везде нужны, она найдет себе работу и в Ницце, даст Бог, с голоду не помрет и благополучно родит своего ребеночка.

Любой женщине на свете, а не только такой даме строгих правил как помещица Юдина, было бы неприятно слышать от какой-то там девицы, что та ждет ребенка от ее умершего мужа. Первой внутренней реакцией Валентины Сергеевны было жуткая обида на ушедшего супруга и ненависть к этой крестьянской девке, которая посмела сблизиться с ее обожаемым Сашей. Но она быстро справилась с нахлынувшим на нее благородным чувством несправедливости, проявленным по отношению к ней. По-житейски мудрой Валентине Сергеевне было достаточно одного лишь взгляда, чтобы сразу понять, что стоящая перед ней с понурой головой девица, к тому же храбро вынесшая ее мужа с поля боя, вовсе не развратная девка. Ее Саша не изменил ей, это нельзя было назвать в полном смысле слова супружеской изменой. Он просто воспользовался последней в своей жизни радостью, так щедро предоставленной ему перед смертью. Валентина Сергеевна даже ни на минуту не ломала себе голову простить ей своего обожаемого мужа или нет. Она уже приняла для себя решение, которое тут же твердым, как обычно, голосом озвучила перед своей дочерью Ксенией и перед этой бедной девушкой.

– Наталья, ты отныне становишься полноправным членом нашей семьи, ребенка твоего узаконим, и он будет носить фамилию моего мужа. Добро пожаловать в семью, деточка! – и она три раза расцеловала нежданную гостью.

Закончилась гражданская война. Аджария вошла в состав Грузинской Советской Социалистической Республики. Страна входила в период НЭПа.

Молодые супруги Савулиди были очень счастливы. Александра очень любила своего мужа, но, несмотря на это, все же отстояла свое право не менять девичью фамилию и по-прежнему оставалась Юдиной. Поначалу Василий на нее злился и обижался. Но позже на досуге поразмышляв, понял, как для его жены, оставшейся совсем одной, без своих близких, важно было сохранить что-то свое, личное. Конечно, Василию перед своими здешними греческими родственниками было немного стыдно, что жена не носила его фамилию, да и что дом тоже был куплен на ее деньги, вернее даже на деньги его тещи. Это сильно било по его мужскому самолюбию, но он и здесь повел себя мудро и благородно.

А сам себе строго наказывал:

«Я должен, просто обязан в короткое время выучиться и стать на ноги! Чтобы моей жене никогда не было стыдно за меня, и она никогда ни в чем бы не нуждалась»!

Дом же они выбрали себе просторный и красивый по удивительно низкой цене. Найти в тот исторический период подходящее жилье в Батуме было несложно: многие местные аристократы и зажиточные аджарско-грузинские семьи, испытывая страх перед новой властью, побросали свои жилища, бежав за границу. По этой причине домов на продажу было выставлено множество. Но по ходу выбора дома у Александры и Василия возникли некоторые разногласия, чуть не приведшие к большой ссоре. Мнения молодоженов не сходились по поводу названия улицы.

– Смотри, Сашенька, какой красивый и в то же время скромный дом продается на улице Пролетариев. И адрес подходящий, так сказать, соответствующий современному моменту. – Василий уже чувствовал себя настоящим коммунистом и хотел окружить себя всем тем, что связывало его с этой идеологией.

– Ты, Василий, говоришь словами этих красных комиссаров, зазывающих народ в их коммунистическую партию!

– А что в этом плохого?! Вся власть рабочим и крестьянам! И всем по справедливости!

– Угу… Нет, Василий, ты знаешь мое отношение к большевикам, поэтому даже не проси меня жить на улице под таким названием, – категорично заявила жена.

«Ох, уж эта мне голубая кровь! Правильно дядька мне перед женитьбой говорил, намучаешься ты еще с ней! Все равно это мелочи жизни, мне не следует забывать, что Александра ради меня отказалась от благополучной и богатой жизни! Пока что я ей всем обязан, а не она мне! А будущее покажет!»

И, поцеловав свою драгоценную, с присущим ему юмором, спросил:

– А ты, любовь моя, на какой улице будешь себя лучше чувствовать? Под названием типа «император Николай» или «имени наследника Алексея»?

– Да ну тебя, брось ты свои шутки, Василий! Нет таких улиц в городе, и ты это прекрасно знаешь! Вот, например, подходящие названия, и там тоже продаются дома: улицы Шереметьева или Суворова.

– Нет, нет и еще раз нет! Эти граждане были тоже из благородных, а я не хочу, чтобы нас что-то связывало со старым режимом. И вообще, я считаю, что все эти улицы надо переименовать! – не уступал супруг.

– Какой ты, Васечка, все же, неуступчивый! – любя, упрекала его жена. – Я знала, что ты не согласишься, и поэтому у меня на этот случай имеется еще один запасной вариант: купим дом на улице Московской.

– Ладно, давай на Московской, пойдем уже скорей смотреть дом! – безнадежно махнув рукой, уступил жене Василий, даже не предполагая тогда, какую роковую роль сыграет это название в судьбе их дочери Маргариты.

Василий, как и планировал с самого начала, поступил в инженерное училище, а вечерами и, порой, даже ночами подрабатывал на местном консервном заводе простым рабочим, зарабатывая на пропитание своей семьи. Но взяли его на работу не на полную ставку, ведь он был студентом, и поэтому платили ему мало, в общем, со стипендией отличника, все равно выходило меньше той суммы, которую домой приносила его жена Александра, преподававшая в местной женской гимназии на две ставки иностранные языки. Она еще много лет потом будет вспоминать с умилением тот первый день ее заплаты и его насупившееся, напряженное лицо, после того как он пересчитал принесенные ею домой денежные купюры. Он уже было хотел быстренько выйти из большой комнаты и пойти в ту, где он обычно занимался, чтобы, не дай Бог, не показать своей жене всю свою злость на самого себя за неспособность достойно зарабатывать, но жена остановила его нежным жестом, уверенно сказав:

– Василий, дорогой, не стоит так сильно расстраиваться по этому поводу! Вот увидишь, очень скоро ты будешь зарабатывать намного больше меня и станешь известным человеком в городе!

– Да откуда у тебя такая уверенность?! Типа «кто был никем, тот станет всем», так что ли?! – раздраженно сказал он.

– Да, получается так, согласно этому вашему коммунистическому лозунгу и еще по тому, что я верю в тебя, ведь ты очень умный и способный по природе своей человек. Я никогда бы не полюбила неудачника и слюнтяя! Ты добьешься многого!

В таких искренних словах поддержки он очень нуждался в тот далекий период своего становления. Спустя годы, Савулиди будет вспоминать с благодарностью слова его жены, которая не позволила себе в самые трудные минуты их супружеской жизни разочароваться в нем!

А у самой Александры Юдиной и не дня не проходило, чтобы она не думала и не тосковала по своим родным, волею судьбы разлученным с нею. Однажды с большой задержкой она получило письмо от своей матери из Ниццы.

«Дорогая моя доченька Сашенька!

С большим прискорбием и душевной болью должна сообщить тебе печальную новость.

Ваш горячо любимый с Ксенией папенька, полковник Александр Иванович Юдин, был тяжело ранен в бою и умер от полученных ран в одном из казачьих хуторов.

Его останки, благодаря хлопотам Антона Ивановича Деникина, удалось довезти до Ниццы, и мы похоронили его с военными почестями на местном кладбище.

Отец ваш настолько всех нас любил и желал нам благополучия и счастья, что даже в самый трагический и печальный момент своей жизни, когда он уже знал, что не выживет, написал свое прощальное письмо, но поручил доставить его только тогда, когда мы доберемся до Франции. Настолько он опасался, что мы без него не захотим уезжать из России.

Горе наше огромно! Ни дня не проходит, чтобы я не думала и не вспоминала о моем любимом супруге. Как мне его не хватает!

Доченька моя, я понимаю, что это и для тебя тяжелый удар судьбы, но ты держись! Ты же у нас сильная!

И вообще, когда вы к нам собираетесь приехать? Мы очень вас ждем с Ксюшей! Как было бы прекрасно, если бы мы жили все вместе здесь, в Ницце, большой и дружной семьей!

Я еще вот что хочу тебе сказать, милая: вы с сестрой должны благодарить Бога, что у вас был такой мудрый и заботливый отец, который предвидел заранее отрицательный исход гражданской войны и поместил часть своих капиталов за рубежом в иностранные банки. Этих денег, если правильно ими распорядиться, хватит и на моих внуков.

А ведь тебе, наверное, неизвестно, Сашенька, как бедствуют большинство русских эмигрантов здесь, во Франции? Им, имевшим многое в России, в прямом смысле слова порой нечего есть! Они вынуждены браться за самую унизительную работу! Например, некоторые русские офицеры и даже дворяне работают таксистами в Париже! Понимаешь, какой для них это позор! А что делать? Семьи же кормить надо! Вот мы с Ксенией решили создать благотворительный фонд имени полковника Александра Юдина, привлекая в него и местный капитал, помогать нашим соотечественникам! Кстати о них: один из князей Трубецких, мне кажется, неровно дышит к твоей младшей сестре. Стал за ней ухаживать. Вроде и Ксении он приглянулся. Посмотрим, будущее покажет!

Но это еще не все новости, доченька: к нашему большому удивлению сопровождала тело вашего отца из Крыма одна совсем молоденькая девушка, к тому же, как оказалось, она находится в интересном положении.

Только прошу тебя не судить никого строго! Это ребенок твоего отца!

Девушку зовут Наталья Воронцова, она именно та сестра милосердия, которая на своих худеньких плечиках оттащила его с поля боя и организовала доставку его, тяжелораненого, до войсковой медсанчасти. Знаешь, как бывает на войне: я бы даже не назвала это супружеской изменой в полном понимании этого слова.

Наверное, произошла, увы, последняя в его жизни вспышка страсти и жажды полноты жизни перед тем, как уйти из нее навсегда! И девочку эту я ни в чем не смею обвинять, ведь без ее помощи он так бы и остался умирать от смертельных ран на поле боя. К тому же, меня вовсе не удивляет, что она не смогла устоять перед мужским обаянием вашего отца, то же самое и со мной случилось много лет назад. Для Натальи близость с мужчиной была в первый раз. Вот она сразу и забеременела.

Без сомнения, если бы у вашего отца была любовница на протяжении многих лет, мне было бы очень тяжело об этом узнать и простить его, но в данном случае все произошло по-другому.

Так что мы должны не осуждать эту девушку, а быть ей бесконечно благодарны за попытку спасения его жизни. Наш долг – принять ее в нашу семью и дать новорожденному нашу фамилию (интересно, кто родится: девочка или мальчик; если будет мальчик, то назовем его Александром).

Теперь, пожалуй, все наши печальные и, в то же время, радостные новости (я имею в виду малыша, конечно)!

Сашенька, а как у тебя складывается супружеская жизнь, ты работаешь или уже ждешь ребеночка? А как Василий – учится? Не обижает тебя, моя любимая? Если вам нужны деньги, ты не стесняйся, напиши, и мы постараемся тебе их выслать.

Пожалуйста, пиши нам почаще! Мы очень с Ксюшей по тебе скучаем!

Крепко целуем тебя, родная моя девочка!

Мама и Ксения».

Печальная новость о гибели отца застала Александру врасплох! Она несколько раз прерывала свое чтение, не в силах сдержать рыдания, потом снова буквально впивалась в каждую написанную матерью строчку. Наконец прочитав его до конца, она аккуратно положила письмо обратно в конверт и, опустив руки себе на колени, просидела так неподвижно, как ей показалось, несколько бесконечных минут. Как же так случилось, что ее обожаемого отца больше нет! Александра не могла и не хотела в это поверить. Ведь ей всегда казалось, что они еще долго будут вместе!

«И потом, он же мне обещал, клятвенно обещал, что вернется живой и невредимый и что все мы воссоединимся во Франции! – тихим нервным шепотом говорила сама с собой Саша.

– Папа, папочка, я даже не смогла с тобой попрощаться!»

Александра так и оставалась сидеть за секретером, на котором лежал открытый заграничный конверт, из коего виднелась пара белых страниц, исписанных правильным, красивым материнским почерком.

Перед глазами ее стояла их последняя встреча у порога их дома под Курском. Как он перед расставанием шутил с ними, улыбался и вселял полную надежду, что война и революция – все это явление временное, что все скоро и хорошо закончится, а их любовь друг к другу вечна и поэтому ничего плохого с ними произойти не может! Отец был ее жизненной опорой и поддержкой, тем человеком, с которым можно было говорить на любые темы, не стесняясь. Он всегда был так внимателен к ней, всегда старался понять ее и не расстраивать по пустякам. Даже когда он и подыскал Александре подходящего, по его мнению, жениха, она была более чем уверена, что если бы категорично отказалась от этого брака, отец не стал бы настаивать и ломать ее жизнь. А вот мать… Мать всегда была более строга и требовательна к ней. Только теперь Александра поняла, что всю жизнь любила больше отца. Увы, теперь его больше нет и ей незачем ехать во Францию. Хотя она тоже скучала по матери и сестре, но это можно было и пережить. А вот потерю отца – очень сложно!