Читать книгу Аве, Вавилон. Стихи, поэма - Елена Сомова, Елена Владимировна Сомова - Страница 9

Петрушки с вытянутыми рукавами,

рыдайте громче, шестьдесят нас тысяч!

Глотнули кровь отечества с ладони,

птенцы родные словом похоронным

Господь нас видит. Нас и тех гурманов,

что тычут карандашиком горчащим

в крутую схему заводских сокровищ.

Крепитесь, люди. Воры – жрите мясо,

украденное на базаре – детям.

Зверьки в загоне с лапками наружу,

насупленные голодом московским

Петрушки с вытянутыми руками,

рыдайте громче, шестьдесят нас тысяч!

Летите над родимыми домами

в глаза детей губами хладно тычась.

Глотнули кровь отечества с ладони

птенцы родные словом в нашем танке,

Замученные выдохом: «НЕ тронь… – и… и – и…», —

и трубка звука сузится в гортани,

задушенных страданьями аккордах

быть может не сосчитанных улыбок,

навеки… отраженных в сальных мордах,

случайный взгляд кидая в лоно зыбок:

уснула мать – природа на младенцах.

Сжигают мозг новейшие кислоты

и негодуют каменные лоты,

неся яйцо поспешных интервенций.

Погубленные звуки моей песни,

пригубленная чаша состраданий,

загубленные выпупки детишек,

разорванные души, листья, зданья

напополам в горсти пизанских башен

у выродка немого поколенья.

Им вырубили музыку и душу.

– Рыданья наши, слез кровавых чашу

поганите в бреду совокупленья.

Беднейшие подножные сословия

рубают кисло-сладкие медузы, —

дрожь носовых проходов. Население.

Повытрепанная нация…

очнись, цивилизация,

снимай с людей последние штаны!

Мерещутся проказники,

одной страны заказники,

перед которой в мире все равны.

Щебечущие кролики

порвали рты на нолики

и хрумкают оранжу вопреки,

Забавными тигрятами

по лямкам ходит пятнами

проказа прямо с левенькой ноги.

Черешневые пролежни…

Жрут водку бестолковища,

и прется мегатонный целлюлит…

прожженные сокровища

гуляются, чудовища,

глотая хлоргексидный динамит.

Бульбульканье по телеку…

растущую истерику

стараются в навозе утопить,

чтоб оправдаться, грязные…

Многоцентралка частная

торопится, несчастная,

гвоздями грабель сердце прострелить.

Маленький принц проклятущей державы

Конченного тысячелетья,

Выйди из мрака слезной засады,

Узницу века не сделай калекой.

Просто спаси воскрешением чуда —

Белым барашком над вырожденьем.

Выпорхни сердцем над унижением

Среди одних двугорбых верблюдов.

Медленно движет косящую лопасть

Ветер атаки. Блекают мелко

Сомкнутые воротилы – рубаки

Наглостью прений и выявлений.

В гордой засаде сижу, вою волком

И вопрошаю блудливой собаке —

Сжать хоть в зубах отстающие стрелки,

Токающие в разине без толка.

Вечную музыку разветвлений

Соедини. Огненн круг. Комсомолка.

Тонкая мимика дерзких цепляний

На гениальном лице арлекина.

Образ поэта… Сережа…

мякина

будничных свистов,

где ветер стреляет.

Милый Есенин, маленький принц мой,

Выточенный водопадами… облак…

Раненный светом, воскресни, мой гений,

Безруков! медленных поколений.

Гадостно в центре пугливых касаний

Быть одинокой мудрой Кассандрой,

Выращенной на изрубленной башне, —

Следуем вдаль по планиде вчерашней:

В диком краю среди зарослей лилий,

Где, среди них вырубая дорогу,

Движутся глупые варвары с током

Щедрого мира… им жить одиноко…

Облак – барашек – принц – добрый ангел,

Следуя в радугу синтеза звука…

Воздухоплаванье сладких черешен

Тонкая веточка стрел – гибкость лука —

Ветреный замок – Агни – старуха.

Йога общения с метаморфозой,

Ласково дареной меткой – конфеткой.

Милости века настойчиво редки.

Непроходимые чащи убожеств

В синей молитве исчерпанных торжеств…

Сечей все рубят белые листья

Луны серпов, обрезающих стебли,

Хрумкают голые слепо и мелко.

Тонко ложатся мазки ловкой кисти…

Яркие ангелы огненной белки.

На воссоздании ангела света

Здесь Вавилон строим – слово за словом —

Движутся книги – стены ложатся

В треснутый воздух прежнеголосый.

Чёткое эхо. Блудливые боссы

Не заменяют ни грязи, ни танка.

Звукопоганые, глохнут прекосо.

Пряжа Кассандры и атаманки —

Белые, синие, красные банки —

В липовый мёд золотистые санки.

Тянутся лилии по стенам башни —

Щедрой гармонии дружные звуки —

Белый Есенин на акведуке

Снеги… снегирь… деловые поганки…

Танец валькирий. Бог спозаранку —

Яблоки цвета – раскиданы ветви.

Иней закончил свое бытованье.

Резвоцеплянье цветов. Горы – метры

Яблок и слов. Языков воссозданье…

Чёткие знаки огня в партитуре —

Мечутся звёздочки рукоплесканий,

Вылеплены на свободной натуре

В яблочно-снежных полях за лесами.

Чёрный вагон – предводители меркнут:

Вечные пролежни лени. Побои

Связанных ангелов прямо у церкви.

Чёрные пустоши каркают. Верьте,

Милые геночерпалки в совете:

Башня стоит. К ней добраться нелепо

В старых тисках изощрённой Фортуны.

Ангела света рискованной белке

Быстро достать не дадут плети-струны.

Дикие умки – кофточки в сумки —

Плавно чешите секущие стрелки.

Не склоняй идиотов цепляться за мамкину юбку.

Золотые убежища – слепки дешевых открытий

Извлекают из пчел сиволапые дети чудовищ,

И мурлыкают ведьмы, пугая в кровати малютку.

Медозвоны пустуют корабликами ощущений,

Оставаясь на нитке, короткую путают пряжу —

Изумительна логика ветреных развлечений —

Возвращайся скорей в следопытские стены вояжа,

Парадигмы свиданий забудь на полотнище пляжа,

И серебряный голубь разлуки поищет общений.

Убыстрённое эхо катает вдоль горлышка шарфик,

Пародийно исследуя грамотное приобщение.

Тонкий облак во рту. Разветвленная ветка пейзажа.

Тает лунный фонарик – религия поздних прощений.

Не загонные вопли – протяжные думы у ёлки —

Разнострелы дорог путешествуют у водопада.

Сетки жалящих пчел. Уязвимые струны распада.

Воссоздание лестниц. Гармония сонного сада…

Одинокая кисточка брошенной треуголки…

Пройдемся вдоль общественных помоек,

Вдохнем волнообразный унитаз,

Куда сойдемся в год хотя бы раз

Вкусить салют ведомых пьянобоек.

В расцвете лет на поприще побед

Пролижет червь скользящую дорожку

К тотему пьяных свистов и петард.

Огонь продавит мелкоглазый старт,

Невидимый в косящие бинокли,

Где клоуны в рыданьях понарошку

Идут к тебе за памятью след в след.

Притоптанный ногами серпантин,

Движенье маскарада полукругом,

Сбивающийся в уголь холодок.

Внутри себя поэзы паланкин.

Повсюду забивают в угол,

Следоразделом выгоняя сок.

Мотает некто вверх тончайшую пружину:

Под сердцем ледяных микстур не счесть.

На взлёте баловень прокалывает шину,

И салютует взорванная честь.

Смотри: повисли множества сердец.

Мелованный сквозняк расходует напрасно,

Выветривая мозговую соль,

И человек становится истец,

Он прав, но он и глубоко несчастен —

Его труды догладывает моль, —

Но мы к его деяньям не причастны.

Глуха, глуха уже надломленная банка —

Вгрызается в натянутый асфальт.

Распластан путь – это платформа танка —

Внизу скучает липовый кобальт.

Не перестанет ветер в рыло дуть.

Неприподъемна времени сутанка.

На мне сыграли праздничный спектакль

друзья-предатели по кадровой замене….

и медленная ходит мышь…

царапаться к ним стоит ли еще?

Ответ логичен. Боль не замолчишь.

коробится внутри от нетерпенья

позорный свистозвон их населения

в гнездовый холм. Крестами. Бишь – на – бишь.

Обиды самодельный самострел

В тарелку метит нового оркестра, —

Сидит борзая, зная свое место,

Скуля, глотая штукатурный мел.

Мне предложили так же посидеть

И поседеть, завидуя прохожим,

А я состроила свирепой страсти рожу

И отказалась голый нуль иметь.

Какая я нахальная свинья!

Всё лезу в горы, разрывая норы,

И носорогам баи не даю!

Чтоб им под шкурой крошечка приелась,

Чесалась, жглась, гноилась, ваша белость,

Дай нищим стихоплетам по рублю!..

Тогда запишется им про природу,

Фантазии прорвутся на свободу, —

Неоценим их мелкий героизм!

(Рискованный задор тореадора

Сквозит в стихах энергией напора) —

Теперь пожрите, сдвинув помидоры!

Залейте спиртом новый катаклизм.

Его жадность не знает границ,

Перед баксами стелется ниц,

Он в компьютер довольно икает

И латынь многомерную знает.

Много в свете таинственных правил,

Но ему по колено вода и трава —

Всех в ду -ду излюбил и заставил

В струнку вытянуть песен слова.

Мурава ты моя мурава,

Ты на том берегу солона,

А на этом кровава и пряна.

Парки дохлые пряжу жуют —

Не могучие стебли бурьяна, —

Будет в ложе Прокруста уют,

О, любовь твоя деревянна!

Сквозняками вставай на суд,

Опоганенный божий люд,

Опозоренный жизнью в свете

По лекалам великих гномов,

Вырожденчески бестолковых

На пугливом застольном совете.

Государство делает бомжей

Из жителей вторых этажей,

Когда продан и выкуплен первый, —

Потревожил владельцу он нервы.

Платит жизнью за пролитый потолок:

Офис новый внизу затопил – вот урок, —

Выметайся, покуда есть силы.

Нацепляет рыбешек на вилы

Городской Нептунище, по днищу скребя,

Где еловая плесень любила тебя.

Есть предел твоему беспределу?

Или нам ближе смертушка к телу,

И простим рабоделателям пироги? —

Не достряпанны бабушкой, не с ноги, —

Прогоняют из дома старушку.

Пребольшие черные утюги

Гладят каменные ракушки,

Вымораживая доброту и людей.

Недвижимы проруби знахарей —

Ледоколы срубают окна,

Тычут палицами туда,

Где победно грядут нужда и беда,

Примеряя былые догмы.

Государственный террор

Дуло ставит нам в упор:

«Кошелёк открой скорее,

Продолжается дозор!»

Коммунальный разговор:

Следопыты хат и нор