Читать книгу А покороче?.. Рассказы - Елена Свитова - Страница 9

В нашем классе был один мальчик с отличительной особенностью.

Конечно, в каждом классе был какой-нибудь такой мальчик, или девочка, а то и несколько выдающихся в том или ином плане ребят. Особенность могла быть какой угодно: необычная походка, речь, вид, стиль… И это я при перечислении «видовых признаков» еще не всех своих «особенных» одноклассников вспомнила. А тот мальчик, о котором идет речь, был очень мал ростом. Значительно ниже меня – и это что-нибудь, да значит для тех, кто со мной и моим небольшим размером хоть раз сталкивался.

Сережа – так его звали в числе нескольких тезок, причем всегда звали, не забывали и не издевались, как злым подросткам полагается, и была на то причина в виде его верного большого, авторитетного друга и защитника Дениса, – так вот, Сережа был абсолютным двоечником. Из тех спокойных, непробиваемых никакими учительскими назидательствами и ругательствами двоечников, на которых легче махнуть рукой, чем пытаться наставить на путь истинный. Единственным отличием его школярски-отстойного статуса по сравнению с остальными «неучами», незаметно дремавшими за задними партами, было месторасположение: из-за маленького роста Сережу сажали вперед.

Три веселых и волнительных года, с шестого по восьмой класс – эквивалентных нынешним седьмому-девятому – Сережа, сидя вполоборота за первой партой у двери, занимался исключительно тем, что смотрел на меня, центрально обосновавшуюся в среднем ряду за третьей партой. Это была еще одна его отличительная особенность: стесняясь отвечать у доски, тушуясь от любого взгляда, обращения в свой адрес, он не пытался скрывать свой интерес – сомневаюсь даже в том, что этому странному мальчику довелось хоть раз увидеть за эти годы вырезанные на его парте надписи, осознанно посмотреть на доску и вообще понять, какого вектора ждут от него учителя, сажая перед своим носом. В плохом настроении какой-нибудь учитель мог взреветь – или устало и раздраженно прошелестеть: «Тимофеев, повернись вперед», к этому все привыкли, смешки и тщательно заряженное контекстом пубертатной тяги протяжное «ооооооо» одноклассников иссякли очень быстро, не встречая особенного отклика с его стороны, а уж с моей-то и подавно: Эсмеральда танцевала с козочкой и песенкой, щелкая приятным и остропроявленным мальчишкам задачки, переругиваясь с учителями, интенсивно в стихах, дневниках и реальной жизни придумывая себе разного толка Солнцеподобных, зачастую – негодяйской направленности.

«Тимофеев, повернись!» – а часто и мое фырканье: «не мешай, отвернись!» – приводило к тому, что Сережа, еще больше съежившись, перекручивался чуть в бок, принимая позу, которая оставляла возможность откуда-нибудь из-под плеча нахохленным птенцовым взглядом продолжать сверлить намоленный эгрегор.

Где-то в седьмом классе к середине года мальчишек затянуло в новое увлечение: кто-то принес фотоаппарат, и одно время в классах и коридоре то и дело слышались щелчки, народ играл в папараццы, повсюду звучали шлепки и недовольно-кокетливое шипение – девчонки пытались защитить свое хихикающее достоинство, отстаивали права, – взлетали указующие персты: «во, давай, подсекай», а на переменах ставшие ненадолго неопасными (все прически, заколки, канцпринадлежности и милые девичьи мелочи в тот период оставались в неприкосновенности) парни группировались кучками, рассматривая и обсуждая проявленные, видимо, в ванной, результаты своих трудов, обмениваясь ими и получая новые заказы.

Никогда ребята не показывали нам, что получилось. Конечно, было интересно! В то время с фотографиями вообще было сложно, от большой надобности запечатлеться надо было идти в фотомастерскую к назначенному времени, строить серьезное лицо («голову выше, стул не двигать, замереть, смотреть сюда!»), а через неделю томительного ожидания рыдать над изображением незнакомой уродливой – а иначе бывало редко – девочки.