Читать книгу Преступная любовь - Елена Тихая - Страница 5

Глава 7 – Первые занятия

Оглавление

В следующие дни была одна радость, отъезд Грегора в колледж. Теперь до самых рождественских каникул его дома не будет. Одним занудой меньше, и уже жить можно.

Через две недели начались занятия, как в обычной школе, так и в школе искусств.

Первые занятия, конечно же, были ознакомительными. Преподаватели знакомились с нами, мы с ними и между собой.

Так уж получилось, что лишь в одном театральном кружке я оказалась вместе с ребятами. На рисование я ходила как раз во время, когда у ребят проходили занятия по эстрадным танцам, а на восточные танцы я ходила параллельно с резьбой по дереву у Лоренцо.

Только вот все занятия проходили в разных корпусах и поэтому мы с ними виделись только по дороге в город. Да и общаться нам много не получалось. Парни!

Все полноценные оборотни ездили в город на занятия в школе искусств, поэтому из деревни в город ежедневно ходил автобус, в котором естественно водителем был оборотень, а точнее Дорджест.

Кстати, он не является нам родственником, но достаточно близкий друг семьи. Даже не смотря на то, что отношения с Грегором у него с детства не сложились, Дорджест всегда старался находить общий язык. Иногда мне кажется, что Фросту он заменил отца, поскольку наш настоящий отец даже не смотрит на него, будто его и нет. У меня с Дорджестом сложились тоже достаточно доверительные отношения. Жаль только, что своих детей у него не было.

Первым моим занятием оказалось не актерство, а рисование. Мистер Растен был тихим и неразговорчивым мужчиной лет сорока пяти. Его маленькие серые глаза не гармонировали с высоким и открытым лбом. И смотрел он на меня как-то странно. Может быть, он всегда так смотрит на новеньких?

Конечно, меня представили перед классом, хотя эта была скорее именно студия. Я такие видела в книгах. Помещение было не круглым, как мне это представлялось, а квадратным, но углы были сглажены и незаметно. В центре был небольшой помост, на который ставили предмет изображения. Вокруг него естественно были установлены мольберты и стулья. Но большинство ребят стульями пренебрегали.

– Сегодня мы вспомним технику рисования натюрмортов, – проговорил мистер Растен, – перед вами я выложил шесть фруктов. Ваша задача самостоятельно составить из них картину.

А через пару минут, обведя предварительно каждого студента взглядом, он подошел ко мне.

– А вам я разрешаю нарисовать то, что есть и как можете. Для начала этого хватит. Я хоть буду знать, от чего отталкиваться. Рисунок, кстати, должен быть выполнен гуашью. Вы знаете с чего начинать?

– С контура я полагаю, – спокойно ответила я. И все-таки что-то в его взгляде мне было катастрофически неприятно.

– Верно. А чем вы собираетесь его наносить?

– Карандашом, – вновь ответила я.

Его толстая и короткая бровь немного приподнялась, он кивнул и пошел прочь от меня. У меня возникло огромное желание воспротивиться ему и нарисовать все точно также как и остальные ребята. Но немного подумав, передумала. Для чего мне с первого же занятия портить отношения с преподавателем, хоть он мне и не нравиться? Это не разумно.

Все занятие я немного подглядывала к другим ребятам. Я все-таки никогда не пользовалась гуашью и настолько длинно заточенными карандашами.

– Я Моник, – шепотом представилась девушка, стоявшая рядом со мной. Она была высокой девушкой с неплохой фигурой и каштановыми волосами, окрашенными в черный. Ей было не больше меня, но она орудовала карандашами и красками как настоящий профессионал.

– Я Ламия, – тоже шепотом назвалась я, хотя преподаватель демонстративно сделал это пять минут назад перед всем классом. Но так полагал этикет.

В карих глазах девушки появилось любопытство. Пахла она нормально, никаких ноток агрессии или жестокости. Вот от моего отца частенько веет жестокостью, а если сказать что-то поперек его слова, появляются нотки агрессии. Я не знаю, как описать их, но различать научилась еще до первого превращения.

– Не бойся. Он всегда настороженно относится к новеньким. Многие не оправдывают его надежд и остаются только самые стойкие, – говорила Моник.

– Спасибо, а то я уж подумала, что не нравлюсь ему!

– Ему никто не нравиться. Его уважение надо заслужить. У меня этого пока не вышло, может быть, тебе удастся.

– Ух ты! Спасибо за надежды, но я никогда раньше не училась рисовать, поэтому очень сомневаюсь, – проговорила я, пожимая плечами. Я только успела взять в руки карандаш и поднести к холсту.

– Ты не правильно его держишь, – снова сказала Моник, поднимая в руке карандаш. И правда, я его держала совершенно не так, – легкими движениями води по холсту, чтобы нанести контур и светотени. Чуть сильнее надавишь, и он сломается, оставив яркий след на рисунке. Были случаи, когда и вовсе проделывали дырки, – посмеивалась она.

– Мисс Флоренц, вы уже закончили свой рисунок, что посчитали возможным разговаривать? – через весь класс громко спросил мистер Растен.

Моник не ответила и повернулась к холсту, я последовала ее примеру. Некоторое время мы молчали. Я старалась не сильно давить на карандаш, но он все-таки сломался. Я взяла другой, и тут у меня возник вопрос.

– А почему они так странно заточены?

– Это специальная художественная заточка. Профессионально рисуют карандашами только с такой заточкой. Кстати, запомни, как они выглядят. Уже на следующее занятие тебе придется заточить их самостоятельно. Вся канцелярия личная.

Я так и сделала. Благо, что мое зрение позволяет запомнить все до самых мелких деталей. Пару раз за занятие мы еще разговаривали с Моник. Мне она показалась хорошей девушкой, с которой можно будет подружиться. Пора заводить друзей и среди людей!

– Неплохо, – раздался голос над ухом. Я даже не заметила его, точнее заметило мое второе я, поскольку такие вещи оборотень чувствует на интуитивном уровне. И могу сказать, что преподавателю просто повезло, что я была так сильно увлечена своим рисунком и не обратила на него внимания. В противном случае, я могла не совсем мирно отреагировать…

– Вам нравиться? – удивилась я. На его лице было полнейшее равнодушие, хотя правый глаз был немного прищурен.

– Я сказал, что не плохо. Я ожидал худшего. Но видимо, Вы одаренная девушка, хотя в таком возрасте уже поздновато учиться рисовать. Но в целом неплохо.

Несколько минут он объяснял мне, как правильно было бы положить краску, и каким образом было лучше изобразить игру света. Я внимательнейшим образом слушала его и запоминала. А поскольку он даже лично сделал несколько движений кистью, у меня был шанс запечатлеть в памяти и движение руки.

Занятие прошло отлично. А после его окончания еще и несколько ребят захотели посмотреть на мой первый рисунок. Их похвалы мне были очень приятны. Именно поэтому мне захотелось и дома нарисовать что-нибудь, только вот мольберта у меня дома не было! Но и этот вопрос решился, хотя и не скоро.

Дорджест обещал подарить мольберт мне на день рождения, если я все еще буду хотеть рисовать. Он посмеялся, что у мистера Растена только самые талантливые и устойчивые, поскольку у него свой какой-то непонятный другим метод преподавания. Дорджест сказал, что если я не вызову подозрений у него, то ничего мне больше не грозит. И что-то мне подсказывало, что этот тест пройти будет не так-то просто.

На следующий день у меня выпали сразу два кружка. Это было целым испытанием. Особенно если учесть негативную реакцию отца на мой выбор танца. Странно, но против эстрадного танца он ничего не имел, а вот индийские танцы ему не нравились категорически.

Дорджест приложил много усилий, чтобы уговорить отца. Но и он поставил нам условие. Было оно простым и ужасающим одновременно. Дорджест должен был просто снять мое занятие обязательно в костюмах и всех ребят кружка. Если он не увидит там ничего недостойного или вульгарного, я смогу и дальше посещать их. Но в этом и заключался весь ужас, ведь он мог углядеть все, что ему угодно.

Первым занятием у меня было актерское искусство вместе с Филом и Лоренцо. Театральная студия ничего особенного собой не представляла. А вот преподаватель была странной, чокнутой немного. Она постоянно улыбалась и нелепо хихикала, дергая руками. И подобное мнение сложилось не только у меня. Мы с ребятами переглянулись…

Все ребята расселись на стулья, которые и здесь были расставлены полукругом, центром которого была миссис Руппен. Группа состояла всего из двенадцати молодых людей, лишь четверо из которых были парнями.

– А теперь давайте знакомиться! – проговорила мисс Руппен, – Многих из вас я уже знаю, так что давайте с них и начнем!

Миссис Руппен начала перечислять учеников. Каждый вставал со своего стула, назывался и немного рассказывал о себе. Новички одновременно знакомились и прикидывали свою речь. Новичков, кстати, было всего пятеро, включая нас троих.

Я наблюдала за всеми, но ничего особенного не видела, только дикий интерес к нам. Нас бесцеремонно разглядывали с ног до головы, будто мы диковинные звери. Хотя возможно оно так и есть… Даже немного смешно стало от такой мысли.

– Маркус Тортон, – прозвучало очередное имя, выведшее меня из раздумий.

Молодой человек восемнадцати лет поднялся, стройной и высокой фигурой возвышаясь над остальными. Он не смотрел ни на кого особенно. Его речь была настолько правильной и сложенной, что создалось впечатление, будто он заготовил ее заранее, поэтому и продекламировал без единой запинки, но и без душевности. Он изложил голые факты о своей личности. Такой холодный и равнодушный, что стало резать в глазах. Маркус даже не глядел по сторонам, смотря куда-то вдаль. Брр…

Я рассматривала его, чуть ли не с тем же интересом, что и остальные нас. Что же это за парень, если он себя так ведет? Ничего особенного в его внешности я не нашла. Ну, да, стройная высокая фигура, ровные и достаточно правильные черты лица, хотя впалые глазницы я не могла отнести к красивым чертам. Тогда же должно быть что-то еще…

– А теперь приступим к новеньким, – вновь взяла слово миссис Руппен, – Ламия Минджезо!

После этих слов мне полагалось встать и сказать свою речь, но вот именно в этот момент этот истукан обратил на меня свой взгляд. Внимание Маркуса переключилось на меня, что несколько смутило. Что сказать, я волновалась. А этот холодный взгляд нисколько ни придавал сил. Наоборот, у меня даже дыхание сбилось, будто он сверлил меня взглядом, не давая вымолвить и слова. Даже уже примерно составленная речь мгновенно вылетела из головы. Чтоб тебя!

– Меня зовут Ламия Минджезо. Мне семнадцать. Я живу и учусь в Кетсанте, – сбивчиво говорила я. Мои глаза скользнули с пола вперед, на парня. Да-да, мне не повезло, и я сидела ровно напротив него, так что избежать его взгляда не получится. Еще один вздох. Столько времени учиться контролировать свои чувства и эмоции, а почву из-под ног выбивает какой-то странный надменный мальчишка! Я стала даже злиться на себя.

– Учусь я средне. Люблю читать. Читаю практически все, но в большинстве классику. Фильмы смотрю крайне редко. Люблю петь, хотя никогда не обучалась игре на музыкальных инструментах. Что-то еще?

– Обожает всякую живность, – хихикнул Фил. Он вообще был достаточно бесцеремонным. Я лишь скрипнула зубами. Даже мельком я заметила сдавленный смешок Тортона. Что в этом смешного?

– Этого тоже достаточно, милая. Вы у нас впервые, – восторженно проговорила миссис Руппен, и переведя взгляд, добавила, – следующая у нас Моник Флоренц.

С Моник мы познакомились на рисовании. Она оказалась очень милой девушкой, единственной, пожалуй, которая отнеслась ко мне адекватно. Она ни разу не спросила меня о деревне или школе, все больше обо мне спрашивала и рассказывала о себе. Она воспитывалась только мамой, но судя по ее рассказам у нее было много больше любви и свободы, чем у меня в полной семье с двумя братьями…

– Как ты здесь оказалась? – спросила я ее, когда не нашла лучшего занятия. Успокоиться почему-то не получалось, а смотреть прямо перед собой было неловко.

– Настоящий художник должен уметь не только рисовать эмоции и чувства, но и сам чувствовать их, или уметь играть. Иначе как ему понять природу человека? А ты как? Решила попробовать все и сразу, раз разрешили?

Ее ответ вышел философским, а вот мой…

– Родители, – решила я не уточнять, почему именно я здесь оказалась. Моник лишь кивнула. Ничего больше сказать я не нашла, поэтому приложив все свои навыки эмоционального контроля, начала все-таки приходить в себя. И что это я так разволновалась? Простой парень, который считает себя лучше всех. Подумаешь!

– Маркус Тортон уже не первый раз поглядывает на тебя, – посмеивалась Моник. Мы разговариваем второй раз за занятие, а тут опять он.

– И что? Хватит пялиться на него! Мы же на занятии, – пробормотала я, даже не повернувшись. Я уже злилась на него за этот взгляд. Но сама краем глаза прекрасно видела, что он на меня смотрит.

Опять сработала сущность оборотня. В отличие от людей я могу наблюдать практически за всеми, присутствующими в комнате. Я даже незаметно для себя самой стала принюхиваться к ребятам. Ой, да кому я вру, конечно, я уловила его запах среди остальных ребят. Странно, но он пах миррой и ладаном.

– Да ничего. Просто он странный. Как при такой внешности можно быть таким? – вздохнула Моник.

– Таким? И какая у него внешность? – не поняла я.

– Он красавчик! – многозначительно произнесла Моник.

По выражению ее лица я предположила, что Маркус нравиться ей. Но это было лишь предположением, а спрашивать ее об этом было неприлично. Слишком уж мало они были знакомы с самой Моник, а уж с Маркусом и вовсе не знакомы. И что-то мне не очень-то и хотелось заводить такого нового знакомого. Мнения Моник по поводу его внешности я не разделяла, хотя спорить и не стала. Вкусы все-таки разные бывают!

– Ну, хорошо! Допустим, ты так не считаешь, – поняла Моник, – Но ты не можешь не согласиться, что он очарователен, и что при такой внешности нельзя быть пай-мальчиком в восемнадцать.

– Пай-мальчиком? – чуть не в полный голос сказала я. Это он-то пай-мальчик?

– О господи, ты же ничего о нем не знаешь. Сейчас, – спохватилась Моник. Я бы предпочла вообще не говорить о нем, но любопытство было сильнее. Я внимательно слушала более осведомленную девушку.

– Маркус Тортон единственный сын священника нашей церкви. У него есть три старшие сестры. Он же самый младший. Его родители мечтают, чтобы он пошел по стопам отца. Но скажем так, он достаточно противоречив. Для родителей он пай-мальчик, а в школе он самый популярный парень. Некоторые девчонки даже спорят о том, кому все-таки удастся затащить его в постель. Нет, с девушками он встречается, но представляешь…

– Не надо, – резко и достаточно громко сказала я, – Не хочу ничего знать о его личной жизни. Этой информации мне хватит.

– Ладно. Но представь, как он может держаться? – заговорчески проговорила девушка.

– Да врет он все, – сделала я самый ожидаемый вывод.

– Нет-нет! Некоторые девчонки пытались соврать, что им удалось, но он сам признавался в обратном. Согласись, что редкий парень в наше время будет хвастаться тем, что отказался от секса!

– Не соглашусь. Если он не будет держать марку, во-первых, к нему пропадет интерес, а во-вторых, родители могут прознать об этом.

– И что? – теперь была ее очередь не понимать смысла слов.

– Священнику нельзя до свадьбы! Это грех прелюбодеяния! – объясняла я, – Так что не факт, что ваш Маркус такой уж пай-мальчик, как кажется.

От таких выводов мое мнение о парне стало еще хуже. Он уже заочно мне был неприятен. Я решила для себя, что максимально буду избегать общения с ним. Мало ли…

– Это не проблема. Раскаялся, исповедовался и все. Тем более, что мужчину и не проверишь! – махнула на меня рукой Моник.

– Нормальное отношение к Господу! – проговорила я.

Конечно, мне очень хотелось добавить еще пару ласковых слов, но не стала. Это будет выглядеть не очень. У современных молодых людей вера не в чести. А я как раз верующий человек, хотя про оборотней ничего не говориться в библии.

Как говорит Дорджест: какие бы мы были тайные защитники от темных демонов, если бы про наше, а следовательно, и их существование было написано в библии для людей? А посему я склонна считать, что библия людей это лишь часть слова Божьего, которое было допущено в их руки. Да и сама я искренне считаю, что только Бог мог создать все вокруг, включая людей, оборотней и вампиров. Конечно, мне не совсем понятно, зачем он создал вампиров, но ему виднее. Хотя вполне вероятно, что вампиров создал Люцефер, а Бог послал оборотней для защиты людей.

– А что? Его сестрам, например, это нисколько не помешало в свое время быть оторвами. Они творили в школе почти все, что им хотелось. Одна из них была даже в группе поддержки. А это знаешь ли, девочки далеко не монашки! – самодовольно говорила Моник.

– Значит это его осознанный выбор. Тогда стоит это уважать, – ответила я, хотя самой в это мало верилось. Но нужно же было хоть как-то оправдать парня в своих глазах?

– Что? Осознанный выбор? Ты точно не знакома с его семьей. Его родители давно уже все за него решили. Они никогда ему не позволят сделать чего-то выходящего за рамки сана.

– Так ты сама ответила на свой вопрос. Ему не позволяют, хотя впечатление забитого мальчика на коротком поводке он не производит, – проговорила я, все-таки решившись, взглянула на него открыто.

В этот самый момент наши взгляды встретились, в каждом из которых было лишь любопытство. Нескольких секунд вполне хватило. Я опустила взгляд первой, хотя и продолжала наблюдать за ним боковым зрением.

– Вот именно, что не похож, – вздохнула Моник, – Не понимаю я его. Неужели, он действительно настолько верит в Бога, что не может заниматься сексом? Это же не нормально. Я вот, тоже верю в существование Бога, но парень-то у меня при этом есть? – продолжала бормотать Моник. Я не прислушивалась к ней, но в силу своей природы слышала все.

Мне стоило немного прислушаться, и спокойно смогла бы подслушать разговор Маркуса с соседом. Однако, мама привила мне манеры, которые не позволяли так поступить. Мама всегда говорила мне: «Твои способности даны тебе Господом для того, чтобы защищать людей от зла, а не для того чтобы шпионить за ними»! Я была полностью с ней согласна, но сейчас мне впервые захотелось нарушить это негласное правило.

– А тебе и не понять. Он готовиться к службе Господу, а ты… – я не стала заканчивать фразу, ибо подтекст навивал на грусть. Моник не нашла ничего ответить, и я наконец-то вздохнула с облегчением. Вскоре и занятие было окончено.

Моник предложила прогуляться по городу вместе. Она хотела мне показать город, но я объяснила, что у меня еще танцы. Моник посмеялась надо мною еще раз, но это было не важно. Мне очень хотелось посмотреть город спокойно, просто прогуливаясь по его улицам, а еще Дорджест так и не показал мне церковь. К сожалению это было не возможно. После танцев у меня оставалось времени только, чтобы дойти до остановки.

На протяжении всего первого занятия этот парень не выходил у меня из головы. Как-то не вязался у меня рассказ Моник о нем со своим собственным впечатлением. Что же здесь не так? Моник или я ошибаемся!

На занятии меня просили немного станцевать, чтобы понять, с чем им придется работать. Но все мои мысли не отпускали меня, а следовательно, и движения были несколько скованными. Хотя надо отдать должное преподавателю. Миссис Наландабад сразу поняла, что меня сначала надо вывести из мысленного плена.

Она попросила двух девушек станцевать немного для меня. Преподаватель с девушками танцевала просто изумительно, что и произвело свой эффект. Я была заворожена танцем и даже стала немного пританцовывать, а миссис Наландабад стала увлекать меня в танец и показывать движения. Другие девушки тоже вступили в танец.

Занятие было изумительным, легким и увлекательным, никакого напряжения или искусственного внимания. Танец действительно завлек меня, и мне было очень приятно. Видимо, эти занятия станут моими любимыми.

– Ну, как? Не устала? – спрашивал меня Дорджест, когда я вошла в автобус.

– Не устала, – улыбалась я. Настроение было замечательное. От былого напряжения не осталось и следа.

– Смотрю танцы прошли хорошо.

– Отлично, ни в какое сравнение с актерским искусством. Бред полный и преподаватель немного…

– Не в себе? Да Канарис такая. Она всегда была странной, но в этом ее прелесть, – проговорил Дорджест, а сам вздыхал. Во взгляде были какие-то странные огоньки. Он явно что-то вспоминал.

– Ты знал ее раньше? – удивилась я.

– Да. Я вместе с ней учился когда-то. Она была забавной. Сейчас конечно некоторые ее странности только усугубились, но… – он пожал плечами. Я впервые видела, чтобы он о ком-то так говорил.

– Да ты влюблен! – посмеялась я. Мне просто захотелось пошутить, но он тут же посмотрел на меня так, будто я его ударила. Неужели, моя шутка оказалась правдой?

– Ты что, правда? – замерла я.

– Ты еще молодая совсем, и ничего в этом не понимаешь. Вот влюбишься сама, тогда мы с тобой, может быть, и поговорим, а пока садись, ехать пора, – проговорил он, устремляя свой взгляд вперед, сквозь лобовое стекло. В этот момент как раз раздались возмущенные крики в салоне.

Всю дорогу я пыталась представить Дорджеста, такого тихого и спокойного, всегда рационального вместе с миссис Руппен. Мда, парочка получалась, мягко говоря, эксцентричная.

– Здравствуй, дочь, – прогремел над ухом отец, не успела я даже дверь открыть.

– Здравствуйте, папа, – настороженно ответила я. Что ему нужно? Все настроение испортил.

– Ну, садись, рассказывай!

– О чем? Занятия прошли нормально. Я даже не устала… – начала я.

– Меня это не интересует. Где съемка с урока танцев? Мальчики там есть? Кто преподаватель?

Понятно все. Опять контроль. Постоянный и вездесущий контроль.

– Съемка у меня Стефан, – проговорил Дорджест, входя в дом, – Хоть немного времени бы дал девочке. Она даже раздеться не успела.

– Раздеться она всегда успеет. Вот вопрос перед кем она там раздевалась? – громыхал отец. Аж противно стало. Но я не двигалась с места, просто потихоньку стягивала кофту.

– Зря ты так. Там нет ни единого мужчины. Преподаватель женщина индианка, – сел он за стол и положил камеру. И когда это он успел меня снять?

– Давай, посмотрим, – примирительно проговорил отец, – а ты иди, переодевайся. Тебе еще школьные задания делать.

Я быстро шмыгнула в свою комнату. Вообще не очень люблю находиться с отцом в одной комнате, а уж тем более, когда он что-то от меня хочет узнать.

Не знаю уж, что там Дорджест показал и рассказал отцу, но ходить на танцы мне было разрешено с условием, что ни от одного преподавателя на меня не поступит жалоб о неуспеваемости. Я была дико рада такому исходу событий. Только вот заниматься сегодня пришлось допоздна, а это ведь только начало года.

Следующий день у меня был свободным от кружков, поэтому прогуляться по городу мне так и не удалось, поскольку в свободные дни выезды в город запрещены. Но уже четверг был для меня радостью, поскольку было рисование.

Занятие прошло отлично, хотя особым дружелюбием преподаватель и сегодня не отличался. Моник рассказала, что он всегда такой и даже помогала мне в рисовании. Тихим шепотом мы переговаривались все занятие.

Однажды Моник вновь стала говорить о Тортоне. От нее я узнала, что он с самого детства занимается в различных кружках. Родители пихают его везде, а по его рассказам даже и не спрашивают. Кого-то мне это напоминает…

Преступная любовь

Подняться наверх