Читать книгу Яма - Елена Тодорова - Страница 7

Она все-таки заболела.

Не успела сделать аварийный вдох. Не успела разбежаться. Без подготовки сиганула в неизведанную ледяную бездну. И зависла в этой пустоте, изнывая от холода.

Душу сковало беспросветное уныние. Ничего ей не хотелось, ничто не вызывало бывалый интерес.

Алина отпаивала чаями с травами, имбирем и медом, закармливала малиновым вареньем, по настоянию бабушки растирала водкой. Ника поначалу пыталась возражать, что все эти народные рецепты бесполезны и отчасти даже вредны. Однако, устав от суетливого беспокойства, которое выказывала старшая сестра, быстро сдалась и послушно приступила к выполнению ее указаний и предписаний. Лишь бы скорее отвоевать обратно свое личное пространство.

– Что ж ты такая кислая? Температуры нет… А может, еще чаю выпей?

– Аля, пожалуйста, успокойся. Меня уже тошнит от пряностей, сладостей и паров алкоголя, – отбрасывая одеяло, проворчала Доминика. – Дима тебе столько названивает… Займись лучше им.

– Ты болеешь, а я к Диме поеду? И речи быть не может.

– Я уже не болею, – возразила бодрее, чем себя ощущала. – Вот, поднимаюсь! Возьмусь за задания, которые принесла Катюха.

Оказавшись на ногах, тут же почувствовала головокружение. И все-таки, превозмогая слабость, под дерганые порывы сестры заправила постель. Переоделась из пижамы в домашний костюм и уселась за письменный стол.

– Правда, Аль. Суббота же… – разложив книги и тетради, постаралась вникнуть в смысл первого вопроса к семинару по философии. – Иди уже.

– Я так сильно тебе надоела?

– Не только мне. Руся вон даже домой поехала, чтобы не видеть твое безумное лицо.

– Руся – предательница.

Усевшись на соседний стул, Алина ненадолго притихла.

– Перестань меня сканировать.

– Выпей хотя бы бульон.… И я уйду, – встретив изумленный взгляд, поспешила уточнить: – На два часа.

– Боже, я тебя ненавижу, – засмеялась Ника.

И все-таки позволила сестре усадить себя за маленький обеденный стол в конце комнаты.

– Когда нам будет за тридцать, я с тобой вообще никаких контактов не буду поддерживать.

– Почему именно тогда?

– Чтобы ты не позорила меня перед моими детьми, – буркнула, отламывая от ломтика хлеба небольшой кусочек.

– Ха-ха, – посмеялась Аля. – Не надейся, что от меня будет легко избавиться. Так что, советую с детьми не спешить.

– Я сказала, за тридцать. Какая уж спешка?

– Ну, это как посмотреть… Некоторые и в сорок не решаются на первенца.

– Наша мама, как медик, против таких крайностей.

– Наша мама, как медик, за обдуманное материнство.

– Ну, все, отвянь, – шикнула Доминика. – Не понимаю, зачем нам это обсуждать? Я просто так сказала, а ты прицепилась… Некоторые и в восемнадцать рожают.

– Боже упаси! – всполошилась старшая сестра. – Меня удар хватит! Да и папу… И что ты там собираешь?

– Убираю жир, – сосредоточенно вылавливала плавающие в чаше желтые кляксы.

– Какой жир в бульоне?

– Это домашняя курица!

– Это второй бульон!

– У меня толстые ляжки!

– У тебя вавка в голове!

Для наглядности постучала по лбу кулаком. Этого хватило, чтобы Ника обиделась.

– Я сейчас вообще не буду есть.

– Тогда я остаюсь.

– Шантажистка.

– Кто бы говорил!

Прожевав хлеб, Ника сделала осторожный глоток бульона. Вкус ей понравился, и аппетит неожиданно проснулся.

– Я тут одну статью на днях читала. Симптомы, прям как у тебя… – прожевала хлеб. – Тебе совершенно точно пора рожать!

Алина неприлично громко захохотала.

– Какие чудные статьи ты читаешь. Научные исследования?

– Ага, из «Космополитен».

– Да ладно? – снова рассмеялась Аля.

– Ты как предохраняешься? А то там сказано, что ППА[6] оставляет чувство неудовлетворения обоим партнерам.

– Я принимаю таблетки. Стой, ты знаешь, что такое ППА?

– Из-за этого ты раздражительная. Из-за таблеток, в смысле, – выдала Ника новую информацию с набитым ртом. – Уже знаю, гуглила это ППА.

– Ты поняла, что это ненадежно? – тут же включилась Аля. – Самый фиговый метод контрацепции. Подожди, у меня где-то брошюры были. Мама дала, я девчонкам привозила.

Порывшись в небольшой картонной коробке, выложила на поверхность столика несколько цветных книжек.

– Фу! Что за гадость? Я же ем!

– Это сперматозоиды.

– Я знаю, что это сперматозоиды.

– Зачем тогда спрашиваешь?

– Машинально, – скривившись, ответила Ника, и они вместе захохотали.

Когда же Алина, наконец, ушла, Доминике совершенно неожиданно сделалось очень грустно. Не отдавая отчета причинам своей тоски, она даже тихонько поплакала. Только легче, как обычно случалось, не стало.

Уставившись невидящим взглядом в окно, разобрала все, что в душе накопилось. Переезд, смена обстановки, адаптация в социуме, яркие впечатления, новые знакомства, этот проклятый Градский… Он не предпринимал никаких попыток с ней поговорить. Он ее, в принципе, не замечал. До той злополучной встречи в парке ловила его взгляды в коридорах, в столовой, на лестнице: по вторникам и четвергам их группа на вторую пару из двести пятой в сто двенадцатую спускалась, а Никина – поднималась. Пока мимо его широкой фигуры протиснется, чувствовала, что смотрит, бесцеремонно и сосредоточенно изучая. Непонятно, чего хотел добиться этими взглядами? То ли изъяны выискивал, то ли просто смутить пытался…

После парка – ничего. А еще дружить предлагал… Верно она поступила, что отказала.

Вот только… Предчувствовала, что точка еще не поставлена. Боялась того, что еще может произойти. По-настоящему боялась.

Что же ей в таком случае делать?

Внутри притаилось незнакомое пульсирующее чувство, которое Доминика не рискнула доставать из-под завалов других эмоций.

Тормознула себя.

Снова взялась за учебный материал, хоть концентрироваться получалось с большим трудом.

* * *

Ее организм оказался способным существовать на автопилоте. Невиданная хворь отступила. Удавалось улыбаться и смеяться, разговаривать с сестрами и новообретенными приятелями, ходить на лекции и репетиции КВНщиков.

С учебой проблем не возникало. По правде, ей не хватало той нагрузки, что у них установилась с начала семестра. Последние два года Доминика только и делала, что готовилась к поступлению в ВУЗ, поэтому материал был не просто знаком ей. Многое из конспектов сестер знала наизусть. Минус вылез неожиданно – ей некуда было девать энергию. Зависала в мирах художественной литературы, а все равно чего-то не хватало.

Немного отвлекали репетиции команды КВН. Там Ника и выкладывала весь потенциал, который не использовался ею в реальной жизни. В юмористических постановках легко превращалась в самоуверенную и пылкую кокетку. Красивый костюм, яркий макияж, полумрак в зале – пела, танцевала, охотно примеряла различные маски.

Вот бы ей в реальности набраться смелости… Подойти к нему и извиниться.

Конфликт вроде как разрешился. С ее стороны больше не требовалось никаких действий. А отчего-то стало вдруг сложно бездействовать. Невыносимо.

Доминику Кузнецову заметили после первого же выступления. Некоторые даже заявили, что она ошиблась с выбором специальности. Ника же ответила, что в будущем непременно станет самым творческим бухгалтером. При этом у нее всегда будет уверенность в завтрашнем дне.

Резко стали появляться друзья. Даже те, кто постарше курсом, встречая ее в универе или общаге, отпускали комментарии на подобие: «О, привет, малая! Я тебя запомнил».

Ника участвовала во всех культурно-художественных мероприятиях школы. Но там правила были строже, цензура выше и тематическая направленность чаще всего с каким-то благородным посылом. В университете же она встретила большую свободу действий и возможностей.

Ее одну, из всех первокурсников, внесли в список на выездные соревнования Южной Лиги КВН. И постепенно роли, сценарий и репетиции стали занимать больше места в голове, чем учеба. На занятиях чаще всего «выезжала» по наработанной базе, но совсем, конечно, не пускала на самотек. Порой и ночами приходилось что-то писать, доучивать, готовить доклад.

Все складывалось более чем прекрасно. Ее совсем уже не волновало, что для Градского она перестала существовать.

– Ник, – окликнула Алина на входе во двор университета. – Смотри.

– Что? – отрешенно проследила за взглядом сестры. Глаза слипались, казалось, так и уснет на ходу. – А-а, да… Валентина Алексеевна, преподаватель философии.

– Градская, – с нажимом добавила Аля. – Мать твоего Града.

У нее, никак иначе, проклюнулся дар раскапывать то, что Доминике только-только удалось похоронить в воспоминаниях. До этого же молчала, словом о нем не обмолвилась! Только наблюдала за Никой больше обычного. Спрашивала, все ли у нее хорошо. Окликала по имени и замирала взглядом. Заглядывала в монитор, когда она копалась в сети. Казалось, интересовалась всем. О снах даже спрашивала, мол, она, Ника, полночи разговаривала. Чего, конечно, не могло быть! Откуда?

– Вот, что ты мелешь? Какой «мой»? – щеки и уши внезапно обдало жаром. – Не мой он.

– Чтобы ты понимала, как они живут… Видишь, кто ее привез? На какой машине?

– Ну, кто? Муж? Что здесь такого? Ты забыла, что мы опаздываем?

– Не муж это, а личный водитель. Привозит и ждет, пока она душу отведет, философствуя. Любит Градская свободные уши. А студенты – народ хоть и неблагодарный, зато – слушатель безропотный. Муж ее, отец Града, известный в городе бизнесмен. Наверное, дома перед ним по струнке ходит, а здесь строит из себя независимую глубокомыслящую личность.

– По-моему, она неплохая. И семинары у нее интересные.

– Неплохая.

– Наличие денег – еще не порок.

– Ну, смотри тогда дальше. Вот и сам Градский.

Во двор на большой скорости, провоцируя порыв воздуха и ажиотаж среди студентов, влетел желтый спорткар. Мотор с тихим урчанием стих, оставляя бьющую басами музыку. Градский открыл дверь, чтобы покинуть салон, и нецензурный афроамериканский речитатив заполнил всю стоянку.

Ника повторно покраснела.

Отец Кузнецовых мимо такого безобразия бы не прошел. А тут, будто в порядке вещей! Преподаватели и сотрудники университета лишь бросали недовольные взгляды в сторону злостного нарушителя порядка и спешно семенили к корпусу.

Градский улыбался.

У него все было хорошо. Он, конечно же, от ее отказа руки на себя не наложил и уж точно не печалился.

«Гад гадом!»

– Сама подумай, насколько у него пресыщенная жизнь.

– А зачем мне об этом думать? – окончательно рассердилась Доминика. – Мне все равно!

* * *

В один из холодных октябрьских вечеров, когда она во второй раз появилась у Карпа, заметила Сергея в компании незнакомой девушки.

Старалась не мозолить глазами его профиль. Он-то ее в упор не замечал. Значит, и ей не стоило.

Контроль и сопротивление – процессы, на которых Ника всецело сосредоточилась. И без Града хватало, за кем с интересом наблюдать. Совсем рядом с ней молодежь дурачилась, выполняя нелепые задания друг друга. Чуть дальше несколько парней, оккупировав систему караоке, горланили песни Круга. Группа девушек умудрялась под это танцевать.

Ника бы и сама с удовольствием присоединилась к поющим. Только вне сцены ей больше нравилось петь под гитару.

Когда подошел Стас Закревич, испытала невыразимую досаду. Он у нее с некоторых пор вызывал очевидное неприятие. Отвечала на его вопросы сдержанно и вежливо, но без особого энтузиазма.

– Ты что одна?

– С Алей и Русей.

– Мм, и где же они? – озираясь по сторонам, спросил Стас.

– В туалете, – без обиняков ответила Ника. – Скоро придут.

– Я думал, вы, девочки, в туалет все вместе ходите, – заметил он, назойливо мозоля глазами вышивку на ее шерстяном платье.

– Не всегда.

Оглядывая помещение, помимо воли застопорилась на широкой спине Градского. В груди что-то мгновенно защемило.

– Это ручная работа? Кто вышивал?

Натянуто улыбнулась своему собеседнику.

– Бабушка.

Его брови чуть приподнялись. Показалось даже, что сейчас рассмеется… Но нет, он этого не сделал.

– Круто.

Возникла пауза, во время которой Доминика испытала какое-то совсем уж неприятное смущение. Не нравилось ей, когда Закревич ее так пристально разглядывал.

С неосознанной тоской провожала взглядом направляющегося к двери Града.

«Вернется же?»

«Хоть бы вернулся…»

– Куда ты все время смотришь? – обернувшись, проследил направление.

– Руся с Алей вернулись. Знаки мне подают, что скоро уходим, – быстро нашлась Ника. – А ты, я слышала, в баскетбольной команде?

– Справки обо мне наводила, – усмехнулся.

– Вовсе нет, – искренне возмутилась Ника. – Мы, когда на прошлой неделе в столовой встретились, Катька между делом обмолвилась.

– Да ладно, прекращай отмазываться. Не вижу в этом ничего позорного. Я о тебе тоже спрашивал.

– Но я не спрашивала.

– Ладно-ладно, – и засмеялся.

Не терпелось, конечно, донести до его ума, что она не юлит, но, вроде как, глупо было упорно настаивать, когда он тему закрыл. Заглушив вспыхнувшее раздражение, решила, что впредь постарается с ним меньше общаться.

– Может, на игру придешь?

– Когда? – спросила из вежливости.

– Во вторник.

– Посмотрим, – сделала вид, что задумалась. – Если получится.

Закревича такой ответ не устроил.

– Если получится? А почему должно не получиться?

– У меня, знаешь ли, тоже своя жизнь, – не сдержала сарказма.

Вздохнув, выглянула из-за его плеча. Обнаружив Града на прежнем месте, неожиданно для самой себя столкнулась с радостным душевным волнением.

– Что это значит?

– Репетицию могут поставить.

– Я и забыл, что ты звезда.

– Это типа насмешка?

– Нет, ты на сцене классно смотришься. Вообще, ты везде классно смотришься. И все у тебя круто получается, – заверил Закревич, нахально охаживая ее взглядом.

Ника поморщилась. Не хватало только, чтобы он решил, что она действительно ему интересна.

– Устала?

– Ну да, немного.

– Хочешь, я тебя в общагу отвезу? Или ты ждешь кого-то особенного?

– В смысле?

– Слышал, у Града на тебя виды были, – у Ники внутри все похолодело и задрожало. – Типа он к тебе в общагу приходил, под окнами орал, скандалил…

– Не приходил он ко мне, – бурно возразила, ощущая, как на щеках проступает румянец. – Мы в парке встретились, он проводил меня. Один раз. Ничего серьезного.

Виды у Града на нее… Она ночами спать не может! У нее мир с ног на голову перевернулся – обратно никак! А у него виды… Пусть на девок своих виды имеет!

– Так я тебя подброшу?

– Что?

– Я подброшу тебя?

Девица, с которой Град разговаривал, забросила ему на плечо сначала одну руку. Потом вторую. Когда ладонь Сергея медленно скользнула ниже ее спины, она привстала на носочки и приблизила к нему свое лицо. Поцелуй получился коротким, но явно с языком. Девица его и после несколько раз лизнула по губам.

Ника словно в дурном сне оказалась. Все вокруг сделалось мутным и неприятным. Кто-то рванул цепь ее самоконтроля. Звенья с грохотом разлетелись по периметру помещения – собрать уже нереально. Затылок Града дернулся. Голова повернулась вбок. Никакими словами не оправдала бы то, как отчаянно она начала молиться, чтобы он завершил движение – посмотрел на нее. Казалось, вот-вот – еще мгновение, еще секунда… Дыхание Доминики задержалось. Сердце замерло. Все системы прекратили работу.

«Давай же…»

«Давай…»

Градский склонился к Карпу и что-то ему сказал. А потом, подхватив висевшую на нем девицу, поднялся с ней наверх.

Уронив взгляд, Ника в замешательстве уставилась на носки своих ботинок. Одним махом выдохнула воздух, который застрял в легких. Сглотнула. Оглянулась по сторонам. Всем, кроме нее, было весело и хорошо.

– Пойдем танцевать?

Рассеянно посмотрела на Закревича. Она ведь даже не заметила, когда заиграла медленная композиция. О том, что он рядом стоит, и вовсе забыла!

– Прости, Стасик. Кузя обещала мне, – влез между ними Карп.

Обещала? Может, когда-то давно? В любом случае, ей было совершенно безразлично, с кем из них танцевать. В свою очередь, извинившись перед Закревичем, пошла с Карповым.

Звучал саундтрек из какого-то старого криминального фильма. Красивое итальянское соло о несчастливой любви. Ника, как ни старалась, не могла вспомнить, откуда обладает этой информацией, если не припоминает ни имени исполнительницы, ни названия песни. Нужно было чем-то забить мысли, чтобы не думать о другом. Нужно было дышать. Нужно было… Не хотелось, чтобы кто-то расспрашивал, почему она вдруг скисла. Хотелось почему-то умереть…

* * *

Знал, что она пришла. Карп предупредил: «Кузя в здании». Причем звучало это объявление равносильно впечатляющему «Работает ОМОН!». Смотрел Карп на нее, в отличие от него, без ограничителей – долго и откровенно.

– Зачет малой. Красивая.

Репертуар Круга никогда не казался Сереге сопливым. Раньше даже не замечал в текстах бабского присутствия. Почему сейчас, слушая орущих басом пьяных козлов, он представлял эту неуравновешенную мартышку? Кузя все испортила. Все на свете испоганила.

– Выйдем, покурим, – толкнул Макса в плечо.

Сам, конечно же, не смотрел на нее. Он и без того не в лучшей кондиции. Пьяный. Залип бы на ней, чувствовал. А там и до глупостей недалеко… От одного знания, что она пришла, тело онемело, а сердце ожило. В голове загудело от дурацких мыслей.

На заднем крыльце курили две томные девицы. Перекинулись парой фраз, пока дымили. Промерзнув, вернулись вместе в подвал.

– Закревич уже полчаса Кузю окучивает, – выбил новым сообщением из строя Карп.

По фигу! Он не собирался реагировать. Ему до нее не должно быть никакого дела.

«Бл*дь…»

– Она… одна?

– Ну, я же говорю, с Закревичем.

– Сука, Карп… Аля, Руся? Где?

– Не вижу их.

В груди что-то колом встало.

– Она с ним… Она с ним охотно общается? Или он… пристает?

– Ну да, охотно, – в очередной раз стрельнув взглядом через зал, ответил Макс. – Улыбается, что-то рассказывает…

– Выйдем.

– Ну, куда опять? Холод собачий.

Поплелся следом, конечно. На крыльце уставился на Града.

– Там, внутри, мне показалось… – не решился закончить.

Вслух произносить побоялся. Лепить в одно предложение Града, девчонку и что-то вроде слова «нравится» язык не поворачивался. Хотя чувствовал, что-то такое между ними было.

Серега усмехнулся и сделал глубокую затяжку. Чуть закидывая голову, медленно выдохнул дым. Обратно усмехнулся.

– Тебе показалось.

Карп поежился, засовывая руки в карманы джинсов. Холод такой стоял, что ему и курить не хотелось.

– Как знаешь, – отозвался тихо.

Серегу от нее таращило в тот вечер, после парка. Карп отчетливо запомнил выплеснутое пьяным Градским признание: «Кузя – сахарная плюшка. Кузю трогать нельзя. Видеть ее не хочу. Сучка».

И не смотрел. Макс отметил, что сама Кузнецова в их сторону частенько поглядывает. Серега же данное себе слово держал.