Читать книгу Эхо чужой любви - Элена Томсетт - Страница 9

Улетая из Парижа, я была уверена, что скоро снова увижу Марка. Но, по обыкновению, несколько недель растянулись на месяцы. Марк действительно звонил мне каждый день, до тех пор, пока он не сообщил, что ему на несколько дней придется лететь в Канаду.

Наступил май и, словно издеваясь над нашими планами, события бурно вырвались из-под контроля. В начале мая я узнала, что у меня будет ребенок, ребенок Марка, который, по-видимому, был зачат мной во время той восхитительной недели в Рамбуйе. В первый момент я была так ошеломлена этим открытием, что не знала, хорошо это или плохо, говорить мне об этом ему сейчас или нет. В конце концов, я решила подождать до его развода. Честно говоря, у меня была безумная мысль о том, что может быть, врачиха ошиблась и через неделю или две все выяснится, и мы вместе с ней посмеемся над этим.

15 мая был рабочий день. Я вся извелась от нетерпения, наконец, часов в восемь вечера позвонил Марк.

– У меня плохие новости, дорогая, – устало сказал он. – Нас не развели.

Мне показалось, что потолок медленно закружился у меня над головой.

– Элен! – окликнул меня он, обеспокоенный моим молчанием.

–Почему? – нашла в себе силы спросить я. – Ведь это было верное дело? Твой адвокат, да и ты сам говорил, что в таком случае, как у тебя, проблем с разводом не будет. Это лишь простая формальность.

В трубке установилось недолгое молчание.

– Мы не учли колоссальных возможностей твоего потенциального мужа, – наконец, несколько отстраненно объяснил Марк.

– Моего потенциального мужа? – тупо переспросила я. – Это кого же?

– Эгиса Ротенбурга.

– Он мне не муж! – возмутилась я. – Что еще он сделал? Что-то я давно от него ничего не слышала!

Марк вздохнул и все тем же усталым и отстраненным, как будто бы даже ставшим безжизненным, голосом ответил:

– Он подговорил Аделину, и она заявила на суде, что она беременна от меня и не хочет разводиться. Мой адвокат обвинил ее во лжи, но суд был отложен до выяснения обстоятельств.

–Боже мой! – я была на грани истерики, подумать только, эта женщина словно издевалась надо мной, объявив о своей беременности от Марка, в то время, как, на самом деле, беременна была я. – Что же теперь будет?

– Ничего страшного, – его голос стал спокоен. – Это чисто временная задержка. За лето, естественно, ничего не решится, в конце августа состоится экспертиза. И только после этого будет новый процесс, на котором нас разведут. Только и всего. Правда, нам с тобой придется подождать. Но это не самое страшное, дорогая. Я сделаю тебе гостевое приглашение на полгода, и мы проведем их вместе в Германии.

Он помолчал.

Я тоже молчала. Что, собственно, было говорить?

– Элен, ты слушаешь меня? – прервал затянувшуюся паузу он. – Алло!

– Да, Марк, я слышу, – поспешила подать голос я. – Я просто задумалась.

– Нет никаких причин для отчаянья, милая моя, – его голос смягчился. – Смотри на это только как на временные трудности, которые, как утверждают, только на пользу серьезному чувству. Я люблю тебя и добьюсь того, чтобы мы были вместе.

– Марк, у меня есть вопрос к тебе, как к адвокату, – заявила я, несколько бесцеремонно прервав его, потому что отчаянно при этом трусила. – Можно?

– Я слушаю.

– Представь себе, что если бы то время, которое мы провели с тобой в Рамбуйе, имело, ну скажем, некоторые последствия…

– Что ты хочешь этим сказать? – быстро перебил меня он.

– Я ничего не хочу сказать. Я просто предполагаю.

– Ты беременна? – его голос стал резким и требовательным.

Чем-чем, а соображением бог мужчин в этой семейке не обделил. Даже иногда страшно становится, такие они, заразы, сообразительные.

– Боже упаси! – несколько принужденно засмеялась я. – Марк, я просто спрашиваю! Если я действительно была бы беременна, что в таком случае ожидало нашего ребенка? Можно говорить о том, что он стал бы твоим законным сыном и наследником Ротенбургов?

– Нет, – сразу же ответил он.

– Почему?

–Согласно традиционным правилам, чтобы быть моим наследником, он должен быть законным, то есть, он должен быть рожден в законном браке. Законными считаются также случаи, когда дети рождаются после семи месяцев брака. Для примера, если бы нас с Аделиной сейчас развели, и мы с тобой немедленно поженились, наш гипотетический сын унаследовал бы все состояние и статус барона фон Ротенбург. Но этот вариант при нынешнем раскладе отпадает. Поэтому этот гипотетический ребенок просто бы считался моим незаконным ребенком.

– Спасибо, я все поняла, – упавшим голосом проговорила я.

– Элен, в чем дело? – в его голосе было беспокойство. – Скажи мне правду.

Я вздохнула, мысленно приказав себе ни в коем случае не распускать язык.

– Правда в том, что этот ребенок пока гипотетический, – как можно легкомысленнее сказала я. – Поговорим лучше о чем-нибудь другом.

– Хорошо, – согласился он, но в его голосе все еще оставалось сомнение. – В любом случае, обещай мне, что если произойдет что-нибудь неординарное и неожиданное, ты немедленно сообщишь об этом мне. Обещаешь?

– Обещаю, – послушно согласилась я.

Нечто неординарное и неожиданное действительно произошло. Ребенок был не гипотетический. В этом я убедилась, снова посетив в двадцатый числах мая врачиху в поликлинике.

– Поздравляю молодую мамочку, – улыбнулась мне врачиха. – Вы замужем?

– Нет, – отстраненно отвечала я.

Она покачала головой и ее энтузиазма заметно поубавилось

– Это ничего! – тем не менее, убежденно сказала она. – В наше время этим уже никого не удивишь. Что ж поделаешь. Ты молодая, красивая, еще найдешь себе хорошего парня. А этот-то, папочка, где?

– Да кто ж его знает, – пробормотала я, ретируясь из медицинского кабинета.

«Хороший парень» не заставил себя долго ждать. Буквально на следующий день мне неожиданно позвонил Эгис.

– Привет, любимая, – весело сказал он. – К сожалению, я не смогу приехать к твоему дню рождения в мае. Придется задержаться на неделю-другую, но зато потом мы можем провести все лето вместе.

Перспектива, что ни говори, блестящая.

Он был в приподнятом настроении, еще бы, на какое-то время ему удалось вывести Марка из игры, и за лето он, наверное, готовился вырвать у меня согласие на брак и новый контракт всеми правдами и неправдами.

– Если мне не изменяет память, – как можно вежливее постаралась напомнить ему я, – я разорвала нашу помолвку и вернула тебе кольцо.

– Я помню, любимая, – его голос остался таким же приветливым. – Но мы ведь расстались друзьями? Подумай об этом, а?

Но у меня не было никакого настроения думать об этом. Передо мной стояла совсем другая проблема. Конечно же, я хотела иметь детей от Марка, но не сейчас, а, скажем так, позже. Аборт? Но Танечка, которая проявляла живое участие к моей судьбе, так долго с жаром отговаривала меня от этого, что я заколебалась. Но что я буду делать одна с ребенком? Вряд ли Эгис женится на мне, зная, что я беременна от Марка. Переспать с ним и выдать ребенка за его собственного ребенка? Еще глупее. Я не хотела выходить замуж за Эгиса. Я хотела выйти замуж за Марка. Сесть на шею родителям? Тоже не годится. При таком раскладе, мамочка быстро перекинется на сторону Эгиса и выдаст меня за него замуж. Если я сейчас позвоню Марку и скажу о ребенке, что изменится? Что он может сделать? Даст мне денег на аборт? Или предложит содержание? Даже если Марк и окажет мне материальную поддержку, я стану полностью зависима от него, и он перестанет со мной считаться, как всегда делают мужчины. При его нерасторгнутом первом браке, шансов на счастливый конец в таком случае у меня не было вообще. Я ломала голову над тем, что же мне делать вплоть до самого своего дня рождения в конце мая.

На мой день рождения Марк не позвонил. Эгис, разумеется, отметился и сообщил, что подарки привезет, когда приедет. Я была так расстроена молчанием Марка, что даже рассеянно с ним согласилась. На следующий день, разозлившись, я решила воспользоваться предложением Марка и позвонить за счет абонента в Гамбург. Все сошло на редкость удачно.

– Канцелярия барона фон Ротенбург, – ответил мне серебристый женский голосок.

– Могу я поговорить с господином бароном? – вежливо спросила я.

– К сожалению, нет. Господин барон сейчас в отъезде, но он должен вернуться на следующей неделе, – заученно отрапортовала мен секретарь.

– Могу я узнать, где он? – спросила я, холодея от радостного предчувствия, что Марк решил сделать мне сюрприз и приехать в Саратов вместо подарка на мой день рождения.

– Да, конечно, – серебристый женский голосок остался невозмутим. – Он в Канаде, у своего тестя.

Когда я, убитая горем по этому поводу, пересказала содержание разговора Танечке, та очень разумно заметила:

–С чего ты взяла, что он решил помириться с женой, сумасшедшая? Я думаю, дело связано с разводом. Возможно, он пытается что-то сделать, опираясь на влияние тестя.

Эта простая мысль как-то не приходила мне в голову. Но все равно, мне казалось, что он все-таки мог бы и поздравить меня с днем рождения!

Через две недели после моего звонка в Гамбург, в Саратов приехал Эгис. Он позвонил мне в четверг утром, уже из номера гостиницы, где он остановился, когда мы с родителями еще только завтракали.

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – учтиво осведомился он в трубку.

– Нет, – отрезала я. – Мне даже не хочется с тобой встречаться.

– Мадмуазель уже чувствует себя баронессой фон Ротенбург? – с непонятным мне весельем в голосе спросил он, после чего примерно таким же категоричным тоном, как прежде я, произнес: – Тем не менее, ты со мной встретишься.

– И не подумаю! – не осталась в долгу я.

– Ты боишься, что если ты встретишься со мной, наш общий знакомый, барон Марк фон Ротенбург засомневается, его ли ребенка ты носишь? – ехидно спросил он.

– Откуда ты знаешь? – почти прошептала я в ответ после долгого молчания, в течение которого я пыталась придти в себя.

– Мир не без добрых людей, любимая, – откликнулся он. – Меня даже уже поздравили с сыном, правда, немного преждевременно. Приходи, у меня есть к тебе разговор.

– Хорошо, – согласилась я и положила трубку.

Когда через час мы встретились с ним в кафетерии гостиницы, Эгис даже не стал говорить со мной. Он бросил передо мной на столик кипу бумаг, изрисованных странными крючочками и загогулинками, и сказал:

– Садись, почитай. Это твоя медицинская карта. Андрей одолжил мне на время результаты твоих последних анализов в Диагностическом Центре. Тебя ведь туда посылали, когда выяснилось, что ты беременна?

– Россия – это страна, где нет ни авторского права, ни врачебной тайны, – проворчала я, усаживаясь за столик и придвигая к себе кипу бумаг.

– К счастью для тебя, любимая, – откликнулся он, занимая место за столиком напротив меня и заказывая нам обоим завтрак. – Читай, и ты посмотришь, что я прав.

– Но я ничего не понимаю! – воскликнула я после того, как потратила почти пять минут для того, чтобы опознать первое слово в первом предложении. – Это просто бред какой-то! Разве можно так писать? Может быть, ты мне переведешь мне всю эту абракадабру? Или хотя бы изложишь краткое содержание? Бьюсь об заклад, ты уже это читал!

– Конечно, читал, – согласился он.

– Ну и о чем речь?

– А речь о том, – он удобнее уселся на жестком диванчике кафетерия, – что врачи, и я в том числе, поставили тебе диагноз непроходимости маточных труб. Это серьезная проблема. То, что у тебя получилось в результате, называется, по-простому, внематочной беременностью. Это когда зародыш начинает развиваться не в матке, где ему положено, а у тебя в брюшной полости. Он дорастает до определенных размеров, а затем начинает повреждать тебе внутренности. Исход таких беременностей один – аборт. Рано или поздно. Лучше, конечно, рано, потому что поздно чревато всякими последствиями и осложнениями. Я понятно говорю?

– Понятно.

Я была подавлена. Но с другой стороны у меня в душе шевелилась какая-то гаденькая радость – слава богу, ничего уже не надо решать самой, врачи сделают аборт, и этого ребенка, отношение к которому у меня уже сейчас было сложным, не будет. Так лучше для всех – для меня, для Марка, да и для ребенка тоже. Очнувшись от своих мыслей, я услышала конец последней фразы, произнесенной Эгисом:

– Впрочем, если ты не веришь мне, поедем в Центр, тебя осмотрит пара совершенно незнакомых мне и непредвзятых врачей, и они скажут то же самое.

Я обоими руками ухватилась за эту мысль:

–Поехали.

Мы проторчали в Диагностическом Центре полдня. К вечеру результаты моих анализов, интерпретируемые полдюжиной врачей почти дословно подтвердили мне все то, что говорил мне Эгис. Все это время он, сосредоточенный и внимательный, находился рядом со мной. А ближе к вечеру, когда меня, наконец, отпустили, он усадил меня на лавочку в скверике больницы и, серьезно глядя в глаза, спросил:

– Я надеюсь, ты убедилась в том, что тебе нужна операция? И это вовсе не мои злые происки с целью повредить вашему роману с Марком?

– Да, – вздохнула я. – Убедилась.

– А теперь слушай меня внимательно, любимая.

Удивленная его серьезным тоном, я подняла голову и встретила его напряженный взгляд. Красивое лицо его словно затвердело.

– Я не могу, просто не имею права оставить тебя на милость этих туполомов, – начал говорить он. – В лучшем случае, боюсь, тебя сделают инвалидом на всю жизнь. Загран паспорт твой, как я понимаю, не готов. Стало быть, не могу взять тебя с собой в Германию и показать лучшим специалистам в моей клинике. В твоем случае каждый потерянный день грозит осложнениями. Пожалуйста, выслушай меня до конца. Я – хороший хирург, хороший врач. Это не слова и не хвастовство. Я знаю себе цену. Последние два года у меня была возможность стажироваться по гинекологии. Заплатив вашему медучерждению, с Андреем как ассистентом и парой хороших медсестер по его выбору, я могу провести такую операцию. И я сделаю все как надо, по возможности аккуратно и с наименьшими повреждениями. Ведь от этого зависит, будешь ли ты вообще иметь детей, а я хочу твоего ребенка, очень хочу. Доверься мне, любимая.

Я сидела, закрыв глаза. Я боялась их открыть, потому что мне казалось, что если я их открою, то слезы потекут по моим щекам. Эгис Ротенбург был ужасный, несносный человек, но сейчас мне хотелось броситься ему на шею и рыдать в его объятьях, как маленький ребенок.

– Ты слышишь меня? – донесся до меня его встревоженный голос.

– Да, – я открыла глаза. – Ты прав. Я верю тебе. Но как это устроить?

У него на все был ответ.

– Я попробую договориться в Центре. Я дипломированный врач. Как только у них освободится стол, можно попробовать получить разрешение на операцию. У меня хорошие контакты с вашей больницей. Я думаю, они пойдут мне навстречу, мы в течение нескольких лет поставляем им оборудование, и я лично знаком с главврачом. Направление Андрей тебе сейчас изготовит. Бумажку-согласие на операцию нужно будет подписать тебе самой.

Для него, похоже, вообще не было неразрешимых проблем.

Пока он бегал по клинике, доставая разрешение на операцию и приготавливая все необходимое для нее, я дошла до Центрального телеграфа и попросила девушку соединить меня с Гамбургом. Через десять минут она подозвала меня и сказала:

– Вторая кабина, девушка.

В канцелярии барона фон Ротенбурга все тот же серебристый женский голос охотно сообщил:

– Да, господин барон уже вернулся из Канады. Он на совещании с главами компаний. Я не могу отрывать его, я получила указания не беспокоить его, что бы ни случилось.

– Но дело очень срочное, фроляйн! – с нажимом сказала я. – Я уверена, господин барон не рассердится, если вы его вызовете. Это очень важно и очень срочно!

– Я просто не имею права этого делать! – голос на том конце трубке зазвенел как струна. – Я могу лишиться своего места из-за этого!

– Вы можете его лишиться еще скорее, если я не поговорю с Марком сейчас! – рассердилась я.

– Фроляйн, – ее голос стал неприветлив и официален. – Я уже сказала вам, что господин барон сейчас занят. Или вы оставляете ему сообщение, или я кладу трубку. Назовите ваше имя и телефон, по которому с вами можно связаться. Господин барон освободится ориентировочно через два часа.

Я оставила ей свое имя и телефон больницы, и вернулась в клинику.

Через три часа, так и не дождавшись звонка, я уже лежала в гинекологическом кресле. Мне вкололи порядочную порцию амнезии, и я мирно вознеслась в нирвану. Когда я очнулась, все было кончено.

Меня сгрузили на койку отдельной палаты-бокса, я поерзала на ней, устраиваясь поудобнее, подоткнула под бока одеяло и тупо уставилась в потолок. Марк так и не позвонил. Через некоторое время наркоз начал отходить и меня заколотило. Перед глазами, как в детском калейдоскопе, поплыли оранжевые кольца и синие кубики, и только усилием воли я на некоторое время приводила себя в чувство, затем снова отключалась. Оклемавшись в очередной раз, я увидела Эгиса, сидящего на стуле возле кровати.

– Прости, любимая, – виновато улыбнувшись, сказал он. – Я так боялся за тебя, что переборщил с наркозом. Теперь у тебя «отходняк», как у классического наркомана.

У меня внезапно застучали зубы.

– Тебе холодно? – спросил он.

– Временами.

Я ничего не успела добавить, как он неожиданно улегся со мной рядом на больничную кровать, обнял меня и прижал к себе, сдерживая мою дрожь. Его руки были такие сильные и теплые, что мне стало хорошо. Я закрыла глаза и положила голову ему на плечо.

– Хочешь, я расскажу тебе сказку? – предложил он.

Я кивнула и с наслаждением от того, что обрела надежное, теплое и живое пристанище, прижалась к нему еще крепче, потому что мое тело продолжала сотрясать противная дрожь. Всю ночь напролет он лежал рядом со мной и рассказывал мне сказки. Я не знаю, откуда он их столько знал, но мне было так хорошо возле него, так надежно и уютно, что под утро я вырубилась полностью. Утром мне стало легче. Днем в кафетерии гостиницы он поил меня хорошим красным вином и кормил шоколадным мороженым для «восстановления сил». Вечером мы смотрели фильмы по телеку в его номере.

– Если ты передумаешь, – сказал он мне на следующий день, когда мы стояли возле вагона поезда за несколько минут до его отхода, – если получится так, что вы с Марком не сумеете договориться, мало ли что бывает в жизни, ты всегда можешь рассчитывать на меня. Ты единственная женщина, с которой я хотел бы завести семью, я никогда не забуду тебя. Помни об этом, любимая.

Его губы скользнули по моей щеке, и, внезапно для самой себя, я удержала его, обхватила руками за шею и прижалась своими губами к его губам. Это был дружеский поцелуй, полный признательности и благодарности, но когда его губы откликнулись на мое прикосновение, я почувствовала знакомую чувственную дрожь во всем теле и осознала, что он это тоже почувствовал. Для меня этот красивый, обаятельный мужчина всегда будет желанным, но, к сожалению, я никогда не смогу не полюбить.

Это было написано на моем лице. Я ничего не сказала, но он все понял. Я бы обожала его до безумия, если бы встретила его раньше Зигмунта. Жизнь распорядилась иначе. Я знала только, что никогда его не забуду, суждено ли нам расстаться и никогда больше не встретиться, или прожить подле друг друга всю долгую жизнь.