Читать книгу Приключения Одиссея. Троянская война и ее герои - Елена Тудоровская - Страница 4

1

Сторожевые костры гасли один за другим; дым уходил кверху и расплывался в побледневшем небе. Все кругом было погружено в предрассветное оцепенение: тусклое море, безлюдная, вытоптанная равнина реки Скамандра, спящий лагерь, – только однообразно перекликалась стража на башнях стены, опоясывавшей лагерь. С юга тянуло жарким, сухим дыханием пустыни: душная ночь обещала перейти в знойный день.

На самом краю ахейского стана расположился лагерь мирмидонян – уроженцев горной страны Фтиотиды. В розовом свете утренней зари проступали очертания вытащенных на песок кораблей. На песке между кораблями, то там, то здесь, распростерлись фигуры спящих воинов.

Они лежали на разостланных кожах и плащах, ничем не укрытые. Некоторые из молодых воинов спали прямо на земле, положив голову на выпуклый кожаный щит; тут же было воткнуто древком в песок копье, чтобы быть под рукой в случае тревоги. Кое-где виднелись палатки – приземистые деревянные строения с тростниковой крышей; в таких палатках жили военачальники ахейцев.

Небо разгоралось, становилось совсем светло. Внезапно в утренней тишине разнеслись протяжные, полные отчаяния стоны.

Тотчас же стукнул засов в одной из палаток. Распахнулась дверь; из нее, нагнувшись, вышел воин и выпрямился во весь свой огромный рост. Это был сам Ахиллес, вождь мирмидонян. Ладонями он пригладил свои вьющиеся, золотистые волосы, расправил затекшие руки. Простой белый хитон без рукавов облегал статную фигуру героя. С могучими мышцами, со сверкающими голубыми глазами, густыми бровями, сошедшимися над переносицей, он выделялся бы и среди тысяч – сын богини, величайший из героев.

Ахиллес окинул взглядом свой спящий лагерь и прислушался. Издали, с берега моря, все громче доносились стоны и причитания многих голосов. Кое-кто из спящих воинов поднял голову, некоторые привстали, но снова легли, натянув на головы плащи, – не то чтобы не слышать стонов, не то в знак бессильной скорби… Десятый день раздаются погребальные вопли в ахейском лагере! Черная смерть посетила войско.

Минуя ряды спящих воинов, Ахиллес направился за ограду. Неширокая луговина отделяла мирмидонский стан от остального ахейского лагеря; по лугу извивалась речка – один из рукавов Скамандра. Светлый утренний пар поднимался над лугом.

В отдаленье, там, где речка исчезала в пенистой полосе прибоя, Ахиллес увидел высокосложенный горящий костер. Высохшие бревна быстро разгорались; наверху лежало тело умершего воина. Кругом костра столпились товарищи умершего, в полном вооружении, с копьями в руках. Они рыдали и вопили, и протягивали руки к костру. Их причитания должны были проводить душу умершего до самых ворот сумрачного царства Аида,[24] владыки мертвых.

Приглядевшись, Ахиллес узнал среди воинов Профоя, вождя магнетов. Ахиллес хорошо знал племя магнетов. Это был небогатый, но дружный народ. Они жили небольшими поселками вокруг горы Пелион, неподалеку от его родной Фтии. Магнеты считались превосходными конниками, и в ранней юности он не раз участвовал в их колесничных состязаниях. Теперь и до них добралась черная смерть.

Ахиллес легко перескочил речку и поспешил к погребальному костру. Его встретил озабоченный и грустный Профой. За ним подошли и другие воины, чтобы приветствовать великого Ахиллеса. Несколько человек остались возле костра, – нельзя было прерывать возлияний богам, пока горел погребальный костер. У многих воинов головы и плечи были посыпаны пеплом и даже волосы неровно острижены в знак печали.

– Богоравный друг мой, – простонал Профой, – горе! горе! До сих пор черная смерть поражала только левое крыло ахейского войска, и мы уже думали, что нас минует ее рука. Но сегодня ночью умер один из наших воинов и заболели еще пятеро. Что делать? Какой бог преследует нас?

– Помоги нам, сын богини! – заговорили воины, теснясь поближе к Ахиллесу.

– Чем я могу помочь? – возразил опечаленный Ахиллес. – Я не жрец и не пророк. Надо спросить прорицателя Калхаса.[25] Все годы войны он открывал нам волю богов в каждом важном деле. Пусть вопросит богов и скажет, за какую вину мы несем такое тяжелое наказание!

Седобородый воин – начальник одного из сорока кораблей магнетов – отрывисто и горько засмеялся.

– Спросить Калхаса! – воскликнул он. – Мы знаем, что Калхас мог бы помочь нам, но он уклоняется от этого. Мы, старейшие из воинов, уже несколько дней пытаемся увидеть Калхаса, узнать от него правду. Но Калхаса нигде нет. Или он ничего не знает, или наоборот, знает что-нибудь, что боится открыть.

– Он скрывается в палатках Агамемнона, – раздался голос из толпы.

– О Ахиллес, – сказал Профой, – ты один только поистине жалеешь ахейцев. Ты не держишься гордо и недоступно, как Агамемнон, ты не лукав и не своекорыстен, как многие другие… Ты не побоишься потребовать к ответу даже знатнейшего из вождей. Умоляем тебя, разыщи Калхаса, хотя бы и в палатке верховного вождя! Ты один сможешь добиться от него ответа.

Голубые глаза Ахиллеса потемнели от негодования. Он ясно и твердо ответил:

– Клянусь владыкой Зевсом, я исполню твою просьбу. Сегодня же мы узнаем правду, кто бы ни хотел скрыть ее!

2

Уже девять лет ахейские войска осаждали город Трою. Это не было настоящей осадой. Подойти к Трое можно было только с севера, со стороны моря, там, где лежала открытая равнина реки Скамандра, вытоптанная, кое-где поросшая тростником и болотной травой. С востока и юго-востока за городом подымался обрывистый хребет Иды; город прислонился к нему, закрылся, как щитом, неприступной городской стеной – такой высокой стены не было даже в Микенах – и успешно оборонялся от нападений врагов. К западу стена понижалась, ее можно было бы взять; но там, в излучине Скамандра, расположились лагерем войска варваров, союзников Трои. Их палатки усеяли высокий берег реки; по ночам везде горели их сторожевые костры. Где уж тут было думать об осаде! Всего стотысячного ахейского войска недостало бы для того, чтобы вплотную окружить город. Троянцы заперлись в городе и выходили только для мелких стычек с врагом. Голод им не был страшен. По дорогам, ведущим в город с тыла, целые дни скрипели повозки, кричали мулы; стада быков, свиней, овец подымали облака густой пыли из селений Троады, из союзных городов непрестанно подвозили в город хлеб, вино и другие припасы. Нет, Трою нельзя было взять измором. Ахейцы грабили Троаду, разоряли союзные Трое города, подстерегали троянцев на всех дорогах, – но ни на шаг не были ближе к победе, чем в первый день.

Ахейцы раскинули свой лагерь в тридцати стадиях[26] от города. Лагерь, простирался на двадцать стадий[27] вдоль побережья Геллеспонта. Со стороны суши лагерь был сначала опоясан глубоким рвом, а затем обнесен длинной каменной стеной, грубо обтесанной, в полтора человеческих роста вышиной. У самого моря высились вытащенные на песок ахейские корабли. Они стояли бок о бок, укрепленные на косых подпорках, – тысяча двести крутобоких судов. Тремя бесконечными, извивающимися рядами они уходили от уступов Сигейского мыса к далекому Ретейскому мысу. Там, на левом крыле ахейского стана, стояла у своих кораблей дружина сильнейшего воина, Аякса Теламонида, и его друга, Аякса Локрийского. Справа к ним примыкали многочисленные корабли Атридов и их родича, критского царя Идоменея; посредине стана стояли двенадцать итакийских кораблей царя Одиссея. Еще правее расположился друг Одиссея, Диомед Аргосский, с восьмьюдесятью большими кораблями; далее стояла дружина пилосцев с их вождем, престарелым Нестором, и его сыновьями. Ближе к морю разместились корабли других, менее сильных вождей. Таков был лагерь ахейцев под стенами города Трои.

На западном, правом конце лагеря, у Сигейского мыса, отдельно от других, поставили пятьдесят кораблей мирмидоняне во главе с вождем своим Ахиллесом Пелидом, славнейшим из героев ахейских. Никто не мог равняться в силе с могучим сыном Пелея. Одно его появление наводило ужас на врагов. Когда Ахиллес мчался в битву на своей легкой колеснице впереди ахейского войска, враги бежали без оглядки: им казалось, что они видят самого неистового Арея, бога битв. Никто из троянцев не отваживался вступить в поединок с сыном Фетиды; даже могучий Гектор избегал встречаться с ним. Ахейские же воины готовы были идти за Ахиллесом куда угодно. Грозный мирмидонянин водил большие отряды ахейцев на союзные Трое города. Одиннадцать городов разгромил он, подойдя к ним с суши, и двенадцать взял внезапным нападением с моря. За девять лет большая часть военной добычи ахейцев была доставлена в лагерь Ахиллесом. Понятно, что герой считал себя по меньшей мере равным верховному вождю Агамемнону. Даже свои суда Ахиллес расположил отдельно от стана ахейцев и обнес их особым частоколом. Сын богини ни в чем не хотел подчиняться верховному вождю. Этим он постоянно раздражал надменного Атрида, и только мудрому Нестору удавалось еще удерживать вождей от ссоры.

Но и с другими ахейскими вождями Ахиллес не особенно дружил. Он был почти мальчиком, когда во главе мирмидонских судов примчался на чернобоком корабле к берегам Геллеспонта. Ему всегда казалось, что старшие вожди недостаточно уважают его. Ближе других был ему Аякс Теламонид: простодушный гигант благоговел перед юным Пелидом, хотя и понимал, что Ахиллес затмевает его славу, что он, Аякс, твердыня данайцев, всегда останется вторым по силе и доблести в присутствии Ахиллеса.

Кроме Аякса, Ахиллес сблизился с итакийским вождем Одиссеем. Осторожный и сдержанный, Одиссей умел обходиться с порывистым Ахиллесом; если надо, умел возразить ему, но при этом никогда не задевал его гордости.

Но всей силой своей пламенной души Ахиллес любил одного друга – неразлучного спутника с детских лет – Патрокла Менетида. В те воинственные и суровые времена крепкая – на жизнь и смерть – дружба часто возникала среди юношей. Обычно дружили старший и младший, один более опытный, другой более сильный и решительный; они поддерживали и защищали друг друга, делились своими преимуществами и были верны дружбе до конца. Такими друзьями были оба Аякса; такая же неразрывная привязанность соединяла Ахиллеса и Патрокла. Это было одно из тех чувств, которые направляют судьбу человека.

3

В этой чужой, враждебной стране убежищем, домом, родиной были для ахейцев их чернобокие корабли. Отсюда ахейцы выходили, чтобы сразиться с врагом под стенами неприступного Илиона. Возвратившись в лагерь, воины отдыхали в тени корабельных бортов; у кормы раскладывали костер и готовили пищу.

Обычно днем все пространство между кораблями и стеной было полно шума, движения, говора. Там пригнали скот с пастбища Иды, и воины колют свиней и баранов для общей трапезы; там разгружают легкий двадцативесельный корабль – вытаскивают на прибрежный песок засмоленные мехи с вином из Фракии. Там в лагерной кузнице пылает огонь, стучит молот – воины чинят свое вооружение. Там полуголые ахейцы окружили приезжего купца-финикиянина в пестрой одежде и стараются повыгоднее променять свою военную добычу.

Но в эти небывало знойные дни десятого лета осады – дни, когда чума – «черная смерть» – бродила среди ахейцев, – в лагере затихла всякая дневная суета. Только медленно тащились через лагерь повозки с длинными бревнами, – усталые мулы везли с предгорий Иды топливо для погребальных костров. Возницы угрюмо шагали сбоку и даже не погоняли измученных животных. Воины, лежавшие в тени кораблей, молча отворачивались от этого унылого зрелища и опускали головы на песок, не произнося ни слова.

Томительную тишину нарушил пронзительный зов трубы. Послышались протяжные возгласы; по лагерю не спеша проходили глашатаи и во всех углах стана громко повторяли обращение своего повелителя:

– Слушайте, мужи ахейцы! Предводитель мирмидонян Ахиллес, сын Пелея, созывает всех вождей и военачальников кораблей на военный совет. Поспешите, мужи ахейские! Великий Ахиллес ждет вас у кораблей вождя Нестора.

У судов Нестора, на правом крыле лагеря, уже были расставлены полукругом длинные деревянные скамьи. Посредине, у кормы большого корабля, возвышались отдельные сиденья для верховного вождя и его ближайших советников. Ахейцы медленно сходились сюда, понурые и молчаливые; у всех на уме была одна только общая беда. Не было слышно ни громкого говора, ни смеха.

Собирались начальники кораблей. Каждый начальник командовал своими воинами и на суше; начальники кораблей подчинялись военачальникам племени и, наконец, главному вождю племени – царю. Таким образом, собралось больше тысячи человек. Мелкие начальники – предводители десятка воинов – участвовали только в собраниях всего войска.

Военачальников ждал уже Ахиллес. Вождь мирмидонян стоял посреди собрания, опираясь на свое грозное копье. Это копье было не под силу никому другому. Древко его состояло из цельного молодого ясеня; Ахиллес сам вырубил его там, на родине, в лесах горы Пелион. Через плечо героя висел меч в кожаных ножнах; светлые вьющиеся волосы покрывал легкий кожаный шлем. Как всегда, ахейцы с благоговением приветствовали сына богини. Ахиллес замешался в толпу воинов и сел среди них на скамью. Свой «пелионский ясень» он воткнул возле себя в землю.

Постепенно скамьи заполнялись воинами в полном вооружении. Сверкали медные шлемы, колыхались круглые кожаные щиты и длинные копья в руках воинов. В проходе между скамьями появилась высохшая фигура старика в длинном белом хитоне, с белой жреческой повязкой на голове. Это и был прорицатель Калхас, главный гадатель ахейского войска. Воины не напрасно подозревали, что он прячется от ахейцев. Калхас не любил делать дурные предсказания и пуще всего боялся гнева верховного вождя. Ахиллес с большим трудом убедил Калхаса прийти на собрание.

Неподалеку, возле кораблей Атридов, вспыхнули солнечные блики на золоте вооружения – это показалась группа военачальников ахейского войска. Впереди шел верховный вождь Агамемнон. Рыжая львиная шкура облегала его широкие плечи; оскаленная морда зверя лежала на левом плече вождя, хвост волочился по земле, и когти царапали песок. Атрида сопровождали его верные друзья и союзники, славнейшие из героев ахейских. Среди них выделялся своими сединами Нестор, пилосский царь. Руки его ослабели от старости; он уже не мог быть таким бойцом, как прежде, но он превосходил всех в искусстве строить на битву воинов и боевые колесницы. Мудрым советником верховного вождя был и критский царь Идоменей; он шел тут же, высокий, с проседью в черной бороде. Агамемнона сопровождал также его брат и верный соратник Менелай, из-за которого началась великая война. С ними шел и Диомед из Аргоса, отважный, прямодушный, не знающий обходов и отступлений; и хитрейший из смертных Одиссей; над всеми головой возвышался знаменитый своей несокрушимой силой Аякс Теламонид.

Агамемнон прошел на свое место и сел, окруженный друзьями. Когда утих гул собрания, царь высокомерно обратился к Ахиллесу:

– О Ахиллес, твердыня данайцев, почему ты миновал верховного вождя и сам созвал совет военачальников? Или ты нуждаешься в нашей помощи?

Лицо Ахиллеса вспыхнуло. Он поднялся с места, и немедленно глашатай вложил ему в руку скипетр – в знак того, что вождь будет говорить на собрании. Ахиллес сурово взглянул в угрюмое лицо Агамемнона и ответил:

– О Атрид, не время сейчас считаться старшинством, когда, быть может, нам придется спустить корабли и отправиться обратно, ничего не добившись. Десятый день свирепствует гибельный мор среди ахейцев. «Черная смерть»! С утра до вечера мы не перестаем сжигать тела умерших товарищей. Народ ахейский волнуется. Воины требуют, чтобы мы спросили жреца или гадателя: пусть скажет, кого из бессмертных богов мы разгневали.

Ахиллес сел. Гул возгласов прокатился по рядам.

– Калхас! Калхас! – кричали воины. – Пусть прорицатель отвечает!

Калхас поднялся и выступил вперед. Он с беспокойством взглянул на Ахиллеса. Герой слегка кивнул ему головой. Гадатель ахейского войска заговорил, и ахейцы приподнялись с мест, вытягивая шеи и прислушиваясь к слабому старческому голосу.

– Мужи ахейцы, – начал Калхас. – Я расскажу вам о том, что видел сам девять дней назад, на рассвете. В лагере еще все спали, когда я вышел из палатки. Было совсем тихо и ясно, и розовый свет божественной Эос[29] лежал на лесистых вершинах Иды. И вдруг мне показалось, словно белое облако возникло на окраине гор и стремительно двинулось к лагерю. И тут я увидел светлого бога! Он спускался с горы широким шагом, лицо его пылало гневом, отлетали назад золотые кудри; за плечами он нес великий серебряный лук, и в колчане его гремели стрелы. Земля содрогалась под его ногами. Он шагнул через лагерь, и я увидел, как он сел на большой черный корабль посреди стана. Беспощадный бог снял с плеча свой лук, высыпал из колчана смертоносные стрелы и стал посылать их одну за другой в ахейский лагерь.

Среди воинов пронесся стон. Калхас продолжал, повысив голос:

– Горе! Страшен гнев Аполлона! Сначала в лагере падали мулы и бродячие собаки, а потом стали умирать люди…

Громкий говор заглушил его слова. Ахиллес крикнул:

– Ты больше не должен молчать, прорицатель! Ты должен открыть нам, чем раздражен бессмертный бог. Может быть, мы обещали ему гекатомбу и забыли выполнить обещание? Может быть, сладкий дым жертв избавит нас от пагубной язвы?

Все ждали ответа прорицателя. Калхас озирался в нерешительности. Наконец он сказал:

– Ты хочешь, чтобы я возвестил вам, чем разгневан Аполлон, далекоразящий бог? Я сделаю это. Но сначала поклянись мне, что защитишь меня, если мои слова рассердят сильного вождя.

Ахиллес поднялся и протянул руку к своему копью.

– Говори, не бойся! – воскликнул он. – Клянусь тебе Аполлоном, которому ты молишься: пока я живу и вижу, никто не подымет на тебя руку, хотя бы ты обвинил в нашем несчастье самого Атрида, вождя, столь гордого своей властью!

И Ахиллес бросил вызывающий взгляд в сторону Агамемнона. Калхас сделал шаг вперед и оперся на свой жреческий посох.

– Нет, не за обещанную жертву гневен Аполлон, – сказал прорицатель, – а за Хриза, своего жреца. Помните, как старый Хриз привозил нам богатый выкуп и умолял отпустить из плена его дочь, румяноликую Хризеиду? Народ был готов принять выкуп и вернуть пленницу. Но что сделал вождь Агамемнон? Он прогнал жреца и сказал ему вслед: «Иди прочь и не гневи меня, иначе тебя не спасет ни сан жреца, ни жезл Аполлона! Дочь твою я не освобожу. Она состарится в неволе, в моем доме, за ткацким станком или прялкой!» Все помнят его слова.

– Помним, помним! – раздались голоса.

– Хриз воззвал к Аполлону, – продолжал Калхас, – и теперь Аполлон мстит нам за своего жреца и не перестанет губить нас, пока мы не вернем Хризеиду отцу без всякого выкупа и не отправим в город Хризу богатую гекатомбу!

Калхас сел, и тотчас встал с места Агамемнон. Лицо его потемнело от ярости.

– Прорицатель бед! – воскликнул вождь. – Ты всегда рад сказать что-нибудь плохое! Как! Ты утверждаешь, что стреловержец Аполлон мстит народу за то, что я не захотел вернуть Хризеиду ее отцу? Ты требуешь, чтобы я отпустил пленницу, которую дал мне народ как долю в военной добыче?

По рядам прокатился говор и послышались крики:

– Это воля богов! Верни Хризеиду!

Агамемнон надменно оглядел ряды ахейцев и ответил:

– Хорошо, я согласен возвратить ее. Я не хочу, чтобы меня винили в гибели народа. Пусть сегодня же снарядят корабль, погрузят на него быков для гекатомбы. Начальником корабля назначим Одиссея, мудрейшего из ахейцев; пусть он отвезет Хризеиду ее отцу и умилостивит Аполлона жертвой.

Царь возвысил голос:

– Но вы должны возместить мне мою потерю! Для меня позорно будет одному остаться без награды посреди всего войска ахейцев!

Ахиллес резко возразил ему:

– Гордый славою Атрид, твое корыстолюбие беспредельно! Откуда взять нам для тебя награду? Общих сокровищ у нас нет: мы сразу делим все, что добываем в походах. То, что роздано, стыдно отбирать обратно, даже у самого последнего воина. Если ты сейчас отдашь свою долю, мы втрое, вчетверо возместим тебе потерю потом, когда Зевс поможет нам разрушить крепкостенную Трою!

Агамемнон ударил копьем в землю и злобно воскликнул:

– Не лукавь, доблестный Ахиллес! Ты хочешь сам владеть наградой, а мне советуешь сидеть молча, отдавши свою? Нет, если ахейцы теперь же не возместят мне потери равной наградой, то я возьму ее сам. Взамен Хризеиды я уведу у тебя твою пленницу, Бризеиду. Клянусь богами, я сейчас же сделаю это, чтобы ты понял, насколько я выше тебя, и чтобы никто здесь не смел равняться со мной!

Ахиллес вскочил, вне себя от гнева. Он схватился за меч и готов был уже ринуться на вождя. Но сидевший рядом Патрокл удержал его за руку. Ахиллес взглянул на друга. Со стуком опустил он меч в ножны, выпрямился и принялся осыпать вождя обидными упреками:

– Бесстыдный, коварный, корыстолюбивый! Кто захочет исполнять твои приказанья? Разве я за себя пришел сюда сражаться с троянцами? Дети Приама ничем не обидели меня: они не похищали моих коней или быков, не топтали моих полей, не увезли у меня жену. Нет, я, как и все, пришел сюда мстить за честь Менелая, твоего брага! Ты же не ставишь ни во что мою помощь и грозишь отнять награду, которую дали мне ахейцы за мои тягостные труды на поле брани! Ты, жадный пес с душою робкого оленя! Когда мы идем в поход, ты предпочитаешь оставаться и пить вино в своей палатке. Тебе приятнее потом отнимать дары у других. Я не хочу кровопролития, иначе это была бы последняя обида, которую ты нанес в жизни. Но больше я не стану сражаться за тебя!

С этими словами он швырнул скипетр на землю и сел на свое место.

Тут поднялся седобородый Нестор. Он жестом остановил разъяренного Атрида и, обращаясь к обоим вождям, заговорил:

– Какая скорбь настала для всех ахейцев! Как будет ликовать Приам и гордые дети Приама! Как обрадуются обитатели Трои, когда услышат о распре между вами, первыми среди ахейцев и в совете и в битве! Послушайтесь меня, могучие. Ты, Ахиллес, воздержись от препирательства с вождем. Ты знаменит своим мужеством, ты рожден богиней, но здесь он выше тебя, он – предводитель несчетных народов. Ты, Агамемнон, как ни могуществен, не отнимай у Ахиллеса пленницу. Ему дали ее как награду ахейцы. Смири свое сердце, Агамемнон, я, старец, умоляю тебя! Не ссорься с Ахиллесом: он оплот наш в этой кровопролитной войне!

Так говорил мудрый Нестор, протягивая руки к вождям. Но Агамемнон раздраженно возразил ему:

– Все, что ты говоришь, справедливо и разумно. Но ты видишь сам: этот человек хочет быть здесь выше всех, а я не намерен ему покоряться! Боги создали его храбрым, но разве это дает ему право оскорблять меня, вождя народов?

Ахиллес гневно прервал его:

– Я свободный ахеец, а не микенский раб! Ты не можешь распоряжаться мною! Запомни, что я скажу: в битву за пленницу я не вступлю, хотя она для меня дороже всех наград. Но клянусь великой клятвой: когда придет время и все данайцы будут призывать Пелида и ты сам не сможешь защитить их от Гектора мужеубийцы, – тогда скорее зацветет в твоих руках этот скипетр, чем Ахиллес придет вам на помощь!

В страшном гневе Ахиллес бросился прочь. Воины, толпившиеся в проходе, расступались перед ним в страхе и печали. Тотчас же за ним вышел из рядов его друг Патрокл и другие начальники мирмидонян. Они бегом направились за удалявшимся вождем.

У кораблей наступило тяжелое молчанье. Дружина Ахиллеса Пелида покинула лагерь ахейцев.

4

Пламенный Гелиос, солнце, гнал уже своих огненногривых коней вниз, к сверкающей равнине моря, когда Ахиллес, один, без друзей, пришел к скалам Сигейского мыса. Со стоном он протягивал руки к морю. Сквозь шум и удары волн он звал свою мать, богиню Фетиду:

– Мать моя, ты, что живешь на дне глубокопучинного моря! Взгляни на мою скорбь, на мое великое бесчестье!

Из седеющей пены моря вылетело легкое облачко и понеслось к берегу – и на камне, рядом с Ахиллесом, очутилась прекрасная богиня в зеленой, струящейся одежде. Она обняла героя; рука ее нежно гладила его волосы, а ласковый голос спрашивал:

– Что с тобой, милый сын? Какая печаль посетила твое сердце? Откройся мне, чтобы я могла разделить твое горе.

– Вождь ахейцев Агамемнон лишил меня моей славы! – простонал герой. – Пользуясь своим правом, он отобрал у меня мою долю в военной добыче – юную пленницу, прекрасную Бризеиду, которую я люблю всем сердцем! И я должен был молча перенести это. Не ты ли сама открыла мне мою судьбу?

Я мог сам выбирать свой жребий. Мне предстояла или долгая, мирная, безвестная жизнь, или ранняя смерть, но бессмертная слава. Я выбрал короткую жизнь, но вечную славу! Но где же эта слава? Зачем я отказался от милой жизни?

– Что же ты хочешь? – спросила опечаленная Фетида.

– Заступись перед Зевсом за оскорбленного сына! – воскликнул герой. – Обними колени владыки богов и моли, чтобы он отомстил за меня Атриду! Пусть дарует победу троянцам! Пусть троянцы нападут на лагерь и оттеснят ахейцев до самого моря! Пусть гордый Атрид поймет, какой защитой для войска был Ахиллес, пусть пожалеет о том часе, когда оскорбил храбрейшего из ахейцев!

Фетида слушала сына, и по щекам ее катились слезы. Глубоко вздохнув, она ответила:

– В злополучный час я дала тебе жизнь, мой бедный сын. О, если бы ты сумел остаться спокойным, когда троянцы будут теснить ахейцев и появятся у самых судов! Но пусть будет по-твоему. Я отправлюсь на Олимп и припаду к коленям Зевса. Он не откажет дочери Нерея! Ты же пока оставайся у своих судов и не ходи на советы ахейцев.

И снова легкое облачко понеслось над быстро темнеющим морем. Ахиллес остался на берегу, погруженный в печальное раздумье.

5

Медные стены в большой палате Зевсова жилища на Олимпе сияли чудесным светом. За серебряными столами, в креслах, покрытых мягкими шкурами, сидели блаженные боги. В ожидании самого божественного владыки они проводили время в веселой беседе. Кто-нибудь из богов повествовал о разных забавных приключениях; его рассказ прерывался общим оглушительным смехом. Между столами сами собою катились блестящие треножники на золотых колесах – изделие бога-кузнеца, хромого Гефеста. Чудесные машины останавливались возле столов, и пирующие брали с них широкие золотые чаши, полные сладкой амврозии – пищи бессмертных. Посреди палаты, за отдельным столом, прекрасный юноша в белом блестящем хитоне проворно наполнял вином двуручные кубки и раздавал их пирующим. От кубков разливался тонкий и сильный аромат: ни одно вино на земле не могло сравниться с благоуханным нектаром, который пили бессмертные боги на Олимпе.

Внезапно на столах задрожала и зазвенела золотая утварь; земля загудела под тяжелыми шагами. В дверях показалась могучая фигура Зевса. Все боги поднялись навстречу владыке Олимпа. Зевс медленно прошел между столами и сел на свое высокое кресло. Юноша-виночерпий тотчас поставил перед ним кубок с пурпурным нектаром. Но Зевс оттолкнул от себя кубок. Глядя на угрюмое лицо верховного бога, никто из бессмертных не решался прервать молчанье. Только Гера, богиня богинь, надменная жена громовержца, не могла затаить свои подозренья. Она вызывающе спросила:

– Кто из бессмертных, коварный, совещался с тобой в твоем уединенье? О, я знаю, ты всегда скрываешь от меня свои поступки!

Зевс нахмурил косматые брови и сурово ответил гордой богине:

– Не пытайся, Гера, проникнуть в мои мысли. Что можно, то ты узнаешь первая из всех богов. Но есть мысли, которых не должен знать никто.

– Можешь не говорить ничего! – гневно воскликнула Гера. – Я и так догадываюсь: ты говорил с Фетидой, среброногой матерью Ахиллеса. Недаром еще в начале пира мы слышали гул землетрясения; конечно, это ты клялся исполнить ее просьбы и заставил трястись весь Олимп в подтверждение своей клятвы! Я уверена, что ты обещал коварной Нереиде отомстить за ее сына и истребить толпы ахейцев в искупление обиды!

Зевс взглянул на нее исподлобья и резко ответил:

– Дивная! Ты вечно следишь за каждым моим шагом. Смотри, не озлобляй моего сердца! Я поступлю так, как мне угодно. Ты же не возражай мне, иначе никто на Олимпе не поможет тебе, если я подыму на тебя свои беспощадные руки!

Гера опустила голову, подавленная угрозой владыки. Она не посмела продолжать ссору. Остальные боги тоже молчали в смущении и страхе. Тогда поднялся с своего резного кресла сын Геры, хромоногий Гефест. Припадая на ногу, он подошел к Гере и протянул ей кубок с нектаром.

– Мудрая мать моя! – сказал он ласково. – Не стоит омрачать нашего веселья гневными словами! Будь лучше покорна Зевсу-отцу, помирись с ним. Если ты раздражишь его, я не посмею даже вступиться за тебя. Помнишь, как однажды, когда я вмешался в вашу ссору, он схватил меня за ногу и швырнул с Олимпа? Я летел целый день и только с закатом солнца, едва живой, упал на остров Лемнос. Ты же не захочешь, чтобы я повредил и вторую ногу!

Блаженные боги засмеялись. Белокурая Гера тоже улыбнулась, глядя на некрасивое, закопченное дымом подземных кузниц, но добродушное лицо своего сына. Она взяла у него из рук кубок с благоухающим нектаром и с улыбкой протянула кубок разгневанному Зевсу. Громовержец принял из ее рук напиток, лицо его просветлело; он выпил нектар и отдал пустой кубок юному виночерпию.

Тогда внезапно в глубине палаты послышался звон серебряных струн – это сам светлый Аполлон заиграл на лире,[31] чтобы развеселить пирующих. Звучно и весело спел он им забавную песню о хитростях бога Гермеса. Еще малюткой Гермес ловко обманул его, Аполлона. Чтобы искупить свой дерзкий обман, Гермес сделал из панциря черепахи первую на свете лиру и подарил ее божественному певцу.

Пир продолжался целый день до заката солнца. Ссора была забыта. Пение, шутки, смех не смолкали в просторной палате. И только на лицо Зевса ложилась тень от тягостных мыслей, как туча, плывущая по сверкающему небу.