Читать книгу Девочка, которая играла в жизнь - Елена Тюлендеева - Страница 3

Закончить и начать сначала

Оглавление

Здравствуй… любимый. Вот я и дошла до точки. Переполнилась. Какая мерзость, эти наши ссоры. У меня в такие минуты возникает ощущение, что тебя укусил оборотень, и ты перевоплощаешься. У тебя появляется пена на губах, глаза стекленеют, а с губ срывается такое… такие слова, что… я каждый раз сгораю дотла и корчусь в муках, с обожжённой кожей, без всякой защиты. А потом ты молчишь. Выматывающе. Душевынимающе. Просто молчишь неделями. И я уже знаю, что если ты прервёшь молчание, то для того, чтобы сказать что-то мерзкое, с издёвкой. А потом ты вдруг заговоришь. Типа тебя отпустило. Вроде ты простил меня. Или себя. За то, что ты говорил и делал.

Я жила в этом 16 лет и больше не хочу и не буду. Все мои эмоции оставались внутри меня, вбитые обратно мне в горло твоим «заткнись!!!!! Закрой пасть!!!!!» И ещё много чем. Они жгли меня изнутри, меня, заранее приговорённую, осуждённую и обвиноваченную. У меня не было права на обиду, на гнев, на отличное от твоего мнение. Иначе – крик, скандал, потом «закрой рот» и недельное молчание. И я никогда не знала о твоих эмоциях. Как и ты – о моих. Со временем я мастерски научилась врать, играть, и скрывать. Делать покер фейс. Потому что мои эмоции и проблемы – это… ну, смотри выше.

Так не живут, мне кажется. Это не семья. Сорвался – извинись. Объясни причину. Подумай, что тебя к этому привело. Поговори со мной об этом! Я всегда при ссоре думала о том, как мои слова подействуют на тебя. Заденут или нет. Ты же бьёшь по больному. За долгие годы вместе ты изучил все мои болевые точки. И знаешь как и куда нажать, чтобы меня уничтожить. Какой бы я ни была сильной, осознанной, мудрой – ты делаешь так, что я после ссоры ощущаю себя беззащитным ребенком, которого обвинили, не дали высказаться и отправили в комнату учить уроки, лишив сладкого.

В моем понимании муж – он сильнее жены. Он может выслушать все эти её эмоции, обиды, страхи и догадки, и решить все одним проверенным веками способом: подойти, обнять, поцеловать в макушку. Сказать, что любишь, и сунуть шоколадку под нос. Потому что мудрый мужчина знает – женщина соткана из эмоций. Она ими живёт. Пять минут назад орала «ненавижу!!!!» А потом обнимает и любит – не может. Сейчас она железная бизнес – леди, а через 5 минут плачет при виде бездомного котёнка. И если её мужчина не слушает все её бредни, эмоции, поток сознания, и не пропускает это вот все через призму «да – да, дорогая, конечно, так и сделаем» – и потом делает как считает нужным, женщина делается нервной, злой, бросается на мужчину и на окружающих. Просто потому, что ей некуда деть свой негатив. Ей страшно и больно, и просто вот сейчас она не знает, как ей самой себе помочь. Потому что она слабее мужчины, не может пойти – и этот свой негатив куда – то слить сама.

А ты… Ты со мной сражаешься. Как будто я – мужчина. Или ты – Дон Кихот, а я – ветряные мельницы. Или как будто мы два мушкетёра на дуэли. Стремишься меня задеть, «уделать», испортить мою жизнь по полной (это я тебя цитирую), используешь принцип «глаз за глаз» и вообще, делаешь как можно больнее, зная все мои слабые места. Понижаешь самооценку и страшно злишься, что я не позволяю это делать. Не соглашаюсь с обвинениями, не молчу, запихивая эмоции обратно внутрь себя, и как ершистый воробей прыгаю вокруг и стараюсь узнать, что же произошло, проговорить, обсудить!

Мне очень непонятно и страшно, что когда мы не в ссоре – то ты лучший в мире муж. Заботливый. Нежный. Каменная стена, на которую можно опереться. За которого я бы вышла замуж ещё раз. И еще. И еще. А то и 10! А как скандал – то ты из моей жизни сливаешься. Перестаёшь быть мужчиной, становишься маленьким мальчиком. Которого обидели, и который должен нашкодить побольше, чтобы мама поняла, КАК она перед ним виновата. Ну блин, как это? То есть вчера – ты незыблемая стена и я защищённая со всех сторон, а сегодня – я одна, и тебе в принципе пофигу на все мои проблемы. И я знаю, что пока ты молчишь, у меня никого нет. Я могу попасть в аварию, меня могут ограбить в тёмном переулке, могу замёрзнуть и промокнуть, и знать совершенно точно – мой муж, который ещё вчера приехал бы и забрал меня аж из самого ада, сегодня может просто не взять трубку или сказать, что это мои проблемы, и он не может мне помочь.

Замкнутый круг: мои эмоции – ссора – я одна – молчание – замалчивание проблемы (ну ладно, я уж так и быть заговорю) – ты думаешь, что я виновата – я думаю, что ты – накапливаемое недовольство – мои эмоции и опять по новой.

Я отчётливо понимаю. Со мной так нельзя. Я так больше не хочу. Я не буду запихивать в себя все, что я чувствую, во имя мира в семье. Такой мир – он… притворный. От него тошно обоим. Я же вижу, любимый. Я начала говорить обо всем, что чувствую. Неудобные вопросы начала задавать. И тебе это не нравится. Царапает. Ты кричишь. Пытаешься заткнуть мой поток неприятных вопросов. Потом молчишь. И я не знаю, согласен ты со мной, и просто не признаешь это, или у тебя тоже ко мне… претензии, но ты уже заранее решил, что не хочешь мне их высказывать, бесполезно, да и я буду спорить, а ты так не любишь что-то доказывать!!!

А твоё молчание вынимает мне душу. Выжигает дотла все человеческое. Пелена падает мне на глаза, злое застилает душу и разум. Мне страшно и противно от моей реакции на твоё молчание. Я представила себе ещё неделю жизни в этом липком ужасе. И изнутри меня наружу проявилось что-то страшное. Часть меня, которая никогда раньше не проявлялась. После того, как на мою жалобу, что телефон не заряжается, ты вместо помощи решил меня во обвинить, унизить, смешать с грязью, со мной что-то случилось. И я хлестнула тебя проводом. Чтобы тебе стало так же больно, как и мне. Чтобы ты меня услышал! Твоя реакция растоптала меня совершенно. Ты решил дать сдачи. Мне. Женщине. Тоже проводом по рёбрам. Ты решил, что имеешь право хлестнуть того, кто слабее. Я даже не пробовала увернуться – и предположить не могла, что ты на это способен. Я не святая. Совсем не святая, и не всегда мудрая. У меня есть… эмоции. Они могут зашкалить. И в этот момент я полагаюсь на твою мудрость.

Я до сих пор не знаю, что произошло. И причину того, что ты молчишь. Потому что я сказала, что чувствую? Если так, то … не знаю даже, что сказать. Получается, что мои эмоции – тебе не нужны.

У меня болят ребра. И душа. И сердце все в крови. Как будто я карабкалась на гору, старалась, радовалась тому, что сейчас доберусь, а ты подошёл, наступил на пальцы ногой и посмотрел, как я скатываюсь вниз, к началу пути, и с чувством победителя ушёл. Молчать. Ах нет. Ты предложил мне … съе…ся, если мне что-то не нравится. Употребив при этом все те слова и оскорбления, которые я тебя уже несколько лет регулярно и методично прошу не употреблять. Видимо, тебе нравится чувствовать, что ты можешь меня победить.

Как будто я мужчина. И ты со мной сразился и победил.

А я лежу, стараюсь дышать, и понимаю, что … это все не для меня. Мир, где ты обещаешь разговаривать. Спокойно обмениваться эмоциями, находить решение. Быть всегда мужчиной, а не только когда все хорошо. Не оскорблять. Не унижать. Где мне безопасно рядом с тобой, где я не боюсь того, что мои вещи будут разбиты и выкинуты, где перед мои носом не окажется запертая дверь нашего дома и я должна буду искать гостиницу ночью. Ты все это обещаешь, но потом в тебя вселяется оборотень, и все превращается в замкнутый круг. И молчание, где я никогда не узнаю о твоих эмоциях. И о том, что ты думаешь о нас и наших отношениях. Я больше не могу бороться с ветряными мельницами, потому что я не Дон Кихот. Я не могу тебя менять, и не хочу. И ты, похоже, не хочешь… Иногда кажется, что хочешь. Но чаще – что нет. Что тебе уютнее в мире молчания, отговорок про «некогда», «это не для меня», «это бесполезно» и молчания. Молчать легче, чем выворачивать душу наизнанку.

Прости меня за провод. Мне жаль. А вот тебя за этот провод я простить не могу. Ты мне показал, что мне надо тебя бояться. Как жить с человеком, которого любишь, но боишься, не понимаешь, который от тебя закрыт, с которым невозможно говорить и делиться…


Не знаю, как. Правда, не знаю. Поэтому ухожу, потому что внутри пусто, и я не вижу больше дороги дальше.


Аня поставила точку. Глубоко вздохнула, прочитала написанное ещё раз. Прислушалась. Внутри было тихо. Спокойно, не больно, и…пусто. Как в квартире, из которой вывезли все вещи.

Аня ещё раз вздохнула. Отправила мужу письмо везде, во все мессенджеры и соцсети, чтобы он его прочитал. Потому что в последнее время он не только не разговаривал, но и не читал её сообщений. Отправила, выключила компьютер, и пошла собирать вещи. Муж приехал, когда она вытащила в коридор последнюю сумку с вещами. Посмотрел и спросил:

– Съё…ся?

– Я уезжаю, – максимально спокойно ответила Аня. Поняла, что он не читал. Её длинное излияние души. Надоело. Она в последнее время очень часто её изливала, душу. – Устала очень.

– Не затягивай с вывозом вещей, – неприятным голосом сказал муж. – Я тебе не хранилище. Сколько тебе нужно, чтобы увезти все? Не хочу даже вспоминать, что ты здесь была.

– Хорошо, – согласилась Аня, поражаясь своему спокойствию. – За 2 недели я вывезу все.

– И не жди, что я за тобой побегу, – продолжил муж. – Я тебе не собачонка.

– Конечно, – опять согласилась Аня и посмотрела на часы: долго там ещё до этой службы переезда? Времени оставалось ещё час. И Аня вздохнула в душе тихонечко. Муж начал заводиться и ей уже хотелось уехать.

Она пошла на кухню включила чайник. Чудно. Её кухня уже не её. А его. Чужая. А чайник они вместе выбирали и радовались ему, как дети. И чашки она выбирала непременно такие, тяжёлые, большие, грубоватые. Знала, что он любит чай из больших кружек, представляла, как будет ему приносить этот чай за рабочий стол и подсовывать незаметно. Пол – интернета облазила, пока не нашла нужные. Половину этих чашек он разбил… Знал, как она их любит. И бил их перед ней. Об пол. Со всей силы. На полу оставались щербинки – раны на теле их дома. Его дома. Если думать о доме, как о своём, невозможно будет. И дыхание кончится. На оставшиеся чашки ей было больно смотреть.

Вон на конфорке варочной панели белёсые пятна – они грели уголь для кальяна. Кувшин с оббитым носом. Свалился в раковину, когда они занимались сексом на столе. И больше это все не её. К горлу подкатили непрошенные слезы. Аня поморгала и решительно сглотнула. Она решила. Если сейчас она не уйдёт, это все не закончится и будет продолжаться до бесконечности. Как один дурной повторяющийся сон.

Этот дом был первый Анин дом. Свой. До этого был дом её матери. И дом его матери. А этот – свой. До последнего гвоздя. Сделанный с нуля. Как она хотела. Он привёл её сюда как хозяйку, и она за ним ухаживала, за домом, обставляла, тащила сюда все по одной ниточке. В своё гнёздышко. Когда начались их безобразные скандалы, Аня умирала понемногу каждый раз от каждой разбитой чашки. От искорёженных и выброшенных светильников. От каждого разрушения, произведённого им в этом гнезде. Которое она теперь … старалась не ощущать как гнездо. Когда Аня год назад вдруг поняла, что дальше так жить нельзя, они с мужем много говорили. Он обещал, она обещала. Она просила держать себя в руках. Не оскорблять. Не кричать. Не унижать. Слушать и говорить. Он соглашался, два раза держался, на третий – срывался. Аня опять шла, говорила, просила… А теперь не могла больше. Просилка… иссякла. Ну сколько можно взрослому человеку говорить, если он не хочет понять? Да и зачем? Захотел бы – понял сразу. Аня отхлебнула горячий чай и опять посмотрела на часы. Ещё 15 минут. Ещё немножко.

– А быстро ты собралась, – не выдержал. Пришёл язвить. А может не язвить. Ему было больно, Аня знала. И что он её любил, знала. Просто… Он был такой. Вспыльчивый. Она долго терпела… А больше не могла. Вот эту вот черту – в гневе говорить и делать всякие страшные вещи. И… сливаться.

Аня пожала плечами. Ей не хотелось начинать разговор, который рисковал перейти в очередной скандал.

– Заранее все спланировала, да? Продумала по – тихому!

– Я ничего не планировала, – тихо сказала Аня и аккуратно отставила чашку – его чашку. Больше не её. – Я целую вечность просила тебя… себя контролировать. Достаточный срок, чтобы понять, можешь ты это делать или нет. Просила быть мужчиной, даже если зол. Ничего не поменялось. А я больше так не могу. Мне постоянно больно. Я слабая, я не хочу терпеть боль.

Телефонный звонок избавил её от дальнейших объяснений.

– Извини, – сказала Аня и попросила грузчиков подняться за сумками.

На мужа она старалась не смотреть. Боялась не выдержать и повиснуть на шее. Она его любила… сильно очень.


Он сидел за компьютером и старался не смотреть и не слушать, как женщина его жизни эту жизнь покидает. Стоит на каблучках посреди прихожей теперь уже его дома и негромко рассказывает дюжим парням в комбинезонах, куда и как грузить её вещи. Улыбается, прямо держит спину. Аня всегда вызывала в нем бурю эмоций. Её нрав и привычка спорить и доказывать свою правоту его бесила. Застилала глаза кровавой пеленой. Но жить без неё он не мог. Её смех, заливистый и искренний, оптимизм, присутствие духа, манера бурно выражать радость, гнев, возмущение – это все было как наркотик. Она заряжала его этими эмоциями, как аккумулятор, вечный двигатель. Но вот её характер! Этот характер!!!! Он же мужик, она должна его слушать! А не вот это вот, независимая спина, каменное лицо и отсутствующие глаза. И слова, слова, которые растаптывали все его доводы, превращающие его из обвинителя в обвиняемого! Он изо всех сил пытался сдержаться и не мог. Не мог, черт возьми!!! Ну вот как она не поймёт, что он её любит, и когда даже орёт, все равно любит! Почему она не может остановиться, когда её просят?!!! Его затрясло, и он схватился за телефон, чтобы не вспыхнуть прямо здесь. Телефон показал ему непрочитанные письма. И самое первое письмо – от неё. Он его везде удалил, это письмо, изо всех мессенджеров, не хотел опять читать, какой он дебил. А тут гляди ты, осталось.

Он помедлил. Ткнул пальцем – решился. Открыл. Через 15 минут, когда он прочитал письмо два раза, поразился тому, сколько боли он успел ей причинить, в квартире уже было пусто. Он не заметил, как вынесли последнюю сумку, и она ушла тоже. Ругнувшись, он бросился к окну на кухне – посмотреть, уехала или нет. Нет, машина ещё стояла, и грузчики копошились в кузове. Опрокинув на ходу стул, он метнулся к двери. В голове билась одна мысль: не отпустить. Не дать уехать, а то ему – конец. Краем глаза он отметил – ключи она оставила на полочке под зеркалом.

«Ду – рак, ду – рак», – стучала кровь в висках, пока он бежал по лестнице, преодолевая по 2 пролёта разом. Машина уже тронулась, когда он выбежал из подъезда. В окне проплыло её напряжённое лицо: она сидела рядом с водителем. Практически не думая, он выбежал на дорогу перед грузовиком. Водитель ударил по тормозам, и «Газель», как в американских фильмах, остановилась, чуть толкнув его бампером.

– Ох…ел совсем?! – заорал водитель, высунувшись в окно.

Но ему было все равно на эмоции водителя. Он смотрел на неё. На её побелевшее лицо, расширившиеся глаза. Трясущиеся от страха губы.

– Аня, – громко произнёс он. – Не уезжай.

Она сжала губы и помотала головой.

– Не уезжай, – повторил он. – Дай мне шанс, Аня!!! Я дебил, идиот! Но я тебя люблю! И я сделаю все, чтобы ты была счастлива!!!!



Она опять покачала головой и теперь у неё в глазах показались слезы. Её решимость рассыпалась на глазах. Водитель посмотрел на неё и спросил:

– Бьёт?

– Что?! – повернулась в нему Аня. – Нет!! Вы что?!!! Орёт… Много. Обзывается. Не помогает… Не защищает, особенно, если зол, так его вообще как нет в моей жизни!!!

– Делаааа, – протянул водитель. – Ну как бы это… мы все орём. Не оправдание, конечно. Что вот не помогает, это не дело! Мужик он или нет?! Ну ты как решишь, хозяйка. Посмотри. Вон он, в носках выбежал, видишь? Торопился тебя остановить. Понял что- то, наверное. Поговоришь, может?

– Я уже столько говорила!!! – закричала Аня – Столько!!! И что? Все как есть осталось!

– Ну, как скажешь, – сказал водитель, бибикнул осторожно и рукой мужу помахал: отойди, мол, с дороги.

Лицо у мужа исказилось. Страшно. И он остался стоять на месте.

– Ну тогда я задом, – пробубнил водитель и переключил рычаг.

«Газель» поехала назад, муж понял, что… Аня уезжает. Совсем. Руки у него опустились, глаза потухли. Как будто воздушный шарик, из которого выпустили воздух. Все 30 метров, которые машина ехала, Аня, не отрываясь смотрела на мужа. И отчаянно старалась заглушить голос внутри. «Стой. – сказало ей сердце на повороте. – В носках он за тобой на улицу ещё не бегал. С тебя не убудет узнать, что он хочет сказать.»

– Стой, – сказала Аня водителю.

– Ага, – водитель обрадовался. – Ты только не торопись. Я подожду.

Аня почему-то даже не удивилась радости незнакомого человека. В её новом мире люди переживали и радовались за других просто так. Без причины. Она открыла дверцу «Газели» и соскользнула с сиденья на землю.

Муж этого всего не видел. Он как раз увидел, что стоит в носках в луже на асфальте, и чувствовал себя полным идиотом. И припечатав себя этой печатью, он пошёл к подъезду.

– Подожди, – окликнула его уехавшая Аня.

Он развернулся, не веря своим ушам, да так и остался стоять, держать за ручку подъезда. Она подошла, остановилась около палисадника, засунув руки в карманы яркого пальто. Она всегда любила яркие вещи.

– По лбу получишь, – предупредила его и показала пальцем на подъездную дверь.

– Ань, – он подошёл ближе. – Ань, я дурак.

Она молчала. Ждала продолжения.

– Я тебя никуда не отпущу, ясно? – сказал он с силой.

Она вздёрнула брови. Ему немедленно захотелось её убить. Потом он вспомнил про то, как побежал догонять её в носках и убивать передумал.

– Ань, я… люблю тебя, очень. – каждое слово, непривычное и чужое, жгло ему язык и горло. – Ты меня прости, ладно?

– А дальше? – изменившимся сиплым голосом спросила она. – Что дальше, а?

– Я билеты купил. В Сочи. И отель забронировал. В Красной Поляне. И взял машину в аренду. И ещё на диск записал Bon Jovi. Буду тебя катать на машине по горам с открытыми окнами и «Runaway», включённым на полную мощность. Ну, если ты поедешь, конечно.

Аня всхлипнула. Села на заборчик палисадника. Это был удар ниже пояса. Про краснополянские горы она мечтала уже полгода. Именно так. На машине и с Bon Jovi, включённым на полную мощность. «Нуууу, если Сочи… – сказало ей сердце. – А в носках за тобой ещё никто не бегал! Сильно догнать хотел, наверно!»

– Слышь, мужик, – сказал рядом водитель «Газели». – Я твой адрес знаю, короче. Если ты её обидишь, и она меня опять вызовет вещи грузить, не серчай, мужик. Набью морду. Сильно. Эй! – свистнул он в сторону кузова. – Разгружай!!!

Девочка, которая играла в жизнь

Подняться наверх