Читать книгу Если бросить камень вверх - Елена Усачева - Страница 3

Мама вернулась после десяти. Саша стояла над своей сумкой, размышляя, куда она могла засунуть учебник по алгебре. В пятницу он был. Или уже не был? Был. На уроке. Точно. А потом? Потом…

– Сашок! – прошептала мама, заглядывая в дверь. – Какое я себе платье купила!

– Ты мой учебник не брала? – Саша в десятый раз глянула на ноутбук, где на экране мерцало расписание. Алгебра была первым уроком. Не во вторник, не в среду, а в понедельник. Первая. Не спишешь.

– Ты посмотри, какое платье!

Из бумажного пакета вывернулась шуршащая упаковка. В ней на плечиках висело красно-белое платье. Длинный рукав. Розетка цветов. Золото рисунка.

– Представляешь?

Мама приложила платье к себе, крутанулась. Взлетел расклешенный подол.

– Я приду получать заказ, и они все умрут от такой красоты. – Она присела на корточки посреди комнаты, засунула руки в сумку, пошерудила там, решая, что достать в первую очередь. – И знаешь, я тут еще бусики купила, браслет и туфли. И у меня заблокировали карточку, потому что на ней кончились деньги.

– Поздравляю!

Платье чудное. Красные туфельки к нему идеально подходят.

– У нас есть что-нибудь пожевать?

У мамы очень легкая походка. Когда двигается, кажется, что танцует. Всегда ходит на каблуках. Не ходит. Летает. И сейчас она так же легко упорхнула из комнаты.

– Там была упаковка блинчиков… – пробормотала Саша. – Подожди. Ты ничего не купила?

– Понимаешь, не успела, – с искренним сожалением произнесла мама. – И мимо магазина прошла. А денег уже не было. Я пожарю блинчики. Будешь?

Саша покачала головой.

Чем-то она занималась?

Платье лежало на полу. Шикарное платье. Благородная тяжесть натурального шелка. Золото узора. Крупные розаны. Красные туфли.

– Сашок! – крикнула мама из коридора. – Ты звонила бабушке? Как там Варвара?

– Бабушка спрашивала, когда ты к ним приедешь.

Руки сами потянулись к платью. Мама была высокой и худой, Саша чуть полнее, но все равно платье село как влитое. Длинный рукав прикрыл кисть. Красный плеснул в глаза. Белизна ослепила. Туфли… Высоковаты. Саше на таких далеко не уйти.

– Сашок! А давай вместе поедем. И Варвара будет рада.

В маминой комнате что-то грохнуло. С хлопком полетели на пол папки. В дверях появилась озадаченная мама.

– Саш! Ты не видела мои последние работы?

Саша потянула платье через голову. Вообще-то ей тоже надо кое-что найти.

– Ты их порвала.

– Когда?

– Перед тем как в магазин пойти. Дашь платье поносить?

– Я рвала? – Мама растеряна и немножко возмущена. – Это Сенька порвал! Где он?

– На тренировке. Ты не ответила.

– Какая тренировка? Одиннадцатый час! Когда он только успел ко мне залезть?

– Не рвал он!

Саша сунула матери платье. Что за дурная привычка все сваливать на других! В коридоре на нее посмотрели маски. А рядом зеркало – сейчас Саша выглядела не лучше этих индейцев. Взъерошила себе волосы. Спокойно!

– Как только отец уехал, ты стала рвать свои чертежи.

Мама пошла за Сашей в комнату. Мяла платье, рассматривала его.

– Красивое, правда?

– Красивое. Ты учебник мой не видела?

Саша залезла под стол, покопалась в мусорной корзине.

– Вот твой чертеж.

Скомканные бумажки выпрыгивали из ладони. Саша вдруг заметила: среди книг на полке одна в обложке. Почему в обложке?

– Мама! Что делает у тебя моя алгебра?

– А это я для ватмана. Нечем было подпереть.

Ну, конечно! Своих книг не хватает. Берем учебники. Гранит науки. Он тяжелее.

Уже в комнате заметила, что пришла вместе с обрывками рисунка. Бросила их под стол. Жаль, не она порвала этот чертов рисунок. Было бы сейчас чуть-чуть приятно.

Щелкнул замок входной двери.

– Мама! – с порога крикнул Арсений. – Я есть хочу!

– Там Саша жарит блинчики.

Саша жарит блинчики?

Пнула под столом обрывки. Она сейчас точно кого-то пожарит.

Взгляд упал на телефон.

И она даже знает кого.

– Слушай, ты, обормот! – вышла в коридор Саша. – С тебя сто рублей на телефон. А возьмешь еще раз – самого на блинчики пущу.

Арсений торжественно запустил руку в карман.

– Вот тебе сто рублей, и будь счастлива.

Саша смотрела на купюру. Настоящая. Не фантомная.

– Откуда?

– Отец оставил. Сказал, что я главный на хозяйстве.

– Саш, ты не видела мои ластики? – протянула из своей комнаты мама.

– В верхнем ящике письменного стола.

– А! Точно!

Щелкнуло, грохнуло, запрыгали по полу ручки.

Арсений тенью потек мимо нее в свою комнату.

– А почему тебя – на хозяйстве?

– Я ответственный! – Арсений предусмотрительно стоял в дверном проеме. – А если что, – он встал в бойцовскую позу, – дам отпор. У меня деньги, как в швейцарском банке.

И он улыбнулся самой широкой кошачьей улыбкой. Это его подвело.

– Эй, швейцарский банк. – Саша медленно пошла на брата, вглядываясь в его лицо – уголки губ у него были перепачканы чем-то буро-красным. Кетчуп. Либо пицца, либо… – В Макдональдсе был?

Арсений прыгнул в комнату.

– Растущему организму нужно питаться!

Дверь полетела навстречу Саше.

– Так купил бы сосисок, а не деньги просаживал!

Как будто с потолка рухнула музыка. Саша стукнула по закрытой двери и зашагала на кухню.

Папа! Почему так? С чего вдруг Сеня стал главным? Когда он что покупал? Очень хотелось сказать братцу что-нибудь обидное. Так, чтобы взвился там, у себя в комнате, пробежал по потолку, зацепился когтями за штору и повис вниз головой. Но не стала. Послала мысленный привет папе.

Кухня просторная, с большим овальным столом на шесть стульев, с высокой барной стойкой, с длинной столешницей, с черной панелью плиты. На стене ряд полок – и везде тарелки, приправы, баночки с крупами. Холодильник большой, вместительный. Сейчас ничего не вмещает, кроме пустоты. Сколько слонов можно положить в пустой холодильник? Одного. Второго уже придется класть в забитый предыдущим слоном холодильник.

Саша дернула пачку блинчиков, примерзшую к стенке морозильника. Холодильник покачнулся.

– Да отрывайся ты! – разозлилась она и выпала из морозильника. Задняя стенка упаковки так и осталась вмороженной в мохнатый лед.

– Разговор с неживыми предметами – первая стадия социопатии.

Арсений, умытый и даже причесанный, сидел за барной стойкой и из банки пил оставшийся рассол от огурцов.

– Живот заболит, – от всей души пожелала Саша.

– Не успеет. – Арсений поковырялся среди листиков лаврушки и, ничего не найдя, с сожалением отставил банку. – Я на сборы уезжаю.

– Надеюсь, в Непал.

– Ближе. Через неделю. Ты мне сумку соберешь?

– Мать попроси.

Масло на сковородке шкворчало и фыркало. Смерзшиеся блинчики не желали отклеиваться друг от друга.

– Она мне в прошлый раз десять носовых платков положила и ни одной футболки. Соберешь, да?

Ладно, будут жариться все вместе, им же хуже.

– Тебе сколько отец оставил?

– На поездку хватит.

Масло стрельнуло.

– Уйду я от вас.

– На необитаемый остров? – обрадовался Сеня. – Меня возьмешь?

– Ничего не забыл? – возмутилась Саша.

Сенька посопел, поерзал на табурете, поизучал грязный пол.

– Когда ты придешь на необитаемый остров, я там уже буду! – заявил брат. – И будет он носить мое имя!

– Ага! Сейчас! Какой же он необитаемый, если там кто-то топчется? – Деревянной лопаткой было очень удобно размахивать. – Я уйду на настоящий необитаемый остров!

– А я уже буду поблизости на дереве сидеть.

– Это я от тебя на дерево залезу.

– Ты можешь! – вдруг согласился Сенька. – Но давай сидеть там вместе.

– Дерево погнется.

– Саш! – заглянула мама. – Ты не знаешь, куда я записала телефон того дядьки, с которым должна встретиться?

– Говорила, что в записную книжку.

– В какую? У меня этих книжек…

Последняя попытка разделить блинчики не увенчалась успехом, и Саша прикрыла сковородку крышкой. Пускай им там будет дружно и тепло.

– Следи за блинами, Робинзон! – кинула она, отправляясь за мамой.

Сенька поднял над головой сжатый кулак.

Верхняя полка письменного стола была вывернута, и ее содержимое щедро разбросано по полу. На подставку прикреплен лист. Общие черты дома. Почти такой, как раньше. Экран компьютера выдает то же самое. Обе записные книжки на полу. Из одной валятся и валятся листочки. Саша их подхватывает, но они решили выпасть все и разом.

– Арсений уезжает на сборы. – Листочки шуршали и вырывались из-под пальцев.

Новое платье висело на дверце, выпячивая в ярком свете лампочек свою красоту.

– Он учиться собирается? – буркнула мама, отбрасывая карандаш. – Зачем заводить записные книжки, если в них ничего не записано? Или я в телефон записала?

– Здесь нет.

Листочки выглядели неубедительно. Вряд ли на них что-то написано.

Мама раздраженно перевернула толстый ежедневник. Из него осенним дождем посыпались записочки, билетики, пригласительные.

– Вот он, кажется. – Саша выудила из россыпи оборванный листок. – Валерий Александрович.

– Что бы я без тебя делала, Сашенька. – Мать сделала попытку обнять дочь, но ее что-то отвлекло. Она резко присела, заглядывая под стол. – Вот ведь он! Проект! И как он туда попал?

Это был какой-то другой лист, не тот, что она рвала. Нашла и сразу отвернулась к столу, стала гладить ватман, вглядываясь в линии.

– Я знаю, что мы без тебя бы делали, – проворчала Саша.

– Это-то понятно! Жили бы у бабушки, и у вас все было бы прекрасно. Как у всех нормальных людей. Она звонила?

– Звонила. Ругала тебя за то, что ты не мать, а…

– Ехидна, – закончила мама. – Знакомая песня. Она всегда правильная. А раз так, то кто-то должен делать неправильно. Для сравнения. Я согласна, чтобы это была я. У тебя что-то горит!

В комнату втянуло тяжелый запах.

– Арсений! – гаркнула Саша, выбегая в коридор.

Брат сидел на своем месте и сосредоточенно пилил блинчик. Одинокий хлебо-булочный собрат исходил угольками на сковородке.

– А этот чего не снял?

Оба куска исчезли в бездонной пасти.

– Это я для вас оставил.

Хозяйственный Арсений аккуратно положил тарелку в мойку.

– А остальные где?

– Я по-честному поделил! – крикнул Сенька, забегая к себе в комнату. – А будешь ругаться, у тебя последний пропадет.

Хлопнула дверь, подогнав сквозняк с запахом сгоревшего масла.