Читать книгу Откровение луны - Елена Валентиновна Малахова - Страница 3

Журналисты вернулись с багажом в «Золотую Подкову», где цивильно отдыхали местные жители. На этот раз они встречали Николь неподдельными улыбками, что крайне изумило девушку.

(«Нет никаких сомнений – аномальная зона!»)

Оба уселись за свободный, только что вытертый начисто стол, и пожилой работник кабачка двинулся к ним. Николь сразили его желтушные склеры глаз и землистый оттенок пористой кожи.

(«Похоже, он совсем не бывает на свежем воздухе…»)

Он осведомился, что новые гости предпочитают выпить. Кир запросил двойную порцию виски со льдом, а Николь – горячий чай с лимоном. Когда тот оставил их наедине, журналистка уставилась на возбужденного коллегу недоумевающим взглядом.

– Что?! Я должен расслабиться! – оправдывался Кир. – Мало того, что мы застряли неизвестно где и насколько, так вдобавок ко всему Альбертыч пустит нас на ремешки.

Он избавился от очков и потер стеклянные глаза изящно тонкими пальцами, в которых проступала неимоверная женственность. Николь не без интереса таращилась на них. Она считала, что обладая такими руками, не трудно добиться внушительных успехов, играя на фортепьяно. У него был крайне измотанный вид. Сдобный румянец, всегда так чётко нарисованный на щеках, бесследно исчез. Николь перевела взгляд на его русые волосы, которые завивались мягкими колечками. При первой встрече причёска Булавина показалась Николь настолько забавной, что всякий раз ей овладевало желание зарыться в блестящую шевелюру и наматывать каждое из них на свой палец. Но всесторонняя симпатия Николь закончилась сразу после открытых попыток Кира завести разговор о серьёзных отношениях. Она не могла лишить себя свободы, которая даёт ей всех мужчин разом, а не только одного успешного коллегу. Редакция журнала приняла на работу Николь, когда та решила кардинально поменять свою жизнь. Будучи чистокровной венгеркой, пять лет назад она оставила Венгрию и переехала жить в Россию.

Она оторвалась от пустых дум, когда бармен принёс напитки.

– А в поселке есть отель? – спросила Николь.

– Отель? – он рассмеялся, как дикий варвар. – Постоялый двор нашей Мучи ещё никто не называл отелем! Она сидит за третьим столом, обсудите это с ней.

Бармен закинул полотенце на плечо, намереваясь уходить, но Николь вновь обратилась к нему:

– А как я могу к вам обращаться?

Он остановился. Уголки его безобразно большого рта с одной стороны поднялись вверх.

– Гоша, но здесь никто не использует настоящих имен. Все зовут меня Мексиканец.

– Я Николь, а это Кир. – Николь растянула спелые губы в очаровательной улыбке. – Я вам так признательна за помощь!

Мексиканец оказался непробиваем. С застывшей миной назидающего превосходства он забрал грязную посуду с ближайшего стола и вернулся на рабочее место.

Николь обернулась. За третьим столом сидела тучная старушка в компании коренастого негра. Ее кожа, испеченная под открытым солнцем до темно – коричневого цвета, рассказывала о шестидесяти прожитых годах. Белоснежные волосы зализаны в идеальный пучок; лицо демонстрировало монгольские черты.

(«Подобрался же контингент!»)

Кир залпом опорожнил стакан крепленного алкоголя, а Николь подошла к миловидной старушке. Они прервали увлеченный разговор, и девушка поздоровалась.

– Вы Муча? – та кивнула. – Георгий сказал, что у вас можно остановиться на ночлег.

Два весёлых гогота заставили Николь смутиться.

– Мексиканец что ли? – переспросил белозубый негр, продолжая потешаться.

– Да.

– О, конечно! – ответила Муча. – Пойдёмте, я вас устрою.

Из всей кучи увиденных ранее здесь людей Николь посчитала эту старушку самой вменяемой. Булавин заплатил по счёту, и журналисты прошлепали на улицу вслед за Мучей.

Атмосфера снаружи не показалась Николь более дружелюбной, чем внутри «Золотой Подковы». В густой высокой траве стрекотали кузнечики. Фонари на высоких столбах светили не в полную меру. Какой-то демоничный полумрак накрыл посёлок плащом таинственности.

Старушка оказалась на редкость шустрой и энергичной, что парочка еле поспевала за ней. Николь неустанно вертела головой по сторонам и поражалась пустынности окрестных улиц. («Может, у них комендантский час касается не только детей?»)

Минуя два ветхих здания, они зашли в деревянный дом с большими окнами и резными ставнями. Непроглядная темнота поглотила их целиком, навивая нелепый страх перед ужасающей тьмой неизвестности. Когда Муча подожгла свечу, Николь увидела длинный узкий коридор, по одной стороне которого находилось порядком шести комнат.

– Не разувайтесь, ковры у нас не предусмотрены.

Муча расхохоталась так истерично и зловеще, что растерянные журналисты переглянулись. Их обуял испуг. Муча дошла до середины коридора и толкнула дверь; та отворилась с противным пробирающим до костей скрипом, и хозяйка пропустила вперёд новых постояльцев.

– Не похоже на люкс, милочка. Но все лучше, чем на улице.

Кир вошёл первым, меняясь в лице. Обшарпанный вид убогой комнаты вызвал в нём чувство небывалого омерзения. Николь поблагодарила хозяйку за проявленное радушие, и та поспешно удалилась. Ещё несколько секунд ее дьявольский смех раздавался по всему коридору.

– Ну и дыра! – поморщился Кир. – Надеюсь, здесь не водятся гигантские мыши?

Николь видела в жизни и не такое, потому отнеслась к бедности интерьера легко и непринужденно. Ее коллега же причислял себя к династии благородных кровей и любил купаться в роскоши пятизвездочных отелей. Комната действительна выглядела бедной; стояла непривычная духота затхлого воздуха. От деревянного пола отходила серая краска. Бревенчатые стены напоминали избушку из старых добрых сказок. Из мебели стояли только две кровати по разным углам, громоздкий комод и стул.

– Ужасное место! – не унимался Кир. – Его даже на картах нет.

– Не ворчи, глупый! Даже самый плохой опыт в нашей жизни дорогого стоит.

– Мне бы твой оптимизм! Я бы тогда не ведущим журналистом был, а директором журнала.

– Дурашка ты! Зато вещи пригодились. Чем не плюс?

Кир бросил дорожную сумку на кровать, наблюдая, как Николь, расстегнув пуговицы, сняла облегающую блузку и полезла в миниатюрный чемодан. Ее выдающаяся фигура в виде песочных часов имела некое очарование, которое сложно объяснить модным тенденциям современности, которые признают параметры 90-60-90 эталоном красоты. Ее широкие бедра и прелестная грудь заставляли мужчин мысленно представлять откровенную наготу притягательного тела. Однако, при такой конституции она обладала невероятно узкой талией, которую, казалось, несложно обхватить двумя руками. Николь сняла заколку с белокурых волос и помотала головой. Густая шевелюра упала роскошными прядями ей на грудь, и Булавин ненароком проглотил слюну.

– Ты куда-то собираешься? – уточнил он.

Николь одела скромное но элегантное платье с открытым плечом и покрыла губы клубничным бальзамом.

– Конечно. Я не собираюсь дожидаться, пока кучка любознательных мышей прибежит посмотреть на испуганного журналиста! Здесь творится нечто феноменальное… загадочное… из ряда вон выходящее! Я чувствую, что это может стать отличным материалом для моей новой статьи.

Кир сдвинул брови. Самую малость он был доволен тем, что их устроили в одной комнате. Небольшое помещение, по его мнению, могло бы сблизить их во время разговора, который бы плавно перетек в интимную беседу. Потому он замыслил переубедить девушку.

– Будь я твоим молодым человеком, то не за что не пустил тебя в то убогое место!

Николь хихикнула.

– Именно поэтому ты не мой молодой человек! В тебе слишком много предсказуемой дисциплины. Лишь сумасшедшим дано познать вкус запретных плодов райского сада!

Кир закусил нижнюю губу; Николь никогда не скрывала истинных чувств по отношению к нему, что сильно огорчало мужчину. Мобильный девушки пикнул в кармане снятых брюк, оповещая, что окончательно разрядился, и Николь сунула его в рюкзачок к цифровому фотоаппарату и щедрым подаркам близнецов. («Потом переложу ненужное в чемодан. Иначе кучерявый червячок-зануда окончательно добьёт меня непристойным нытьем!»)

Она шла по дощатому коридору, где по бокам на старинных тумбочках стояли высокие канделябры с горящими свечами. Засаленные капающим воском рожки подставки потеряли первозданное изящество декора.

(«Такой своеобразный отель неплохо перевоплотить в краеведческий музей.»)

Николь сделала несколько снимков фотоаппаратом. Гробовую тишину комнат нарушило тихое пение женщины, которое доносилось со стороны входной двери. Николь медленно побрела на голос. Пение становилось громче и отчетливее, но быстротечная речь женщины оставалась неразборчивой и походила на чарующее заклинание. Николь остановилась у отворенной двери и сквозь щелку заглянула в комнату. На непокрытом столе таял огарок свечи, дымящий черной копотью. Посредине комнаты, нагнувшись вперед, стояла сосредоточенная Муча. Свет был мерклым, и Николь не без труда сумела различить в темном углу печку, а рядом с ней на полу березовые ветки, которые старушка тщательно перебирала, осматривая каждую. Те, что поровнее и потолще, она бережливо складывала одни на другие, а сама постройка напоминала спичечный колодец. Отреченный вид Мучи создавал впечатление глубокого транса. Николь притаилась, желая досмотреть, чем кончится странное занятие. Но то не удалось ей: посреди безмолвия коридора раздался последний писк разряженного телефона в рюкзаке Николь. Муча резко обернулась. Ее взгляд, лишенный рассудка, пылал злобой. У Николь перехватило дыхание. Пока Муча заковыляла к двери, журналистка выскочила из дома на улицу с мыслью: «Надеюсь, в её безумной голове нет навязчивой идеи спалить дом.».

Пронизывающий ветер затих, и тёплый вечер окутал поселок. Непроглядный туман спустился на холмы и горы. «Золотая Подкова» также мигала желтым светом, и Николь отважилась пойти туда. Количество посетителей в кабаке значительно прибавилось. В основном, то были люди преклонных лет в пестрых одеждах. Николь поразила нестандартная обстановка помещения. Все предметы мебели из дерева излучали дух неподдельной старины, но, в то же время, свежее покрытие лака спасало товарный вид. Слева от барной стойки находилось пианино, где сидела кучерявая мулатка, которую Николь уже лицезрела за разговором с худым незнакомцем. Выделяясь огненно-рыжей копной на голове, она была необычайно рослой и обладала роскошными бедрами. Большой широкий рот издавал две октавы полноценного звучания сопрано. Её чистое пение вдохновило посетителей, и несколько парочек поспешили в центр зала, между столами, чтобы станцевать медленный танец.

Николь подошла к Мексиканцу, который приплясывая, натирал столешницу салфеткой. Он любезно предложил напитки, и Николь согласилась на бокал шампанского, но тот, в свою очередь, отрицательно помотал головой.

– У нас есть только виски и Макуль.

– Что такое Макуль?

– Наш местный алкоголь на основе мака. Ни одно шампанское ему и в подмётки не годится!

Николь захихикала.

– Ладно, давайте ваш Макуль. И номер врача на всякий случай, если завтра наступит похмелье.

Мексиканец загоготал, наливая из бочки алкоголь противного цвета мазуты, и Николь пожалела, что остановила свой выбор на нём.

– Расскажите о вашей деревне?

– Что за праздный интерес? – насторожился Мексиканец.

Николь поведала, что будучи журналисткой хотела бы написать подробную статью о посёлке. Мексиканец поставил бокал Макуля, бросив на неё строгий негодующий взгляд.

– Я прошу вас не делать этого!

Николь отпила маленький глоток. Сладковатая жидкость имела горькое послевкусие и благородный запах. Она испытующе глядела на бармена.

– Почему? Я полагаю, что люди хотели бы знать о подобных местах как можно больше.

– Мы тщательно скрываем наше существование от посторонних… И если вы не отступитесь от безрассудной затеи, мне придётся сообщить всем, кто вы!

Алкогольный напиток ударил в голову, притупляя чувства. Теперь Николь не ощущала ни своеобразного вкуса, ни травяного запаха Макуля.

– Хорошо. Но обещайте, что удовлетворите моё скромное любопытство?

Смуглое лицо Мексиканца стало дружелюбнее. Он отвернулся, заставляя бутылками пустые места на полках стеллажа. Николь не терпелось разузнать всё поподробнее. В работе её отличила изрядная дотошность, и, сейчас преисполненная кипучим интересом, она хотела выведать сокровенные тайны Красного Ручья, в существовании которых ни капли не сомневалась. Но в разговоре бывалый мужчины вёл себя осторожно, не распространялся излишне.

(«Стоит втереться к нему в доверие, и тогда он непременно всё выложит.»)

По нагому плечу Николь побежали крупные мурашки. Она небрежно провела по плечу рукой, но то действо не помогло избавиться от двойственных ощущений. Вслед за мурашками чудесную кожу обдало жаром горячего дыхания. Сердце стучало так громко, что казалось, все посетители «Золотой Подковы» слышат его испуганное биение. Она обернулась, еле сдержав крик.