Читать книгу Бабочка в стекле. Том 2 - Елена Владимировна Левашова - Страница 4

Обманчивое весеннее солнце робко пробивалось сквозь серое небо. Весной ещё и не пахло, но душа Анны искала её скорого прихода. В один из таких дней она решилась на пешую прогулку до работы, на следующий день ситуация повторилась. Ей радостно было вдыхать ещё холодный, но уже весенний воздух.

Через несколько дней полюбившихся ей прогулок Анна заболела. Где-то за неделю до собрания акционеров ей стало тяжело дышать. Кашля не было, но по вечерам начала подниматься температура. За два дня до собрания Анна уже не могла спать, лёжа на спине, она беспомощно хрипела и искала положение, чтобы вдохнуть.

Татьяна Николаевна вызвала скорую. Анна не стала противиться, а, напротив, попросила мать сделать это побыстрее. К её приезду у Анны носогубной треугольник был уже синим, воздух она хватала судорожными урывками.

Сирена скорой помощи разрывала вечернюю мглу оглушительным воем, добираясь по пробкам до больницы. Анну положили в реанимацию, чтобы снять отек легких и симптомы дыхательной недостаточности. Кафельные прохладные объятия… Врач сделал ей успокоительный укол, чтобы она уснула. Мать не отходила от неё ни на шаг.

В день собрания она с телефона Анны позвонила Михаилу Колосовскому:

– Да, Анна Александровна, слушаю вас!

– Извините, это мама Ани, – Татьяна Николаевна расплакалась. Она ничего не могла объяснить.

– Что случилось? Успокойтесь и объясните мне! – он встал и, волнуясь, начал ходить по совещательной комнате.

– Аня не сможет сегодня быть на совещании, она в больнице, в реанимации… – и снова заплакала.

– Господи, что случилось? Как я могу помочь? В какой она больнице? – Михаил сжал трубку телефона.

– У Ани пневмония с осложнениями, дышать ей очень тяжело, и врачи боятся возможного отека лёгких, к тому же дыхательная недостаточность не отступает, – объяснила Татьяна.

Он, озадаченный, пообещал подключить все возможные ресурсы, чтобы врачи отнеслись к ней наилучшим образом.

Собрание он начал по расписанию. Неторопливо подтягивались акционеры и начальники отделов с отчетами. Борис приехал в числе первых. Ирина была в отъезде, в Германии, к тому же её присутствие было необязательным. Берта села рядом с Борисом. Михаил поприветствовал коллег.

Никто и не заметил отсутствия Анны, кроме Бориса… Но спросить прямо у него не хватило смелости. Он часто дышал, ожидая, что объект его неприятия опоздает, придёт позже, но она все не приходила…

– А где Рауде? – встрепенулась Берта. Её вопрос был спасительной соломинкой для страждущей души.

– Коллеги, Анна в тяжёлом состоянии находится в реанимации, пожалуйста, проявите сочувствие! Как только ей станет лучше, я её навещу! – Михаил тяжело вздохнул, искренне волнуясь за неё.

– Где? Какая больница, и что с ней? – Борис вскочил как ошпаренный.

– Боря, оставь ты её в покое! Пожалей! Ты ехать собрался? – Михаил подошёл к сыну. Тот готов был провалиться сквозь землю… Значит, его неприязнь была видна всем. – Не надо, прошу тебя, я сам съезжу, только не ты… Она слабая очень.

– Папа, ты что? Ты как подумать мог? Разве я могу… Какая больница? – Михаил молчал. – Ладно, я позвоню её маме. – Борис решительно направился к выходу.

Пальцы лишились чувствительности, руки дрожали от смятения. Борис нажал кнопку вызова лифта. Цокольный этаж подземной парковки. Странное ощущение дежавю. Он вспомнил, как умирала его жена. Его Наташа. Как холодные восковые стены больницы каждый день принимали его, постоянного посетителя. Принимали, а вечером отпускали на свободу. Разве теперь ему так же плохо? Когда человек, которого он не переносит на дух, – такой слабый, обессиленный, больной. Хрупкая женщина… Анюта…

Он на миг представил, что больше никогда не увидит её голубых бездонных глаз, не услышит голоса… Принесло ли это известие радость? Нет, сама мысль о том, что она страдает, приносила ему боль. Хотя, парадокс: источником боли был он сам. Это было концом борьбы с собой. Теперь уже он сам рвался наружу из этих ненавистных оков.

Он замучил её. И его семья, бывший муж. Вместо поддержки, помощи он методично колол её гадкими замечаниями, утверждаясь в своём упрямстве за счёт неё. Только за что? За то, что она посмела отказать ему? За то, что хочет быть любимой, а он не может ей дать это? Нет, она никогда не простит… Он сам никогда не простит себя. Ничтожество… Мерзавец…

Борис долго ехал до больницы, машины медленно ползущей вереницей двигались в пробке. Он заранее позвонил главному врачу больницы, чтобы его пропустили к ней.

Она лежала одна, с кислородной маской на лице. Голубая кафельная палата, капающая в раковину вода из крана. На локтевом сгибе следы от уколов. Глаза закрыты. Она пыталась уснуть. Разбросанные по подушке пшеничные кудри… Рядом сидела уставшая Татьяна Николаевна. Она встала и обняла Бориса.

«Наверное, Анна не рассказывала ей ничего, иначе она плюнула бы мне в лицо, – подумал Борис. – До чего я довёл её? Анечка, родная…».  Он вспомнил на мгновенье, как она пришла к нему той ночью, желая быть неузнаваемой, зная, что у него камень вместо сердца, не надеясь и не рассчитывая на его взаимность. Отчаянно борясь со своей любовью, пришла, желая получить лишь одну ночь! Как страстно отдавала себя, не просив ничего взамен! Как сказала, что любит его давно… А потом разлюбила, разочаровалась… Он методично убеждал её в том, что она не ошиблась, показывая себя с худшей стороны. Снова и снова доказывал ей, что он и есть циничный мерзавец.

Он попросил маму выйти ненадолго и сел на её место. Взял в свои тёплые большие ладони холодную тонкую кисть. Анна повернулась к нему. Абсолютно потухший, больной взгляд. Она сняла маску с себя.

– Зачем ты пришёл? – ей трудно было говорить. – Прошу тебя, уйди… – она отвернулась, чтобы не видеть его.

– Прости меня, пожалуйста! – он прижался лбом к её ладони. – Если я тебя потеряю, я жить не смогу… Анюта, прости меня…

– Найдешь себе другой объект для битья… Кажется, ты должен обрадоваться… Что я такая… Что мне плохо… – ей было тяжело говорить, и она снова прижалась к маске.

– Как я могу радоваться… – он шептал, поглаживая её по голове. – Я никогда больше не обижу тебя, вот увидишь… Прости меня! Я так виноват… Это всё из-за меня!

– Не глупи! Просто я переохладилась!

Её бледное лицо, круги под глазами… Приглушённый взгляд голубых озёр. Борис сжал её ладонь в своей. Он гладил её по голове, по непослушным светлым кудрям. Анна смущалась своего положения и болезненного бледного вида.

– Когда ты уйдёшь? Мне плохо возле тебя… – она вжалась в кислородную маску.

– Я не уйду… – он держал её руку.

– Борь, ну зачем? Если бы я не заболела, всё было бы по-прежнему… Уходи, мне не нужна твоя жалость. Лучше уж неприязнь…

– Анечка, я сам виноват, и я всё исправлю между нами, вот увидишь. На меня можно положиться!

– Зачем? – она стала задыхаться. Борис помог ей принять удобное положение, приподняв подушки. – Все исправлять? Может, жить спокойно каждому своей жизнью? Чего тебе не хватает? – она отвела взгляд от Бориса. Он прижался лбом к её ладони.

– Я не уйду… не гони! Я буду рядом! Буду молчать, если хочешь, но я не уйду!

– Борь, я женщина, меня смущает твоё присутствие… ну ты понимаешь. Мне нужно выйти ненадолго! – она попыталась подняться.

– Хорошо, я выйду в коридор и вернусь через пять минут.

Борис вышел в коридор к Аниной маме и тут же услышал, как Анна упала. Он вбежал и поднял её, бледную, обессиленную. Татьяна Николаевна расплакалась и побежала за врачом. На Аню было больно смотреть.

– Анюта, вот видишь, а ты меня гонишь… – он прижимал её хрупкое тело к себе. Ему казалось, она невесомая. Такой же перед смертью была Наташа. Всё, что он пережил, пронеслось в памяти, вызывая болезненное, ноющее в груди чувство.

– Борь, голова закружилась… Мне нужно было…

– Анька, я все сделаю для тебя… я не уйду… – она словно подчинила его себе. Будто в её хрупких руках была его жизнь.

– Не уходи, прошу, будь со мной, – она вжалась в него, так беспомощно и трогательно, что у него захватило дыхание. Он так и стоял, замерев, посередине палаты, прижимая Анну к себе.

– Не уйду, не оставлю тебя… – шептал он, прижимаясь к ней.

Ненависть. Такая, что не давала дышать. Оглушающая… К себе… И только к себе. Оттого, что не пускал в своё сердце любовь…

Прибежала Татьяна Николаевна вместе с врачом. Они словно разбудили Бориса от этого сладкого оцепенения. Он сидел на краю кровати, держа Анну на руках.

– Анна, как вы? Что произошло? – врач попросил Бориса положить её на кровать и выйти из палаты. Тот беспомощно подчинился, выпустив свой драгоценный груз. Минут через пятнадцать врач вышел из палаты, разрешив Борису вернуться.

– Доктор, подождите! – он догнал врача, – как она? Скажите, я могу помочь больнице?

Врач озирался по сторонам, боясь назвать сумму.

– Мне нужно, чтобы эту женщину лечили самым лучшим образом! – Борис не стал дожидаться ответа и вытащил из бумажника пачку купюр. – Вам же нужен ремонт? Например, в санузлах?

Врач кивнул, обещая лучшую заботу об Анне.

Борис уехал поздней ночью, когда она заснула. Бледная, измученная… Господи, она будто вынула из него сердце!

Прохладные кафельные стены выпустили его из своих объятий. Он сел в машину и закурил. Как тогда, в ночь перед смертью Наташи. Нет, её нельзя оставлять! Он просто не переживёт, если потеряет Анну!

   Утром его разбудил звонок отца.

– Боря, сегодня прилетает Отто, он хочет быть рядом с Анечкой. Как она, кстати? Ты доехал до больницы?

– Пап, очень плоха она… – «черт, черт, вот нелёгкая принесла его!» – Борис был раздосадован этим известием. – Я туда сейчас поеду!

Он быстро собрался, чтобы успеть до приезда уважаемого немецкого партнёра, вырвать эту возможность быть возле неё. Украсть это право ненадолго, как когда-то она украла ночь любви у него…

Борис включил зажигание своего внедорожника. До больницы ехать было совсем недолго. Он заехал купить ей цветы без резкого аромата, чтобы не усугубить отек.

В холле его встретил лечащий врач Анны, поблагодарив Бориса за помощь больнице.

– Борис Михайлович, спасибо вам огромное! – он начал показывать какие-то расчёты, сбивчиво поясняя, на что отделение собирается потратить полученные средства, только Борису это все было неинтересно.

– Скажите, как Анна? – его глаза выражали крайнюю обеспокоенность. Врач успокоил его.

Борис теперь не хотел терять ни минуты времени, которое упустил. Времени, которое он потратил на фарс, усмешки, на то незначимое, которым он сам себя окружал. Не хотел терять ни минуты своей жизни! Настоящей жизни!

Он постучал в дверь палаты. Они отозвались обе – Анна и её мама. Борис вошёл, не скрывая улыбки. В руках – корзинка мелких анютиных глазок практически без аромата.

Анне было заметно лучше – это отражалось в её глазах. Они больше не казались потухшими и приобрели цвет ясного майского неба. Тот же блеск, смущенная улыбка. Возле неё суетилась медсестра с капельницей, она заменила пустой флакон на полный и покинула палату.

– Анютка, как ты? – Борис сжал её тонкую кисть. Она слабо ответила на его рукопожатие.

– Спасибо, получше! – она глубоко вдохнула и отвернулась. Борис видел её смущение: она словно обнажённая, обезоруженная лежала перед ним. Зная Анну, можно было предположить, насколько эта ситуация была ей неудобна.

– Анечка… – слов не было. Вернее, их было так много: несказанных, заранее подготовленных, придуманных им для объяснения с ней, что они, словно люди в толпе, растворились, обесценились. Мама Ани почувствовала себя неловко: она тактично извинилась и вышла «подышать» свежим воздухом.

– Борь, спасибо тебе… Мне так хочется покоя! Просто отдохнуть, выспаться! Я сама себя довела до такого! – он молча сжимал её кисть. Она тихо дышала, а ему хотелось затаить дыхание, чтобы не нарушить её покой.

– Анька, я буду молчать! Я понимаю все… Хочешь, я вообще буду сидеть в коридоре? – он наблюдал, как пульсирует вена на её бледной шее, как обострились круги под глазами и впали щеки.

– Нет, ты что? А зачем тебе вообще здесь сидеть? Я вроде не умираю! – Анна улыбнулась, и ему было приятно, что она уже способна шутить.

– Слава Богу, не умираешь! Я просто волнуюсь, мне хочется быть рядом… – он с нежностью посмотрел в её глаза. – Ань, ты не будешь против, если я отправлю тебя в санаторий? После больницы. Чтобы ты полностью окрепла. Или в жаркую страну погреться?

Она удивленно смотрела на него. В этот момент в палату без стука вошёл Отто с огромным букетом белых лилий. Анна их терпеть не могла, но это самая меньшая их вина. Они источали резкий запах, который ей сейчас был противопоказан. Отто был свеж и благоухал отменным парфюмом. В другой ситуации Борис расценил бы его действие как насмешку или издевку. Но он был так искренен и старателен в своей абсурдной выходке, что винить Борис его не стал! Его круглое лицо, блеклые небольшие голубые глаза преобразились от свидания с Анной.

– А погреться Аннет поедет со мной в Египет! В наш отель! Там сейчас замечательная погода, и я уже все приготовил к приезду моей любимой! – он посмотрел на Бориса, обозначив своё преимущество. – Так что, спасибо холдингу за заботу, но мы справимся сами! – он жестом попросил Бориса уступить ему место, сунув Анне практически под нос свои цветы.

Анна оцепенела от неожиданности. Она не смогла промолвить ни слова. Слезы застилали её глаза, в носу защипало, и она, судорожно вдохнув воздух, состоящий из коктейля ароматов, дернула кислородную маску на себя. Борис быстро сориентировался: он нажал кнопку вызова врача и резко выхватил цветы из рук Отто. В следующую минуту он выскочил с букетом в коридор, не зная, куда его деть. К счастью, мимо проходила молоденькая медсестра, которой Борис их вручил.

Он спешно вернулся в палату, совершенно разбитый. Ему отчаянно хотелось быть рядом, защищать её от всех, оберегать. Казалось, он отойдёт на минуту, и Анне сделается хуже, ей навредят без него. Ему хотелось все держать под контролем. «Шут гороховый, явился-таки…».

Едва Борис вошёл в палату, как Отто тут же набросился на него.

– Борис, что происходит? Ты желаешь объяснений?

Нет, объясняться с ним Борис не хотел.

– Отто, мы не на базаре, в конце концов! Ты сам не догадался, что ей противопоказаны резкие запахи? – он вышел с ним в коридор, не желая беспокоить Анну своими спорами. Говорили они по-немецки. Отто бросал искры, скалился, то снимал, то надевал снова свой модный клетчатый пиджак, спрашивая Бориса, когда запах парфюма ощущается меньше.

Борису вся эта нелепая ситуация была неприятна. Самое главное, о чем он радел, было здоровье Анны. Приходить сюда и находиться здесь он будет столько, сколько посчитает нужным. Не считаясь ни с кем, кроме неё, если она его не оттолкнёт.

Отто в открытую, не скрывая неприязни, давал понять Борису, что он лишний. Он сидел возле Анны, теребя её кисть, шепча ей какие-то нежные слова. Она не показывала каких-либо эмоций, а Борису последнее время не удавалось читать её чувства по глазам…

Он уже готов был признать, что думает о ней постоянно, мечтает о ней, мысленно ласкает нежные губы и не только… Что от долгой разлуки с ней он начинает задыхаться, ища её присутствия, желая её, как воздух. Все мысли его занимает она. Что больше всего на свете он хочет, чтобы она его полюбила! Полюбила снова… Если это вообще возможно! Он был готов признать свое полное поражение. И назвать, наконец, свои чувства к ней этим страшным запретным словом – любовь…

Борис уехал из больницы, не желая мешать выздоровлению Анны. Об Отто он не думал вообще. Он старался подгадать свои визиты так, чтобы они не пересекались.

Словно влюблённый мальчишка, бежал сначала в цветочный, чтобы купить ей анютины глазки или орхидеи, затем пешком по лестнице, перешагивая через ступеньку, запыхавшись, стучал в её дверь.

– Почему ты так дышишь? – спросила Анна, а он прижался лбом к её ладони, ничего не говоря.

– Бежал… К тебе… – чтобы задыхаться возле неё, ему не нужно было бегать. – Как ты? Получше? – Борис смотрел на неё, не желая смутить, но она все равно краснела.

– Получше, конечно! Неделю здесь валяюсь! Домой хочу…

– Ань, давай я всё-таки отправлю тебя в санаторий? Не нужен тебе сейчас этот Шарм! – «вместе с его хозяином», хотелось добавить, но он сдержался.

– Боря, я могу сама себя отправить везде! Я работаю – ты забыл? – строго посмотрела она.

– Да мало ли что можешь ты! Я хочу сделать то, что могу я!

– Посмотрим… меня не выписывают ещё!

Он старался уходить вовремя, пока в палату не заходил врач или медсестра для проведения ингаляции или с капельницей.

– Пока… Что принести тебе завтра?

– Только себя… – прошептала она, а у него захватило дух от этих слов.

    На следующий день Борис прибежал к Анне ближе к обеду, запыхавшийся, с расстёгнутой пуговицей на воротнике, с очаровательным букетом. Она встретила его прохладно, если не сказать, очень холодно. Не разговаривала с ним, опускала глаза, будто он обидел её или виноват. Он безуспешно пытался выяснить, что случилось…

Борис уже собирался уходить, когда в палату зашёл Отто. Тот пытался криво улыбнуться, еле сдерживая раздражение. Анна оживилась и попросила Бориса задержаться. Она встала и, окинув их стеклянным взглядом, произнесла:

– Борис Михайлович, спасибо вам за заботу, я искренне благодарна холдингу за помощь! Вы можете больше не затруднять себя визитами…

– Ань, что за чёрт… Ну что случилось? Что произошло за эти сутки? – он с мольбой смотрел в её глаза. – Скажи, в чём я виноват?

– Борис, ноу проблем! Аннет просто уже гораздо лучше, зачем тебе приходить? – Отто притянул Анну к себе, обозначая свою территорию. Борис был ошарашен происходящим, в его голове не укладывалось, что могло произойти?

– Борис Михайлович, у меня есть жених… – она прижалась к удивленному Отто. – Его заботы и внимания мне достаточно! – ей не нужно было повторять дважды. Борис сухо попрощался и ушёл.

Он сел за руль и поехал. Без маршрута, по центральным улицам, по небольшим улочкам. Включил музыку, закурил. Что могло произойти? Сегодня он хотел объясниться с ней…

    Анна уснула после утренней капельницы, а проснулась от запаха чего-то знакомого, родного… Так пахнет Борина квартира: чистотой, уютом, каким-то только ею одной уловимым запахом.

Она улыбнулась в полудреме, но, открыв глаза, увидела Ирину! Зачем она приехала к ней? Разве она не в Германии? Большего унижения придумать сложно… Если она знает, что Анна в больнице, значит, они обсуждают это с Борисом! Её визит показался Анне странным: ведь они не были подругами. Она видела, что Ира пытается подружиться с ней, только эта дружба была невозможной…

– Анечка, дорогая, как ты? Боренька сказал, что тебе было так плохо! – рыжая копна до пояса, стрелки на веках, все те же ресницы! Она обдала Анну своими духами…

– Лучше, спасибо… Скоро выписывают! – Анна встретила её округлившимися глазами.

– Как тебе цветы, дорогая? – она кинула взгляд на корзинку анютиных глазок, которые ей приносил Борис. – Это я для тебя выбирала! Вернее, мы с Борей!

Анна сидела ошарашенная, не зная, что ответить… Ложь, опять ложь с его стороны! Так ненавидеть её мог только он! Позволить другой женщине выбирать для неё цветы!..

– Красивые цветы… Ирочка, спасибо вам с Борей! – выдохнула она.

– Я так хочу, чтобы мы дружили! Не понимаю, почему ты не любишь меня? Есть причина? – Ирина, похоже, была в ударе!

– Я мало с кем дружу! Я социопат!

Ирина что-то ей рассказывала, весело щебетала, спрашивала Анну об их с Отто свадьбе. Та отвечала односложно и без эмоций.

– Представляю, как Отто мучается, пока ты в больнице! – она закинула удочку.

– Да, он переживает…

– Анька, тут хоть кровать крепкая?

– Кровать как кровать… А ему что до неё? – от её наглости Анна оторопела.

– Ой, у меня Боря дни считает, если я уезжаю, например, а как только возвращаюсь… Ты не представляешь: он, как животное, набрасывается! Я потом сидеть не могу – больно!

Анна занервничала и густо покраснела. К такому унижению она была не готова…

Ирина продолжала кормить её этой изощренной ложью, мучить её фантазию, которая была развита донельзя. Анна уже мысленно представила их с Ириной так, как способна была придумать только она! Будто Ирина знала или догадывалась о её мнительности… Получив нужный результат, она также весело и непринужденно, как и пришла, попрощалась и покинула палату.

Кристина застала Анну в слезах. Бледная, с темными кругами под глазами, она лежала, уткнувшись в подушку, и беззвучно плакала.

– Так, так, так! Нюсенька моя! Анечка! – она обняла её и долго гладила по голове, пока та содрогалась в рыданиях. Хорошо, что сегодня с Аней дежурила Кристина, а не Татьяна Николаевна!

– Ненавижу… ненавижу его! Зачем он пришёл? Приехал в первый же день! – она нервно глотала воду из стакана.

– Ань, да что случилось? Нормально же все было? Или он опять задевает тебя? – Кристина подала Анне кислородную маску.

     Борис удивился, застав дома Ирину. Она планировала задержаться в Берлине ещё на неделю. Не предупредила, не попросила встретить… Эти странные непонятные отношения между ними тяготили его! Как мог он согласиться на них? Вернее, на её предложение… Он знал, что у неё были другие мужчины, иначе и не могло быть: они давно не были близки. Ей кто-то писал, и она срывалась среди ночи, уезжала… Подчёркнуто собиралась, наряжалась и уходила, пытаясь затронуть его самолюбие. Они жили, как соседи в общежитии…

«Встречаться для секса» – он вспомнил, как предложил это Анне. И как подобные отношения предложила ему Ирина! Без верности, без обязательств, без общих интересов и выяснения отношений. Без любви, без ревности… Как раз то, что он хотел! Торжество равнодушия на троне бесчувственности… В кого он превратил себя? Видела бы его Наташа… Ему так хотелось рассказать кому-то о том, что происходит с ним!

– Боря… – Ирина обняла его, уткнувшись в его грудь. Он почувствовал, что она плачет.

– Ира, что случилось? Почему ты приехала так рано? Не предупредила… – он отпрянул.

– Боречка, я не знаю… – она всхлипывала, – я не знаю, как так получилось…

– Да что случилось? – с досадой спросил он.

– Я влюбилась… – прошептала она. – Я хочу быть с тобой, мне не нужны такие отношения, которые я обещала тебе… Я хочу, чтобы ты был один… Хочу быть рядом!

Борис нежно обнял её. Она прильнула к его губам в нежном поцелуе, заплаканная, с распущенными волосами.

– Ира, я не могу ответить тебе! Я не готов! – он сжал её кисти и оттолкнул от себя. – Я не хочу обманывать тебя и себя – прости, я не смогу тебя полюбить…

– Прошу, хотя бы не гони меня… я согласна быть рядом, так, как сейчас! – в её глазах снова заблестели слезы.

– А что – сейчас? Мы живём в одной квартире, как соседи!

– Я всё исправлю… Только не гони! – она молила, прижимаясь к его груди.

Борис не мог находиться рядом с ней… Он чувствовал, как предаёт себя, как задыхается в этом вакууме обмана и лицемерия. Предаёт чувства Ирины, предаёт свою любовь к Анне. Ему тошно было смотреть на себя. Он набросил куртку на плечо, взял ключи от машины и поехал ночевать к родителям.

Анна была в больнице больше двух недель. Отто задержался в Красноярске недолго: фирма нуждалась в его талантливом руководстве. Кристина и мама навещали Анну каждый день. Приходили сотрудники языкового центра, которые приуныли и искренне ждали возвращения начальницы. Борис после её внятного объяснения не беспокоил больше. Он позволил Ирине любить себя, окружить заботой, только гадкое ощущение предательства не покидало его. Он не мог дать ей напрасную надежду, которую та ждала!