Читать книгу Приданое - Елена Воздвиженская - Страница 7
Глава 5
ОглавлениеПриближалась осень. Уже выпадали по утрам холодные росы, и первые жёлтые листья шуршали под ветром, кружась и опадая на землю. Софьюшка всё чаще оставалась дома одна, Устя зачастила то по ягоды в поле, то по грибы в лес, то на речку бельё полоскать, то задерживалась на вечорках, и Софья ждала её на крыльце, укутавшись в большую шаль. Ночи стояли уже холодные, беззвёздные, и, озябнув в темноте от долгого ожидания, она уходила в дом, так и не дождавшись Устю. Да и изменилась её младшая сестрица. Вроде всё та же, а сердце чует, что не прежняя уже это Устя. Меньше она смеяться стала, задумчивой сделалась, озабоченной чем-то будто, песен больше не поёт, с сестрой не весела, как прежде.
– Что у тебя случилось, милая? – спрашивала Софьюшка.
– Да ничего не случилось, – отвечала коротко Устя, – Пойду я, груш наберу, пирог затеяла, тесто вон поставила.
И вновь убежит. Вздохнёт Софья, присядет к окошку, достанет свои резные картинки, и гладит их подолгу, думая о житье да бытье, а на душе тревога заляжет. А в один из вечеров, как сели они вечерять, Устинья вдруг и сказала, будто между прочим:
– Софьюшка, завтра сваты к нам придут.
Софья вздрогнула и выронила из рук плошку, которая с глухим стуком упала на пол и укатилась под лавку. Софьюшка поспешно поднялась, принялась убирать с пола кашу, лишь больше размазывая её. Устинья вздохнула, взяла тряпицу, отодвинула мягко сестру.
– Я сама уберу, – попыталась, было, возразить Софья.
– Да сиди уж, – огрызнулась неожиданно Устя.
Софья поднялась на ноги, закусила губу, и, постояв мгновение, убежала за печь, к рукомойнику.
Когда она вернулась оттуда, то веки её были припухшие, но Устя то ли не заметила этого, то ли сделала вид, что не заметила. Она сидела за столом и пила чай. Софья тоже присела на своё место. Помолчав, спросила, обмирая:
– Сваты говоришь? От кого же?
– От Пахома, – небрежно ответила Устя.
Сердце Софьюшки ухнуло вниз, остановилось на миг, а после заколотилось, как бабочка в груди.
– От Пахома, – словно эхо повторила она, – Да как же это?
– Ну как, как, Софьюшка? Как и у всех, – ответила с раздражением Устинья, и усмехнулась тут же, – Да, знаю я, что не нравится он тебе. Ну, так ведь не тебе с ним женой-то жить.
– Да разве ж я о том переживаю? – еле вымолвила Софья.
– А о чём? Может о том, что я тебя оставлю? Так это не так.
Устинья встала с лавки, подошла к сестре, положила свои руки ей на плечи.
– Я тебя одну не брошу, к нам жить поедешь, как только мы новый дом поднимем. А пока буду навещать тебя, прибегать каждый день, покамест мы со свекровью да золовкой жить станем.
Софьюшка покачала головой:
– Да когда ж вы успели-то? … Это я виновата, проглядела…
– Ты о чём? – поглядела на неё с сомнением Устя, а после выдохнула, – А-а-а, всё о том же. Когда успели?… Да когда и все. Гуляли мы, провожал он меня, подарочки вот дарил, а потом и замуж позвал.
– И ты согласилась?
– Как видишь. Вот, сватов завтра хочет засылать.
– И что же, люб он тебе так?
– Люб – не люб, а не хуже других, – ответила Устинья, – Да и живут они крепким хозяйством, а значит, и мы с тобой не пропадём. Сама видишь, тяжело без мужика в доме, всё просить да нанимать приходится.
– Так ты из-за этого только? – встрепенулась Софьюшка.
Устинья поморщилась:
– Софья, что ты в душу лезешь? Ну люб он мне, люб. Это ты услышать хотела?
– Злая ты стала, Устя, – опустила плечи Софья, сникла, и похожа стала на большую раненую птицу, сложившую крылья, – Не узнаю я тебя.
– Какая есть, – только и ответила та.
– А что если я сватам твоим откажу, а? – голос Софьи стал вдруг твёрдым и решительным, каким Устя его и не слышала ни разу.
Ответом ей была тишина, но Софья знала, что сестра здесь, и потому молчала, ожидая ответа.
– Что ж ты молчишь? – не выдержала, наконец, она.
– Откажи, откажи, – ледяным, задыхающимся от бушующей в груди ярости, голосом еле выговорила Устинья, – Пусть будет мне позор на всю деревню. Тебе же плевать.
– Да какой позор в том, чтобы сватам отказать? Ты такая красавица у меня, Устюшка, да к тебе ещё не один жених посва…
Устинья не дала ей договорить, подскочила с лавки, как кошка, зашипела:
– Да какие женихи, опомнись! Тяжёлая я!
Побледневшая Софья схватилась за голову, прижала к пылающим щекам ладони, ахнула.
– Устя…
Но сестрёнка, не сказав больше ни слова, тут же выбежала из избы, хлопнув дверью.
Спустя время Софья, выплакав свои горькие слёзы, пошла искать сестру. Та сидела в саду под яблоней. Софьюшка тяжело опустилась рядом с ней на траву. Обе молчали.
– Вот что, – заговорила, наконец, Софья, – Сватам Пахомовым я добро дам, коль уж люб он тебе, да и сложилось всё так. Но жить к вам не пойду, негоже это, в родительском дому останусь, он крепкий, ещё век простоит. Ничего, справлюсь как-нибудь. Да и ты может где забежишь. Только тебе не до меня будет, мужа надо кормить, дом убирать, там дитё народится, да и со свекровью жизнь-то, поди, не сахар.
Софьюшка вздохнула:
– Так что, ты обо мне не беспокойся шибко. Забежишь ладно, и не забежишь – не беда. Справлюсь как-нибудь. Дров мужики привезут из лесу и ладно. С остальным разберусь.
Устинья вытерла слёзы, всхлипнула:
– Я каждый день к тебе приходить буду.
– Да чего уж там, – вздохнула тяжело Софьюшка и обняла сестру, – О себе теперь думай, милая ты моя. А я уж как-нибудь…