Читать книгу Сон жизни как жизнь сна - Елена Юрьевна Кузнецова - Страница 8

Кем написан был сценарий?

Что за странный фантазер

Этот равно гениальный и безумный режиссер?

Как свободно он монтирует различные куски

Ликованья и отчаянья, веселья и тоски!

Ю. Левитанский

Самое невероятное, что совершенно не укладывается в моей голове, – работа сознания во время сна. Мысли в сновидении, параллельные действию, чувствам и поступкам, совершаемым во сне мной или другими персонажами. Такие мысли, наверное, существовали всегда во снах. Но только в последнее время я начинаю их точно фиксировать. И удивляюсь этому уже внутри самого сна.

Какой невероятный восторг! Спать, знать, что спишь, думать внутри сна, и знать, что думаешь именно внутри сна. А еще – это помнить!

Как же я рада, что сон – вечный и верный друг, советчик, рефери – помогает жить. И разве может банальное "спасибо" хоть в какой-то степени отразить мое истинное преклонение перед этим величественным Божьим чудом – СНОМ.

Еще невероятнее – удивительные дары в виде готовых сюжетов. Они практически представляют собой сжатые истории, которые при желании можно превратить в развернутые произведения или использовать, как части в большом замысле.

Сон приходит к человеку только тогда, когда тело находится в состоянии расслабления и покоя. Днем, у тела нет отдыха. Оно все время в движении, даже, если просто валяется на диване. В любой момент мышцы готовы к работе. Этим день тела отличается от ночи тела. Потому что ночь меняет все. Ночь для тела все равно, что день для солнечных батарей – накопление энергии рабочего состояния.

Но мозг…

У него совершено другая жизнь – ИНОЖИЗНЬ.

Почему-то я совершенно уверена, что мозг в человеческом теле – ИНОПЛАНЕТЯНИН.

Не надсмотрщик – НАБЛЮДАТЕЛЬ.

И потому так интересно понять, на каких принципах он существует? Если тело люди изучают уже давно и многое про него знают, то мозг – вместилище всех человеческих тайн. Раскрыв одну, исследователь тут же обнаруживает, что далее, как говорил остроумный И. Л. Андроников: "Потемки дремучие, и никаких перспектив ". Второй век изучения мозга многое прояснил и в физических, и в нейронных, и в прочих связях с организмом. Ученые уверяют, что уже понимают функциональное значение многих его отделов. И никто не запретит мне в это верить, хотя до сих пор многое исследователей ставит в тупик. Подозреваю, что так будет продолжаться до тех пор, пока сам Изобретатель не снизойдет до нашего любопытства. Впрочем, не вижу в этом никакого смыла. Иначе, зачем вообще было затевать эту увлекательную игру в человека?

С каких это пор "мышке" позволено разбираться в резонах "кошки"? Известны некоторые странные примеры. Такой, как потеря части мозга вследствие травмы. Это должно было бы привести к утрате некоторых функций, но… не привело. И, вопреки всем прогнозам и клиническому опыту, у человека не изменилось качество жизни. Специалисты могли бы привести и другие случаи, когда внешнее или внутреннее вмешательство – удар молнии, последствия клинической смерти и пр. – приводило к парадоксальным и необычным изменениям не только мозга, но и характера, и глубинных свойств самого человека. Некоторые пострадавшие вполне могли бы считать себя наоборот – приобретшими. Новый опыт, знания, способности, умения и, что самое важное, – смысл.

Сегодня по всему миру в секретных – и не очень – лабораториях исследуют мозг. Уже научились разными, в том числе и химическими способами стирать память – по частям и полностью, как сохраняя функцию восстановления, так и уничтожая ее. Стало доступно блокирование навсегда или на время определенной информации. Можно загружать новую информацию, развивать способности, которые расширяют представления о возможностях нашего мозга.

Только странное дело, многочисленные скальпели расковыряли всевозможные закоулки извилин, а мозг продолжает вести себя явно не по-джентльменски. Он, как самый настоящий стопроцентный русский, на ожидаемое действие выдает непредвиденную реакцию. И, как бы самоуверенно исследователи не потирали руки в предвкушении окончательной победы над мозгом в виде полного контроля, думаю, что до финиша им, как до созвездия Альфы Центавры. Или… Это будет Пиррова победа.

Ночь просто перестанет играть особую роль в жизни людей. Ей придется уйти из жизни человека. Нет, физически ее никто не отменит. Законы природы – пока не наша прихоть. С этим "пока" никаким диктаторам и сумасшедшим ученым не совладать, хотя пытаются, забыв о принципе бумеранга.

Впрочем, это – не моя песня.

Мозг – наш страж действительности. Чтобы мы могли почувствовать себя, словно бы в детстве, когда между улыбкой и слезой расстояние – в миг с кепкой. Он дарит сон, как связь с основополагающим человеческим свойством – непосредственной реакцией на жизнь – без мути законов, обязательств и морали.

Наука скачет по этому маршруту, предложенному еще фантастом А. Беляевым, как сумасшедшая лошадь без жокея. Если человек лишится сна, мы, наверняка, останемся без внутреннего наблюдателя. Сознательно исключив сон (желающих уже предостаточно), человечество навсегда утратит способность к фантазии и … доброте.

Сон в нашей жизни – джем-сейшен! Праздник для посвященных! Лучшее, что у нас есть. Единственная подлинная собственность. Удивительнейшее из наслаждений. Если кому-то посчастливилось присутствовать на после концертных посиделках, когда музыканты играют для себя, а не для публики, тот понимает, что имеется в виду свободное творчество свободных художников, объединенных желанием доставить друг другу радость. Так что, время сна – показательная программа мозга для своего хозяина. Лишенный возможности погрузить человека в грезы и фантазии, мозг регрессирует в обычный орган и превратится в простой функциональный компьютер.

Продолжением этой "эволюции наоборот" будет то, что человек навсегда утратит душу – особое божественное состояние, объединяющее нас со вселенной. Именно это, а не грядущий многовариантный апокалипсис, и станет гибелью нашей цивилизации.

Чем отличаемся мы от зверей? Да, безусловно, сознательной деятельностью, изощренным разумом, умением логически мыслить, анализировать ситуации и события, составлять прогнозы, обращаться к ассоциациям… Но и МЕЧТАМИ, ГРЕЗАМИ, СКАЗКАМИ.

Волку сказки не нужны. Он всегда в поисках еды. И запах плоти и крови для него и есть смыл жизни. А у крови нет понятия красоты – только целесообразность, инстинкт и воля к жизни. Неужели мы хотим оставить себе только эту красоту – волчью?

Тогда выжившие "счастливчики" будут молиться не о приходе сна, а о его неуходе.

У человека на земле не останется ничего личного, когда закончатся сны.

Хорошо представляю себе вашу улыбку, мой дорогой читатель. Я не пою осанну сну. Хотя, нет.

Я пою сну осанну!

Я признаюсь ему в любви

И очень боюсь утратить способность видеть сны.

И снова прошу не волноваться по моему поводу всех, чья профессия начинается с "психо". Поверьте, со мной все в порядке, пока не наступил КОНЕЦ СВЕТА.

Как часто даже самый скрытный и неразговорчивый человек ощущает потребность в собеседнике, равном самому себе. Я не имею в виду высокомерное соответствие-соревнование положений, возможностей, должностей, кошельков, особняков и яхт. Важна встреча с другим, имеющим похожий опыт жизни, уровень развития, ценностные приоритеты и отношение к миру. Так вот, иногда, пусть даже мы себе в этом не признаемся, хочется быть с кем-то распахнутым, откровенным до конца – до самого донышка.

Но с кем?

С кем это возможно?

С родителями? От них нас давно отделяет или завеса возраста, или трагическая невозможность.

С детьми? Но что они понимают? Может быть, когда-то, когда дорастут…

С коллегами?

Друзьями?

Любимыми?

Супругами?

Случайными попутчиками, которых, наверняка, больше никогда не встретим?

Во всех наших отношениях имеется Рубикон, который перейти можно лишь однажды – под пыткой или от глупой наивности, и то… Это будут только факты. Мыслей, чувств, эмоций, надежд или разочарований мы передать все равно не сможем. Да и не захотим. Именно, не захотим. Чтобы не остаться окончательно голыми. Не обнаженными – голыми, такими, как есть.

Во сне голому человеку на голой земле не страшно. Это – естественная среда обитания души. Там мы, как рыбы в воде или птицы в воздухе, только без физических усилий и сопротивления среды. Парим сказочными эльфами.

Глупо отрицать, что некоторым снятся жуткие сказки, кошмары и монстры.

Только сон в этом не виноват.

Сознание возвращает человеку в виде страхов и ужасов его дневные представления о мире.

И чего же мы хотим от мозга, если живем внутри войны?

Только даже замурованному в темнице, снится воля – с Сознание возвращает человеку в виде страхов и ужасов его дневные представления о мире.

голубым небом, первым поцелуем и чьей-то лаской. Не знаю, как и какие надо разрушить оковы и стены, чтобы ночью не приходили чудища.

Как получается, что одни сны – крохотульки на миг, а другие – масштабные истории с хорошо закрученными сюжетами? На запись и расшифровку некоторых уходит весь день.

Не устаю удивляться невероятной скорости мысли. Недавно узнала, что где-то проводятся исследования на предмет мозговой активности, вернее, изучения мозговых излучений. Ученые почти доказали, что мозг каждого человека посылает в пространство постоянные импульсы некоей энергии. И обратно получает такие же сигналы. "Морда, морда, я кирпич, иду на сближение". Но, кроме шутки юмора, жуть, как интересно. Правда, пока не ясно, чего больше – интересного или жути?

Но я верю в человека!

Он может все!

У него есть не только свобода воли, но и свобода фантазии! Захочет – придумает! Не захочет – врачи залечат, или водка с наркотиками успокоят.

А я как-то привыкла по старинке – ищу утешения во сне. Он – мой верный товарищ. Да и лет мне немало, так что негоже друзей бросать.

Тем более, что переправа впереди – одна, зато – последняя. Главный сон жизни – окончательный. В него лучше с тем, кому доверяешь безраздельно.

И потому каждый вечер я предвкушаю, несмотря на усталость или раздражение, – волшебное ожидание.

ЧУДО сеанса личной киностудии сна.

Признаюсь, привыкнуть к этому чуду не могу до сих пор.

Как часто люди проходят мимо таланта и поют осанну примитивной подделке. Или, наоборот, пытаются усложнить то, что на самом деле является НИЧЕМ – лишь иллюзией тайны. С тех пор, как существует искусство, человек пытается ответить на многочисленные вопросы, с ним связанные. Нас нешуточно занимает тонкая грань, отделяющая искусство от неискусства.

Сегодня, когда рисованный во весь пролет разводного моста мужской детородный орган признается достижением современного художественного высказывания, этот спор перестает быть простой схоластикой. Не удивительно, если вспомнить, что разврат и мат давно и прочно прописались на всех "полянах" искусства. И до признания этого хулиганства классикой осталось немного – назначение "смелого министра культуры", который подпишет указ, где черным по белому обяжет поместить эти "художества" в школьную программу.

Я могу допустить, что годы делают меня непримиримой. Впрочем, стоит ли удивляться? Сколько раз на моей памяти я шла в противоположную сторону от четко марширующего строя? Кроме того, всегда считала, что суть взаимоотношения искусства и жизни должна сводиться к сложнейшему из деяний – НЕ СУДИТЬ, НЕ ПОНИМАЯ. И надо учить себя вникать в сложное. И не считать свое мнение истиной в последней инстанции. Но все равно, мне не хватает толерантности считать восставший фаллос искусством. Это под силу только министерству культуры РФ.

Для тех, кто занимается искусством профессионально, вопрос о том, что такое само ИСКУССТВО, не стоит. Любой художник объяснит, что искусство – это отражение действительности в образах. Но, чем глубже художник погружается в ткань своего искусства, тем чаще он задает себе вопрос – детский вопрос – действительно ли искусство – это просто образное отражение жизни? И дело не только в том, что основанием для "преображения" может быть любой повод. Это еще А. Ахматова горько подметила:

"Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда".

Самое любопытное, что никто не интересуется мнением самого "сора", который мы не замечаем.

Следующий сон как раз о том, что под ногами. Ему больше двадцати лет. Он изредка посещает меня, и всякий раз старается обратить внимание на некую определенность – деталь, вид, мысль. За эти годы накопилось 18 записанных вариантов. Были версии, рассказанные с одной стороны, потом – с другой. Несколько сюжетов представляли собой диалог посторонних персонажей. Кроме того, однажды я смотрела на "героя" сна словно бы сверху – с огромной высоты, но при странном приближении: я спускалась и внедрялась внутрь, становясь самим героем. И все мои мысли были и не моими, и не его, и не пространства – просто мыслями.

В будущем, наверное, я попытаюсь на базе этого сюжета написать что-то отдельное, чтобы понять глубинный смыл самой трансформации сна. А теперь предлагаю обобщенный вариант, основанный на идее отношений части и целого.

СОН. ПОКЛОНЕНИЕ КАМНЮ

Старая дорога. Редкие путники. Два камня. Мое размышление вслух при рассматривании камней.

Один – обыкновенный булыжник, другой – обработанный алмаз, то есть – бриллиант. Если не принимать во внимание внешние отличия, то перед глазами два совершенно одинаковых камня. Конечно, они разной формы, цвета, размера, веса и пр. Но, по сути, их природа одинаковая – неживая. Они осколки вечности, которыми при желании и возможностях может владеть человек.

Но кто может быть уверен, что они – совершенно мертвые? Они таковы в нашем представлении. И тот, и другой появились задолго до нашего рождения, может быть, даже до появления человеческой расы на земле. Они – суть явления природы, ее усилий. В природе все разумно, хотя, с точки зрения людей, не все – целенаправленно. Можно спорить и не соглашаться с этим, но можно и разделять точку зрения на то, что любое явление имеет значение: землетрясения, извержения вулканов, ураганы, горы, моря, леса… и отдельные камни. И эти отдельные камни имеют свою судьбу – историю, смысл и, следовательно, цель.

 Природе нужно было все, что она сотворила: и галактические расстояния, и планетарные катаклизмы, и паразиты, и вирусы, и ее разрушитель – человек. И вот держит он в руках два непохожих с виду камня и один после раздумий оставляет, а другой выбрасывает. Ему невдомек, что, может быть, он выбросил философа, а оставил прощелыгу. Глубоко под землей, в толще воды, среди прибрежного песка, внутри скалистой породы любой камень несет в себе не просто информацию о составе, но еще и ПРОМЫСЕЛ. Конечно, человеку трудно вообразить мысль неживого булыжника. О чем это он может размышлять? Уж, не о вечности ли?

 На первый взгляд это смешно. А на второй? Что, если допустить наличие такой мыслительной деятельности? Тогда ценность камня становится неопределима сегодняшними методами. Не могут разные камни думать об одном и том же, да и качество их мыслей, наверняка, будет разным…

А мы ходим, пинаем их, мешаем предаваться рассуждениям. Хотя, им, наверное, все равно, где, как, и в чем они сами находятся…

Для них мы – песчинки, занесенные прихотливым ветром. Вот мы есть, а спустя несколько мгновений нас нет. И снова никто и ничто не стоит между ними и вечностью.

Но пока… они неживые. И мы вольны относиться к ним так, как нам нужно, используя в исключительно прикладном значении – в виде тротуаров, метательного оружия, оградительных сооружений, талисманов… и предметов роскоши.

Камень под ногами и бриллиант – в наших глазах несопоставимы. Бриллиант имеет ценность не только потому, что тверд, прозрачен и блестящ. Он ценен кропотливым трудом, вложенным в его внешний вид. Однажды – так давно, что и не определить, кто-то выделил его из общей массы и придал индивидуальный вид. Изменения понравились окружающим. И вот уже сотни рук обрабатывают грани минерала, тысячи глаз "пожирают" его блеск, миллионы страждущих желают им обладать. Все это и составляет понятие ДРАГОЦЕННОСТЬ.

Алмаз – усовершенствованный простой графит. А столько крови на его совести!? Сколько муки и счастья, сколько возвышенных судеб и низменных поступков, несправедливости, проклятий, сломанных карьер, вознагражденных подвигов, девичьи грез и мужских фетишей.  И все-таки…

И все-таки тепло наших рук согревает именно его – драгоценный камень. Коварная природа смеется над нами. Человеку нужен блеск, чтобы обладать властью. Простота вынуждена отступить и уйти в тень.

Не потому ли высокие неприступные горы – бессмысленный вызов альпинистам-самоубийцам – мстят тем, кто стремится нарушить их покой, покорить и помешать неспешным думам о вечности? И тогда безжалостные и неотвратимые снежные лавины ставят глупцов на место. На наше настоящее место – песчинки в бескрайних просторах вселенной.

Но это… с точки зрения камня.

А человек? А человек все равно будет любить то, что нравится его глазам – яркое, блестящее, броское. Булыжнику остается только ждать… своего часа. Он это умеет. Ему незачем торопиться…

ПОСЛЕСОНИЕ

Так и сон. Он не торопится. Кому надо, тот услышит, кто захочет, тот поймет. Из какого небытия он создает бытие и делает булыжник алмазом, чтобы человек из него сотворил бриллиант, я не знаю. Но дары его бесценны. И для меня все они – бриллианты, хотя лично мои любимые камни совсем другие – агат, гранат, флюорит. Но бриллиант, как мера весов. Где есть эталонные метр, килограмм, час, должен быть и эквивалент красоты. Чтобы никого не обижать, выбрали бриллиант.

Ему все равно, а нам – приятно.

СОН. СТАНОВЛЕНИЕ ГЕРОЯ

Сон начинается с того, что Офицер замечает на автобусной остановке необычную семью. Мать – хрупкая изящная женщина, с телом, как песочные часы из-за нереально тонкой талии. Волосы блестящие, черные, словно вороное крыло, и глаза цвета молодой зелени. Поражает ее неестественная походка. Кажется, что она не идет по тротуару, а будто бы парит над землей.

Ее сыновья – близнецы лет 14-15-ти в сине-зеленых велосипедных штанах и синих кроссовках. У обоих волосы цвета лимона, а тела апельсинового оттенка – то ли загар, то ли цвет кожи. Их обнаженные торсы совершенны, как у греческих статуй. Один брат – с глазами бирюзового оттенка, у другого – голубые

Офицер любуется странным семейством. Он словно проснулся от долгого сна. За его плечами – горячие точки, потери друзей, смрад войны. Мирная жизнь пугала. После нечеловеческого напряжения армейских будней он никак не может приспособиться к мирной жизни. Тоска гонит от одной женщины к другой в поиске идеала. Троица заинтересовала настолько, что по военной привычке проверять все непривычное, он начал следить за ними.

Выяснилось, что мальчишек в чем-то подозревают, но пока без доказательств. Офицер снимает их на видео и показывает запись экспертам. Что не так, никто не может понять? Аналитики в один голос утверждают, что для исследования представлено не реальное видео, а съемки фантастического фильма. У людей в этом фильме зафиксирована странная походка с иным центром тяжести. Кроме того, эксперты не смогли обнаружить мышечных усилий. Вывод специалистов обескураживает даже их самих.

На видео запечатлено движение анимационных персонажей. Мать и ее сыновья не ходят – имитируют ходьбу. Знакомые военные предлагают офицеру переквалифицироваться в кинематографиста, и отправить фильм на какой-нибудь кинофестиваль.

Офицер смущен, изумлен и почти напуган. Он не стал доказывать, что снимал реальных людей. Веры в бескорыстную иронию экспертов у него нет. Значит, пока информация не дошла до секретных служб, надо найти необычную семью. Ей, действительно, грозит опасность. И, может быть, он уже опоздал. Теперь мужчина целенаправленно бродит по улицам, обходит дворы, сидит на остановках в поисках необычной троицы. Незаметно для себя самого он перестал интересоваться вообще чем-то, что не связано с этими поисками. Все его мысли только о них.

А тем временем, одновременно с действительностью, он невольно научился переключаться в другую реальность. Его сны кардинально изменились. В них властно поселилась Женщина – мать странных близнецов. Это сумасшествие, но она кажется ему абсолютным совершенством – не явная, призрачная, недоступная. Ее глаза, словно две глубокие тайны, притягивают к себе.

Теперь Офицер ждет ночи, потому что сон обещает ему восхитительные часы. Он стал для него спасением от дневной тоски. Мужчина тщательно готовится к каждой ночи – принимает душ, бреется, гладит сорочку.

Днем он молит судьбу, что бы пришла ночь вместе с женщиной и ее фантастической походкой. Он погружается в сон, как в ласковое море, обещающее счастье и негу. Избранница услышала его. И пришла – гордая, прекрасная, ни на кого не похожая.

Их беседы бесконечные и особенные. Так с ним еще никто не говорил – о дальних странах, научных парадоксах, о чувствах, которые испытывают животные. Она рассказывала о звездах, солнечном ветре, страхе в черноте вакуума и музыке лунной тоски. Они плавали в океане с дельфинами, помогали чете ласточек спасти первенца, вывалившегося из гнезда, поднимались в горы по извилистой тропинке за круторогим быстрым козлом.

Во время этих бесед с ним происходит невероятное. Совершенно неожиданно для себя он обнаружил знания в таких областях, о которых не только не думал – даже не знал. Изредка она позволяла ему прикоснуться к себе. И тогда он едва сдерживается, чтобы не обнять тонкое манящее тело. Оно странно прозрачно. Свет проходит сквозь него. А кожа кажется фарфоровой льдинкой на ощупь.

Едва закрыв глаза, погружается восхитительную грезу, в которой его ждет невероятная экзотическая природа и ОНА – совершенная женщина из мечты. Офицер даже не заметил, как постепенно через сновидения приблизился к любви – чувству давно уже забытому. После таких снов он целый день сам не свой. Пальцы помнят ощущения холодноватой кожи, как реальность. От воспоминаний сердце замирает в сладкой щемящей муке.

Утром его пробуждение мучительно, ибо день приносит страдания почти физические. Встречи, суета, быт – все теперь стало для него бессмысленным. Он словно бы пролистывает сон на убыстренной "перемотке".

Ему – вечному солдату, давно живущему без иллюзий и надежд, – прожитая жизнь стала казаться такой далекой и нереальной, словно бы ее и не было. Однажды, по пьянке, с коллегами, такими же выброшенными из жизни офицерами, он проговорился – коряво и надрывно – о своих снах, женщине и ее сыновьях. Мужики, как ни странно, не удивились, и наутро прислали ему частного детектива.

Тот вскоре разузнал, какие у близнецов проблемы. Их, действительно, подозревают. Но не в том, что они совершили нечто плохое. Наоборот. Они стали свидетелями какого-то темного дела. И их разыскивают, чтобы снять нужные показания. Но детектив до конца не уверен в своих сведениях и подозревает самое худшее.

Их надо спасать, хотя Офицер теряется в догадках об истинной природе опасности. На помощь детектива рассчитывать больше не приходится. Он отказывается заниматься этим делом. У него семья, и вообще в сомнительные ситуации он предпочитает не вмешиваться. Если невтерпеж, пусть сам найдет мать и серьезно поговорит с ней о детях.

Офицеру повезло, на следующий день он встретил Мать на остановке. Смущаясь, попросил встретиться с сыновьями. Наяву разговор оказался странным и невнятным. Он ничего не прояснил. Но Мать предложила продолжить и указала на новостройки на окраине района.

Он быстрым шагом решительно направился к серым 30-этажным сотам с пустыми проемами без стекол. Он даже не спросил, где же там близнецы? В одном из домов на последнем этаже горит свет, вероятно, мальчишки там. Офицер просит мать остаться внизу. Она улыбается в ответ, и он поднимается на единственном работающем лифте. Только все складывается совсем не так, как ожидал. Мать оказалась рядом с близнецами раньше, чем он приехал на лифе. Как же так?

Неужели Мать смогла подняться 30-й этаж быстрее его по лестнице? Он не поленился и спустился на один полет, преодолев площадку, залитую ярко-синей краской. Пришлось, облокотившись на стену, оттирать ботинки какой-то ветошью. И в этот момент его словно бы пронзила молния.

Женщина сидела в комнате на стуле, закинув ногу на ногу, но подошвы ее белых туфель были совершено чисты! Этого не может быть!? Или он сходит ума? Лифт только один. Не по воздуху же она добралась до верхнего этажа?

У него засосало под ложечкой, и по спине заструился холодный пот. Так вот оно – то, что не давало покоя! Мгновенно все сошлось, как пазл: походка, движение, колыхание одежды, неподвижные руки при ходьбе…

Они не ходят – летают!

НЕВОЗМОЖНО!!!

Он рванул к балкону.

Мать и близнецы стоят в проеме. На полу у табуретки – небольшой серебристый чемодан. Никаких мыслей, только страшно заныло сердце…

– Не улетай! – Не крикнул – выдохнул он. – Я просто умру без тебя, – и без сил упал на колени.

– Он все понял! – Близнецы испуганно отступили к стене.

Только теперь Офицер заметил обтягивающие, словно вторая кожа, серебристые – в тон чемодану – спортивные костюмы. Женщина подошла и опустилась рядом.

– Не могу. Если понял ты – поймут и другие.

– Тогда возьми меня с собой. Не хочу я больше ползать по этой проклятой земле. Не хочу жить во всеобщей ненависти.

– Это твоя земля. – Ее черные зрачки расширились и вытеснили зеленую радужку. – Твоя родина.

– Эта земля давно уже не моя. Мою родину просрали и продали. – Он едва сдержался от крика.

– Но ты ее защищал, – прохладная рука коснулась его ладони.

Он вздрогнул от резкой молниеносной боли, которая полоснула по груди, – воздух закончился в легких. Чтобы вдохнуть, ему не хватает ни воли, ни сил. Она сразу поняла, что творится в его душе и одними губами повторила:

– Ты ее защищал.

– Я убивал людей. – Это страшное признание, от которого он бежал с тех пор, как вернулся оттуда, где жизнь ничего не стоила, а смерти иногда ждали, как манны небесной, вернула ему способность дышать. – Я убивал людей и думал, что защищаю родину. Только родине все равно. Ей давно безразличны и те, кто убивает, и те, кого убивают. Мои ноги устали ходить по этой земле, закатанной в заплеванный асфальт.

– Хочешь, – она крепко сжала его ледяные руки своими фарфоровыми ладошками, – я научу тебя летать?

– Летать? – Не понял он. – Меня? Летать?

– Тебя. – Она заставила его встать. – И ты…

Он внезапно ощутил себя мальчишкой, который впервые увидел в небе самолет и страстно, до сведения скул, захотел оказаться на месте пилота. Но видение было мгновенным, и он ясно осознал, что в жизни нет места детским грезам.

– Нет… Я мечтал летать всю жизнь. Летать, как желание. Не телом – мыслью, что подхватывает тело. Но на земле это невозможно.

– Почему же? – Она даже не улыбнулась, и ее глаза снова стали зелеными. – Эта способность заложена в человеческой природе. Просто вы забыли об этом умении.

– Ты хотя бы понимаешь, – он не на шутку испугался, – что начнется, если люди об этом вспомнят? Даже не все, а хотя бы некоторые.

– Другая жизнь. – Она пристально смотрела в его глаза. – Другая жизнь.

– Родная… – Он прижал ее к себе, даже не заметив, что она поддалась легко, без сопротивления. – Другая жизнь на ЭТОЙ земле всегда приходит через КРОВЬ, ВОЙНУ или РЕВОЛЮЦИЮ.

– А ты этому помешаешь.

Теперь она сама прижалась к нему всем телом. Но он отстранился и со страхом посмотрел в глаза. Она не отвела взгляда. Ее лицо было серьезно и печально – ни иронии, ни сарказма, ни жалости, и ни снисходительности. Она спокойно ждала его реакции.

– Я… я… я… Я – не герой, – выдохнул он со стыдом.

– Ты – герой. – Она снова обхватила его руки своими ладонями. Теперь они были такими горячими, что он даже вздрогнул. – Ты – герой!

Ни сомнений, ни даже возможности опровергнуть не было в той убежденности, с которой она произнесла это утверждение. Перед его глазами – как на старой кинопленке пролетела вся его жизнь. А он словно с лупой останавливал особенно интересные и запомнившиеся кадры-события.

– Покажи…

Он мучительно искал слова, чтобы сформулировать то ли вопрос, то ли просьбу. Но она не стала дожидаться окончания этого процесса, а легко поднялась над полом и облетела, словно примерзшую к цементу фигуру.

– Господи! Мне это снится?

Офицер даже не понимал ни того, что видит, ни того, что чувствует. Оцепенение – сладостное и безответственное овладело сознанием и телом. Было все равно, что сейчас произойдет? Мужчина был готов ко всему, и на все. С этой женщиной он согласен на любые и подвиги, и преступления.

– Извини…

Горячее дыхание обдало его ухо. Она резко нажала на точку у основания черепа. Он даже зажмурил глаза, как от вспышки газовой сварки, и почувствовал, что тело насквозь пробила резкая кинжальная боль. Он сдержался и не закричал, хотя мука была такая же, которую однажды ему пришлось пережить в плену на своей последней войне.

– Попробуй! – Она провела своей рукой по его лицу. – Открой глаза и попробуй!

Он неловко оттолкнулся от пола и мгновенно взлетел, ощутимо ударившись макушкой о потолок. Она сидела на полу, поджав под себя ноги, и горько плакала:

– Теперь ты возненавидишь меня…

– Родная, – он резко опустился перед ней. – Что теперь будет с тобой и детьми? – Он вытирал ее слезы и жадно целовал губы.

– Тебе придется, – она нежно провела губами по его лицу и печально, но твердо сказала, – тебе придется изменить жизнь на своей земле.

– Но я не Христос! – Отчаянно закричал он в пустое окно комнаты, где только что была самая желанная женщина его жизни и ее сыновья.

Ночь смотрела на него своими бесстрастными звездами, то ли обещая что-то, то ли заклиная, то ли отпевая…

ПОСЛЕСОНИЕ

Блин. Какое тут может быть послесоние? Зачем? Все предельно ясно. Замечательный хорошо сконструированный сюжет. Его надо просто разрабатывать.

СОН. МАНЬЕРКА

Проснулась от необычности сюжетного напряжения. Сон был интересен не только своим событийным рядом, но и еще и абсолютно реальными ощущениями – вкусовыми, тактильными и обонятельными.

Пасмурный осенний день. Собираюсь в гости в подруге. Немного нервничаю. Согласно графику, автобус редко отправляется с пустыря, на котором я его жду. Раздражение готово вырваться наружу, потому что расписание изменено. И следующий рейс только через два часа. Гулять здесь негде, значит, придется возвратиться домой. Это всего пять кварталов. Хватит, чтобы развеять злость. Но она только усилилась, когда я заметила, что на мне полосатый больничный халат и домашние тапочки на босу ногу. В тот же миг, погода изменилась. Хмурое небо потемнело еще больше, и над землей закружился песок пополам с ржавой глиной. Моя экзотичная одежда не спасает от холода. Резкий ветер выветрил остатки тепла. Неподалеку печально раскачивается под ветром всеми забытое нелепое пугало – охраняет никому не нужный пустырь.

Я позаимствовала короткое серое пальтишко. Рваные полы не прикрывали длинный халат. Но теперь это было неважно, потому что стало теплее. Нащупала в кармане пальто несколько монет – большие серебряные пятирублевки. Надо выйти на дорогу. Там можно поймать такси. Ко мне присоединились еще две женщины. Они не удивились странному одеянию, только уточнили направление. Оказалось, что всем в одну сторону. Показалась темная "газель" маршрутки.

Водитель подождал, пока мы устроились, и резко тронулся. Машина повернула направо к дальнему рынку. Удивительно, но женщины не обратили на это внимание. Сначала я напряженно всматривалась в окно, чтобы не пропустить свой дом, но потом успокоилась. В теплом салоне было так удобно, что я решила прокатиться до конца и выйти на обратном пути. Промелькнула мысль о том, что на конечной остановке водитель всех высадит, и за возвращение придется отдать двойную плату. А денег у меня только в одну сторону.

– Остановите здесь, пожалуйста, – прошу водителя и выхожу из машины.

Место совершенно незнакомое, хотя должно было находиться недалеко от дома. Оглянулась, чтобы понять, куда теперь идти? Машина скрылась из вида, и только тогда я поняла, что не заплатила за проезд: "Ну и ладно. Наверное, водитель подумал, что мы все вместе". – Топчусь неловко на месте. – "В любом случае от моих 15 рублей никто бы не разбогател", – нервно обрываю себя, потому что ситуация складывается критическая. Какие там 15 рублей! Вообще непонятно, где нахожусь? Все незнакомое. В первое мгновенье чуть не закричала от ужаса, но потом взяла себя в руки. Когда-то мне советовали, чтобы не паниковать, внимательно поворачиваться вокруг своей оси. Это оказалось действенным.

В маршрутке хорошо представляла себе направление. Теперь же было совершенно неясно, в какой стороне находится дом? Стали различимы кое-какие подробности унылого пейзажа. За невысоким сохранившимся забором выглядывали кирпичные строения. За оградой виднеется странный поселок – покосившиеся сараи, полуразрушенные здания. В центре – огромная, просто гигантская церковь. Неужели рядом с моим домом находится такое чудо, и никто про него не знал?

Храм и впрямь грандиозный – ничуть не меньше Богоявленского. Величавые купола стремились достать до небес. Они были лишены позолоты и крестов, но не выглядели жалко. Царственно смотрелись даже облупившиеся колонны по углам. В пустых глазницах окон притаилась какая-то неведомая таинственная жизнь.

С другой стороны церкви оказался просторный двор с хозяйственными постройками и грязными тощими курами. Застываю в немом изумлении. Дома поразили своей несоразмерностью местности. Они были такие же величественные, как и храм, и такие же запущенные: лепнина, колонны, барельефы и скульптуры – то ли гипс, то ли настоящий мрамор в этой забытой Богом глуши. Нелепый контраст роскоши и убогости места так бросается в глаза, что мне стоит больших трудов сдержаться от смеха при виде этого ренессанса в навозе.

Наверное, там могут помочь? Поднимаюсь на широкое крыльцо. Впереди люди. Быстро сбегаю по ступенькам. Ко мне подошла улыбчивая девочка лет десяти.

– Это сталинские дома? – Не придумав ничего лучше, спрашиваю, волнуясь, и киваю в сторону ниш с фигурами то ли атлантов, то ли тевтонских рыцарей.

– Ага, сталинские, – серьезно ответила девочка.

Замечаю большую дырку на месте выпавшего молочного зуба.

– А как называется это место?

– Маньерка.

– Маньерка? – Я никогда не слышала о таком местечке.

– Да, Маньерка, – так же серьезно подтвердила девочка, ничуть не удивившись тому, что взрослая тетенька переспросила ее. – Пойдемте к нам. Вы из города?

Киваю. Девочка выжидательно смотрит на меня. Но я ничего больше не говорю. Тогда девочка развернулась, как бы приглашая следовать за собой. Мы медленно пошли от церкви к правому дому.

Около подъезда отстаю, хочется посмотреть на соседнее строение. Миную высокую арку и оказываюсь в квадратном каменном мешке. Стало неуютно не только от запаха застарелой сырости и куч мусора, но от чьего-то недоброго присутствия. Осматриваюсь. Натыкаюсь на выпученные базедовы глаза обнаженного атланта из ниши. Он ничего не поддерживает (может, это и не атлант вовсе?), а пытается изящно прикрыть свое мужское достоинство. Видимо, не зря. Ладони в этом месте ему немилосердно отбили. Вместе, кстати, с достоинством.

– Эх ты, горемыка голый, – жалею застывшее тело, и подхожу к каменному полустертому свитку рядом со скульптурой. Но читать на нем нечего. Время и люди постарались не оставить никаких сведений потомкам. Осыпающиеся буквы мог бы сложить в слова лишь тот, кто сам их и вырезал. Больше ничего примечательного нет. Пришлось возвратиться назад. Девочка уже убежала. Я осталась совершенно одна. Стало холодно и страшно.

– Идемте скорее, дождь начинается, – позвал сгорбленный седой старичок. Он вырос словно бы из-под земли, чем изрядно напугал меня.

Действительно, в просвете между высокими зданиями были ясно видны косые струи. Странным образом они не доходят до меня, хотя я стою всего в нескольких шагах. Пока размышляла, удобно или нет навязываться незнакомым людям, холодные капли проникли под воротник пальто. Спрятаться от дождя, который все-таки настиг, негде.

Небо совершенно скрылось за пеленой воды. Дождь полностью овладел пространством. Вздрагиваю от раскатистого грома и ослепительных стрел молнии. С волнением наблюдаю, как увеличиваются темные потеки на стенах, но все никак не могу решиться открыть дверь. Кажется, что там – в незнакомом доме – еще опаснее, чем снаружи. Но немилосердный дождь все-таки загнал в подъезд.

Как? Почему? Чья чужая воля привела меня в это странное пугающее место? Стоя в чужом грязном парадном, плачу от обиды и бессилия. Ведь мне ничего не нужно. Просто хочу попасть домой. К себе домой. В свою уютную и теплую квартиру с мягкими паласами и облупившейся плиткой в ванной комнате, которую я ловко замаскировала разноцветными целлулоидными вставками. Что такое я сделала, в чем провинилась, перед кем? Кто загнал меня, как трусливого зайца, в это странное место? Кому это понадобилось? Чего от меня хотят добиться?" А, если бы я заплатила за проезд?" – Мелькнула шальная мысль, но я ее тотчас отогнала. Уже поняла, что это ничего бы не изменило. И на конечной остановке все равно ждала бы Маньерка.

И вдруг что-то изменилось, словно бы воздух поменял состав.

Я перестала бояться. Протест мгновенно поменял все внутри. Холодная злость овладела сознанием. Широко распахнула дверь. Дождь кончился, как его и не бывало. Ни луж, ни капель. "Испугался, сволочь!" – Прошептала яростно и зашагала прочь, не оглядываясь на поселок. Остатки страха еще нашептывали что-то про непролазную грязь впереди, но я уже владела собой и не собиралась уступать недавней панике. Теперь бы только узнать, какое направление ведет к Москве?

Где-то впереди гудела дорога, и я стала ориентировать на ее звук. Под ногами проседала красная глина, перемешанная с грязью и песком. В тапочках неудобно, все-таки они не приспособлены для осенних прогулок. Очень не хотелось упасть и растянуться на стылой земле.

Навстречу от песочницы на детском велосипедике катился краснощекий карапуз. Поравнявшись, он посмотрел доверчиво снизу-вверх и, немного шепелявя, предложил: "Садитесь, тетенька, я вас с ветерком подвезу!" – И добавил, гордо показывая на свободное сиденьице сзади, – "я всегда брата катаю". Улыбнулась открыто и радостно. На этом месте могла бы поместиться разве только одна моя ступня.

У песочницы сидел еще один пацаненок. Он сосредоточенно лепил куличики из мокрого песка и был постарше первого. Мне он показался смышленым. Во всяком случае, при ближайшем рассмотрении у мальца оказались серьезные глаза. Непослушный рыжий чубчик так и норовил закрыть ему обзор, и маленькая ручка то и дело неспешно поправляла мешающие волосы. Движения были степенными, как у взрослого, без всякой суеты и мельтешения.

– Мальчик, – нагибаюсь к нему, – как мне пройти к Москве или к дороге? Мне надо туда? – Показываю рукой налево, – или туда? – поворачиваюсь направо.

– Там, – кивнул малыш в сторону гула, вынул из пластмассовой формочки очередной пирожок и немного помедлил, – круговая.

– Кольцевая дорога? – Я готова расцеловать умную мордашку.

– Да, кольцевая. – Мальчик с достоинством принял уточнение. – Вам надо дойти до Голыбинского переулка, – не улыбаясь, продолжил он. – Вы запишите, а то перепутаете. – Он перестал играть и, как учитель, приготовился диктовать дорогу.

– Да мне и записать не чем. Ты просто скажи, куда мне пойти, я и так запомню, – едва скрываю нетерпение.

– Не знаю, – обиделся малыш.

Он явно потерял ко мне всякий интерес, и вернулся к прерванному занятию. Весь его оскорбленный вид говорил что-то вроде "вот, не захотела записать, тетенька, что теперь будете делать?" Растерянно топчусь у песочницы. Ну, не унижаться же перед сопляком? Постепенно гул дороги как бы приблизился, а вместе с ним и сама она прояснилась, как проявленная фотография.

Нескончаемым потоком машины следовали в правом направлении. Наперерез движению, видимо по тротуару, бежали люди. Я заметила крышу остановки и взяла с места, как заправская скаковая лошадь. Ног не чувствую, только заметила, что теперь на мне старые стоптанные туфли – удобные и разношенные. А матерчатые тапочки куда-то пропали вместе с больничным халатом и реквизированным у пугала пальтишком.

Дорога! Машины! Люди! Настоящие люди! Больше не страшно. Теперь я узнаю, в какую сторону надо ехать, чтобы попасть домой? Подошел большой странный автобус. Все полезли на длинную черную балку, чтобы достать до высоких ступенек. Я тоже залезла на балку и тут увидела, что это вовсе не автобус, а огромный голубой грузовик с просторной кабиной. И кабина уже заполнена до отказа.

Снизу на балку пытается подтянуться мальчик. Но он слишком мал для такого спортивного упражнения. Слезы бурным потоком льются по его лицу. Протягиваю руку, и он обрадовано вкладывает в нее свою грязную ладошку. Сильным рывком ребенок вытянут и поставлен рядом. Можно попытаться затолкаться в кабину или уцепиться за какой-то мудреный агрегат, который закреплен на грузовике прямо перед ними. Только сначала надо узнать в ту ли сторону едет грузовик? Открыла рот, чтобы спросить об этом водителя, но меня опередили.

– В следующий, лезь в следующий! – Закричал кто-то из кабины.

И действительно, сзади пристроился точно такой же грузовик. Водитель первого устал ждать и медленно тронул машину с места. Я покачнулась и судорожно сжала руку ребенка – теперь отвечаю не только за себя. Малыш поднял доверчивые глазенки: "Вы меня не бросите, тетя?" Прижала худое тельце к себе, потому что приходится балансировать на движущейся вместе с грузовиком узкой балке.

Напрягаю зрение, пытаясь рассмотреть за лобовым стеклом второй машины человека. Сейчас это самое главное! А вовсе не вопрос: "В какую сторону мне надо ехать, чтобы попасть домой?"

ПОСЛЕСОНИЕ

Не буду внимательно изучать все детали. В этом сне важны ощущения и настрой. Надо еще учесть то, что незадолго до этого сна несколько дней подряд я пыталась заказать сновидение, которое бы подсказало мне правильное поведение и способы излечения от болезни.

Самое главное – чувства потерянности, беспомощности и опасности, которые я испытывала на протяжении всего сна, в результате разрешились мощным жизнеутверждающим финалом.

Я сама нашла свою дорогу – вернуться к себе! Я хотела попасть домой, а вышла к себе. К себе настоящей. Поиск пути. Обыкновенный поиск пути. От себя к себе.

Из собственного дома по собственной дороге к собственной душе.

Да, пришлось преодолевать разные препятствия и собственные страхи. Но так всегда и бывает в жизни, если делать все правильно. Завершение – выход на широкую дорогу.

У этой дороги: во-первых, одно движение, и оно правое, во-вторых, движение это для меня возможно лишь обособленно – не со всеми в толчее и тесноте, а в-третьих, вместе с ребенком. Здесь надо бы уточнить.

Ребенок – это мое(и) рождающиеся или задуманные произведения, или – буквально – ребенок. Как ни странно, но такая вероятность теперь мной вполне допускается, потому что, рассуждая о резервах человеческого и собственного организма, я очень захотела не просто выздороветь, помолодеть, но и… родить ребенка, может быть, сына!

Сон не просто директивный и замечательный. Он – пророческий. Я довольна грандиозностью его последовательного, образного и указующего ответа. Теперь бы постараться соответствовать ему в жизни!

Кстати, интересно, а что такое Маньерка?

Похожее слово есть у Брокгауза и Эфрона. Но там – "Манерка – походный металлический сосуд для воды у солдат, прикрепляется к ранцу". Манерка, конечно, не моя МАНЬЕРКА. А что? Даже нравится. Поставлю для себя в один рад с АБРАКАДАБРОЙ и ОКСЮМОРОНОМ.

СОН. ГАРПИЯ

Мой родной город. Иду по знакомой улице. У странного дощатого заборчика присаживаюсь, а потом укладываюсь, свернувшись калачиком. Мимо идет мужчина. Показывает блок из 2-х банок майонеза. Оказывается, изобрели новый майонез. Теперь он не сворачивается в горячей еде. Я хотела оторвать от блока одну банку для себя, но он забрал все и ушел.

Поднялась и направилась к автобусной остановке. За высокими кустами во дворах шла своя жизнь. Люди отдыхали вечером после работы: щелкали семечки на лавках, с неспешными разговорами играли в шахматы и шашки, ругались с соседями, копались в палисадниках. Обычная жизнь обычных обывателей маленького провинциального южного города.

В руках у меня все-таки оказалась банка с майонезом. У самого края дороги, в кустах акации около поваленного бревна двое развели костер. Я присела на противоположный конец бревна и засмотрелась на огонь. Отчего-то сразу стали зябнуть руки, и я протянула их поближе к пламени. Мне, молча, подали миску аппетитно пахнущего супа. Я поставила на середину бревна банку с майонезом. И мы все так же – без единого слова – приступили к трапезе. Горячая еда оказалась кстати. Желудок тут же дал понять, что давно ждал чего-то подобного. Я даже зажмурилась от острого чувства удовольствия.

– Я вот тоже никогда не мог почувствовать удовольствия от еды, пока не ушел из дома. – Мужчина произнес это тихо, не глядя на меня.

Я просто улыбнулась в ответ. Он кивнул головой и зачерпнул своей ложкой густого белого майонеза. Девочка молчала, но глаза ее странно блестели – то ли от огня, то ли от непонятного мне невысказанного вопроса.

Мужчина принялся рассказывать об их путешествиях-скитаниях: в Питере люди добрее и щедрее, чем в Москве, есть братство бродяг-бомжей, которые вообще-то падки на молодые грудки девчонок-подростков, но его дочку не тронули. У меня мелькнула догадка, что он, наверное, очень хочет так думать. Девчонка молчала, не подтверждая и не опровергая эту догадку. За то немногое время, что я сидела у костра, мужчина рассказал мне об обычаях и своеобразном кодексе чести бродяжьего люда.

Почему-то захотелось написать о его дочери. Это будет история о маленькой бродяжке. И возникнет сама собой, стоит только мне поднести ручку к бумаге. Но я слишком мало узнала, к тому же, так и не услышала ее голоса. Но странная уверенность в том, что это совсем неважно, овладела сознанием. Это казалось пустяком по сравнению с ее горящим глубоким взглядом зеленых глаз – слишком скорых для невинной девушки, расчетливых движений рук, медлительных поз уверенного в себе тела.

Гарпия!

Моя история будет называться "Гарпия". Я успела лишь подумать, что надо будет, проснувшись, уточнить в словаре, кто же такая Гарпия? Так родились первые строчки:

"Жало проснулось неожиданно. Внезапно она почувствовала странное непреодолимое желание. Необъяснимая сила развивалась внутри. И уже эта сила, а не она сама руководила мыслями и поступками.

Это было пугающе страшное, незнакомое ощущение. И она попробовала удрать. От него и от себя. Однажды, выйдя из дома, словно сбежала от себя и непонятным образом очутилась на вокзале. Замелькали вагоны, поезда, города.

Ощущение жала переделывало ее изнутри. Нарождающаяся женщина пугающе болела растущей грудью, неприятной растительностью подмышками и ураганным интересом к мужчинам".

Причем тут майонез? Я не успела ответить себе на этот вопрос. Стемнело. Из ярко освещенного магазина послышалась громкая музыка. На остановке люди спокойно ждали троллейбус. Я побрела мимо магазина. За ним должен был стоять 5-этажный кирпичный дом – старое заводское общежитие. Но дома на привычном месте не оказалось, вернее, там была стройка.

ПОСЛЕСОНИЕ

Гарпии – девушки из греческой мифологии. Обычно это три сестры. С их родителями все туманно: они или дочери морского божества Тавманта и океаниды Электры, или Озомены, или Тифона, или Борея. В конце концов, у них могла быть одна мамашка и три папашки. Одно несомненно – сторожили Тартар. Миф не поскупился на краски для девушек. Их подозревали в злобных похищениях детей – интересно, для чего? – и человеческих душ – с этим понятнее. Наводили ужас: налетали внезапно и исчезали быстрее ветра. Короче, дрянные бабенки. Тело имели человеческое, но с крыльями, а голову птичью. В мифе об аргонавтах их считали еще и гетерами.

По одной версии, место прописки – Строфадские острова в Эгейском море. Но Вергилий поместил их в Аид. Стало быть, считал вечными. С ним не все соглашались. Некоторые считали, что они погибли. Правда, Гесиод, Антимах и Аполлоний верили, что проныры не погибли, а скрылись в гроте на горе Дикте на Крите. Акусилай вообще считал, что они сторожат яблоки, а Эпименид приравнивал к Гесперидам.

Сегодняшние исследователи настаивают на том, что корень проблемы – в названии. Греческое "хватаю" или "похищаю" – тождественно гарпии. Для нее отнять еду или унести человека – одно и то же. Хотя, когда-то, говорят, они были настоящими красивыми и добрыми женщинами.

Что уж там случилось? Почему дамочки преобразились? Есть у меня, конечно, предположение, что, встретив "принца", они так его "не поделили", что остаться людьми уже не было ни малейшего шанса. Впрочем, не настаиваю – давно не перечитывала.

Однако, все равно, все видели их по-разному. Сходились в одном. Красотки, сохранив все женское обаяние, ревностно охраняли спокойствие подземного царства, обожали грозы, ураганы и вообще были неравнодушны к катаклизмам. Все, к чему прикасались их "нежные" ручки, начинало нестерпимо вонять. Урезонить девушек могли только медные духовые инструменты. Заслышав звук какой-нибудь трубы, Гарпии испарялись, как ведьмы на рассвете.

Моя девочка все это, если и имеет, то в самом зародыше. Но уверена, потенциал в ней не детский. Под чутким руководством его можно так развить, что добраться до Строфадских островов будет, как "два пальца…". Нам ли бояться трудностей?

СОН

Перед этим сном требуется пояснение. 10 лет в одной московской антрепризе шел спектакль "Кто последний за любовью?" по моей пьесе "Где тот большак на перекрестке". И вот проект закрывается. Сон приснился после последнего представления. Многое потрясло на том спектакле. Я смотрела на происходящее, как на что-то совершенно чужое, ко мне почти не имеющее отношения. Но публика воспринимала действие дивно – смеялась, хлюпала носом, стыдливо утирая слезу, и … – самое невероятное – устроила овацию под финал.

По окончанию представления меня пригласили на сцену, где публично признались, что десять лет исполнители играли не совсем то, а иногда и вообще не то, что было написано автором – мной. Сказать, что это было неожиданно – ничего не сказать! От потрясения мне даже не было страшно под софитами. Зал поднялся и аплодировал стоя – долго и настойчиво. Приветствовали не меня – артистов. Но без моей – даже почти до неузнаваемости искореженной – истории все равно ничего бы не было. Но сейчас это было не важно. Зрители словно ожидали, что артисты или еще раз повторят представление, или продюсер объявит, что закрытие проекта – обычный рекламный ход.

Потом подходили ко мне в фойе и взволновано спрашивали, почему спектакль больше не будет играться? Несколько женщин, утирая глаза, рассказали, что они – фанатки спектакля, и старались не пропускать ни одного представления в Москве. Это сколько же их было за 10 лет? И что отзывалось в этих дамах на неординарный сюжет? А потом мужчина солидного и вполне интеллигентного вида пожал мне руку и признался, что года три назад после просмотра моей искалеченный пьесы выгнал взашей молодую любовницу и вернулся к жене.

Это, как говорится, присказка – предлагаемое обстоятельство.

Я стою около камина в огромной бело-розовой гостиной с мини-бассейном. Он тускло поблескивает напротив замысловатого камина. Нахожусь я в этой "неземной " красоте по приглашению Героини – бедной подруги хозяйки всего это великолепия. Все вокруг вызывает у меня удивление. С одной стороны, я понимаю, что нахожусь в огромном загородном доме, с другой – не оставляет ощущение, что все обманка, и на самом деле – это современная большая квартира, изощренно стилизованная под виллу.

Кроме нас, присутствуют Хозяин, его маленький сын и какой-то Гость, который спит в другой комнате. Спустя несколько минут обычного разговора о погоде и биржевых сводках, Гость вышел к нам. Я поражена его сходством с главным исполнителем в моей пьесе. Первая мысль: "Только бы он не узнал меня и не начал приставать с вопросом: "Не с себя ли я пишу свои пьесы?" Следом за ним появляется и сама Хозяйка. Я нервно оглядываюсь в поисках Подруги, пригласившей меня. Но присутствующие относятся ко мне вполне дружелюбно, и я успокаиваюсь.

Погруженная в свои переживания, не сразу замечаю изменения. Поведение Хозяина кардинально иное. Нет, он, по-прежнему, предельно вежлив и предупредителен, но в его тоне появились неприятные нотки высокомерия и властности. Он, конечно, пытается скрыть это за иронией, но что-то неуважительное и опасное все же прорывается во взгляде, жестах, недовольной и чрезмерно горделивой позе начальника с замашками тирана.

И весь этот гремучий "пакет" он демонстративно обрушивает на подругу. А она изо всех старается выглядеть на равных с этими "хозяевами жизни", не понимая, что против нее работают мелочи. Парадные юбка и блузка, более пристойные в ресторане или премьере оперы, яркие серьги с фальшивыми бриллиантами и крупные кольца, взятые напрокат и демонстрируемые при каждом удобном случае положением рук. Кроме того, она говорит чуть громче и эмоциональнее, чем того требует тема разговора. И, что еще смешнее, старательно выговаривает сложные экономические термины, делая вид, что они для нее – обычный лексикон.

Хозяин некоторое время снисходительно позволяет ей существовать в убеждении, что ее принимают за свою. Видимо, ему забавно наблюдать, как глупенькая простушка старается произвести впечатление. Но терпению пришел конец.

Он произносит уничижительную фразу, понятную, всем присутствующим, кроме Героини, и шутливо бросает ей: "Умри!" Одновременно он как бы прицеливается в сердце рукой, изображая пистолет, спускает воображаемый курок и резко вскрикивает: "Пах!"

Героиня удивленно смотрит на Хозяина, но в следующее мгновение резко дергается, как от настоящей пули, и падает навзничь, словно подкошенная. Мужчины громко смеются удачной шутке и артистичной реакции поднадоевшей гостьи.

– Вставай, – уже не утруждая себя политесом, советует Хозяин, – пол мраморный, холодный – застудишься.

Но Героиня лежит без движения. Мужчинам уже неприятно. Шутка, конечно, хороша, но не стоит переигрывать. Они наклоняются над неподвижной фигурой женщины и в ужасе замирают. На белой блузке в области груди проступает и увеличивается кровавое пятно. Молча, Хозяин и его Гость приподнимают безвольное тело Героини. На ее спине – тоже пятно. Рана сквозная. На мраморный розовый пол капают, разбиваясь, капли крови.

– Этого не может быть, – побелевшими губами шепчет Хозяин. – Ты же видел, – он заглядывает в глаза Гостю. Но тот отводит взгляд.

И тогда Хозяин трясущимися руками распахивает блузку. Чуть выше бледного девичьего соска – круглая маленькая ранка.

– Что ты сделала, сумасшедшая!? – Хозяин отчаянно трясет Героиню.

– Она, кажется, не дышит, – шепчет ему в ухо Гость, и прямо на пятно на полу бросает что-то вроде шелковой накидки с кресла.

Они бережно опускают на нее неподвижное тело и пытаются сделать искусственный массаж сердца. Сменяя друг друга, неловко давят на грудную клетку. Сначала осторожно, а потом и наотмашь бьют по щекам и ругаются. С их лиц градом струится пот.

Героиня судорожно всхлипывает и начинает дышать – рвано, будто захлебываясь воздухом. Глаза ее, по-прежнему, закрыты. В ранке на груди ритмично пузырится кровь.

Мужики вытирают окровавленные руки о свои дорогие смокинги, бросаются к столику с напитками и стаканами пьют водку. Похоже, они даже не понимают, что хлещут алкоголь, как воду. А Героиня тем временем пытается доползти до дивана с высокими резными ножками.

– Смотри, – Друг тычет в плечо Хозяина пустым стаканом, – куда это она?

– Кошка, – шепчет потрясенный Хозяин. – Кошки так прячутся перед смертью. Подальше от людей.

Они бросаются в женщине и поднимают ее на руки, вглядываясь в смертельно белое и неподвижное, как маска, лицо. Она еще дышит – судорожно и шумно.

Кто позвонил в "скорую" и полицию, не понятно. Может быть, кто-то из них, может, я или Хозяйка? Прибывший наряд исследовал всю комнату. Но ни пули, ни хоть какого-то следа от выстрела так и не обнаружили.

В машине реанимации врачи колдуют над телом Героини. Особое удивление вызвала ее рана – слишком маленькая для пули, и слишком разрушительная для дроби. Тем более, что дробь даже по определению не могла выйти навылет.

Рентген показал, что верхняя доля сердца – в самом жизненно-важном участке пробита. По всем медицинским показателям такая рана – неизбежная смерть. Но, опровергая все законы, сердце продолжает биться.

Героиня лежит в палате, вся опутанная проводами и капельницами. Мерно потрескивают приборы, выдавая разные цветные показатели и непонятные параметры на многочисленных дисплеях.

Хозяин и Гость с ужасом наблюдают за распростертой на кровати женщиной. Изменения, которые происходят с ней, поистине пугающие. Ее пышные каштановые волосы на глазах седеют по всей длине. Кожа на руках вздувается над синими венами, покрывается морщинами и коричневыми старческими пятнами. Лоб прорезают глубокие поперечные морщины, словно оборванный санный след. Носогубные складки ввалились, а вокруг глаз, как на картине торопливого художника, проявилась густая сетка.

Одно поразительно – с ее вызывающим ярко-красным маникюром ничего не случилось. Ногти выглядят так, словно их только что обработали в элитном салоне.

Хозяин совсем не похож на себя. Ничего не осталось от уверенного мужчины с преувеличенным чувством собственного достоинства и правом определять чужие судьбы по своему хотению. Он явно потрясен. И не только случившимся. Что-то похожее на раскаяние или прозрение заставляет его, практически, исповедоваться Гостю.

Он догадывался, что Героиня влюблена в него. Замечал иногда мимолетные взгляды. Одно время это забавляло. И, что уж обманываться, он ждал продолжения, заранее предвкушая, как изощренно "огорчит" ее. Но Героиня никак себя не проявляла. И он даже оскорбился, хотя повода не было. Потому, наверное, инстинктивно, в ответ, на свои собственные фантазии, всегда старался унизить ее. А она – простодушная – этого или не понимала, или, надо признать, просто…

Неужели жалела его? Иногда – после особенно "удачным шуток" – она смотрела на него таким извиняющимися глазами, что он внутренне потешался: "Надо же, серая мышка, а туда же – в любовь"!

Так это она его извиняла? За черствость, жестокость! Она! Его! Теперь он точно знает – она его любила. Он сам давно забыл, что такое любовь. Да и знал ли вообще? Его жизнь проходит в погоне за золотым тельцом и смрадным запахом успеха.

А ей было дано – любить! Но, чтобы так, я сказал: "Умри!" И она не только готова была умереть: без позы, картинного изображения мук и упреков, а просто приняла воображаемую пулю, как настоящую, и умерла.

– Господи! – Друг сжал кулаки. – Если бы меня так полюбил… ну, хоть кто-нибудь… хоть собака какая-нибудь подзаборная… Я бы… я… бы… – Он зарыдал мучительно и беспомощно.

Хозяин откинул простынь с Героини. Перед ним на кровати лежало хрупкое девичье тело. Старость, овладевшая уже лицом, его еще не коснулась. Маленькая грудь быстро покрылась пупырышками от холода. От локтя к ладони на тонкой руке рывками пробивалась, словно меняющая русло река, синяя вена. Он наклонился над ней:

– Девочка, милая, нет… не надо. Прости меня, дурака. Прости. Не умирай. Только не умирай! Я – дрянь! Дерьмо! Не знаю, что ты видела во мне? Но я не стою того, чтобы из-за меня умирали. Очнись! Живи! Пожалуйста! Еще встретишь того, кто будет достоин тебя. Достоин твоей любви! Ты подаришь ее настоящему человеку – доброму, благородному. – Он не замечал, как слезы льются из его глаз. – Господи! Боженька! Если ты, действительно есть, спаси ее… Какая женщина была рядом, а я… – Он бережно целовал пульсирующую жилку на ее руке. – Жизнь прошла… Ничего не понял… Не заметил…

Друг легко толкнул его в бок. К их изумлению с Героиней начали происходить новые изменения. Локоны возвращали свой обычный цвет, кожа на ладонях разгладилась, исчезли морщины на лице, на щеках появился румянец. Она глубоко задышала сама – легко и свободно, как во сне.

Мужчины осторожно отлепили пластырь на груди и… не обнаружили ни раны, ни даже следа от нее. Несколько мгновений они, потрясенные, неподвижно стояли над обнаженным телом, а потом начали снимать присоски с электродами, отсоединять капельницы и провода.

– Пусть поспит, – пошептали они в унисон и, не сговариваясь, пожелали, чтобы ей приснился принц. Настоящий.

Легкая простынка прикрыла обнаженная тело.

По коридору мужчины шли молча, думая каждый о своем. Если бы они могли посмотреть на себя в это время в зеркало, то увидели бы, что стали совершенно седыми. А вдоль их лбов – как санный след – прорезались морщины.

ПОСЛЕСОНИЕ

Да уж, как сказали бы "мы с Петром Иванычем" по меткому выражению классика. Помню в детстве, я часто представляла себя или тяжело больной, или умирающей. Чего в этом было больше – желания не ходить в школу, бесстрашия молодого неопытного сознания или… Даже не хочу углубляться в такую даль. Только на этот – из детства идущий "полет" фантазии – наслаивается вся прожитая жизнь. Очень похоже на желание посмотреть, как плачут обидчики, когда жертва умрет.

Мне нужно было отмщение, сатисфакция… Не захочешь – вспомнишь трагические переживания Чехова на премьере «Чайки»? Вот сон и показал, чем на самом деле был для меня этот спектакль? Медленным, бесчеловечным и сознательным убийством. Простыми словами и действиями оно совершалось обыкновенными безразличными людьми. Жаль только, что наказать их за сотворенное, можно только личной болью. Не сединой и морщинами они должны были быть наказаны, а мраморными хижинами с бассейнами и каминами – огромными, пустыми, холодными и безлюдными.

Впрочем, должна отметить очень важное обстоятельство. Странно, что даже во сне, то есть, в воображении, где можно дать волю любой, самой изощренной фантазии, – у меня не поднялась рука, чтобы убить этих хозяйчиков жизни. И, видимо, сюжет вообще к спектаклю и к моим переживаниям о нем, имел лишь касательное отношение. Это, как в "Хористке" Чехова. Та начала плакать в поезде по конкретному поводу, постепенно вспоминая и все остальные несправедливости, чтобы отрыдать их в один заход.

Спектакль стал просто поводом, спусковым щелчком, последней каплей в чаше горьких и несправедливых обид. Обид, когда в ответ на любовь – я получала пулю.

Пронзительная догадка посетила меня в процессе записывания сна. И она требует изучения или, как минимум, проверки.

Может, я – аутист? Или его подвид? Неявный, адаптированный? Если это правда, то тогда почти все сходится. Моя месть – смешная и беспомощная борьба с какой-то постоянной и беспросветной ненужностью. Ее истоки – в раннем детстве, когда я наивно и чуть ли не маниакально хотела быть, как все, чтобы… А, чтобы, что?

Сколько слез, бессонных ночей, прочитанных книг… Только ответа-то все нет, как и не было. Какие-то натужные, зряшные и бессмысленные усилия. Как бы мне тональность, что ли поменять. Или настройки. И принять себя, как должное, спокойно и трезво. Если ты – зеленый, сколько не перекрашивайся, все равно – зеленым и останешься. И всем это понятно. И природным блондинкам, и, что называется, всем остальным блондинкам.

Можно, конечно, добавить, а "какая могла быть счастливая жизнь", – не помню, кто конкретно так красиво тосковал. Но, сдается мне, что и тут не обошлось без Антона Павловича. Впрочем, не важно. Кажется, пока только кажется, но с каждым днем – я уверена – мне моя зелень будет нравиться все больше и больше. Ведь мужики – хоть и порядочными негодяями оказались, да только себя-то посчитали все же недостойными.

Принца я, конечно, не жду. Во-первых, годы уже не нежные. И потом – их все равно на всех не хватает. К тому же, не всякий принц – принц. Для них-то нет никакой проверки, как горошины для настоящих принцесс. А вот короля, наверное, встретить не отказалась бы. Хотя, что мне делать – в моей-то жизни – с королем? Ему – то камзол подай, то карету к парадному входу вызови, то корону почисти, чтобы не позолотой отсвечивала, а блеск настоящий являла подданным.

Да и сама я дано уже по-королевски только с компьютером общаюсь. Как не то что-нибудь нажму… Прямо анекдот из моей далекой юности про еврея, которого спросили: "Нужна ли ему Волга?" После недолгого раздумья, он ответил: "На что мне все эти берега, пристани и баржи ". Как говорится, "кому щи жидки, кому – жемчуга мелки". Кто про машину "волга". А кто глобальнее – реками да морями, как нынешние "хозяйчики" жизни, – мыслят. Забывая, что "и это пройдет", как всегда бывает с "калифами на час".

СОН-а

Меня пригласили в гости. Как обычно, все веселятся, а за маленьким ребенком присмотреть некому. В таких случаях гости для меня значения не имеют. Иду к малышу. Со всех сторон слышу шепот: "Это ребенок Путина". Мне хочется ругаться нехорошими словами. Это что, повод им не заниматься? Малыш – не важно, чей он? – обыкновенное дитя. И него самые обыкновенные запросы – покушать, напиться, быть искупанным и переодетым.

Распеленовываю плачущий сверток. Так и есть – пора менять подгузник. Купаю его в маленькой ванночке и одеваю. Кроха успокаивается и засыпает в моих руках. Я даже не замечаю слез умиления Путина, который сидит в одиночестве поодаль в темном углу под зеленым абажуром.

Случайно замечаю его взгляд полный боли и страдания. Сердце сжимается от понимания того, что он даже не может подойти к этому ребенку, не то, что назвать своим сыном – закон запрещает.

ПОСЛЕСОНИЕ

Не успела я погоревать по этому поводу, как тут же тут же пришел новый сон, – как вариация предыдущего. Но уже в виде полноценного сюжета. В качестве совета могу себе сказать, что надо прекращать обращать внимание на "желтую прессу", муссирующую "новости" о детях Путина. Не в меру восприимчивой оказалась.

СОН-б. СЛАБАЯ

Прелестный теплый осенний день. На разморенной деревенской улице прохаживается народ. Внезапно раздается дикий детский крик, на который все оглядываются. Никто еще ничего не понял, кроме одной Женщины. Она бросается наперерез – спасать ребенка от бешеного пса. Внезапно вместо пса оказывается инопланетянин. У всех ступор. Женщина с невероятной неженской – не человеческой силой – изгоняет чудовище. Она прижимает к себе плачущего испуганного ребенка и уносит домой. Войдя в комнату, не раздеваясь, она опускается на кровать и мгновенно засыпает, крепко прижимая малыша.

Отец ребенка, потрясенный случившимся, сидит на кухне вместе со взрослой дочерью Женщины. Они не в состоянии даже разговаривать, и засыпают, обнявшись прямо за столом. Запищала сигнализация, и Отец проснулся. Осторожно, чтобы не разбудить, отводить Дочь в спальню. Прикрыв дверь, он тихонько подходит к спящей Женщине. В окно светит фонарь. Женщина выглядит совершенно счастливой.

Отец присаживается на краешек кровати, осторожно гладит ее и ребенка. Слезы текут по его щекам. Он смотрит на хрупкую тоненькую Женщину и пытается понять, как ей хватило сил противостоять злу, которое ввело в каталепсию всю улицу, включая и его самого?

Почему эта незнакомая совершенно посторонняя Женщина, действительно, рискуя собой, смогла противостоять кошмару? Что ею руководило? Зачем она так поступила? Он пытается честно ответить себе на вопрос, что бы сделал он, если бы это был чужой ребенок? Ведь своего…

Он же – предатель! Эта простая, откровенная в своей беспощадной наготе мысль пронзила насквозь. Он почувствовал, как его сердце остановилось и дыхание прекратилось. Внезапно он понял, что хочет жить! Страх, что может погибнуть, спасая своего малыша, его и остановил. Все остальное – просто оправдание.

Именно в этот момент Женщина отодвинулась на кровати, уступая движению ребенка. Кроха немного поерзал и успокоился. Женщина снова прижала маленькое тельце к себе. Отец заметил, что ей предельно неудобно лежать. Но улыбка, по-прежнему, светится на ее лице.

Сердце Отца снова запустилось, и он с трудом сдержался, чтобы не вдохнуть глубоко и шумно. "Так вот как выглядит материнство!" – словно бесчисленными молотками внутри головы запульсировала боль. Какой же это мощный инстинкт, который велит женщине, не рассуждая и не боясь, защищать детеныша. "Но он не ее детеныш?" – Сердце замерло снова. И тут он заметил то, что снова запустило его мотор. Женщина во сне закрывала руками оголившуюся спинку ребенка, чтобы тому не было холодно.

А малыш доверчиво уткнулся носом в ее шею. Отец наклонился и услышал, что спящие дышат в одном ритме, как единое целое. Он даже не понял, что прокусил губу, пока не почувствовал, что по подбородку потекло что-то густое и теплое. Он уже знал, что убьет любого, за этих двоих. Будет защищать их до последнего вздоха…

Потом, спустя много лет, чей-то липкий злой язык рассказал сыну, что Женщина – не его родная мать, а мачеха. Потрясенный юноша потребовал объяснений. И она спокойно в присутствии испуганного мужа, рассказала правду, как все случилось после смерти его настоящей матери. Отец не смог ничего произнести, как много лет назад, он снова спасовал.

Парень страшно возмущен. Почему чужие люди ему открыли глаза на правду? Смириться с этим – выше его сил. Он не выбирает выражения, бросая в лицо Женщины обидные слова. Отец почувствовал, что, как и той ночью, у него остановилось сердце и пропало дыхание.

Женщина с совершенно белым, но спокойным лицом улыбнулась и сказала: "Это не твои слова, сыночка". Юноша в ответ расхохотался. Она вздрогнула всем телом и, недоуменно глядя ему в глаза, как-то осторожно, словно боясь кого-то невольно задеть, неловко пошла к своей комнате.

Отец, как расколдованный соляной столб, стал что-то говорить сыну, пеняя на несправедливые и гнусные слова, а потом внезапно сорвался с места и побежал, ударяясь об углы, следом за женой. Сын презрительно посмотрел ему вслед и направился на выход. У двери он услышал срывающийся на хрип голос Отца, вызывающего "скорую помощь". Сын заглянул в комнату. Женщина лежала на полу с закрытыми глазами, широко раскинув руки. А Отец пытался делать ей искусственное дыхание.

В больнице она лежала тоненькая, хрупкая, опутанная разноцветными трубками и разными шнурами. Впервые она – всегда такая сильная – была совершенно беспомощна. Маленькое и сухонькое тело ее едва угадывалось под одеялом. Лицо было таким же неестественно белым, как и тогда, когда она услышала подлые наветы от сына, которого никогда не считала чужим. Огромные черные круги под глазами довершали страшную картину. Казалось, она впала в какой-то нездешний страшный сон.

– Мы сделали все, теперь зовите ее, – сказал на выходе из палаты врач.

Отец осторожно погладил тонкую руку, боясь задеть многочисленные трубки-катетеры. Впервые он подумал о том, что сына не случайно хотело забрать чудовище еще в детстве.

ПОСЛЕСОНИЕ

Какое может быть послесоние? Да, никакого. Просто – сюжет. Страшненький.

СОН. ЗОЛУШКА НАОБОРОТ

Я – придворный писарь, и в этом качестве должна принять участие в грандиозном празднике. В нашем королевстве решили сыграть в либеральную игру: позволить проскочить любому подданному наверх по карьерной лестнице – на лифте. И верх у нас не простой – место рядом с Принцем.

Принц устраивает смотрины потенциальным Золушкам. Предлагается участие в конкурсе: "Пойти туда, не зная, куда, и принести то, не зная, что". В зале полно народа – дамы с кавалерами, кабинет министров, музыканты, претендентки. Танцмейстер от нетерпения шаркает ножкой по блестящему паркету. На удивление все девушки достойны: умны, красивы, образованы.

Но мне не доставляет труда вычислить среди них ту, которая уже давно любит Принца. Об этой настоящей Золушке знает почти весь двор. Но наследник слишком упрям, и не хочет никаких сказочных повторений. Он хорошо знает девушку и увлечен ею. Только на повестке дня история про "проверку чувств". К тому же, Золушка – простолюдинка. А он не хочет ссориться с папой, даже отстаивая свою любовь. Когда есть конкурс – все вроде бы честно. Его любимой станет или равная, или победившая. Он даже убедил Золушку, что, когда она выиграет и они поженятся, то ни у кого не будет поводов для возмущения.

Золушка сначала принимает это, как единственное условие, которое надо выполнить, чтобы быть вместе с любимым. Она так любит Принца, что уверена – легко пройдет все испытания. Тем более, что у нее есть верный друг – Серый волк. Он обещает ей помочь. Но Золушка сначала отказывается. У всех девушек должны быть равные условия, иначе это несправедливо. Но ее соперницы разные. Есть девушки, как она, бедные. Но большинство вступает в конкурс, имея свиту.

Богатые постоянно подтрунивают над Золушкой – у нее нет слуг, которые следуют за своей госпожой. Но Золушка привыкла к насмешкам и не реагирует на них. Бедные девушки, несмотря на привычку к тяжелой и безрадостной жизни, выбывают первыми. Условия борьбы оказались такими сложными, что в одиночку с ними трудно справиться.

Волк старается не показываться. Его никто не видит, потому он тайно следует за кортежем и помогает Золушке советами. А выходит "из тени" только глубокой ночью, когда героиня делится с ним едой и водой – все пополам. Он ведь бежит следом и не имеет возможности охотиться.

В первом испытании претендентки преодолевают горящее поле и лес. Понятно, что слуги сбивают огонь перед своими госпожами. А Золушка по совету Волка просто намочила плащ и преодолела горящее поле. В лесу же спряталась в медвежьей берлоге и дождалась, пока огонь прогорит над ней.

Далее всех ждет горная река с высоким водопадом. Перед этим испытанием Волк посоветовал окунуться в ледяную чашу горного водопада, чтобы привыкнуть к холоду. Золушка простодушно предложила девушкам последовать за ней. Но все отказались – слишком студеная вода. Золушка, зажмурившись, бросилась в ледяную чашу. В первый момент, ей показалось, что на этом для нее все испытания закончились, и белого света она уже не увидит. Но Волк незаметно поднырнул и вытолкнул ее на берег. Вокруг все смеялись – уж больно комично она выглядела, как мокрая курица. Но Золушка не обратила внимания на веселье.

Она усвоила, может быть, главное правило жизни – нельзя давать страху брать над собой верх. И мысленно благодарила Волка за своевременный совет. Потом, когда всем предстоит пройти страшные пороги несущейся горной речки, Золушка безбоязненно встанет на плот и преодолеет первой водную преграду.

Перед последним испытанием объявляется обязательное условие: задание можно выполнить только вдвоем, но при этом один погибнет. Предлагается страшный выбор: или бой вместе со слугой против невидимого воина, или бой против своего слуги. Сражение не на жизнь – на смерть.

Все – и девушки, и слуги, и организаторы – в ужасе. Ясно, что никого отсюда живыми не выпустят, если условия не будут соблюдены. По сути – предлагается самоубийство. Несколько верных слуг соглашаются на битву.

Оставшиеся слуги обреченно учат своих хозяек приемам боя, а на самом деле, показывают, как надо убивать. Многие лакеи давно сбежали. Их госпожи этому даже рады. Они уже поняли, что не стоит замужество с Принцем человеческой – пусть и холопской – жизни. Девушки уверены, что к конкурсу их не допустят. Готовя репортаж, я явственно ощущаю в воздухе запах смерти.

Золушка ночью приходит к Волку и объявляет ему, что они возвращаются. Она не открывает ему правды. Но Волк сам уже все узнал, подслушав разговоры сбежавших слуг. Он обещает Золушке, что на последнем испытании им ничего не грозит. Он просто превратится в человека, но Золушка не должна опасаться – это будет лишь тень человека. Сам Волк не погибнет, пострадает только его тень.

Внимательно наблюдаю за оставшимися претендентками. Это уже совсем другие девушки. Испытания сделали их жестче, но и сердечнее, смелее и… честнее. Они уже забыли и придворный этикет, и свое чванливое высокомерие. Приключения всех нас настолько сблизили, что уже никто не разбирает – госпожа или слуга – все стали одной большой семьей.

Золушка тоже изменилась. Как королевскому "корреспонденту", мне удается отследить то, что другим незаметно – отношения Золушки и Волка. Любовь Золушки к Принцу постепенно угасала, а теплые чувства к Волку, наоборот, разгорались.

Именно поэтому Золушка долго не соглашается – ведь это обман и несправедливость по отношению к другим. Волк настаивает, ведь на кону – любовь. Золушка все-таки отвергает его предложение. Любовь – даже самая великая – не стоит жизни любого живого существа. Завтра они просто отправятся домой.

Утром глашатай объявляет особое условие последнего испытания. Никто не готов к тому, что организаторы будут так подлы и вероломны. Они не оставляют девушкам выбора. Те, кто дошел до последнего конкурса не смогут от него отказаться. Выйти из испытаний можно только ценой собственной жизни. Но Золушка понимает, что это еще не все. И претенденток наверняка еще чем-нибудь "удивят".

Никто не знал, что король – отец Принца – договорился с правителем "Пойди туда…" о дани. Король откупается от войны, которую ему собирается объявить правитель "Пойди туда…. ", самыми лучшими девушками. Одну из них – так и быть – отпустят. А остальные останутся, как военная добыча. Именно поэтому придумана история с женитьбой Принца.

Мне это условие было заранее известно. Это входило в мое задание: не только писать репортажи с "места событий", но и проследить за точным выполнением королевских договоренностей. Омерзительное задание. Я только не знала о последнем ужасном конкурсе. И потому сообщение об изменении условий последнего испытания меня, как и претенденток, повергло в шок. Жалко всех девушек.

В момент объявления тайного – даже для посвященных – условия с моих глаз слетела пелена. Все стало понятно. Только где-то внутри шевельнулся беспомощный вопрос: "А сам Принц про это знал?" Я поняла, что мы погибнем, если не от "Пойди туда…", то по любой другой причине. Мы жертвы и свидетели. И мы на войне. Не может благоденствовать государство, которое расплачивается за спокойствие знати любовью своих лучших женщин. Презренна такая страна. И достойна поражения.

Правитель "Пойди туда…" внимательно рассматривает претенденток. Он явно доволен – хорошую дань прислал ему Король. Война пока подождет. Он оставит себе всех – незачем портить такой хороший товар. Ведь уже понятно, что девушки не станут бороться против собственных слуг. И тогда он дарует свою "милость": объявляет, что на бой может выйти только одна.

Лицемерие монарха беспредельно. Он "милосердно" обещает при победе конкурсантки – жизнь и возвращение домой для всех. Но, если претендентка погибнет, девушки будут объявлены пленными и останутся в его власти. Он хорошо знает, что его невидимого воина победить нельзя.

Золушка, не раздумывая, мгновенно выбегает вперед, пока никто другой не решился на смертоубийство. Она может спасти всех! Девушки плачут. Но не потому, что Золушка может победить и стать невестой Принца. А потому, что она, наверняка, погибнет, пытаясь всех спасти.

Правитель вынужден согласиться на бой между Золушкой и Волком. Если победит Золушка – все вернутся домой. Если победит Волк – падет страшное проклятие и он, наконец, превратится обратно в человека. В отличие от всех, правитель знает о заклятье. Он сам наложил его на Волка. Он в своей прошлой жизни был единственным человеком, который не боялся спорить с ним.

Я вижу, в каком состоянии Золушка. Принца она уже забыла. Даже не представляю, чего ей стоило решиться на бой? Внезапно мне пришло, как откровение: Золушка мечтает о смерти. Волк это тоже понимает. Он давно по-настоящему любит ее. Золушка только теперь осознала, на что решилась. Она должна убить любимого, чтобы спасти чужих. Волк снова напоминает ей, что биться будет его тень. Но Золушка сомневается, она уже догадывается, что он – человек.

Волк, конечно, обманул Золушку. Для него этот бой – вызов. Он будет сражаться не только за любимую и несчастных девушек, но и за себя. Биться до последнего. Ему ни до кого нет дела, он устал бегать в волчьей шкуре. И уверенность в том, что этот бой – последний, и ему суждено погибнуть, ничего не меняет.

Как хорошо, что никто ни о чем не догадывается. Да, он любит Золушку. Именно поэтому напорется на свою рапиру и не позволит ненаглядной почувствовать себя убийцей. Он погибнет как человек – за любимую!

Наутро они вышли на бой. Бой был страшный – долгий и тяжелый. Волк старался сделать все, чтобы победила Золушка. Ему пришлось изловчиться, чтобы никто, кроме Золушки, не понял, что последний удар он нанес себе сам.

Золушка впервые видит человеческое лицо Волка. Его голубые глаза, светло-русые спутанные волосы, высокий крутой лоб в бисеринках пота. И только, когда он из последних сил шепотом попросил у нее прощения за то, что вынудил ее на этот бой, Золушка поняла все. Не нужен ей никакой Принц. Она боролась не с тенью. От ее руки пал настоящий любимый. Теперь – после всего – жить ей совершенно незачем.

Золушка прижимает к себе голову Волка, заглядывает в его глаза, просит прощения и обещает отвезти его назад – на родину, чтобы похоронить в родной земле.

Правитель "Пойди туда…" так потрясен увиденным, что не узнает сам себя. Он великодушно отпускает всех. Обратно наша делегация едет быстро и печально. Девушки, как могут, пытаются утешить Золушку. Для нее запрягли самых быстрых лошадей. Но она словно ничего не видит и не слышит. Девушка смотрит на Волка так, словно хочет насмотреться навсегда. Это взгляд понятен всем: любовь девушки к Волку закончится с ее последним дыханием.

Принц со свитой вышли встречать победителей. Король радуется – не будет войны. Все девушки сказочным образом вернулись назад, а не остались в плену. Королю подают атрибуты власти, чтобы обручить Принца с избранницей.

Теперь Золушка точно знает, что это такое – "…то, не зная, что". Это – верный, добрый, умный и сильный Волк. Девушки помогают Золушке надеть черный платок. Она даже не посмотрела на Принца – вся ее любовь осталась там – на поле брани, на которое послал ее когда-то желанный, чтобы проверить чувства.

Процессия, не обращая внимания на растерянных Принца и Короля со свитой, медленно направляется к погосту. И чем ближе подходят они к печальному месту, тем меньше жизни остается в самой Золушке. А, когда дошли, оказалось – она тоже не дышит. И тогда завыли-запричитали девушки, упрашивая землю и небо вернуть влюбленных.

Сжалились силы великие. Загремели громом и ударили молнией прямо в сердца погибших. И встал Волк, и поцеловал Золушку.

ПОСЛЕСОНИЕ

Проснулась под впечатлением. Совершенно готовый сюжет. Красивый. Сказочный.

Прямо ЗОЛУШКА НАОБОРОТ. Надо только добавить несколько ярких снов Волка из его прежней жизни. Чтобы было понятно, почему его превратили в Волка. И вообще надо бы ему придумать биографию.

И не забыть вставить парочку эпизодов, когда он становится Человеком. Наверное, на рассвете до первых лучей солнца, когда все спят.

А еще надо убрать "придворного писаря". Во сне его – в смысле мое – присутствие оправдано, а в сюжете – лишнее. Хотя, можно к этому персонажу "повесить" параллельную интригу. Например, некоторые претендентки, могут предлагать взятки за "пиар" или старательно "мозолят" глаз, чтобы попасть в кадр. Потом додумаю.

И все-таки, Золушка мне кого-то напомнила. Не случайно этот сюжет возник. Как же хочется сказки в жизни, чтобы после испытаний – настоящих, не придуманных – добрые люди попросили небеса…

Нет, надо брать себя в руки. Сказкой мне никого не вернуть. Одного хочется, чтобы теперь мама воссоединилась с папой.

СОН. МОЕ КИНО

Мы с дочкой сидим у стены в левом ряду кинотеатра на заключительном вечере кинофестиваля. Вокруг – обычная тусовка. Киношники лицемерно хвалят друг друга, раздают призы, целуются, приторно, лукаво и лживо улыбаясь. Объявляется финальный сюрприз – просмотр фильма кинорежиссера-дебютанта. Ведущий обещает необычное зрелище. Женщина (режиссер) сняла кино в непривычной манере – без сюжета, текста и музыки. После такого "многообещающего" сюрприза народ торопливо покидает зал. Ведущий и организаторы беспомощно и безуспешно пытаются остановить уходящую публику. Зал почти опустел. Тогда оставшихся приглашают занять более удобные места.

Я думаю о том, что, если останется меньше 10 человек, то "кина не будет". Но организаторы ждут, когда публика рассядется. Мы пересаживаемся в центр, но за высоким столом, который остался на сцене, не видно экрана. Тогда мы уходим ближе. Это тоже неудобно. Не будем же мы сидеть весь сеанс с задранными головами? Я возвращаюсь на прежнее место, а дочка остается.

Фильм начинается веселым праздничным хороводом. В центре – девчушка в нарядном платьице, а вокруг нее – персонажи из разных сказок. Они поют ей поздравительную песенку ко дню рождения. Танцы и всеобщее веселье держатся еще некоторые время. Внезапно картинка начинает ползти по периметру зала. Я в полном недоумении, хоть кинозал и современный, но точно – не панорамный.

Вдруг совершенно непонятным образом все зрители оказываются внутри фильма. Мы – в центре событий без всяких стерео очков. Начинается какая-то жуть. Сразу становится понятно, что девчушке предстоит пережить, может быть, самые страшные минуты жизни.

Сказочные герои оборачиваются монстрами, при этом они нисколько не меняются внешне. Персонажи перестают сдерживать то, что долго копилось внутри, когда про них просто читали и смотрели спектакли или фильмы. Их так "забодали" эти предыдущие "детишки", что они вываливают вековой негатив на несчастного ребенка.

Мы – зрители – или должны в этом участвовать на их стороне, или будем им активно противостоять и спасать девчонку… Понимаю, что в этой бойне можно и не уцелеть. В зале вот-вот начнется настоящая рубка. У меня мелькает мысль, что с чем-то похожим я уже сталкивалась. Но сейчас не до литературных воспоминаний.

Я принимаю единственное верное решение – "выйти из игры". Способ мне известен, только непонятно, почему зрители просто не выходят из зала? Их же никто насильно не держит, или…

Или в этом и есть фишка фильма? Ай да, режиссер, неужели она это специально придумала? Ну, конечно, специально. Хвала ей! Но я смотреть на это не стану. Финал мне и так ясен. Впрочем, конечно, девочка может и погибнуть. И, скорее всего, она погибнет. Интересно, как поступят со зрителями, убитыми в процессе этого эксперимента? Утилизируют потом или…

Пока народ определяется, я, пользуюсь своим "боковым" местоположением и легко отстраняюсь от происходящего. Знаю точно, пока я НЕ СМОТРЮ на экран – фильм меня не заденет.