Читать книгу От души – о душе и для души… Сборник стихов - Елена Злыгостева - Страница 4

Возрождается Земля Святая,

С возведеньем монастырских стен, —

Сердце Корекозевского края,

Что когда-то замерло совсем:

Замерло в далёкие былые;

Замерло в безверии людском;

Замерло в безбожные лихие;

Дожидаясь веры день за днём.

Долгие года, томясь в надежде,

Сберегалось Место Духом Святым,

Чистоту свою по вере прежней

Сохраняя образом распятым.

Сохраняясь в ком-то по крупицам,

Прорастало доброе зерно…

Через годы Место сохранится

И дождётся всходов всё равно.

Свято Место – пусто не бывает!

У Земли Святой – Святой Хранитель!

Бог по вере мёртвых воскрешает

И возводит для души Обитель!

Осветило душу ты мою,

Над рекою славное село!

О тебе ключи твои поют!

Греет монастырское тепло!

Светом Божьим светят купола!

Сельская душа в тебе поет,

Когда бьет звонарь в колокола,

Возвещая, что село живет!

Здесь, куда не глянешь с высоты,

Серебрится быстрая река,

Порослью древесной красоты

Окаймив крутые берега!

И иначе смотрит здешний люд!

И мирская жизнь иначе бьет!

Разные пути сюда ведут, —

Что-то пришлых в этот край зовет!

Православный стелется покой

Над селеньем славным у Оки —

Над Святой Гремячевской Землей,

Где звенят во Славу родники!

Из детства помню церковь я в селе.

В ней воздух весь соляркой был пропахший,

И речи бранной гам навеселе,

А где алтарь – станок и токарь падший.

Там дети грелись шумною толпой;

Там мужики за речью не следили,

И тот алтарь – единственно живой,

Себе во вред, не думая, чернили.

Но, не чернилось то, что черным быть

С Благословенья Божьего не может.

И только наказаний длилась нить

В селеньи том, что до сих пор тревожит…

И Крест свой Купол величал святой,

Не раз державший крепко оборону,

Сметавший всех, кто руки с мыслью злой

Тянул к нему, предназначая к слому…

Я помню Костромской земли село,

Чью бытность времена не надломили.

Я помню церковь ту, ее тепло,

Чью нерушимость ныне возродили.

Будним утром, печальная очень,

В церковь девушка как-то пришла.

Не дурна… не грешна, между прочем,

А вот счастья свое не нашла.

И к Святому отцу обратилась,

Попросила дать добрый совет.

Согласился отец… И продлилась

Их беседа под самый обед.

Рассказала: как верит всецело

И любому готова помочь;

Что открыта, и всякое дело

Ей не в тягость; что добрая дочь…

Много-много она говорила

Про себя, да про свой тяжкий рок,

Без утайки всецело открыла

Тайны все, не усвоив урок.

А Священник, внимательный очень,

Только слушал, молчал, не сбивал.

И, когда весь рассказ был окончен,

Он вздохнул и совет странный дал:

«Просишь доброго, значит, совета?

Что ж… По улице голой пройдись!»

«Как же, батюшка, стыдно же это!»

Краской щеки ее залились.

«Что? Не можешь? Стыдишься? Как знаешь…

Видит Бог, многим ты хороша.

Что ж ты душу тогда оголяешь,

Без стыда напоказ выставляешь?

Почему не прикрыта душа?

Ты, хоть, помнишь о том, что важнее?

Тело – бренный и смертный сосуд.

Ты ногой не идешь по аллее,

А бессмертную – голой на суд.

И на чей? – Человеческий! Божий —

Этот позже тебе предстоит.

Перед Богом не скроют одёжи —

Видит всё! А с людьми будь прикрыт!»…

Открытым быть не стоит – не похвалят.

А за глаза: осудят посильней,

Камнями забросают и завалят

Охапками шипованных ветвей.

«Ты за мной?» – Спросил Кузнец у Смерти.

«Нет!» – Сказала та – «Живи покуда!

Инструмент в рабочей круговерти

Затупился сильно – косит худо.

Наточи его, а я присяду.

Отдохнут немного мои кости.»

И под тяжестью кузнеческого взгляда,

С сильным хрустом села в чёрном гостья.

«И чего же ты косить собралась?» —

У нее спросил он разозлённо.

«Головы? Так не к тому подалась…»

«Экий умный…» – Перебила томно.

«Я косой траву кошу! Понятно?

В райские сады дорог бурьяны

Ныне расстелились, не примяты.

Некому вытаптывать поляны.»

Злобно Смерть костями громыхая,

Нижней челюстью по верхней скрипнув,

Продолжала: «Я вам не плохая,

Чтоб чужие жизни брать…» И, всхлипнув,

Продолжала более спокойно:

«Редко кто теперь до Рая ходит —

Редкие туда идти достойны,

Большинство всё больше в Ад уводит.

А, ведь, прежде души я толпою,

По тропе расчищенной с цветами,

К воротам заветным за собою

Провожала, любовалась вами.

Что же с вами стало? Эх вы, люди…

Ты точи косу, не удивляйся.

У ворот Душа ждет… Что ты? Будет!

За работу, да не ужасайся!»

И Кузнец, старухе не переча,

Инструмент покорно заострил

И на сгорбленные в чёрном плечи

Бережно, безмолвно опустил.

«Будет, будет!» – Старая сказала.

«Нам пора. Ты нас не провожай!»

И костями улыбнувшись встала.

«Ну, спасибо! Что ж, Кузнец, прощай!»

Грустная картина разум полнит,

И она уже не за горой,

Если о Душе своей не вспомнит,

О ее спасенье род людской.

Ангел пепел с крыльев отряхает:

«До чего же алчность довела…»

Как, кого спасать, теперь не знает,

И кому умыться добела?

Не о ком и некому прошения

К небу о спасенье возносить.

И кому даровано прощенье,

Тех, кто не прощенный, не судить.

Белым пеплом, как цепная кома,

Мир укрылся и остыл давно.

Да утихло небо после грома,

И к нулю под ним всё сведено.

Всё перед лицом огня сровнялось.

Всё теперь едино и для всех.

Только слов заступных не осталось,

Но остался каждому свой грех.

Отступая, с каждым словом бранным,

С каждым скверным помыслом назад,

От духовной плоти к жизни данной,

Да при жизни источившей смрад…

Ангел пепел с крыльев отряхает

И с печалью: «Не перекричал…»

Души те, чьи скверна распаляет,

Не дозвался – далеко стоял!

Сын обижает всех вокруг.

Как с этим справиться – не знает.

И, вот, отец, как лучший друг,

Ему советом помогает:

«Не обижай, сынок, людей:

Чужих людей, родных и близких.

А раз обидел – гвоздь забей —

На память – в качестве записки.

И эти гвозди забивай

Всегда, как только обижаешь.

Дощечку ими заполняй,

Пока грубить не перестанешь»…

Отца совет сын уяснил

И следовал ему исправно.

И вот всю доску изгвоздил,

Искоренив всю дерзость плавно.

«Ты поменялся – молодец!

И раз обиды надоели,

Теперь» – Сказал ему отец, —

«Рви гвоздь на каждом добром деле»…

Вот гвоздь, другой… последний гвоздь…

И сын к отцу идёт довольный. —

Немало времени пришлось

Нрав исправлять свой своевольный…

Отец ту доску вверх поднял,

И, рассмотрев, подставив к свету,

Он по отцовски вдруг сказал:

«Теперь пойми картину эту!»…

«Забил ты гвозди и убрал,

А вот следы не уберутся.

Вот так, когда б ни обижал,

На душах дыры остаются.

Обидел. Искупил. Прощён…

След ран остался несведенных —

Он в памяти пробит гвоздём

Обид, тобою нанесенных».

Безверия неведанный конец

И вера в Свет со стороны иной…

«Я верю!» – Говорил один близнец.

«Не фантазируй!» – Говорил другой.

«Я верю,» – Говорил один близнец, —

«Что очень скоро мы увидим свет!»

«Не фантазируй! только тут конец,

Как и начало встретим. Света нет.»

«Я верю в то, что там мои глаза

Увидят мамы лик и мир кругом…»

«Не фантазируй!» – Брат ему сказал, —

«Есть только тьма и этот тесный дом…»

«Я верю, наша мама будет петь

Нам песни на ночь, будет обнимать…»

«Не фантазируй! Нету сил терпеть…»

Второй близнец стал первого пинать. —

«Сказал же я: нет мамы, света, глаз,

Нет песен, Мира нет. Есть только «Здесь»…»

«Я, всё же, верю…» – Продолжал свой сказ

Близнец, который первый, – «…в то, что есть!»

«Еще я верю в то, что мы пойдём…»

«Вот это сказки, здесь ты перегнул…»

«И, может, даже, с мамою втроём

За  руки в горы…» Брат второй вздохнул:

«Ну, сколько можно? Сколько повторять —

Не фантазируй?!» И поддал ногой.

А первый брат, не в силах обижать,

Спросил: «Ты не ушибся братец мой?»…

«Еще, я верю, мы заговорим,

И будем грудью воздух мы вдыхать.

Мы подрастём с тобой и побежим,

И будем вместе весело играть,

Учиться будем и найдём друзей,

Подмогой будем маме дорогой,

Любимы будем и хранимы ей…

Зачем ты так пинаешь, братец мой?»

«Затем, что больше слушать не хочу

Твоих фантазий. Нет там ничего!

Нет даже «Там».» И треснул по плечу

Второй близнец братишку своего…

«Не знаешь ты про то, зачем, как враг,

Дерешься ты со мной, подобно зверю?»

«И ты не знаешь то! Ты видишь – мрак

Вокруг тебя и теснота?» … «Я верю!»

Больной взмолился: «Ты за что, Господь,

Меня не любишь так? Ведь я страдаю!

За что так сильно мучаешь мне плоть?

За что мне крест такой? – Не понимаю!…»

Слезами заливался и взывал,

И испрошал у Господа ответа.

Измученный болезнями – устал,

И задремал, и оказался «Где-то».

Там люди шли – несли свои кресты,

Все – друг за другом. Нес и он, устало.

И приближаясь к краю высоты,

Ему, совсем уж, не по силам стало.

Нашел в пути пилу и отпилил

Он от Священной Ноши древа много, —

Значительно свой крест укоротил,

И легче стала вся его дорога…

Заметил то, что крест его иной —

Длиннее он и шире, чем другие.

«Да, в чем же я «особенный» такой?

За что потяжелее водрузили?»…

Он эту мысль обдумать не успел —

Расщелину увидел он земную…

И по крестам своим, кто как умел,

Переходил на сторону другую,

Так осторожно, будто по мосту…

Он понял – «Зря… укоротил я ношу!

Я бы прошел по своему кресту,

Как по дороге ровной и надежной…»

Он обудился – «Господи, прости!

Всё понял я! «За что?» – Спросил неверно.

Всё для чего-то. Для чего? – Спасти!…

Спастись даешь, по милости безмерной.

Я поболею, Боже, помолчу;

Просить я облегчения не буду;

Я крест Святой свой не укорочу,

По силам данный мне Тобой Оттуда!

Здания странного

Мировое Строение,

Где-то, может быть, оно и есть.

Кроме нежданного

Золотое сечение,

Может быть, и судит, но не здесь.

Падают смелые,

Пропасть развратная,

Мнят себя выше других:

Простыни серые,

Крыша покатая,

Сделано вот для таких.

Золотом дышат

Страны огромные.

Черная жидкость главней.

Души не слышат,

Они запрещенные.

Пляски под дождь из камней.

Надо сказать:

Перед кем прогибаешься?

На кого ты буром смертный прешь?

Ты же понять

Совсем не пытаешься,

Что не за этим живешь.

Вещи, предметы

По центру вколочены,

Вертится всё вокруг них.

Нефть и монеты —

Система отточена.

Греть випместа для таких!

Ширится Ад

На поверхность надземную —

Мест не хватает в печах.

Точится смрад

Через плоть облеченную,

Простыни тлеют. В свечах

Неопаленные ищут спасение

Для опаленных людей,

Тех, кто оглох сам к себе от стремления,

При умножении вещей.

Здание Главное —

Мировое Строение,

Где-то, несомненно, оно есть.

Судей нежданное

Золотое сечение

Максимально судит, но не здесь.

Расплети ка ты косы, родная,

И фату к себе не примеряй!

Ты давно не невинность святая,

Как и многие! Не преступай!

Уважай саму суть и невежей,

Будь добра, постарайся не быть!

Да, хотелось бы в белом! Но, где же

Символ белого раздобыть?

Осуждать? Да, пожалуй, не станут —

Не в новинку дела такие.

Ныне многие ложно натянут

На головушки несвятые

Чистоты облаченье из белой,

Отороченной кружевом, ткани,

Чтоб «Как все!»… Ты ж не будь столь смелой —

Не садись не в свои ты сани!

Расплети свои косы, родная!

Не рядись не в свое ты убранство!

Пусть со всеми – другие, не зная…

У тебя же свое постоянство!

Творец прощает всех своих детей,

Достаточно раскаяться всем сердцем:

Поплакать горько о Душе своей,

Омыть слезой, любовью к ней согреться;

Понять её страдания и боль,

Принять и отпустить по Высшей Воле.

Покаяться смиренно ей дозволь,

Ведь эта благость ей нужна всех боле.

Не сложно же – живи, как Он учил:

Всего лишь девять истин непреложных,

Покайся, если в чем-то отступил…

Один отступник в множестве безбожных…

Смущая до постыдства все умы,

На блага видимые истины меняя,

Сминая их, как будто не нужны,

Отца природу бренном попирая…

Творец прощает всех своих детей,

Достаточно покаяться смиренно —

Такая малость… Прикоснуться к ней

Порой все жизни мало, той, что тленна…

Полетело быстро камнем чёрным

Сквозь стекло поверхности небесной

Что-то, угрожая цветом тёмным,

И, земли коснувшись, стало тесно…

Чёрные распашины земные,

Всё в дыму, что едкой смоли круче,

В нём огня не видно, лишь большие

Всё уничтожающие тучи.

И бегут от них земные твари —

Судный день осмыслить не готовы.

Всё не просто так – они попали

Во всеобщий вихрь конца земного.

Понял кто – на месте тот смиренно,

Ждёт покорно участи своей,

Неизбежный рок приняв почтенно,

Не спасаясь бегством побыстрей…

Вот волна приблизилась, мгновение…

Был и нет, но с долями секунд

Ощущение огненного жжения,

С ним короткий крик и в пепле грунт…

И от сна в себя – к исходной точке…

Кто стоял смиренно, тот живой;

Кто бежал, подобно лишней строчке,

Вычеркнут из Книги Мировой.