Читать книгу Лето 1969 - Элин Хильдебранд - Страница 9

[14]

Эван О’Рурк сообщает Кирби, что она последней из девушек приехала на лето в дом на Наррагансетт-авеню. Эван – племянник Элис О’Рурк, лысеющий сорокалетний холостяк с заметным брюшком, который, несмотря на июньскую жару, одет в белую рубашку с длинными рукавами, коричневые брюки и коричневые оксфорды.

Кирби все еще не отошла от общения с доктором Фрейзер. Она снова и снова проигрывает в голове их разговор, пытаясь расшифровать выражение лица и тон хозяйки дома. «А твои родители знают?»

Ровно тот же вопрос доктор Фрейзер задала Кирби во время их первой встречи.

Эван рассказывает ей, что живет в квартире цокольного этажа и управляет делами тети Элис, которая почти оглохла и ослепла от катаракты.

Кирби решает польстить Эвану.

– Твоей тете очень повезло, что у нее есть ты.

Он багровеет. Затем следует за Кирби два пролета лестницы наверх – видя не только обаяние Кирби, но и кое-что еще, – и она понимает, что от своей работы Эван получает почти невыносимый восторг. К тому времени, как они добираются до чердачного помещения, он весь пылает.

– Тебе повезло, – говорит Эван. – Девушке, которая здесь жила, не понравилось находиться одной на этаже, поэтому она переехала в предназначенную тебе каморку размером с телефонную будку. Так что теперь эта комната с двуспальной кроватью – твоя. Здесь даже отдельная раковина.

– Отлично! – восклицает Кирби. Комната на чердаке, как и следовало ожидать, просторная и пыльная. Боковые стороны скошены крышей, но все же остается достаточно места для двуспальной кровати, комода, шкафа, вентилятора на подставке, стальные лопасти которого создают приятный ветерок, и обещанной раковины с прибитым над ней крошечным круглым зеркалом. Есть также одно окно, которое, похоже, выходит на нижнюю часть крыши. Великолепно.

– Мне нравится, – улыбается Кирби. Эван ставит на пол ее большую сумку, Кирби бросает рядом вещевой мешок и кладет на кровать свое сокровище – портативный проигрыватель «Силверстоун».

– Мой отец заплатил аренду, правильно?

– Да, – подтверждает Эван. – Также тебе ежедневно положен завтрак, кроме воскресенья. Душ и туалет – на втором этаже, общий на четырех девочек.

– Женщин, – поправляет Кирби.

– О, так ты феминистка? – Эван выглядит неожиданно заинтригованным. Может, ему интересно, нравится ли Кирби идея свободной любви, ходит ли она иногда без лифчика, избавилась ли от сексуальных запретов, которые сковывали девочек, выросших в пятидесятые.

Разумеется, Кирби – феминистка. В прошлом она погуливала (до офицера Скотти Турбо у нее было еще два любовника), но, после того что произошло этой весной, поклялась дождаться любви, прежде чем снова ложиться с кем-то в постель. Она никогда, никогда не будет спать с Эваном О’Рурком. Но немного повеселиться, пожалуй, можно.

– Ты куришь травку, Эван? – спрашивает она.

Он явно пугается. Неужели Кирби в нем ошиблась? Может, Эван попросит гостью покинуть дом, до того как та распакует хотя бы одну мини-юбку. В конце концов, ей придется проситься жить у Раджани. Или провести лето на Нантакете с Экзальтой, Кейт и Джесси. Немыслимо. Когда же, когда же, когда она научится держать язык за зубами?

Но тут Эван расплывается в кривой улыбке.

– Случается, – признается он, – хотя официально курить в доме запрещено. Еще не разрешается употреблять алкоголь и приводить гостей противоположного пола.

– Это все и правда запрещено? – уточняет Кирби. Ничего удивительного, что Дэвид с такой готовностью выписал чек. Должно быть, предварительно убедился, что это место – натуральный монастырь. – Серьезно, Эван? – Она тянется к его бледной, как пудинг, кисти. Эван подпрыгивает, и Кирби отдергивает руку: в последнюю очередь она желает наградить беднягу эрекцией.

– Ну официально – да, – тянет Эван.

– А как насчет музыки? Музыка-то разрешается?

– Если только не слишком громко.

Кирби поджимает губы. Доверие Эвана придется завоевывать постепенно. Она расстегивает молнию на чемодане.

– Я взяла только шесть пластинок.

У Кирби ушло несколько часов на то, чтобы выбрать эти шесть, которые поместились в ее сумку. В конце концов она решила, что важнее всего взять альбомы для разных настроений: ликования, гнева (личного и политического), надежды (личной и политической), разбитого сердца, спокойного самоанализа и дождливого дня / воскресенья. Оптимистично настроенная, она достает альбом «The Second».

– Тебе нравятся Steppenwolf?

Через несколько минут Кирби и Эван О’Рурк уже лежат на крыше, опираясь на локти и обкурившись до беспамятства; на заднем плане завывает Джон Кей. С крыши открывается потрясающий вид на Серкет-авеню, Оушен-парк, пролив Вайнярд-Саунд. В нынешнем состоянии Кирби гораздо легче терпеть Эвана.

– У меня есть работа: я буду убирать номера в «Ширтаун Инн», – говорит она.

– Это в Эдгартауне, – сообщает Эван. – У тебя есть машина?

– Нет.

– А велосипед?

– И велосипеда нет. И нет денег на велосипед, даже подержанный.

– Так как ты будешь добираться до Эдгартауна и обратно? – вопрошает Эван.

– Думала ходить пешком.

Эван разражается хихиканьем. Если Кирби закроет глаза, можно поклясться, что рядом с ней десятилетняя девочка.

– Слишком далеко, – наконец выговаривает Эван. – Дотуда три мили, не меньше.

– Три мили – не так и далеко, – храбрится Кирби, хотя ее сердце екает.

Она привыкла к Нантакету, где на весь остров – один город. На Винограднике Марты шесть городов, некоторые из них довольно далеко. Она смутно знала об этом, но совершенно не задумывалась, как на самом деле станет добираться.

– И что же мне делать?

– Будешь ловить попутки, – советует Эван. – Для таких милашек, как ты, это проще простого.

Следующим утром Кирби рано встает, завтракает одной из первых – овсянка со свежей черникой, коричневым сахаром и молоком, а еще тарелка ржаного хлеба с маслом и абрикосовым конфитюром. Кирби обычно не любит завтракать и терпеть не может кашу и ржаной хлеб, но решает, что раз еда бесплатная, то надо есть, и есть обильно.

Все собираются за столом, и Кирби понимает, что выбрала хорошее место. Единственная, кто выглядит хотя бы слегка перспективно, – девушка, сидящая рядом. Она пухленькая, с красивым лицом, большими голубыми глазами, длинными темными волосами, розовыми губами и хорошим настроением.

– Патриция О’Каллахан, – представляется она, протягивая руку. – Зови меня Патти.

– Катарина Фоли. Лучше Кирби.

– Ты поселилась в чердачной комнате?

– Да, мне там понравилось.

Тонкогубая девушка с другой стороны стола фыркает:

– Там жарко и мышь живет.

– Не буду выключать вентилятор, а мышей я не боюсь.

– Так-то, Барб, – фыркает Патти.

Барб хмурится на Кирби, и Кирби сожалеет о своей браваде.

На самом деле она кое-чего боится: во-первых, автостопа, а во-вторых, перспективы остаться без работы. Кирби солгала родителям, доктору Фрейзер и Эвану О’Рурку, сказав, что у нее есть работа. Та женщина из «Ширтаун Инн» только сообщила, что у них открыты вакансии горничных. Работу без личного интервью она предложить не могла.

Во время завтрака Патти рассказывает о себе. Она младшая из девяти детей в семье, ее родители живут в Южном Бостоне, а сама Патти приехала на Виноградник, потому что ее брат Томми – менеджер в кинотеатре «Стрэнд», и он подыскал сестре работу в билетной кассе на утренние и некоторые вечерние представления. Патти хотела стать актрисой, подала документы в школу актерского мастерства Ли Страсберга в Нью-Йорке, но ей отказали, а денег на обучение в Йеле не было. Она считает, что если посмотрит побольше фильмов, то сможет научиться актерскому мастерству. К тому же ей достается бесплатный попкорн.

– Брат живет в Чилмарке с двумя другими парнями, – трещит она. – Я вас познакомлю.

– У тебя есть автомобиль? – с надеждой спрашивает Кирби.

– Велосипед. Моя цель этим летом – сбросить десять килограммов. – Патти бросает тоскливый взгляд на масло и абрикосовый конфитюр.

После завтрака Патти показывает Кирби свою комнату. Та на первом этаже, слева от главного входа (и это отлично, говорит Патти, так легче улизнуть после комендантского часа), а ванную внизу она делит только с Барб, которая променяла чердак на чулан для метел. Барб противная, доверчиво шепчет новая знакомая, всегда угрюмая и осудила Патти, когда та в прошлое воскресенье проспала церковную службу.

– Службу? – недоумевает Кирби. – Летом никто не ходит на службу.

– Наверное, ты прихожанка епископальной церкви.

– Виновна, – хмыкает Кирби. Епископальная церковь Святого Павла на Нантакете расположена на Фэйр-стрит в полутора кварталах от дома Экзальты, но они с семьей ходят туда только раз за все лето, обычно на вечернюю службу. Хотя в этом году они, возможно, будут наведываться чаще, ведь Тигр за океаном. Кирби раздумывает, стоит ли ей пойти на мессу вместе с Патти, чтобы поставить свечу за брата.

– Три остальные девочки живут на втором этаже, они ирландки из графства Корк. Я зову их Миссы: Миранда, Морин и Микаэла. Они такие правильные: не пьют, не курят, не спят с парнями.

По совету Патти Кирби на интервью в «Ширтаун Инн» надевает юбку по колено и строгую блузку. Расчесывает волосы, собирает их в хвост и закручивает в узел.

А затем отправляется на Сивью-авеню и поднимает вверх большой палец.

Мимо проносится куча машин, включая грузовик прачечной и джип с открытым верхом, битком набитый парнями из колледжа. Один из них свистит и поднимает два пальца в знаке мира, но джип не притормаживает, в нем все равно нет места для Кирби. Она идет вдоль воды. Здесь безмятежно и, кажется, совершенно безопасно, но Кирби все равно задается вопросом, что бы подумали мама и – не дай бог – бабушка, если бы увидели, что она путешествует автостопом. Они бы решили, что ей жить надоело. Иначе зачем садиться в машину к совершенно незнакомому человеку? С ней могут сделать все что угодно – похитить, изнасиловать, убить и расчленить.

Рядом притормаживает вишнево-красный «Шевроле-Корвейр», и Кирби понимает, что водитель – черный. Она знает, что это не повлияет на ее решение – садиться в машину или нет. Как можно заявлять о своей прогрессивности, если демонстрировать ту самую предубежденность, за искоренение которой она борется? Автомобиль останавливается, из окна высовывается молодой парень.

Он симпатичный, отмечает Кирби. На нем безупречно белая футболка и очки «Рэй-Бен».

– Куда направляешься? – спрашивает он.

– В Эдгартаун, гостиница «Ширтаун Инн».

– Я знаю, где это. Садись.

Кирби колеблется, но лишь считаные секунды. Ведь именно так работает автостоп, верно? Тебя предлагают подвезти, ты соглашаешься.

Кирби обегает машину и запрыгивает на пассажирское сиденье. Автомобиль чистый – ни мусора, ни пыли, ни песка. Кирби охватывает тоска по «Интернешенал-Харвестер-Скаут», который она водила на Нантакете. Она почти гордилась тем, что ко Дню труда в «Скауте» накапливались сувениры отличного лета: доска для серфинга, охапка трусиков от бикини, найденные в песке доллары и ракушки, скомканные обертки от еды навынос из «Чайки» в Мадакете, полдюжины влажных пляжных полотенец, несколько расплющенных банок «Шлиц», случайно найденный панцирь мечехвоста, мятая надорванная обложка «Долины кукол» Жаклин Сюзанн и примерно полтонны песка.

Этот автомобиль выглядит так, словно его только что купили.

– Мне надо на собеседование для приема на работу, – сообщает Кирби.

– Отлично, – отзывается парень. – Ты только что приехала на лето?

– Вчера. Я учусь в Симмонсе, в Бостоне.

Парень смеется.

– А я – в Гарварде, в Кембридже.

– Погоди, – соображает Кирби, – ты Даррен?

– Он самый, – отвечает парень, сдвигает на лоб очки, расплывается в белоснежной сияющей улыбке и щелкает пальцами. – А ты, наверное, подружка Раджани. Тебя зовут… Кейси?.. Китти?..

– Кирби. Мое настоящее имя Катарина, но все зовут меня Кирби.

– Кажется, Раджани говорила, что у твоей семьи дом на Нантакете?

– Боюсь, что так, – кивает Кирби.

– А что же ты не там? Не пойми меня неправильно, мы на Винограднике рады всем красоткам, но я думал, что жители Нантакета держатся особняком.

– Нужно было сменить обстановку, – отвечает Кирби. Они переезжают деревянный мост, и она выглядывает из окна. Справа большой спокойный пруд, окаймленный камышом. – У меня был трудный год. – Кирби закрывает глаза и качает головой. Не следовало этого говорить. – В мае моего брата отправили во Вьетнам.

– Черт, вот отстой, – реагирует Даррен.

– Я пыталась уговорить его уехать в Канаду, но брат сказал, что Канада – для тех, кто боится пули. Он согласен, что война – это плохо…

– Еще как плохо, – поддакивает Даррен.

– Но у него сильное чувство долга. Наш отец… – Кирби сглатывает, – воевал в Корее. Наверное, был героем. Не знаю. Он умер через несколько месяцев после возвращения домой, я его толком и не знала, но… нам всегда говорили, что папа был героем. Думаю, Тигр очень серьезно к этому относился.

– Его можно понять. В армию призвали моих друзей из школы «Бостон Латин», а потом прихватили моего соседа по комнате с первого курса в Гарварде. Он погиб в битве при Дакто.

– Я слышала об этом в новостях, – говорит Кирби. – Мне очень жаль. Потому-то я и против войны. Уэстморленд[15] отправил американских солдат взять эту гору любой ценой, а через несколько недель армия ее оставила.

– Говорят, Абрамс[16] получше. Думаю, с твоим братом все будет в порядке.

– Непременно, – соглашается Кирби. Так она и сказала Тигру перед отъездом. Он должен вернуться живым. Может, у других семей и хватит сил перенести потерю сыновей и братьев, но Фоли-Левин не такие. Просто не такие. Или, наверное, только Кирби не смогла бы пережить трагедию. Когда Тигр уехал, в ее жизни и так царил полный разлад, самый пик душевных терзаний по Скотти. На самом деле она сказала Тигру, что переедет с ним в Канаду. Они могли бы снять квартиру в Монреале, выучить французский, полюбить хоккей. Эмигрировали бы и ни разу не оглянулись бы.

– Я подрабатываю спасателем на пляже Инквелл, – говорит Даррен. – Туда и ехал, когда увидел тебя.

– Ой, так я тебя сбила с пути! – восклицает Кирби. – Прости, пожалуйста. И большое тебе спасибо! Непростая бы вышла прогулка.

Они минуют знак, обозначающий въезд в Эдгартаун, и Кирби любуется зелеными улицами, застроенными очаровательными белыми дощатыми домиками. Тут даже живописнее, чем в центре Нантакета, что Кирби раньше казалось невозможным. Они проплывают мимо церкви китобоев, изысканного миниатюрного тенистого садика с каменными скамейками, здания с белыми колоннами под названием «Пресервейшен Холл».

– На работе мне надо быть к десяти. Я просто люблю приходить пораньше. Показываю пример, понимаешь. – Он ухмыляется, и Кирби практически падает в обморок. Даррен такой симпатичный и такой классный. У Кирби раньше не было чернокожих друзей, хотя она в хороших отношениях с чернокожими девочками в Симмонсе, особенно с Трейси из класса английского языка, которая познакомила ее с поэзией Гвендолин Брукс. Раджани – индианка, и они с Кирби кучу времени провели за обсуждением расовых вопросов. Тогда-то Кирби и решила, что хочет жить в стране, свободной от предрассудков.

Она задумывается, каково это – встречаться с Дарреном. Он, конечно, не приглашает ее на свидание. Только подвозит.

Даррен высаживает Кирби перед входом в «Ширтаун Инн» в тот самый момент, когда по ступеням поднимается женщина в зеленом платье с ярко-красными волосами. Даррен окликает ее:

– Эй, миссис Бенни!

Красноволосая женщина заслоняет глаза от света, Кирби тем временем вылезает из машины, аккуратно оправляя юбку. Миссис Бенни – та самая, с которой она говорила по телефону, и Кирби гадает, как ее выход из автомобиля Даррена выглядит со стороны.

– Привет, Даррен! – отзывается миссис Бенни. – Передай, пожалуйста, родителям, что я получила огромное удовольствие от вчерашнего вечера. Ничто не сравнится с фрейзеровскими вечеринками.

– Передам, – обещает Даррен.

Миссис Бенни машет ему и исчезает внутри здания.

– Спасибо, что подбросил, – благодарит Кирби. – Ты настоящий спасатель.

– Удачи на собеседовании. А где ты живешь?

Кирби называет адрес.

– А, дом мисс О’Рурк.

– Ты знаешь его?

– Там каждое лето живут самые красивые девчонки. И я гляжу, нынешний год не исключение.

– Ой, спасибо. – Кирби изображает быстрый реверанс.

– Только следи за Эваном, – предупреждает Даррен.

– С Эваном я разберусь, – обещает Кирби. – Будет как шелковый.

– Не сомневаюсь, – кивает Даррен. – Так что, заглянешь как-нибудь на пляж Инквелл? Я всегда там, и от твоего дома легко дойти пешком.

– Хорошо, – соглашается Кирби. – Загляну.

– Я серьезно, – настаивает Даррен. – Приходи.

Сердце Кирби замирает.

– И я серьезно. Приду.

Даррен машет и уезжает, а Кирби остается на лестнице и глядит вслед машине, пока та не исчезает из виду.

Путешествие автостопом – ее лучшая затея.

Оказывается, что миссис Бенни – генеральный менеджер «Ширтаун Инн». Она приглашает Кирби в свой маленький кабинет за стойкой регистрации.

– Откуда ты знаешь Даррена? – спрашивает миссис Бенни.

Кирби уже открыла рот, чтобы признаться, что он ее подвозил, но осекается, забеспокоившись, как это прозвучит.

– Со школы, – говорит она.

Миссис Бенни смотрит в резюме Кирби, которое лежит перед ней на столе.

– Но ты учишься в Симмонсе, – замечает она. – Это женская школа.

«Женская школа», – повторяет про себя Кирби.

– Меня с ним познакомила подруга из Симмонса, – выпаливает она. – Они с Дарреном с детства проводили здесь лето вместе.

– Но семья Даррена постоянно живет на острове, – говорит миссис Бенни. – Я знаю этого мальчишку с тех пор, как он под стол пешком ходил.

Кирби так нравятся ее слова. Виноградник Марты – место, где существует расовая гармония!

Миссис Бенни указывает на пометку, написанную от руки на полях резюме. Кирби часами сидела за «Андервудом» сестры, печатая и перепечатывая, пока не создала идеальный экземпляр, а теперь его почеркали вдоль и поперек.

– Тут говорится, что ты хочешь работать горничной. Но, к сожалению, все вакансии уже заняты. Знаешь, ирландские девочки приезжают сюда еще в мае.

Кирби падает духом. Ирландские девочки – такие, как Миранда, Морин и Микаэла со второго этажа, – приехали в мае и захватили все вакансии. Если нет работы горничной, что же ей осталось?

Качать бензин? Упаковывать продукты?

– Я хотела приехать раньше, – выдавливает Кирби, – но надо было закончить семестр.

Миссис Бенни поднимает голову и смотрит на Кирби так, будто видит впервые в жизни.

– Ты красивая девочка и окончила три курса колледжа. – Она наклоняется, демонстрируя свое глубокое декольте. – А что скажешь о том, чтобы работать за стойкой регистрации?

Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Кирби кивает, не в силах выдавить ни слова.

– Мне только что пришлось уволить девушку, – объясняет миссис Бенни, – за неблагоразумное поведение.

Кирби понимает, что спрашивать не стоит, но ее разбирает любопытство: где же прокололась предшественница?

Миссис Бенни, кажется, читает ее мысли.

– У нас останавливался джентльмен, и Вероника выдала его жене ключи от его комнаты, не посоветовавшись ни с ним, ни со мной. Это привело к очень неудобной ситуации.

Видимо, джентльмена застукали со студенткой, догадывается Кирби. Или секретаршей. Или с чужой женой. Она отгоняет мысли о Скотти Турбо.

– Прежде чем примешь предложение, должна объяснить тебе кое-какие особенности работы. Приходить надо вовремя. Опрятно одеваться, тщательно причесываться. Никаких брюк или кюлотов. Никаких обнаженных рук. В нашей гостинице селятся уважаемые люди, например бизнесмены с Уолл-стрит, руководители компаний. Только что я забронировала комнату для сенатора Эдварда Кеннеди. Он остановится у нас в следующем месяце.

Тедди Кеннеди! Кирби ушам своим не верит.

Миссис Бенни продолжает:

– Здесь, в гостинице, наш приоритет – это комфорт гостей и их конфиденциальность. Понимаешь?

– Кристально ясно, – отвечает Кирби. Она так рада, что завязала волосы в узел перед собеседованием, а вот вопрос гардероба ее беспокоит. Надо поискать на Винограднике магазин вроде универмага Буттнера, где продается подходящая одежда. Тедди Кеннеди! Она дождаться не может, когда расскажет Раджани. Но только… надо быть осторожной.

– Свободна смена с одиннадцати вечера до семи утра. Это не будет проблемой?

Кирби какое-то время переваривает услышанное – с одиннадцати вечера до семи утра. Миссис Бенни предлагает ей ночную смену. Будет ли это проблемой? Кирби быстро прикидывает. Она вернется на Наррагансетт-авеню как раз к завтраку, а потом поспит. Если спать с восьми до двух, то у нее останется все послеобеденное время для пляжа и вечерних развлечений. Это не оптимальный вариант, но от таких предложений не отказываются.

– Выходные свободны? – спрашивает она с надеждой.

– Свободные дни – понедельник и вторник, – отвечает миссис Бенни. – Уходишь отсюда в понедельник утром в семь утра и возвращаешься в среду вечером к одиннадцати. Девяносто долларов в неделю.

Девяносто долларов в неделю! Кирби сама ужасается, что поддалась власти американского доллара, но невозможно отрицать его привлекательность. Ей придется отказаться от выходных, однако, учитывая бурное прошлое, это, возможно, не так уж и плохо. Она должна доказать, что достойна лучшего, должна научиться вести себя этично. Миссис Бенни предлагает Кирби шанс показать, что она ответственный взрослый человек. Кроме того, с таким расписанием ей удастся избежать очереди в ванную на втором этаже, и у родителей не будет причин жаловаться.

Кирби станет администратором!

– Согласна, – говорит она.