Читать книгу Шрам - Элис Бродвей - Страница 8

Мел рано ложится спать, не выпуская из рук записную книжку и карандаш.

– Дверь не запирается на замок, Леора. И мне вовсе не улыбается сторожить тебя всю ночь. Попытаешься сбежать, тебя непременно поймают и накажут, а вместе с тобой достанется и другим. Понятно?

Я киваю в ответ. Не собираюсь я бежать. Галл во власти Лонгсайта, и я никуда не денусь.

Лёжа на комковатых подушках под тонким одеялом, я гоню мысли о незапертой двери. Стараюсь не думать о Галл. Ведь я хотела оставить её совсем ненадолго.

Не даю себе думать и о маме. Неужели Лонгсайт сказал правду? Нет, мама никогда бы не предала меня. Никогда. Но, лёжа в темноте, я понимаю, почему она меня презирает. Как хочется снова стать маленькой – ребёнком в коконе материнской любви. Сейчас мне холодно и одиноко, никому здесь нет до меня дела.

Мел посапывает. Негромко, но стоит мне различить эти звуки, и они не дают мне покоя. Я не могу уснуть. Встану, пожалуй, пройдусь по коридору до угла и обратно: устану и тогда сразу засну.

«Я гостья, а не пленница», – едва слышно напоминаю я себе.

Дверь кабинета открывается беззвучно. За порогом мне сразу дышится свободнее. Я иду по коридору и вдруг вижу полоску света – она пробивается из-под двери, ведущей в музей…

«Я просто загляну туда на минутку».

Бесшумно прокравшись по ступенькам, я оказываюсь за стойкой приёма посетителей. Каменные ступени на противоположной стороне широкого фойе манят меня, и я мчусь по ним вверх, выглядывая по пути во все окна. Из окна на первой лестничной площадке я вижу перед музеем охранника. Отпрянув в сторону, чтобы меня не было видно с улицы, я пробираюсь к стендам, где собраны материалы о наших легендах. Меня тянуло именно сюда с того мгновения, как я вошла в музей.

Здесь призраки. Мерцающие бесплотные силуэты прошлого. Одного я мысленно вижу очень чётко – это отец, он ведёт меня за собой, улыбается, говорит: «Скорее, вот самое интересное». Папа ходил на выставку каждую субботу и видел её будто в первый раз: он смотрел вокруг любопытными глазами ребёнка и улыбался, как влюблённый.

Может, это и была любовь. Возможно, отец так встречался с ней: глядя на картинки к легенде о Белой Ведьме. Миранда, моя настоящая мать, – живое воплощение образа Белой Ведьмы. Говорят, она была очень красива. Я долго жила, даже не предполагая, сколько всего от меня скрывали. Правда оказалась куда сложнее любой выдумки. Я родилась среди пустых, а мою мать изгнали, потому что она полюбила отмеченного мужчину.

Теперь я стою перед Белой Ведьмой и искренне жалею, что не знала своей родной матери. Ведь она умерла почти сразу после того, как дала мне жизнь. Сквозь стеклянную крышу на изображение Белой Ведьмы падает лунный свет, и она кажется очень бледной. Странно, что я не замечала своего сходства с ней, пока Обель не велел мне нарисовать Белую Ведьму в тот день, в студии. Я будто рисовала автопортрет, но не глядя в зеркало. А Обель ещё сказал, что моя мать даже больше похожа на Белую Ведьму, чем иллюстрация в книге.

Я всегда знала только одну мать – мою строгую и немногословную маму, чья любовь всегда была со мной, и я думала, что так будет всегда. По этой маме я скучаю, стремлюсь в её объятия и мечтаю о её прощении. Для меня она навсегда связана с домом и надёжной защитой. А папа любил их обеих. Не представляю, каково это – любить двух женщин, как папа любил моих мам. Неужели воспоминания о них перепутались у него в голове? Жаждал ли он поцелуев одной, наслаждаясь ласками в объятиях другой?

Я прижимаю ладонь к стеклу, и появляется другой призрак. Оскар. Его ладонь рядом с моей, хотя мы едва знакомы. Как бы мне хотелось вернуться в прошлое, к тем минутам. Или, может быть, оказаться там на несколько дней. Знай я, что мы прощались чуть ли не навсегда, поступила бы я иначе?

Моя рука сжимается в кулак, и мне хочется пробить стекло на музейном стенде.

Эти истории, сказки, которые нам рассказывали, – всё из-за них! Мы, пустые и отмеченные, боремся, сражаемся из-за сестёр, из-за Святых… Вот бы избавиться от них. Быть может, прекратились бы и ссоры. Как бы мне хотелось встретиться с этими сёстрами наяву, как уже не раз бывало во сне. Я соединила бы их руки, рассказала, какой кавардак они нам устроили, и попросила бы их помириться и воссоединиться.

Мне говорят, что в этом-то и есть моё предназначение. Я – воплощение сестёр. Обеих: и Мории, и Белой Ведьмы. Я мостик, спасительная помощь, связующее звено, верёвка, переброшенная через бурный поток. Когда я шла в Фетерстоун, то думала, что несу пустым свет, что покажу им дорогу к правде, к истине Сейнтстоуна. Однако теперь я знаю о них куда больше. Повстречавшись с пустыми, я уверена: они вовсе не блуждают во тьме, не видя правды. Им достаточно собственной правды, они в ней захлёбываются. А объединить две правды, всё равно что смешать воду и электричество. Назревает буря, и, когда молния ударит в землю, вспыхнет огонь.