Читать книгу Алмарэн - Элис Грин - Страница 5

Два года спустя…

Алма довольно быстро поправилась с того момента, когда я первый раз убил кроликов. С травами и пищей я легко вылечил ее. И теперь она так же, каждое утро и вечер улетала осматривать лес, а я, дождавшись обеда – самого безопасного времени, шел на охоту. Мое тело заметно окрепло, и выбраться из нашей ямы – теперь не составляло труда. Алма поняла, что останавливать меня бесполезно, и ей пришлось отпускать меня на прогулки. Карта местности заметно расширилась, постепенно я заходил все дальше в лес. И главное, искал выход. Я не помню, сколько Алма несла меня до этого места. Как далеко от города, где я родился. И все же, я не смел спросить, как мне выйти. И ушел бы я?

В первый год, я только и искал повод, но сейчас, привык, что ли. Мой монстр стал больше со мной говорить, мы обсуждали книги, делились воспоминаниями (точнее она), Алма терпеливо ждала меня в нашем доме вечером, и только после этого летела по своим делам. Иногда мы даже ходили на охоту вместе, когда за мной кто-то долго следил, или она сама чуяла большую опасность.

С ней охота была всегда удачной, потому что даже оленя она убивала с одного удара лапой, а я гнался за ним с копьем весь день, и в итоге уходил ни с чем.

– А почему ты не летаешь днем? – спросил как-то, натачивая копье, – не хочешь, чтобы тебя видело много людей?

В это время Алма лениво развалилась на большом камне, грея косточки и закрывая крылом сапфировые глаза.

– Нет. Просто не люблю день. Жарко.

И опять я ей не поверил. Она редко мне врала, а если это делала, морщила нос, и отводила пристальный взгляд в сторону. Ну, не хочешь говорить – не надо.

– Кстати, – от нахлынувшей мысли я бросил заточку, – где зима?

– Не поняла вопроса.

– Ну, тут все время лето. Ни осени, не весны.

Она перевернулась на спину, подставляя солнцу пузо.

– Тебе не нравится тепло?

Иногда ей все-таки не хватало человечности.

– Нравится, но хочется разнообразия. Ты же управляешь погодой в этом лесу, верно? За пределами леса ведь сейчас зима, если мне не изменяют подсчеты.

Мое дерево снизу почти все было увешано веточками. Вот подрасту еще – буду вешать еще выше.

Ей очень не нравились разговоры о способностях, и вообще о ней самой. Будто у нее низкая самооценка. Интересно, Алме вообще известно, что такое самооценка?

Чаще, говорить с ней было легко, а иногда наш диалог заходил в тупик недопонимания.

– Ладно, – это новое слово она взяла у меня, – будет тебе зима. Завтра. Готовься защищать свое хрупкое тело от холода, человечек.

Вот и выяснили правду. Она просто не хотела, чтобы я замерз. И, конечно, этот острый язычок никогда такого не скажет.

– И охотится в снегу тяжелее.

– Знаю. Но зато следы видно. До тебя я помню зимы, Алма, не надо мне тут инструктаж проводить.

Сузив глаза, она фыркнула, и повернулась ко мне… хвостом.

Обещания она всегда выполняет, и только я открыл глаза у своего теплого уголка в пещере, и пошел ополоснуться в небольшое пещерное озеро, как понял, что в нем плавают льдинки. И вода ледяная.

– Бр-р-р, – вздрогнул я и сильнее укутался в овечью шкуру, – пойду-ка я назад к огню.

У выхода сидело мое чудовище, и хитро ухмылялось, виляя хвостом.

А на нашей поляне играла пурга.

Мои овощи! Я совсем забыл!

Наскоро одевшись, и накинув кучу шкур, я выбежал на улицу, спасать картошку, капусту, морковь, и промерзшие помидоры.

– Что же ты такое! – крикнул я Алме, махая морковкой в руке, – могла и предупредить! Весь наш урожай под хвост медведю!

– Твой, – вежливо поправила она, – твой урожай. Ты же хотел зимы – пожалуйста.

А вид довольный-предовольный! Как у нажравшейся кошки.

– Ты ведь тоже ешь картошку!

– Да, но она под землей. Ей ничего не будет.

– Ух, – замерзшими руками я собирал последнее живое в своей грядке, – зря я тебя языку научил!

Она замурлыкала, подражая смеху.

На дереве, еще покрытом листьями, замерзли мои ленточки.

Через сугробы, вернувшись обратно, я и мой урожай расположились у костра, греться. На Алму я даже не глянул, когда заходил. И молча сидел.

Своим монстрическим чутьем это существо почуяло, что я недоволен, и незаметно пододвигалось ко мне, невзначай любопытно фыркая.

– Что ты, Рэн, – по имени она тоже звала меня редко, – сам же хотел.

Да, очень хотел, чтобы ты загубила мои труды.

– Не боишься, что твой лес погибнет из-за резкого перепада температур?

Она почти вплотную приблизилась к костру, и в ее черных зрачках заиграли языки пламени.

– Пока я жива, ничего в этом лесу просто так не умрет. Все должны пройти круговорот жизни в полной мере. Родиться, вырасти, дать потомство, состариться, умереть.

Моя злость тут же улетучилась. Знать о ней больше – было чуть ли не целью моей жизни.

– Кроме тебя, верно?

Она недолго задержала взгляд на мне, думая, говорить дальше или нет, а потом снова повернула голову к огню.

– Пока да. Но когда-нибудь и меня не станет. Как и всех. Я тоже часть этого большого круговорота.

– И тогда, лес погибнет?

– Погибнет, – выдохнула она, – И через несколько десятилетий вырастет другой, и беречь его будет другое чудовище, а не твоя Алма.

Не дожидаясь моего мнения, она поднялась, расправила крылья, и чуть разбежавшись, поднялась в небо, в свой ритуальный облет. А на снегу остались только большие следы, с выраженными когтями.

****

На сооружение теплой одежды ушел целый день. Но Алма где-то умудрилась добыть мне теплые сапоги и немного лисьих и волчьих шкурок, из которых я соорудил тулуп и шапку.

И только на второй день своей зимы я пошел на охоту.

Выбираться из ямы стало чуть проще, из-за промерзшей, крепкой земли, но сложнее из-за плотной одежды.

Снег захрустел под ногами. Этот звук, он так мне знаком. Кажется, в детстве, я играл с детворой в снежки. И еще с какой-то девочкой, причем довольно часто. Уже не помню, кем она была, да и это не важно. По людям не особо скучалось. Мне всегда было чем заняться – я читал, занимался садом, разделывал дичь, говорил с Алмой, охотился.

Но по ночам мне снились люди. Они смеялись, говорили со мной, звали к столу, мы танцевали и обнимались. Все эти человеческие вещи ушли из моей жизни.

Нет, мне не хотелось покидать Алму. Она одинока, чтобы там не думала о себе. Иначе – зачем бы ей держать меня здесь. Но может, когда я полностью завоюю ее доверие, она проведет меня к людям, где бы я мог немного времени повести со своими. Послушать музыку, посмотреть на картины, бродячих актеров.

Не знаю, вспомню ли я свою семью.

Шорох веток.

Я резко замер. Кто-то крупный ходил, и чуть вскапывал снег. Осторожно, дабы не вспугнуть ужин, я выглянул из-за толстого ствола дерева.

Большой олень, точнее самка оленя, щипала траву, стоя ко мне спиной, совершенно ни на кого не обращая внимания, кроме своей пищи.

Так близко. Этой мой шанс! Докажу Алме, что я могу принести кого-то крупнее кабана.

Сначала стрелу. Если хорошо попасть в шею, то можно завалить сразу, если нет, придется догонять копьями.

Вытащив лук из-за спины, я прицелился.

Словно чуя угрозу, самка отвела уши в сторону, и выпрямилась. Сейчас она обернется, и… давай глупышка, посмотри на меня.

Фшух!

Стрела пробила ее шею, и она, пронзительно застонав на свой олений манер, бросилась бежать, разбрызгивая кровь по белому снегу.

Судя по количеству крови, она была смертельно ранена, и я решил не тратить стрелы и просто преследовать ее. Но шла она еще довольно резво.

Потом я пожалел об этом, и ушел за границы своей карты, да и под снегом я плохо распознавал свои ориентиры, типа группы камней или кустарника в форме… ну да не важно.

В итоге, бурое тельце мелькнуло на другой стороне незнакомой мне заснеженной опушке. Правда, я совершил еще одну ошибку. Позволил оленю расплескать кровь. Она привлекает хищников.

А вот и первый гость.

С противоположной стороны, из-за деревьев, быстрой рысью выбежал волк, и тут же принялся обнюхивать МОЮ добычу. Подростковые гормоны ударили в мою больную голову, и мне на мгновение показалось, что я смогу одолеть здорового дикого волка.

Но когда понял, что не смогу, уже пустил в него первую стрелу, и, естественно, промахнулся.

– Ой, дурак, – шепнул я сам себе, но отступать было поздно. Волк меня заметил. И я бы уже слишком близко к добыче.

Ладно, как там говорила Алма – надо напугать. Тогда половина зверья само разбегается.

Тогда, точно, как дурак, я замахал руками и начал кричать, стуча копьем по снегу. Но волка это только раззадорило. Он обошел оленя, и, закрывая его собой, стал оскаливаться, а на следующий мой шаг он отреагировал рыком. Пять прыжков, и он уже рядом, распахнул пасть, и последним прыжком надеется повалить меня и вцепиться в горло, мгновенно убивая.

Если я умру, Алма расстроится.

Мне ничего не осталось, кроме как выставить вперед копье и оттолкнуть волка.

Животное отлетело в снег, как и я. Удар был мощный.

«Либо ты убьешь, либо тебя убьют» – призраком отозвался в голове голос Алмы, и, недолго думая, я встал и занес копье.

Последний раз я увидел мерцание в обозленных, голубых глазах. Копье плавно вошло между ребер, как когда-то Алме. Но волка убить было проще. Я вытащил, ударил его еще раз, для верности.

А когда пришел себя, понял, что сижу в снегу, уставший, в окружении двух трупов.

– Это все ты, – говорил я с вымышленной Алмой, – сколько мне еще нужно убить, чтобы не убили меня?

Долго на опушке нельзя находиться. Слишком много крови. Главное дотащить оленя. Благо не крупный. Сейчас нарублю еловых веток, сооружу наст, и к вечеру допру.

Нечаянно, я взглянул на тело моего серого соперника, и понял, что это, скорее, соперница. Судя по набухшим, торчащим из снега соскам. Бока впавшие. Давно не ела. Шерсть выпадает. Вымываются все полезные вещества с молоком. Сомнений нет – у нее щенки на подсосе.

Что-то в моей груди резко упало, и я ту же забыл про оленя, и присел рядом с волчицей. Из полуоткрытого рта еще шел пар, и капала слюна. Глаза померкли.

Моя ладонь прошлась по мягкой шерсти.

– Прости, – знаю, она меня уже не услышит, – я сегодня не только твою жизнь погубил, да, мама?

Она хотела есть. Выкормить щенков. А я убил ее только из-за своей прихоти. Хотел принести оленя Алме. Одолеть дикого зверя.

Вот он я, молодец!

Убил одну молодую олениху, и старую тощую волчицу с детьми!

Охотник, тоже мне. Как меня еще за такие заслуги орденом не наградили.

Алма учила меня думать, как хищник – главное выжить. И будь она здесь, королева великого круговорота жизни, оставила бы волчицу, и, схватив оленя, потащила в пещеру. Но как бы я не уважал ее мудрость, так поступить – я не смел. Она не может испытать всех эмоций хрупкого человеческого мозга, который она может сдавить двумя пальцами в лепешку. А я могу. Как бы долго я с ней не жил – я все еще человек, и буду им.

Поэтому я бросил к черту этого оленя, и, отряхнувшись от снега, пошел по следам волчицы.

*****

Теперь я был рад, что выпал снег. Сам бы я ни за то не выследил логово.

Волчица специально сильно петляла, чтобы ее детенышей не нашли, но при упорстве и желании, это можно сделать.

Я сделал.

Логово было спрятано в опавших деревьях, и чуть приподняв, осторожно, чтобы не задеть жителей, я услышал первые звуки.

Волчата запищали. Дело плохо. Значит маленькие.

Не застудить бы их еще.

Сразу раскрыв тулуп, я быстро разворошил логово, и как только увидел пушистые комочки шерсти, тут же схватил и засунул под бок. Они даже не успели понять, что произошло. Сначала одного, потом другого. Внимательно осмотрев их лежанку из листьев, я нашел еще одного. Но признаков жизни он не поддавал. Я тронул его, а потом перевернул. За его тельце уже принялись черви.

– Прости малыш, надеюсь, ты увидишься с мамой. Скажи, чтобы она не сильно на меня злилась, я позабочусь об этих двоих, обещаю.

И снова засыпал его листвой, сделав как бы небольшую горку. Воткнув сверху одно и своих копий, как дар и жертву, в понимание того, что за каждое твое действие имеет последствие, что живя в этом бесконечном круге жизни и смерти нужно думать не только о собственном удовольствии. Ответственность за твои поступки – только на твоей совести. Убивают просто так только убийцы. Или чудовища.

*****

Далековато ушел.

Когда я вернулся в знакомые места, с оставшимся оружием, тонной одежды и двумя щенками за пазухой, уже смеркалось. Я молился, что Алма не улетела раньше, она нужна мне. Я чертовски устал за весь день, и один я не смогу спустит вниз.

Вот и наша яма.

– Алма! – закричал я, и взмах рассекающих воздух крыльев тут же донесся до моего слуха. Через две секунды она уже была рядом со мной, обнюхивая меня.

– Где ты был? – словно заботливая старшая сестра, забеспокоилась она, – я весь день тебя ищу. И запах твой потеряла.

– Прости, – я оперся на ее гладкий черный бок, – спусти меня вниз, а я тебе все расскажу. И даже покажу.

Она сползла по обрыву вниз, и в прямом смысле, двумя лапами взяла меня, как игрушку, и поставила на снег, ожидая ответов.

– Пойдем, им нужно тепло.

Ничего не понимая, она прошагала за мной в пещеру. У огня я распахнул тулуп и вытащил из-за пазухи на овечью шкуру двух щенков, которые только-только открыли глаза, и принялись шататься на неустойчивых лапках, нюхая новую поверхность. Один из них был полностью серый, а второй светленький, почти белый.

– Совсем маленькие, – расстроился я, думая, как их выкормить.

Однако Алма не разделяла моей грусти.

– Это же, – она прищурилась, – волчата! Зачем ты их притащил!?

Она начинала злиться, но на моей душе был такой осадок… зря она тогда повысила меня голос.

– Зачем? – бросил я в нее яростный взгляд, – потому что убил их мать.

– И что?

– И что!? Прости Алма, но я буду нести ответственность за свои поступки. Как человек.

Ее настроение сменилось, и взыграла надменная мудрость.

– Как человек, – протяжно скала она, – а что же ты раньше не приносил крольчат? Оленят? Давай устроим тут зверинец, раз ты такой мягкосердечный.

В такие моменты мы становились очень далекими друг от друга, как земля и звезды. Наше понимание, держащееся на компромиссах и разуме, в таких ситуациях рушилось, как тонкий лед.

– Раньше я убивал ради жизни. А их мать из-за собственного эго – хотел оленя побольше принести. Я его ранил, а волчица первая его нашла. Я хотел отпугнуть, а она бросилась на меня. Вот я и убил ее.

– А если бы она убила тебя?

Она так резко сменила тон, что я опешил.

Щенки устало улеглись в комок, и заснули, чуть подрагивая.

Алма отошла к дальней стене, напротив меня, и тоже свернулась клубочком, положив голову на хвост. Так она делала, когда ей было грустно. Ну вот, почему я чувствую себя виноватым, после того, как она сама меня поругала?

И глазки такие грустные сделала. Тьфу!

– Прости, – выдавил я из себя, поглаживая щенков, – надо было посоветоваться с тобой, прежде чем приносить их. Но я не мог их бросить. Они были такие слабые, могли умереть.

Она вздрогнула и закрыла глаза. Затем резко открыла и внимательно посмотрела на меня.

– Я знаю.

Тогда ты тоже не смогла меня бросить, верно?

И тут я вспомнил кое-что еще.

– Алма?

– М? – сквозь сон промычало чудовище.

– Им нужно будет коровье молоко. Принесешь завтра?

Что-то вредно буркнув, она отвернулась мордой к стенке и громко ударила.

– Как только они подрастут, отпустим щенков обратно в лес, ясно?

– Конечно!

Прости.