Читать книгу Вендетта для бешеного пса - Элис Карма - Страница 2

– Барти, давай сделаем это, – она прильнула к нему и обвила шею тонкими изящными пальцами.

Он ощутил мягкость её пышной девичьей груди, жар дыхания, аромат её волос. Но от всего этого ему почему-то сделалось страшно. Было в происходящем нечто неправильное, неестественное. Барти не чувствовал того, о чём болтали между собой тихонько приятели-ровесники. Его отчего-то не влекло к подруге, и дело было даже не в дружеских чувствах.

– Эбби, постой! Отец может вернуться в любую минуту, – Барти легонько оттолкнул её и покосился на вертикальную полоску света, проникавшего в кладовую сквозь приоткрытую дверь. По правде говоря, он молился про себя, чтобы в лавку пришёл хоть кто-нибудь. Он сейчас был бы рад даже тем ублюдкам-бандюгам, что каждую неделю забирали у отца Барти добрую часть выручки за так называемую «защиту». Парень понятия не имел, как отказать Эбби так, чтобы она не убежала домой в слезах. Он сомневался, что такой способ в принципе существует.

– Ну и что? – пожала плечами девушка, переместив руки с шеи на грудь. – Можно подумать, он удивится?

– У тебя что, совсем стыда нет? – покачал головой Барти, легонько отрывая её ладони от себя.

– Ага, – Эбби игриво рассмеялась, высвобождая руки и обнимая его ещё крепче.

Колокольчик над входной дверью прозвенел. До уха Барти донеслись звуки твёрдых уверенных шагов. Он облегчённо выдохнул.

– Бартоломи… Бартоломи! – раздался вслед за поступью требовалельный голос отца.

– Да, отец? – отозвался парень, на сей раз уже настойчиво отпихнув от себя подругу.

Ему хотелось поскорее вырваться из тесного тёмного пространства кладовой наружу. Поправив жилет, он поспешил к двери. Эбби, поджав губы, нехотя поплелась следом.

Полуденный свет, заливавший лавку через широкие окна, на мгновение ослепил Барти. Он поморщился, силясь сфокусироваться на рослой фигуре отца. В отличие от старшего брата, Барти унаследовал больше материных черт, самыми весомыми из которых были низкий рост и рыжина в волосах. И за первое, и за второе ему пришлось изрядно пострадать в детстве. Но его бабушка по отцовской линии не раз говорила ему, что он должен гордиться собой, ведь выглядит, как истинный ирландец. Впрочем, отец Барти восторга матери не разделял. Он считал, что парень с такой комплекцией – работник некудышный. Оттого, видимо, и пытался отправить его обучаться на помощника юриста. Вспомнив недавний разговор с отцом, Барти тяжёло вздохнул.

– Здравствуйте, мистер Баркли, – опустив взгляд, проговорила Эбби.

Она остановилась у входа в кладовую, чуть позади Барти, скромно сложив руки на подоле своего бежевого платья. Когда это было нужно, подруга вполне могла изобразить из себя прилежную тихоню.

– Здравствуй, Эбигейл, – строго ответил мистер Баркли. Казалось, её представление не произвело на него должного эффекта. Он с шумом выдохнул и покачал головой. – Твоя мать искала тебя. Говорила что-то об обещании присмотреть за племянниками.

– Вот чёрт! – тихо выругалась Эбби и поспешила к двери. – До свидания, мистер Баркли. Барти, увидимся!

– Увидимся, Эбби, – едва слышно отозвался парень.

– У тебя серьёзно с ней? – спросил отец, глядя девушке в след.

– Я не уверен, – честно ответил Барти.

– Не уверен он, – проворчал отец себе под нос. – Смотри только не обрюхать её.

– О чём ты? – возмутился Барти, смущённый тем, в какую сторону завёл беседу отец. – Мы же друзья. Знаем друг друга с детства.

– Твоему брату с её старшей сестрой это не сильно помогло, – только и отмахнулся старик. – Не знают вот теперь, куда пристроить такую ораву. Или ты думаешь, я отдал им одну из лавок, потому что возлагал на Райана большие надежды?

Он уставился на Барти в ожидании ответа. Тот лишь растерянно пожал плечами. Отчасти он и вправду не понимал решения отца, отчасти его голова была занята другим более важным вопросом: «Почему он не смог коснуться Эбби?». Мистера Баркли отсутствие какого-то бы то ни было интереса со стороны сына заставило чувствовать ещё большее раздражение. Но вместо того, чтобы продолжать распекать отпрыска, он только утомлённо вздохнул.

– Будем честны, он идиот, – смиренно произнёс отец, присев на высокий стул за кассой. – Но не сделай я этот жест доброй воли, его дети и мои внуки умерли бы от голода или ходили бы и попрошайничали. Разве я мог позволить такому случиться?

Он поднял на Бартоломи печальный взгляд.

– Нет, отец, – ответил тот, понимая, что лучше поддержать разговор, чем отмалчиваться и этим разозлить старика ещё сильнее.

– Разумеется, нет, – подтвердил мистер Баркли. – И плевать, что он совершенно не умеет вести дела и рано или поздно разорится. Я только надеюсь, что это случится не раньше, чем ты окончишь университет.

Понимая, что разговор опять пойдёт об учёбе, Барти схватился за швабру и сделал вид, что занят делом.

– Ты – умный парень, Бартоломи, только слишком молод пока и не понимаешь насколько важно образование. Я стоял за прилавком без малого тридцать лет не для того, чтоб мои дети занимались тем же самым. Я хочу, чтобы ты стал уважаемым человеком. Таким, с которым каждый бы хотел иметь знакомство. Ты понимаешь, Барти?

– Да, отец, – чуть севшим от волнения голосом ответил тот.

Барти старался не смотреть на родителя и сосредоточился на кружащихся в воздухе пылинках, поднятых в воздух взмахом швабры, сияющих в свете солнца, будто рождественские снежинки. Вообще, он был не против получить образование. В отличие от своих ровесников, он был серьёзным и вдумчивым. Но из-за отсутствия уверенности в себе ему казалось, что он не справится с возложенной на него ответственностью и не оправдает отцовских ожиданий. Порой он ощущал себя таким же мелким и ничтожным, как эти пылинки. Бесполезным и недостойным того, чтобы на него затрачивали средства из семейного бюджета.

– Вот и хорошо, – кивнул отец, поднимаясь. Барти с сожалением закусил губу, снова обещая себе в следующий раз обязательно поговорить с отцом начистоту. Мистер Баркли подошёл к нему и похлопал по плечу. – Знаешь, твоя мама бы гордилась тобой.

Что-то кольнуло под рёбрами. Стало обидно вдвойне оттого, что отец не считался с ним, и оттого что манипулировал его чувством тоски по матери. Порой Барти казалось, что отец мстит ему таким изощрённым образом. Мстит за то, что рождение Барти стало причиной её затяжной болезни и последующей кончины. Сам Барти маму едва помнил. Ему было четыре, когда её не стало. Но разговоры родных о том, какой замечательной, доброй и отзывчивой она была, и как несправедливо с ней обошлась жизнь, сформировали в нём скрытое чувство вины и затяжное ощущение потери близкого человека.

Иногда Барти думал, что его робость перед девушками возникает именно из-за этого ощущения. Ведь девушки так слабы. В этой связи его не до конца осознанный интерес с парням, выглядел вполне логично. Но даже если себе Барти мог объяснить, откуда берётся то, чему бы не следовало браться, то вот окружающих его людей, семью и друзей, никакие объяснения бы не устроили. «Грешник и содомит», – так бы назвал его пастор, реши тот открыться ему. Остальные бы, вероятно, вообще не стали ничего говорить. Перестали бы даже смотреть в его сторону. Так что ему оставалось лишь гнать от себя странные мысли и изо всех сил притворяться нормальным.

***

– Закон есть закон, Реордон, мы не оберёмся проблем, если начнём торговать выпивкой из-под полы, – мистер Баркли сурово навис над столом, пытаясь донести свою мысль до оппонента. В этом споре им стал хозяин соседней лавки мистер Бёрк, торговавший вином до введения сухого закона (1).

Барти стоял в дверях лавки и наблюдал, как собравшиеся торговцы квартала один за другим меняют мнение, принимая сторону отца. Он думал, что будь у его старика такая возможность, он точно стал бы первоклассным адвокатом, ибо его дар убеждения был по-настоящему исключительным.

– Довольно лицемерно с твоей стороны, Мёрдок, говорить о законе, когда сам торгуешь втихаря мун шайном (2)!

– Я гоню только для своих, – мистер Баркли обвёл взглядом мужчин, собравшихся за столом. Те закивали в подтверждение его слов. – Ты же предлагаешь продавать контрабандный товар прямиком из Канады. Ты рискуешь обречь нас не только на проблемы с полицией и федералами. Даже дети знают, кому принадлежит подпольный алкогольный бизнес в Милуоки. Вы как знаете, а я не хочу навлечь на себя гнев Тони Гамбино.

Мужчина скрестил руки на груди в ожидании аргументов Бёрка. Тот, немного раздосадованный тем, что его предложение не нашло отклика, некоторое время молчал, покручивая пышные седые усы с рыжими следами от табака.

– Да кого вообще будут волновать пара десятков бутылок ирландского виски?! – воскликнул он наконец, хлопнув по столу открытой ладонью. – К тому же Стэнли Маклафлин обещал позаботиться о том, чтобы Гамбино не прознали про наши дела.

– При всём уважении, братья Маклафлины не самые надёжные партнёры, – вступил в разговор хозяин обувной лавки Дарби Уайт. – Уже десять лет я плачу им за крышу, но до сих пор они сумели защитить меня лишь от самих себя. Да простит меня Господь за эти слова, но, будь моя воля, я бы лучше вёл бизнес с семьёй Гамбино. Сицилийцы хотя бы знакомы с понятием чести и держат данное слово.

Заявление старика Уайта вызвало недовольный ропот среди собравшихся. Ирландцы не любили и побаиваюсь сицилийцев, а потому старались не пересекаться с ними в делах. Мистер Баркли, опасаясь негативной реакции, поспешил успокоить всех.

– Друзья мои, никто не призывает вас вести бизнес с мафиози. Я уверен, что слова Дарби – не более чем патетика. И он всего лишь хотел подчеркнуть, что не стоит доверять Маклафлинам. Времена сейчас непростые. Мы все выживаем, как можем, потому я не требую от вас сиюминутного решения. Мы все должны хорошенько обдумать этот вопрос.

Мистер Баркли наконец обернулся к Барти. На его лице застыл немой вопрос.

– Я сдал экзамен, – улыбаясь, ответил Барти.

В глазах отца блеснули слёзы. Он быстрой поступью подошёл к Барти и обнял его. А затем подхватил его под руку и потащил к столу.

– Здравствуй, Бартоломи, – завидев его, кивнул отец Эбби, мистер Келли. – Как твои дела?

– Мой сын сегодня сдал последний вступительный экзамен в Чикагский университет! – гордо произнёс за него отец, сжимая плечо Барти. – Мой мальчик станет юристом!

Поочередно соседи и другие торговцы квартала вставали, чтобы поздравить и пожать Бартоломи руку. Впервые в своей жизни он ощутил себя полноправным членом какой-либо общности. И ощущение это оказалось невероятно приятным.

– Когда ты уезжаешь в Чикаго? – Эбби по-хозяйски навалилась локтем на прилавок.

– Поезд в воскресенье вечером, – ответил Барти, улыбнувшись. Ему всё ещё не верилось, что очень скоро для него начнётся совершенно другая, отличная даже от школы, студенческая жизнь.

– Ты, наверное, сразу забудешь обо мне, – она надула губы и театрально устремила взгляд куда-то вдаль, за пределы лавки, улицы и даже города. – Будешь ходить по клубам, слушать джаз, смотреть на длинноногих танцовщиц.

Барти закатил глаза. Ему студенческая жизнь представлялась совсем иначе. И он хотел было возразить Эбби, что всё совсем не так, и он будет занят по уши учёбой, но вдруг остановил себя. Настало время расставить все точки над «i».

– Послушай, Эбби, я давно хотел сказать тебе, – начал он и осознал, что это гораздо труднее, чем он думал. – Понимаешь, ты мой самый лучший друг. И я не думаю, что я смогу забыть о тебе даже спустя время. Но я не могу тебе пообещать, что не буду смотреть на других девушек.

Его слова были жестоки, но они несли освобождение для неё. Он никогда не сможет дать ей того, чего она ждёт от него, а значит, нет нужды тешить её беспочвенными надеждами. Эбби некоторое время смотрела на него, хлопая глазами, изо всех сил пытаясь постичь перевозбуждённым мозгом смысл сказанного Барти. Когда же это ей наконец удалось, одна за другой из глаз покатились слезинки. Барти обошёл прилавок и сочувственно положил ей руку на плечо. Он дорожил ей, и видеть её слёзы ему было неприятно.

– За что ты так со мной?! – разрыдалась Эбби. Он попытался развернуть её к себе, чтобы обнять и утешить, но получил вместо этого пощёчину. – Ненавижу тебя!

Эбби оттолкнула его и быстрым шагом направилась к двери. Барти проводил её растерянным взглядом. Была мысль пойти за ней и попробовать заново всё ей объяснить, если потребуется, даже сознаться в своём грехе, но он остановил себя.

– Ты всё сделал правильно, – вторя его мыслям, произнёс отец, становясь рядом за кассу.

– Ты всё слышал? – пристыжённо спросил Барти.

– Я не собирался подслушивать. Просто закончил с ревизией на складе в самый неподходящий момент, – он продемонстрировал ведомость в подтверждение. Барти вздохнул, разочарованный в самом себе. – Оставь это. Для неё так будет лучше. Нет ничего страшнее в жизни, чем пустые надежды. Она поймёт тебя со временем. И возможно, когда-нибудь вы снова станете друзьями.

Барти молчал. Им внезапно овладело острое ощущение того, что скоро всё изменится, уже меняется, ему лишь хотелось надеяться, что изменения эти оставят хоть что-то хорошее из его старой жизни.

***

– Эй, Баркли! – послышалось где-то за спиной. Бартоломи чуть замедлил шаг, но не обернулся, будучи не до конца уверенным, что обращаются именно к нему. – Барти Баркли!

Голос повторил, настойчиво пытаясь перекричать гул толпы в лобби. Барти остановился и отошёл в сторону, чтобы поток студентов, дождавшихся наконец рождественских каникул, не снёс его подобно тому, как сносит бурное течение реки хрупкие травинки. Один из его сокурсников Эндрю Миллиган активно зажестикулировал в воздухе руками, рассчитывая привлечь его внимание. Удостоверившись, что Барти его заметил и ждёт, он растолкал сбившихся в стайку девчонок и пересёк широкий коридор.

– Еле успел, – посетовал он, восстанавливая тяжелое дыхание. – Ты очень быстро ходишь.

– Нужно было поспевать за отцом, он без малого семь футов ростом, в два шага пересекает улицу, – попытался оправдаться Барти, но Эндрю это, похоже, мало волновало.

– У тебя уже есть планы на Рождество? – поинтересовался он. – Кирк, ты ведь знаешь его, приглашает всех на вечеринку. Будет живая музыка, девочки.

Эндрю повёл бровями и хитро улыбнулся.

– Извини, я возвращаюсь в Милуоки к семье на Рождество, – ответил Барти. – Нужно помочь отцу и брату. У них сейчас самый сезон.

Эндрю разочарованно скривился. Отказывать и видеть недовольство на его лице было неприятно. Тем более, что и с Эндрю, и с Кирком студенты старались сдружиться изо всех сил. Очевидно, сам Барти удостоился приглашения только благодаря своему смазливому лицу, привлекавшему девушек, и умению танцевать. Но ничего из описанных сокурсником радостей не привлекало его. Три месяца Барти жил вдали от дома. И сейчас хотел поскорее вернуться.

Поддерживать благопристойную репутацию в колледже оказалось куда труднее, чем в родном торговом квартале. Тут в студенческом городке на каждом шагу можно было встретить привлекательного парня его возраста. Пара из них даже вела себя довольно двусмысленно. Но Барти сдерживался и просто делал вид, что заинтересован больше учёбой, чем девицами.

Сейчас, по дороге домой, он представлял себе, как в сочельник они с отцом отправятся на рождественскую службу, а после навестят маму. Как в Рождество соберутся у Райана на праздничный ужин и обменяются подарками. Жена брата, Марта, испечёт яблочный пирог. Отец достанет из закромов свою настойку. Близнецы будут петь «Тихую ночь» под ёлкой. И он наконец сможет почувствовать себя хотя бы на чуть-чуть принятым и прощённым.

Редкие хлопья снега кружились в свете уличных фонарей. Барти шёл от железнодорожной станции три квартала на юго-запад, время от времени встречая шумные компании подростков, влюблённые парочки и заплутавших пьяниц, отчаявшихся найти дорогу домой. Настроение его было приподнятое. Он улыбался всем прохожим, которых встречал и даже поздравлял в ответ с Рождеством, если те поздравляли его.

В переулке неподалёку от дома Барти едва не споткнулся о груду строительного мусора. Это показалось ему странным. Жители квартала обычно всегда следили за чистотой, тем более накануне такого большого праздника. Он завернул за угол и немного растерялся, решив сперва, что спутал улицу. Несколько домов с лавками на первом этаже были полностью опустошены и выжжены. Они смотрели на Бартоломи пустыми чёрными глазницами окон, разевая широкие двери-рты, будто застывшие в немом крике лица. Ледяная дрожь поползла от озябших пальцев вверх по рукам, а затем охватила всё тело. Он сделал шаг, за ним другой и вдруг осознал, что хрустит под его ногами вовсе не снег, а битое стекло. В воздухе витал запах гари. Он ускорился, а потом и вовсе побежал вниз по улице в сторону отцовского дома. Барти ещё не понимал, что происходит, и в его мозгу была одна единственная мысль: «Только не это!». Эта фраза отдавалась с каждым ударом его сердцебиения, с каждым шагом. Что именно «не это», он боялся произнести даже мысленно. Страх, детский и неконтролируемый, проник в каждую его клетку.

В нескольких ярдах от дома от поскользнулся на гололёде и упал на спину, больно ударившись головой. Перед глазами пошли жёлтые круги, Барти быстро заморгал, пытаясь вернуть глазам фокус и вдруг осознал, что именно увидел за секунду до падения. Их с отцом дом был разрушен пожаром, а лавка разорена. Во рту появился привкус крови.

– Барти? – послышался знакомый голос где-то над ухом.

– Эбби… – еле слышно проговорил он. Подруга склонилась над ним и протянула ему руку. Барти с трудом поднялся, едва не поскользнувшись вновь и не утянув Эбби за собой. – Что произошло? Где мой отец?

Подруга обхватила его за запястье обеими руками и заглянула в глаза. В них застыли слёзинки, сияя в вечернем свете будто маленькие звёздочки.

– Это всё итальяшки… – выдохнула она и захлебнулась всхлипом. – Мне очень жаль, Барти.

Эбби разрыдалась. Он обнял её и прижал к себе. Её трясло не то от холода, не то от горестного плача. Он размотал свой шарф и укутал им Эбби. И прежде чем осознал, Барти тоже заплакал. Он не мог поверить словам Эбби, но его дом, в котором раньше кипела жизнь, стоял теперь мёртвый и опустошенный прямо перед его глазами. Он сжимал её плечи, кусал губы и глотал солёно-горькие слёзы.

– Они полквартала разорили, – сквозь вслипы прошептала Эбби. – Семьи Келли и Доэрти, мистер Уайт и даже твой брат и Марта… А малыши, они ведь были ещё совсем крохи!

Она уткнулась Барти в грудь. Он стиснул зубы, чтобы не закричать. В висках пульсировало. Острая боль прошила затылок. Нет, это всё не может быть правдой! Это просто какой-то бред! Они же простые торговцы, не ростовщики и не скупщики. Больших денег в доме Барти с роду не водилось.

– Эбби, пойдём, – пересилив эмоции, сказал он. – Я провожу тебя домой. Расскажешь всё по дороге.

Только сейчас, оглядевшись, он понял, что соседние уцелевшие дома тоже пустовали. Их окна и двери были заколочены фанерой. Очевидно, жители опасались оставаться в своих домах после погромов. Они с Эбби направились вверх по улице, туда, где горели огни и слышались людские голоса.

– Это случилось ночью, два дня назад. Никто даже не успел ничего понять. Когда пожарные появились, всё уже полыхало, – подруга зябко поёжилась и прижалась к Барти сильнее.

– Почему… – сорвалось невольно с губ. В его голове звучало столько разных «почему», что он не понимал с которого начать. – Почему мне не сообщили?

Кажется из всех он выбрал наименее значимое. Может, потому что пожалел Эбби, а может, потому что подсознательно не хотел знать ответов на остальные вопросы.

– Прости… – ответила она, её подбородок вновь задрожал, предвещаяя новый приступ рыданий. Она с шумом сглотнула и заговорила быстро и взволнованно. – Я понимаю, мы должны были отправить телеграмму, но… Барти, кажется, мы просто забыли. Понимаешь, их не стало? Приезжала полиция, а потом мы пытались разместить тех, кто выжил, но лишился жилья, и тех, кто боялся оставаться рядом с местом пожара. Знаю, это ужасно – узнать обо всём вот так, но представь, какой ужас пришлось пережить остальным!

Она бросила на него отчаянный взгляд. Крохами незамутнённого разума Барти осознавал, что не имеет ни причин, ни права злиться на Эбби. Но не злиться вообще он не мог. Внутри него клокотало чёрное отчаяние и лютая злоба на несправедливость жизни, на людей вокруг, но в первую очередь на самого себя. Прикусив язык, чтобы не сорваться на подруге, он довёл её до церкви, за которой располагался многоквартирный дом, где жила её семья.

– Останешься сегодня у нас? – спросила Эбби, сочувственно склонив голову на бок. – Места немного, но мы потеснимся.

– Мне нужно побыть одному, – ответил он, отпуская её руку и отступая на полшага назад.

Она собиралась что-то возразить, но, глядя на его выражение лица, не стала. Барти проводил её взглядом до входной двери и поплёлся назад. Он понятия не имел, что ему делать теперь, просто чувствовал, что должен вернуться в их разрушенный дом. Будто от его возвращения время могло обернуться вспять.

Погода начала проясняться. Ветер сменился на северный. Вместо крупных хлопьев с неба повалила мелкая колючая крупа. Она попадала Барти за шиворот, больно била в глаза, заставляя морщиться. Но он продолжал идти вперёд, напрочь потеряв ощущение пространства и времени.

Свет фар осветил улицу далеко впереди. Барти редко видел автомобили в ирландском квартале, если не считать полицейских или тех же пожарных. Но эта машина по очертаниям была явно легковой. Такую модель Барти видел лишь раз, будучи подростком, и настолько сильно впечатлился, что запомнил, кажется, на всю жизнь тот Роллс-Ройс.

Автомобиль затормозил неподалёку от проулка, где Барти едва не поломал себе конечности об останки оконных рам и дверных косяков. Что-то заставило его отступить в тень, отбрасываемую козырьком пекарни. Он, прищурившись, всматривался в фигуры людей, появившихся из недр автомобиля. Их было трое: статный мужчина средних лет, сутулый громила и поджарый седовласый старик, управлявший авто. Барти затрясло, когда он понял, что говорили они между собой по-итальянски. Он сжал кулаки и прислушался. Языка он не знал, но попытался по обрывкам знакомых слов и выражений вникнуть в контекст. Мужчины говорили о пожаре. Громила и старик называли человека в пальто «господином» или «синьором Гамбино». Когда громила упомянул что-то об алкоголе, у Барти будто все внутренности скрутило узлом. Он вспомнил собрание в их лавке и слова отца о том, что весь алкогольный бизнес в городе принадлежит Тони Гамбино. Его затрясло от гнева. Он не мог поверить, что сицилийцы устроили погромы лишь из-за того, что кто-то из торговцев вступил в сговор с Маклафлинами. Однако слишком много было совпадений. К тому же Тони сам приехал оценить результат работы своих людей.

Барти стиснул зубы до скрежета. Нет, он всё это так не оставит! Тони должен поплатиться за свою жестокость. Не отводя взгляда от сицилийцев, он подобрал с земли ржавый металлический прут.

– Бешенный пёс! – крикнул он, делая шаг из темноты, пряча своё оружие за спиной.

Мужчина обернулся на голос и Барти смог подробнее рассмотреть его лицо. Он был довольно хорош собой для итальянца, хоть и имел изъян в виде шрама на лице. От проницательного взгляда его тёмных глаз Барти всё больше и больше чувствовал робость, а от чуткого выражения лица, его практически выворачивало наизнанку.

– Что за чёрт! Ты кто такой? – спросил мужчина. Громила предостерегающе вышел вперёд, но тот покачал головой, приказывая ему отступить.

– Ты убил моего отца. И ты умрёшь за это! – произнёс Барти, сильнее сжимая гибкий прут в ладони.

Барти бросился на Тони, но прежде чем успел преодолеть те несколько ярдов, что разделяли их, фигура громилы выросла перед ним и ударила его в солнечное сплетение. Барти непроизвольно согнулся и закашлялся. Дышать стало трудно. Он изо всех сил пытался взять себя в руки и продолжить начатое, хоть где-то в глубине души и понимал, что уже проиграл. Второй удар выбил прут из руки, та хрустнула и повисла, неестественно изогнувшись в плече. Барти позорно взвыл, но сразу вслед за этим получил в удар нос и был опрокинут на стылую землю, покрытую сажей и тонким слоем подтаявшего снега.

Кровь из разбитого носа заливала губы, попадала в рот, тонкими струйками стекла по щекам. Барти лежал на спине, пытаясь дышать. Слушая шум в ушах, глядя, как кружатся снежинки. Думал, какой же он идиот, что попёр вот так один безоружный на гангстеров. А теперь он умрёт. От этой мысли стало немного страшно. Но может, он снова увидит отца?

– Заберём его с собой, – проговорил вполголоса Тони, склонившись над ним. – Он мог что-то видеть.

– Но синьор… ирдандцам нельзя доверять.

Тони, не ответив на возражения, скрылся в авто. Старик поспешил следом. Громила, что-то недовольно проворчав, пнул Барти в живот, а затем подхватил на руки, будто тряпичную куклу, и сунул в багажник.

Прим. автора: (1) «Сухой закон» в США – общенациональный запрет на продажу, промышленное производство и транспортировку алкоголя, который действовал в США с 1920 года по 1933 год. Владение алкоголем в частной собственности и его потребление федеральным законом не ограничивалось

(2) Мун шайн – самогон