Читать книгу Королева секретов. Роман об Анне Клевской - Элисон Уэйр - Страница 6

1539 год

В том году июль в Шваненбурге выдался жаркий. Заниматься чтением или вышивать было трудно. Но мешала Анне не только удушливая жара. Мать пришла к ней и сообщила, что король Генрих сам выразил озабоченность, действительно ли она свободна от прежде данных обещаний.

– Послы требуют письменного подтверждения того, что ее помолвка официально расторгнута, – сказала герцогиня. – Король желает, чтобы это дело разрешилось, потому как слышал о вашей добродетели, уме и прочих достоинствах. Если вы не свободны, он попросит руки Эмили, но предпочел бы вас, так как вы старшая. Он тревожится только о том, чтобы ничто не препятствовало вам выйти за него замуж. – Мать улыбнулась. – Думаю, доктор Олислегер сможет удовлетворить его в этом.

– Я уверена, тут не о чем беспокоиться, – сказала Анна.

Мать положила ладонь на ее руку:

– Надеюсь, вы довольны этим браком, дитя?

– Да, миледи. Признаюсь, сперва он был мне не по душе, но я понимаю, в чем мой долг, и постараюсь стать хорошей супругой для короля, чтобы вы и Клеве могли мной гордиться. – Анна осознала, что примирилась с ожидавшей ее участью, и даже испытывала радостный трепет в душе от предвкушения великой судьбы.

– Послы хотят встретиться с вами, и я думаю, сейчас самое время, раз вы скоро станете королевой англичан.

– Разумеется. Я буду рада принять их.

– Хорошо. Я организую встречу с ними в саду сегодня после обеда. Скажите вашим горничным, чтобы одели вас в алое бархатное платье. Оно вам очень идет, и вы будете выглядеть превосходно.

Анна согласилась. Алое платье – самое роскошное из всех, что у нее имелись. Из того красного шелкового, с предательскими пятнами, она выросла. Как дорого она заплатила за свое удовольствие… и, может быть, заплатит еще больше. Эта мысль не давала ей покоя и приходила в голову чаще и чаще, по мере того как ее брак с королем становился все более вероятным. Может ли мужчина узнать, что его жена не девственница? А еще страшнее, способен ли он определить, что она рожала?

Решительно отбросив в сторону неуместные страхи, Анна пошла переодеваться для встречи с послами.

Сидя на каменной скамье в саду между матерью и Эмили, Анна чувствовала, что выглядит принцессой до кончиков ногтей. Юбка платья, обшитая золотой тесьмой, мягкими складками лежала вокруг ее ног; длинные рукава, собранные над локтями узорными лентами, свисали почти до земли; поверх расшитого драгоценными камнями лифа лежали тяжелые цепи и крест, усыпанный самоцветами; на голове у нее был изящно отделанный Stickelchen из шелкового дамаста, надетый поверх крылатой батистовой шапочки и покрытый вуалью из золотистых нитей; пальцы унизаны кольцами.

Когда послы подошли и низко поклонились, Анна грациозно кивнула им. Доктор Уоттон, выступавший в роли главы делегации, вел себя с изысканной вежливостью; он явно имел большой опыт в искусстве дипломатии.

– Мне говорили, что красотой ваша милость превосходит герцогиню Миланскую, как золотое Солнце затмевает своим блеском серебряную Луну, – сказал он. – И теперь я сам вижу, что это правда. Его величество – счастливейший из мужчин. Говорят, вы наделены множеством прекрасных качеств.

– Леди Анне привили все добродетели и навыки, необходимые супруге, – сказала герцогиня Мария. – Она умеет читать и писать, готовить и весьма умела в обращении с иглой.

– Восхитительно, восхитительно! – воскликнул доктор Уоттон. – Вы музыкальны, миледи?

– Я не пою и не играю на музыкальных инструментах, сэр, но люблю музыку, – ответила Анна.

Ей показалось или в его добродушии просквозило легкое недовольство?

– На каких языках вы говорите?

– Только на немецком, сэр, – ответила она, чувствуя свою ущербность. Неужели посол ожидал, что она владеет английским? – Но я уверена, что быстро выучусь говорить по-английски.

– Очень хорошо, очень хорошо. – Уоттон повернулся к матери. – Ваша милость, удалось ли сделать что-то, чтобы его величество получил затребованные портреты?

– Увы, нет, – призналась мать. – Мы надеялись, что их напишет мейстер Вертингер, но он занят другими заказами. Мы послали за мейстером Кранахом в Саксонию, однако пока не получили ответа.

– Ничего, мадам. Его величество пришлет своего художника, мастера Гольбейна, если это приемлемо.

– Разумеется. – Герцогиня улыбнулась. – Я уверена, герцог Вильгельм даст разрешение. Мы все наслышаны о работах Ганса Гольбейна.

– Я также получил указания сказать вам, мадам, и герцогу, что, если имеются какие-либо затруднения с приданым, мой господин ставит добродетель и дружбу превыше денег.

«Генриху, похоже, не терпится», – подумала Анна. Все короли хотели денег.

– Он очень щедр, – с расширившимися от удивления глазами отозвалась мать.

В начале августа двор переехал в Дюрен, охотничий замок Вильгельма, расположенный в гористой части герцогства Юлих. Бо́льшую часть времени герцог проводил, запершись в кабинете с доктором Уоттоном и послами. Наконец он назначил доктора Олислегера и Вернера фон Гохштадена, великого магистра двора[13] Клеве, послами в Англию.

– Они будут обладать полномочиями для улаживания всех вопросов, – сказал Вильгельм Анне, когда семья собралась за столом на ужин. – И мы предложим приличную сумму в качестве приданого, несмотря на намек короля, что мы можем отказаться от выплаты.

– Спасибо вам, Bruder, – поблагодарила Анна.

Она не хотела ехать в Англию без приданого, чтобы не чувствовать себя ущербной.

Мать закончила трапезу и повернулась к ней:

– Кажется, мое дорогое дитя, вы скоро отправитесь в Англию.

– Если королю понравится мой портрет, – сказала Анна, чувствуя, как при мысли о расставании с родными в горле у нее встает ком.

– Он может предпочесть мой, – встряла Эмили.

– Тогда я порадуюсь за вас, – отозвалась Анна.

По правде говоря, она сама до сих пор не понимала, испытает в таком случае зависть к сестре или облегчение.

– Думаю, он попросит руки Анны, – сказал Вильгельм.

– Мне жаль будет разлучаться с любой из вас. – Мать выглядела печальной. – Но я знаю, в чем состоит мой долг, так же как вы знаете свой. Именно ради этого вас так старательно растили и воспитывали.

– Доктор Уоттон задал мне странный вопрос, Анна, – сказал Вильгельм. – Он поинтересовался, не имеете ли вы склонности к кое-каким увеселениям этой страны?

– Он имел в виду, не пьяница ли я?! – ужаснулась Анна.

Эмили фыркнула и, едва сдерживая смех, ткнулась носом в свой кубок, а мать возмутилась:

– Какая наглость! И это притом что вы, сын мой, известны своей воздержанностью. Эти англичане невозможны!

– Но вопрос вполне оправдан, ведь мы, немцы, славимся любовью к пиву и вину, в общем, говорю об этом с сожалением, – к пьянству. Лютер и тот называл нас запойными демонами. В Англии о нашей репутации, без сомнения, известно.

– Король опасается, как бы ему не подсунули вместо жены пивную бочку!

Эмили захохотала, Анна тоже прыснула со смеху.

– Надеюсь, что нет! – откликнулась мать, но даже ей с трудом удалось подавить улыбку.

В начале августа в Дюрен приехал Ганс Гольбейн.

– Художник приехал! – крикнула Эмили, высовываясь из красивого эркерного окна в башне Герцогини, возведенной отцом для своих женщин. Анна присоединилась к сестре, но успела заметить только спину Гольбейна, когда тот входил в дверь, расположенную внизу, под ними. Девушки наблюдали, как из повозки на двор выгружают мольберт и другие приспособления.

– Не позвать ли нам горничных? Пора подбирать наряды.

– Я надену алый бархат, – сказала Анна. – Это платье произвело хорошее впечатление на доктора Уоттона, надеюсь, оно понравится и королю.

Говоря это, она следила глазами за коренастой фигурой снова появившегося во дворе Гольбейна: лакей вел художника к отведенным ему апартаментам в гостевом доме из красного кирпича, стоявшем напротив башни.

– Он выглядит довольно брюзгливым, правда? – поделилась наблюдением Эмили.

И не ошиблась. Подтверждения не замедлили явиться во время первого же сеанса позирования. Гольбейн оказался человеком молчаливым; его квадратное лицо имело львиные черты и обрамлялось широкой, наподобие лопаты, бородой и коротко подрезанной челкой. К работе художник относился весьма серьезно, разговоров не поощрял и, хотя был способен поддержать беседу с Анной по-немецки, делал это, только когда был в настроении, а по большей части молчал.

– Пожалуйста, не шевелитесь, – скомандовал ей Гольбейн.

Несколько набросков уже были сделаны, и теперь он писал портрет на небольшом круглом куске пергамента, который сам вырезал.

– Это будет миниатюра? В Англию легче послать миниатюру, чем большую картину.

– Да, ваша милость. Большой портрет я напишу позже. А теперь, прошу вас, не разговаривайте.

– Можно мне посмотреть, как вы рисуете? – спросила Эмили, сидевшая у стены и ерзавшая от скуки.

– Нет, принцесса. – Художник взглянул на Анну. – Не двигайтесь, миледи, и не отворачивайтесь от меня. Положите правую руку поверх левой.

Утро заканчивалось, солнце поднялось высоко, и Анне в ее роскошном платье стало жарко, хотелось снять головной убор. Волосы под ним взмокли от пота и прилипли к голове. Она подняла руку, чтобы утереть лоб.

– Не шевелитесь! – одернул ее Гольбейн.

Время тянулось бесконечно. Тишина, как и жара, подавляла. Эмили зевала. Наконец мастер отложил кисть.

– На сегодня достаточно.

– Можно посмотреть?

– Не сейчас. Когда я закончу. Надеюсь, завтра. Доброго дня, ваши милости. – И он принялся вытирать кисти.

Анна поняла, что их отпускают. Слава Богу, портрет скоро будет готов. Она молилась, чтобы он был похож и она выглядела привлекательно. К счастью, Гольбейн пользовался хорошей репутацией.

Принцесса не разочаровалась. Когда на следующий день художник заявил, что закончил работу, Анна внутренне затрепетала, увидев себя на портрете скромно улыбающейся и написанной весьма изящно. Цвет лица был чистый, взгляд спокойный и лицо милое.

Доктор Уоттон, которого позвали посмотреть миниатюру, был доволен.

– Мастер Гольбейн, вы сделали портрет очень похожим.

Настала очередь Эмили. Пока Гольбейн делал первый набросок и резко командовал, чтобы она не шевелилась, Уоттон стоял за плечом художника, что того сильно раздражало.

– Это прелестно! – провозгласил Уоттон, беря в руки законченный рисунок. – Какое сходство! Не нужно писать миниатюру. Этот рисунок подойдет.

Гольбейн рассердился.

– Мне поручили написать две миниатюры, – резко возразил он. – Король лично дал такое распоряжение.

– Король хотел увидеть портреты как можно скорее, – отреагировал Уоттон. – Предпочтительно – еще вчера! Позвольте мне отправить этот рисунок и миниатюру сегодня. Уверяю вас, его величество будет доволен. Я ручаюсь.

Гольбейн закатил глаза и сказал:

– Очень хорошо, доктор Уоттон, – но по голосу было слышно, что он вовсе не рад.

Анна взглянула на портрет Эмили. Сестра выглядела необычно для себя мрачной. Ее красивое платье не попало на рисунок, но короля Генриха, несомненно, больше интересовало лицо. Предпочтет ли он ее Анне? Она так не думала, потому что этот портрет не показывал Эмили во всей красе. В нем не был схвачен ни ее солнечный характер, ни остроумие. Сделано ли это нарочно, чтобы выбор точно пал на Анну? Или Эмили выглядела бы иначе, если бы Гольбейну дали шанс написать миниатюру?

В любом случае теперь уже было поздно что-то менять; портреты отправят королю Генриху сегодня, и вскоре они узнают, которой из них суждено носить корону Англии.

Вильгельму, казалось, было все равно, которую из его сестер выберет король, если тот решился-таки взять одну из них в жены. Анна понимала, что по большому счету нет никакой разницы, имя какой принцессы впишут в брачный договор; целью стремлений обеих сторон являлся этот союз сам по себе.

– Его величество был очарован портретом леди Анны, – сияя улыбкой, сообщил доктор Уоттон, – и сразу заявил, что хочет жениться именно на ней. – Посланник поклонился Анне так почтительно, будто она уже была королевой.

Сцена эта происходила в кабинете Вильгельма, куда его сестры спешно явились по требованию Уоттона.

Обрадованная, что выбор пал на нее, но не вполне уверенная в своих чувствах касательно ставшего почти решенным брака, Анна улыбнулась послу.

– Король оказывает мне высочайшую честь, – сказала она, взглянув на Эмили, которая наверняка чувствовала себя уязвленной тем, что выбор пал не на нее, но хорошо это скрывала.

– Его величество с нетерпением ждет вашего прибытия в Англию, – сказал ей доктор Уоттон. – Уже наступил сентябрь. – Он повернулся к Вильгельму. – Вы готовы заключить контракт, сир?

– Конечно готов, доктор Уоттон, – с ликующим видом ответил тот.

Анна смотрела с помоста, как ее брат подписывает брачный договор: Вильгельм размашисто поставил подпись на глазах у всего двора. Потом, по его кивку, она встала, чувствуя на себе выжидательные взгляды всех, кто был в зале. Анна боялась этого момента, никогда прежде ей не приходилось выступать перед людьми, но было понятно: нужно привыкать, ведь у королевы Англии будет много публичных обязанностей. Анна набрала в грудь воздуха:

– Я хочу выразить сердечную благодарность его милости, моему брату, и людям Клеве за то, что выбрали меня для брачного союза, лучше которого я не могу и желать.

Ну вот, дело сделано, все, как просил Вильгельм, и голос ее ни разу не дрогнул. Анна сделала реверанс и села. Мать одобрительно смотрела на нее.

Вильгельм занял место рядом с ней, опустившись в огромное кресло, и подозвал своих послов. Им предстояло обсудить множество деталей контракта: приданое, которое Анна привезет с собой; содержание, которое выделит ей король Генрих; состав ее двора и как она доберется до Англии.

Обязанности посла Вильгельм возложил на доктора Олислегера; ему-то и был передан список поручений.

– Скажите его величеству о моем желании, чтобы он вел переговоры с вами, как со мной, если бы я присутствовал там лично. Да поможет вам Бог.

В тот вечер Анна попросила, чтобы матушка Лёве прислуживала ей в спальне.

– Кое-что сильно меня тревожит, – призналась она, стоя у окна и вглядываясь в ночь. – Скоро я уеду в Англию. И как буду тогда узнавать о житье малыша Иоганна в Золингене?

– Так же, как и сейчас, – заверила ее няня, – хотя новостей придется ждать чуть дольше. Ваша достопочтенная матушка уже сказала мне, что я отправлюсь с вами. Фрау Шмидт обещала по-прежнему сообщать мне о том, как идут дела у Иоганна.

Анна вздохнула с облегчением, но разум ее все равно не успокоился.

– Мы должны соблюдать осторожность. Риск теперь будет гораздо больше. Король считает меня девственницей. Что он со мной сделает, если узнает? Это не дает мне покоя.

Матушка Лёве положила руку ей на плечо, чтобы успокоить:

– Прошло восемь лет, Liebling, и за это время никто ничего не узнал. Мы были осторожны и предусмотрительны, будем поступать так и дальше. Если кто-нибудь спросит, я скажу, что у меня в Клеве есть любимый племянник и мне хочется знать, как он растет. Чему тут удивляться? Ни о какой связи с вами никто не заподозрит.

– Нет, конечно нет. Я тревожусь напрасно. – Анна помолчала. – Матушка Лёве, скоро я уеду из Клеве, может быть, навеки. Я всегда надеялась, что однажды, когда малыш подрастет, смогу увидеть своего сына, но теперь, боюсь, моя надежда была напрасной. Нельзя ли мне как-нибудь увидеть его?

Матушка Лёве с озабоченным видом покачала головой, что огорчило Анну:

– Нет. Это невозможно. Мы договорились, что вы больше никогда его не увидите. Для Иоганна его настоящие родители Шмидты. Они считают, что его мать – моя подруга, которая пришла к монахиням за помощью, когда оказалась в трудном положении. Liebling, вы не можете встретиться с мальчиком – это вызовет подозрения. Ваше имя теперь известно по всему христианскому миру, и визит будущей королевы Англии в скромный дом кузнеца в Золингене не останется незамеченным!

– Да, разумеется. Я это понимаю. Но нельзя ли увидеть его издали? Мне очень хочется узнать, какой он с виду, прежде чем я уеду. Другого шанса у меня, вероятно, не будет. – Глаза Анны наполнились слезами. Неутоленная жажда видеть сына терзала ее. – Пожалуйста!

Матушка Лёве хмуро расправляла постель:

– По правде говоря, я не знаю, как это устроить. Вы не можете поехать за тридцать миль в Шлоссбург, не имея на то основательной причины. Как вы объясните это?

– А они не могут приехать сюда, в Дюссельдорф?

– Но с какой стати?

– Сошлитесь на то, что я хочу купить хороший меч в подарок королю, и попросите мейстера Шмидта привезти мне несколько штук на выбор. Скажите, что мне хвалили его искусство.

Матушка Лёве по-прежнему сомневалась.

– А зачем он повезет с собой семью, если сам едет по делу?

– Придумала! – воскликнула Анна. – Намекните ему, мол, если Иоганн станет его учеником, а это наверняка вскоре случится, мальчику может быть полезен визит ко двору.

Няня покачала головой:

– Затея рискованная. Предлагать такое очень странно. Мейстер Шмидт может почуять неладное. Он и так все эти годы задавался вопросом: кто мать Иоганна? Желание увидеть сына для матери вполне естественно. Вдруг он догадается?

Анна сняла с шеи ожерелье и положила его в ларец.

– Теперь уже вы беспокоитесь напрасно.

– Нет, Анна. Я этого не сделаю. Ваша почтенная матушка полагается на меня в том, чтобы сохранить тайну, и я до сих пор не подводила ее. Она придет в ужас, если узнает, что вы затеваете, да к тому же ваш брак с королем Генрихом приближается. Liebling, я знаю, вам тяжело, но поймите, это невозможно.

Анна потерпела поражение. Пока матушка Лёве помогала ей готовиться ко сну, она боролась с волной эмоций, которые грозили поглотить ее целиком, но, когда дверь закрылась и свеча была потушена, Анна дала волю бурным слезам, и не в первый раз.

Однажды в октябре за ужином Вильгельм объявил, что получил письмо от доктора Олислегера.

– Поездка прошла хорошо. По приезде в Лондон сам лорд Кромвель пригласил их на обед и проявил сочувствие к нашей ситуации. Он сказал, что намерение императора отнять у меня Гелдерн бесчестно. Теперь я убежден, что этот договор окажется для нас выгодным.

Анна гордилась тем, что оказывает такую услугу своей стране.

– Послы уже встречались с королем?

– Да, они ездили в его замок Виндзор, потом вместе с его свитой отправились в Хэмптон-Корт. Он оказал им почести, развлекал охотой и пиром. Они сообщили, что король находится в радостном настроении, добром здравии и с нетерпением ждет окончания переговоров.

– Они займут много времени? – спросила Анна, передавая матери блюдо с едой.

– У обеих сторон есть немало вопросов, которые необходимо уладить. Нам нужно организовать для вас достойный эскорт, который демонстрировал бы великолепие Клеве. Мы должны отобрать в свиту людей, которые будут сопровождать вас, и решить, кто из них останется с вами в Англии, по крайней мере до тех пор, пока вы не свыкнетесь с тамошними обычаями. Запомните, Анна, пока вы принцесса Клеве, ваш долг – делать все, что в ваших силах, для блага родной страны, но как только выйдете замуж, станете англичанкой и должны вести себя соответственно. Король ждет от вас этого.

Анна осушила кубок доброго рейнского вина.

– Признаюсь, меня это немного страшит. Я постараюсь изучить английские обычаи и надеюсь, король будет терпелив со мной. Но было бы утешительно иметь рядом нескольких немцев. Я очень благодарна вам за то, что вы позволили мне взять с собой матушку Лёве.

Герцогиня улыбнулась:

– Она вам с детства будто вторая мать, и я доверяю ей, как никому другому. Матушка Лёве будет вашей доверенной помощницей и возьмет под начало ваших фрейлин. Надеюсь, король согласится, чтобы она осталась при вас и управляла вашими придворными дамами.

– Мне нужно взяться за изучение английского! – воскликнула Анна. – Иначе как я смогу общаться с королем?

– Я думал об этом, – отозвался Вильгельм. – Искать вам учителя здесь, вероятно, уже поздно. Я попрошу совета у доктора Уоттона.

– А когда, по-вашему, состоится свадьба? – осмелилась спросить Анна.

– До Рождества.

– Так скоро!

Трудно было поверить, что всего через несколько недель ее место за этим столом опустеет и она будет справлять Рождество на чужой стороне. Сердце разрывалось при мысли, что ей придется попрощаться с семьей и она, может быть, никогда больше не увидит лица любимой матери. Анна сжала лежавшие на коленях руки, костяшки пальцев побелели от напряжения.

– Срок придет, не успеем мы оглянуться, – живо сказала мать. – Нам так много всего нужно сделать.

Новости из Англии приходили в Клеве нерегулярно. Много времени ушло на обсуждение приданого Анны, но король Генрих проявил сговорчивость. Хотя в конце концов сошлись на сумме в сто тысяч золотых флоринов, он великодушно настоял на том, чтобы Вильгельм на самом деле не выплачивал эти деньги. И сам согласился на требование Вильгельма, чтобы Анна получала такое же содержание, как ее предшественницы, а оно составляло двадцать тысяч золотых флоринов.

– И если по смерти короля вы останетесь бездетной вдовой, – объяснил Вильгельм, – то будете получать пенсию в пятнадцать тысяч флоринов до конца дней, даже если захотите вернуться в Клеве. И буде у вас возникнет такое желание, вы можете забрать с собой всю вашу одежду, украшения и посуду. – Он одарил сестру улыбкой, что случалось нечасто. – Анна, если все пойдет по плану, вы заживете в роскоши и никогда ни в чем не будете нуждаться.

– И Клеве будет в безопасности, – отозвалась она, немного потеплев к королю Генриху.

Может быть, и правда, грешили больше против него, чем он сам. Ради них обоих ей хотелось думать о нем хорошо.

Вильгельм просматривал самый последний, детальнейший отчет доктора Олислегера.

– Решено, что вы доедете до Кале за мой счет. Кале – английский город, и король Генрих возьмет на себя все расходы по доставке вас оттуда к нему в Англию. – Он перевернул страницу. – Предусмотрены и действия на тот случай, если я умру бездетным. Сибилла, разумеется, унаследует Клеве, а вы с Эмили вместе получите сто шестьдесят тысяч флоринов и несколько замков с пятью тысячами флоринов дохода в год до конца жизни.

– Значит, теперь все устроено?

– Почти. Возникли споры о том, каким образом вы доберетесь до Англии. Так как скоро зима, я сказал доктору Олислегеру, что, по-моему, вам лучше ехать в Кале по суше, потому как, если вас повезут морем, – а вы никогда не были на корабле, Анна, и не знаете, каково это, – суровая погода может привести к вашей болезни или испортить вам цвет лица, а вы наверняка захотите выглядеть как можно лучше при встрече с королем.

– Значит, я должна ехать по суше.

– Это не так просто, как может показаться. – Вильгельм вздохнул. Порывшись в ящике, он достал оттуда карту. – Видите ли, путь до Кале лежит через Нидерланды, а это земли императора, управляемые его сестрой, королевой-регентом. Нет никаких гарантий, что император даст вам охранную грамоту для проезда через его владения. Единственный способ обойти это препятствие – ехать морем. Но даже если вы рискнете предпринять этот вояж, существует опасность нападения судов подданных императора. Что, если вы попадете в их руки без охранной грамоты?

– А каково мнение короля на этот счет?

– Король – глава английского морского флота, Анна. Говорят, море у него в крови, и он не видит причин, которые помешали бы его прекрасным кораблям доставить вас в его королевство. Он хочет, чтобы вы плыли морем из Хардервейка, что на побережье Гелдерна. Но тогда вам придется пересечь Зёйдерзе, а это опасно для кораблей: даже в хорошую погоду там сложно пробираться через плотины и дамбы. Король понимает это. Он отправил в Гелдерн двоих опытных капитанов для составления лоцманских карт, но они предупредили его, что ни один корабль не может подойти близко к побережью, иначе сядет на мель.

Анна совсем растерялась:

– И как же я попаду в Англию? Послы, кажется, ездят туда-сюда беспрепятственно, но у меня на пути сплошь непреодолимые преграды.

– Вы бесценный груз. – Вильгельм улыбнулся, скручивая карту. – Доктор Олислегер попросил короля, чтобы тот лично запросил охранную грамоту у королевы-регента в Брюсселе с разрешением вам следовать по суше через Брабант.

– И вы надеетесь, что королева-регент даст ее?

– У меня есть на то причины. Если разрешение будет получено, вы отправитесь вдоль северного побережья в Кале. До него примерно двести пятьдесят миль. Король договаривается с графом Саутгемптоном, своим лордом главным адмиралом, чтобы тот встретил вас там с эскортом и перевез через море в Англию. Доктор Олислегер пишет, что лорд Кромвель уже занимается снаряжением кораблей, которые доставят вас, и определяет место, где вы высадитесь, кто должен вас там встречать и в каком месте примет вас его величество.

– Я бы предпочла не вызывать такой суматохи!

– Анна, – строго сказал Вильгельм, – вам предстоит стать супругой короля Англии. Все, что касается вас, должно нести на себе отпечаток его величия. Отныне вы будете причиной всевозможных сует и хлопот, так что вам лучше к этому привыкнуть. Я тоже намерен сделать так, чтобы вы прибыли в Кале с почетом, я снабжу вас золотом, драгоценностями и всем прочим, что подобает иметь невесте такого могучего короля.

Анне хотелось, чтобы Вильгельм умерил помпезность своих речей.

– А что, если королева-регент не даст охранную грамоту?

– Тогда нам придется искать способ отправить вас морем под надежным корабельным конвоем. Но будем надеяться, этого не произойдет. Я обещал королю, что буду сообщать ему в письмах о своих планах относительно вашей поездки, чтобы он мог все подготовить к вашему приезду. – Вильгельм потянулся вперед, сидя в кресле, и взял руки Анны. – Schwester, это будет хороший брак для вас. Король проявил заботу о вашем комфорте и достойном приеме. Доктор Олислегер присовокупил к своему письму послание от него с благодарностью за доброжелательность, проявленную мной при обсуждении альянса. Он побуждает к скорейшему заключению контракта, так как приближается зима. Анна, он хочет жениться как можно скорее. У вас нетерпеливый жених!

Мать, занятая приготовлениями и то и дело справлявшаяся с бесконечным списком необходимых дел, очень обрадовалась, узнав, что лорд Кромвель также занят распоряжениями о подготовке апартаментов королевы в главном королевском дворце Уайтхолл и обустройством Сент-Джеймсского дворца, где Генрих и Анна проведут медовый месяц.

– Говорят, инициалы «Г» и «А» в королевских дворцах вырезали на всех каминах и потолках, вышили на занавесах и постельном белье, высекли на камне, где нужно, – сказала герцогиня Мария. Они сидели в комнате Анны, окруженные стопками нательного белья и полотенец: на всех нужно было вышить новый вензель «AR»[14]. – Мне говорили, что Сент-Джеймсский дворец расположен уединенно посреди парка.

Анна, увлеченно работавшая иглой, вдруг ощутила холодок. Медовый месяц. Брачная ночь приближалась, а вместе с ней рос страх разоблачения и его последствий.

Она не могла сдержаться и неожиданно выпалила:

– Mutter[15], мне боязно! Вдруг король догадается, что я… не девственница… и родила ребенка…

Мать поспешила успокоить ее:

– Нет, дочь моя, я так не думаю. И я уверена, вы понимаете, что, когда будете исполнять свой долг, как того потребует от вас супруг, должны вести себя так, будто все это для вас внове.

Несмотря на добрый совет матери, Анна понимала: ответа на свой вопрос она так и не получила. А был еще один, который она не решалась задать. Должна ли добродетельная женщина испытывать удовольствие на брачном ложе? Она не могла представить, что переживет с королем такой же экстаз, какой пробудил в ней Отто, и все же надеялась в супружеской спальне снова познать это восхитительное ощущение полноты чувств. Генрих наверняка умелый любовник, ведь у него было три жены – и, говорят, множество любовниц в свое время, – но ему уже к пятидесяти, и юношеский пыл, вероятно, давно в нем угас. Анна совершенно не представляла, чего от него ожидать; ясно было одно: король хочет, чтобы она родила ему сыновей, так как сейчас будущее династии зависело от одного маленького мальчика всего-то двух лет от роду. Дай Бог ей оказаться плодовитой!

– Я слышала, главные английские лорды накупили парчи и шелку к вашему приезду. – Голос матери вывел Анну из задумчивости. – Вас ожидает великолепный прием! – Герцогиня окинула дочь искательным взглядом. – Не нужно так волноваться, дитя мое. На брачном ложе совершенно нечего бояться.