Читать книгу Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр - Страница 9

Миссис Эллен
Брэдгейт-Холл, 1540 год

Оглавление

– Добродетель, – говорит мне миледи, – это результат в равной степени образования и воспитания. – Джейн еще не исполнилось три года, а мать уже дала ей азбуку, чтобы носить на ленточке на шее. На ее гладкой деревянной дощечке красивым черным шрифтом выведен алфавит, простые числа и «Отче наш», и Джейн должна, с моей помощью, все это выучить. По счастью, батюшка обучил меня чтению, так что я могу помогать ей с уроками.

Каждый день мы с ней садимся и проходим все от начала до конца, повторяя снова и снова, чтобы, когда леди Дорсет призовет нас в пять часов, ребенок был готов ответить заданное без запинки, потому что иначе мать обязательно влепит ей жгучую пощечину. Это случалось и раньше и за гораздо менее серьезные преступления. Мы спешим по галерее в зимние покои, где нас ожидает миледи. Маленькие ножки Джейн бегут в два раза быстрее моих, чтобы не отставать. Мы опаздываем, потому что я заставила ее повторить урок лишний раз, дабы мать не имела повода придраться. Когда мы входим, Джейн, вцепившись в книжку, держит ее перед собой и читает вслух, водя маленьким пальчиком по буквам, вырезанным на гладкой дощечке. Леди Дорсет кивает, отпуская нас. Ни критики, ни похвалы у нее не находится.

Несмотря на свой юный возраст, Джейн достаточно сведуща в вопросах веры. Официально Дорсеты привержены католической доктрине[4], утвержденной королем после того, как он назначил себя главой церкви в Англии, но в душе – говоря по секрету – я думаю, что они, как и многие другие, испытывают тайные симпатии к реформаторам и даже, я подозреваю, к таким, что распространяют учение Мартина Лютера и его сторонников-протестантов. Лютер осмелился оспорить сами церковные таинства, а в Англии сегодня опасно выражать еретические взгляды. За это сжигают на кострах. Король свято блюдет традиции в том, что касается религии, хотя он и рассорился с папой – или епископом Римским, как нам велено называть его с тех пор, как наш всемилостивейший монарх стал главой церкви Англии.

Джейн, которую водили к мессе с младенчества, знает латинский чин богослужения, хотя вряд ли она понимает, что это все значит. Ее научили почитать Богоматерь, Блаженную Деву Марию, и молиться о себе и о других. Ей даже объясняли чудо мессы, когда Дух Святой, в момент вознесения Святых Даров, воплощается в тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа. Подобно всем маленьким детям, она принимает эти объяснения без лишних вопросов, и в сердце ее уже зародилась должная и подлинная любовь к Создателю. Я верю, что вскоре ей уготовано стать поистине благочестивой девочкой.


– Его величество король, – торжествующе объявляет миледи в один из холодных январских дней, – венчался в Гринвиче с леди Анной Клевской. Я вызвана ко двору исполнить свой долг: новая королева оказала мне честь назначить меня своей фрейлиной.

В тот же самый день все домашние собираются во дворе, чтобы посмотреть, как она, в великолепном наряде благородного красного бархата, закутавшись в меха, садится в экипаж, готовая отбыть к югу. Ее экипаж сопровождают еще две повозки – для дам ее свиты, горничных и двоих пажей.

– Какая миледи красивая, – шепчет Джейн в восхищении. – Я хочу быть как она, когда вырасту.

– Будешь, моя прелесть, будешь, – обещаю я, гладя ее по голове.

– Прощайте, – говорит леди Дорсет собравшимся, а дворецкий подает ей меховую накидку и корзину с дорожными закусками и напитками.

Лорд Дорсет подносит жене бокал вина на дорожку. Выпив, она наклоняется и целует его в губы. Он бормочет что-то, чего я не могу разобрать, и они оба улыбаются. Потом миледи вспоминает, что у нее есть ребенок.

– Будь хорошей девочкой, Джейн, – говорит она.

– До свидания, миледи, – отвечает Джейн.

– Да хранит вас Господь, – шепотом подсказываю я.

– Да хранит вас Господь, – повторяет она. Маркиза одобрительно кивает, экипаж трогается и медленно выезжает со двора. Джейн, стоя рядом со мной, машет, как положено, вслед матери – пока карета, миновав ворота, не скрывается из виду. Но миледи даже не оборачивается.


В отсутствие миледи лорд Дорсет стремится проводить время с дочерью. Ему быстро надоедает слушать ее чтение, поэтому он решает учить ее верховой езде.

– Скоро я сделаю из нее настоящую охотницу, миссис Эллен, – обещает он.

Я иду вслед за ними на конюшни. В самом дальнем стойле ждет под седлом коренастый пони в яблоках, совершенно восхитительная лошадка, как нельзя лучше подходящая для новичка.

– Ее зовут Фиби, – говорил милорд с улыбкой.

Джейн опасливо протягивает руку, чтобы погладить гриву и морду пони.

– Красавица Фиби! – восклицает она.

Милорд поднимает Джейн на спину пони, где она сидит, держа поводья и широко улыбаясь. Мы смотрим, как грум берет лошадь под уздцы и выходит с ней во двор, где водит ее по кругу, чтобы Джейн привыкла к шагу пони. Девочка чувствует себя при этом как рыба в воде.

– Смотрите, сэр! – кричит она отцу, проезжая мимо нас. Ее рыжие кудри прыгают в такт движений лошади, юбка разметалась по крупу.

– Хорошо! – отзывается лорд Дорсет, а мне говорит: – Она молодец.

– Простите мою дерзость, милорд, но вам следует позволять ей ездить верхом регулярно, – осмеливаюсь предложить я.

– Отличная идея, миссис Эллен! – отвечает он. – Она станет ездить каждый день по часу, я этим займусь.

И он занялся. Если не мешает непогода, то Джейн каждый день разъезжает во дворе на своем пони, учится ездить иноходью, рысью, брать препятствия и прямо сидеть в седле. Она это любит, и отрадно наблюдать, что они с Фиби так подходят друг другу. Кроме того, уроки верховой езды дают лорду Дорсету возможность лучше узнать свою дочь, и так приятно видеть, как он хвалит ее за отвагу.

– Ну чем не Диана-охотница, – говорит он с улыбкой, когда Джейн появляется в своей новой маленькой амазонке и шляпе с пером – наряде, который он сам для нее заказал. – Сегодня, дочка, мы поедем кататься вместе.

– О, сэр, – тревожусь я, – прошу вас, будьте осторожны. Вокруг такие опасности: скалы и откосы…

– Не волнуйтесь, миссис Эллен. Со мной ребенок будет цел и невредим. Верно, Джейн?

И он выезжает на своем могучем скакуне, ведя под уздцы лошадку Джейн. Два часа спустя они, конечно, возвращаются: она румяная и веселая, он довольно улыбается ей, глядя сверху вниз. Но я замечаю боль, тенью промелькнувшую в его глазах, и точно знаю: он, наверное, в тысячный раз жалеет, что его малышка не мальчик.


Первые вести от миледи мы получаем только спустя месяц после ее отъезда. Однако дворцовые слухи быстро разносятся повсюду, достигая и наших глухих краев, и замок уже кишит сплетнями. Мне приходится напоминать слугам и горничным, чтобы они придерживали языки в присутствии леди Джейн, и все же я уверена, что кое-что из происходящего ребенок успел уяснить. В конце концов, мы все взбудораженно обсуждали появление новой королевы всего несколько недель назад, а теперь о ней молчок.

В замке, если не во всей Англии, каждый уже знает, что четвертый брак короля складывается не лучше предыдущих трех. Будь его величество обычным человеком, его бы засмеяли за неудачи в супружеских делах. Все вокруг судят и рядят – часто в непристойных выражениях, – что же случилось на этот раз, когда он и женат-то без году неделя. Я изо всех сил стараюсь оградить Джейн от этих разговоров. Признаться, мне самой мало что известно – впрочем, как и остальным, – и до возвращения леди Дорсет я не имею возможности узнать побольше о странных событиях, происходящих при дворе.


Наступил март, и миледи возвращается. Едва ее экипаж с отдернутыми кожаными шторками с грохотом вкатывается во двор, милорд созывает всех домашних встречать ее и прислуживать ей. Но когда маркиза выходит из кареты приветствовать мужа, величественная, в бархатном плаще поверх парчового платья, отороченного мехом, и французском чепце с бриллиантами, я замечаю, что она выглядит бледной и больной, а приветствие лорда Дорсета преисполнено необычайной заботы. Когда она поднимает руки, чтобы обнять его, плащ расходится в стороны, и сразу становится ясно, почему у нее такой нездоровый вид. Заметив перемену, Джейн испуганно прячется у меня в юбках. Позже, когда мы возвращаемся в детскую, она спрашивает:

– Что случилось с моей мамой, няня? Почему она так растолстела?

– Боже ты мой, до чего смышленое дитя, – с улыбкой говорю я горничной.

Джейн стоит молча, по-прежнему желая знать, в чем тут дело.

– Твоя матушка снова ждет ребенка, – отвечаю я ей. – Вот и все. Не о чем волноваться. Бог даст, скоро у тебя будет братик, и он станет маркизом Дорсетским после твоего отца.

Джейн слушает с округлившимися глазами.

– А почему я не могу стать маркизом Дорсетским? – спрашивает она.

Я смеюсь. Надо же такое придумать!

– Но, Джейн, ты же девочка, а девочки не бывают маркизами. Так что мы должны молиться, чтобы твоя матушка родила мальчика.

Джейн задумывается:

– Это нечестно.

– Ну, тебе не угодишь, – со смехом замечаю я. – Такова воля Божия. Мы, женщины, – слабый пол, только мужчинам дано править. Оттого ты не можешь быть маркизом и оттого должна во всем слушаться батюшку.

Джейн, кажется, удовлетворена моими разъяснениями. Какой бы смышленой она ни была, она все же пока мала и обычно принимает мои слова без вопросов. На удивление, ее больше волнует происходящее с матерью. Если бы только маркиза заслуживала подобной заботы!

– Когда же родится ребенок? – шепчет Джейн.

– Судя по всему, детка, в середине лета. – Это мало что ей говорит, поскольку у нее нет еще четкого представления о времени. – Ты должна молиться о матушке каждый день, прося Господа даровать ей благополучный исход и здорового мальчика.

– Я буду молиться, – с жаром обещает Джейн. Затем, смотря мне прямо в глаза, она вдруг интересуется, родится ли мальчик и у королевы.

Я резко встаю.

– Нам пора заниматься чтением, – говорю я ей.


В тот день я узнала многие подробности происходящего при дворе. Мы с Джейн, как обычно, вернулись с дневной прогулки, и я усадила ее в спальне вышивать, прежде чем спуститься вниз. И тут появилась миссис Зуш, одна из горничных леди Дорсет, с кувшином вина, предлагая мне распить его за починкой одежды. Миссис Зуш – горничная, чьей опеке вверен гардероб. Всегда нужно что-то шить, и в тот день она чинила прореху на одном из придворных платьев миледи.

И вот миссис Зуш и я, усевшись у огня в детской, повели доверительную беседу. Миссис Зуш ездила ко двору вместе с миледи, и мы приятно скоротали часок, обсуждая последние сплетни.

– Как же я рада вернуться, словами не передать, – заявила она. – Больше четырех месяцев при дворе выдержать невозможно. Все эти важные дамы и господа, готовые передраться за место. А что они говорят друг о дружке за глаза – вы не поверите! И потом – я с утра до ночи на ногах, потому что она по сто раз на дню требует перемену платья. Но короля, кстати, я встречала довольно часто. Ни один мужчина не носит столько драгоценностей, сколько носит он. А толстый какой… Он еще больше растолстел с тех пор, как я видела его в последний раз.

– А королеву вы видели? – полюбопытствовала я.

– Не видела и не слышала. – Она понизила голос. – Ее сослали в Ричмонд. Похоже, он хочет от нее избавиться.

– Но почему? – удивилась я.

– На следующий день после свадьбы весь двор уже знал, – говорит миссис Зуш. – Король не стал делать секрета из того, что она ему не понравилась. Никто не припомнит, чтобы он говорил такие вещи о других женах, даже об Анне Болейн.

– Но что же он сказал? – допытываюсь я, откусывая нитку и встряхивая починенную сорочку Джейн.

– Когда господин Кромвель спросил его величество, как им нравится королева, король ответил, что она нравится ему не так, как прежде. Она не такая красивая, как королева Джейн, и дурно пахнет. Хуже того, он сказал, что она не девственница. Он говорил господину Кромвелю, что ощупал ее груди и другие части тела и уверен, что прежде ее познали другие мужчины, а раз так, то у него нет ни воли, ни желания вступать с ней в брачные отношения.

Я рот открыла, услышав о такой жестокости.

– Как по-вашему, это правда? То, что он о ней говорит?

Миссис Зуш покачала головой, отхлебнув вина:

– Никто этому не верит, потому что королева невинна, как дитя, и, кажется, полагает, что все так и должно быть. При мне леди Рутланд описывала миледи, как она и другие фрейлины удивились, когда ее величество хвалила короля за его доброту. Королева рассказывала, что, приходя в постель, он всегда целует ее, берет за руку и говорит: «Спокойной ночи, милая». А потом, каждое утро, он целует ее и говорит: «Прощай, дорогая». Леди Рутланд и другие ушам своим не поверили, потому что королева, похоже, и не ожидала ничего большего. Потом леди Эджкоум предположила, что ее величество, наверное, еще девственна, на что королева Анна ответила, что вовсе нет, потому как она каждую ночь спит с королем. Дамы сказали ей, что этого мало, если она хочет подарить нам герцога Йорка. Но королева не пожелала больше ничего слышать, говоря, что его величество уделяет ей ровно столько внимания, сколько ей требуется.

Я засмеялась:

– Разве бывают такие наивные женщины? Может быть, она все-таки не настолько глупа?

– По-моему, это у нее все всерьез. Но теперь она совершенно одна в Ричмонд-Паласе, в отдалении от двора. Даже ей должно быть ясно, что он ею пренебрегает. Поговаривают, что он с ней разведется, как с королевой Екатериной. Еще говорят, – и здесь миссис Зуш перешла на шепот, – что ему уж приглянулась другая.

– Кто? – удивленно спрашиваю я, снова наполняя наши стаканы. Еще одной несчастной уготовано принять бремя – и в прямом смысле тоже – королевской любви?

– Племянница герцога Норфолка Екатерина Говард. Совсем юная девочка, пятнадцати лет, но вполне себе развитая, чтобы взволновать старческие чресла. Похоже, католики ее нарочно подсовывают ему, дабы ослабить влияние реформаторов, которые возвысились со времен женитьбы короля на королеве-протестантке.

– И он правда думает на ней жениться, на этой девочке?

– Многие так считают. Его величество, как всегда, поступит по-своему. Только никому ни слова о том, что я вам тут рассказала. Миледи страшно разгневается, если до нее дойдет, что я сплетничаю. Она не потерпит неуважения к своей родне, особенно к королю.

Я заверила собеседницу, что буду осмотрительна, и наш разговор перешел на другие темы. Внезапно мы услышали, как что-то скребется на лестнице за дверью. Мы поднялись посмотреть, решив, что это может быть мышь. Я заметила, что дверь слегка приоткрыта. Распахнув ее, я обнаружила за ней малышку Джейн, которая подслушивала, стоя на коленях, и крайне удивилась моему появлению.

– Негодная девчонка! – напустилась я на нее, разозлившись больше от страха, что она могла подслушать лишнее, чем на ее непослушание. – Сейчас же отправляйся в постель и оставайся там до вечера.

У Джейн задрожала нижняя губа. Не говоря ни слова, она повернулась и стала подниматься по лестнице.

– Надеюсь, она не слышала всего этого, – сказала я, обращаясь к миссис Зуш.

– Или что не станет повторять, – отвечала миссис Зуш. – Миледи убила бы меня, узнай она, что я говорила такие вещи в присутствии леди Джейн.

Ввиду этого мы заговорили о других, менее опасных вещах.


Поздно вечером я заглядываю к Джейн. Она не спит, и в ее широко раскрытых глазах я вижу удивление пополам с недоумением.

– Пришла пожелать тебе спокойной ночи, – говорю я ей. – Хочешь пить, Джейн?

Она садится в постели, не сводя с меня тревожного взгляда, и снова я думаю о том, как много она сегодня успела подслушать. Ее слова подтверждают мои худшие опасения.

– Почему от королевы дурно пахнет, няня? И почему король ощупывал ее тело? Это ужасно. Если бы я была королевой, я бы ему не позволила. Может он отослать ее, потому что она дурно пахнет?

Я сажусь к ней на постель.

– Ты не должна была слушать, детка. Но раз ты слушала и услышала кое-что не подходящее для ушей такой маленькой девочки, то я уж постараюсь объяснить. Говорят, что королю не понравилась королева. Может быть, от нее плохо пахнет. И если так, то это оттого, что она редко моется. И может статься, король отошлет ее, но вовсе не потому, что она плохо пахнет. Для этого ему потребуется найти уважительную причину. И раз он король, то он ее найдет.

Это, кажется, удовлетворяет Джейн. К счастью, она еще слишком мала и ее мысли не задерживаются подолгу на чем-то одном. Больше она не говорит на эту тему, и я радуюсь, что мне удалось предотвратить еще более неуместные вопросы.

– Ну а нам, Джейн, – поучаю я, – не следует говорить дурное о короле, которого Господь послал править нами; так поступать грешно, и за это мы будем наказаны. Ты должна пообещать, что никому не станешь повторять того, что сегодня услышала. Не станешь?

– Не стану, – важно произносит она. – Я обещаю.

– Тогда спокойной ночи, – говорю я, укрывая ее одеялом и целуя. – Благослови тебя Бог.


Наступает середина лета, у миледи подходит срок, когда мы узнаем, что король расторг свой брак с Анной Клевской, причем при полном ее согласии – что, как говорят, он счел для себя нелестным. Ей достались пять великолепных дворцов и солидный годовой доход, в придачу к сомнительной привилегии называть себя «дражайшей сестрой его величества». Далее мы узнаем, что менее чем через месяц после развода наш влюбленный монарх женился на Екатерине Говард, чьи выдающиеся прелести он не в силах не ласкать даже на людях.

Я пытаюсь объяснить произошедшее Джейн, сидя с нею в саду и плетя венки из маргариток.

– Видишь ли, дитя мое, женитьба короля на леди Анне была ненастоящей, и потому архиепископ Кентерберийский сказал, что они вольны расстаться и вступать в брак с другими людьми.

Я избегаю, конечно, описывать, что такое настоящая женитьба, и уклоняюсь от любых упоминаний о личной гигиене леди Анны и мнения о ней его величества. Однако Джейн не проведешь.

– Разве архиепископ Кентерберийский не мог заставить леди Анну мыться? – серьезно спрашивает она, а я просто лопаюсь от смеха. О Боже, Боже! Ну и ребенок! Это сладкая крошка бывает едкой, как лимоны, которые доставляют на наши кухни из Испании, она никогда не перестает удивлять меня.


Леди Дорсет не вернулась ко двору служить новой королеве из-за своей беременности. Вместо того она занялась домом, переставляя мебель в одной комнате, заказывая новую обстановку для другой, и доводит нас до безумия нескончаемым потоком распоряжений.

– Это она вьет себе гнездо, – замечает миссис Зуш. – Она вот-вот родит, помяните мое слово.

Несмотря на кавардак в доме, я люблю это время года, когда лето в самом разгаре. Внутри прохладно, все окна раскрыты, в комнатах сладко пахнет свежей осокой, которой посыпают пол. Огонь больше не ревет в печных трубах; зато камины украшены большими цветочными гирляндами. В садах все цветет и растет, предвещая хороший урожай.

Без лишнего шума леди Дорсет производит на свет еще одну дочь. Роды проходят в течение ночи, не доставляя ей слишком больших хлопот.

На следующий день я веду Джейн повидать ее новорожденную сестру. Она лежит в колыбели рядом с кроватью матери.

– Ее зовут Катерина, в честь королевы, – говорит маркиза.

Джейн, должно быть, понимает, что мать выглядит утомленной и хмурой, потому что разочарована рождением дочери. Тем не менее девочка чудесная, совсем не сморщенная, как это бывает с младенцами. Светловолосая, с большими голубыми глазами и прелестным ангельским личиком. Джейн, разумеется, считает, что она чудо как хороша, и хочет подбодрить мать.

– Она лучше любого мальчика, – заявляет она, но реакция на ее слова не та, что она ожидала.

– Уведите ее, – сердится миледи, – она несет всякий вздор.

Я торопливо вывожу Джейн вон из комнаты.

– Ну ничего, – утешаю я девочку, видя ее испуг. – Ты же хотела как лучше. Твоя матушка просто устала и плохо себя чувствует. Идем-ка наверх, дошивать нашу красивую ночную сорочку для леди Катерины. А у меня в сундуке, может быть, найдутся марципаны.

Успокоившись, счастливая Джейн пускается вскачь по коридору, но затем, вспомнив, что хорошо воспитанная девочка вроде нее должна вести себя прилично, переходит на размеренный шаг. Мое сердце сжимается от боли за нее: она такая взрослая, но совсем еще малышка. И совсем не любима теми, кто должен ее любить.

Трон и плаха леди Джейн

Подняться наверх