Читать книгу Смерть сердца - Элизабет Боуэн - Страница 1

The Death Of The Heart by Elizabeth Bowen

Copyright © 1938 by Elizabeth Bowen

Издатель выражает признательность за финансовую поддержку Ireland Literature Exchange (Фонд перевода), Дублин, Ирландия. www.irelandliterature.com info@irelandliterature.com

Издание книги осуществлено при содействии Curtis Brown UK и The Van Lear Agency

В оформлении обложки использован фрагмент картины Мэдлин Грин (1884–1947)

© Анастасия Завозова, перевод, 2019

© «Фантом Пресс», оформление, издание, 2019

Предисловие переводчика

В 1933 году раздосадованная Вирджиния Вулф писала своей подруге Элизабет Боуэн: «Я просто в ярости, что 40 фунтов достались этой Гиббонс. А кто она такая? И что это за книга? А ты теперь ковер себе купить не сможешь».

Речь шла о престижной в то время литературной премии Femina Via Heureuse Prize, которую сама Вулф получила ранее за свой роман «На маяк» (1927). В финал премии вышли три романа: «Приглашение к вальсу» Розамунды Леман, «Неуютная ферма» Стеллы Гиббонс и «На север» Элизабет Боуэн. Премию в итоге получила Стелла Гиббонс, но негодование Вирджинии Вулф объяснялось не только дружескими чувствами и тем, что новый ковер Боуэн нужнее, чем Стелле Гиббонс. Элизабет Боуэн была и остается одним из не то чтобы незаметных, но уверенно тихих голосов британской литературы, которые, несмотря на свою кажущуюся неприметность, и составляют саму ее основу, костяк ощущений, возникающих у читателя, стоит ему заслышать слова «британская литература». Точность описаний, сухая и едкая ирония, препарирование самых глубинных человеческих чувств при помощи обманчиво простых слов, поэтическое внимание к пейзажу и хирургическое – к деталям, – все это в разной степени свойственно многим британским писателям, от самой Вирджинии Вулф до Джулиана Барнса, от Нэнси Митфорд до Али Смит. И Элизабет Боуэн с романом «Смерть сердца», который в 1938 году завоевал признание не только читателей, но и критиков, в общем-то давно находилась в этом ряду на равных с остальными писателями. Сдержанный стиль Боуэн – такая же часть англоязычной культуры, как абсурдизмы Кэрролла или вязкий синтаксис Харди, просто для русского читателя ее роман был потерянным звеном британского стиля – точкой, в которой совершался переход от насмешливой прозы Нэнси Митфорд к прозрачности Айрис Мёрдок, но теперь этот пробел будет в какой-то мере заполнен.

Предки Элизабет Боуэн – валлийцы с фамилией апОуэн[1], скорее всего, перебрались в Ирландию вместе с английскими завоевателями в XVII веке. Приплыли – и остались англичанами среди ирландцев, резко подчеркивая свою принадлежность к протестантской культуре. Эта двойственность, которую выпестовал в себе род апОуэнов и в дальнейшем – Боуэнов, только усилилась, когда в 1765 году один из Боуэнов женился на богатой наследнице из такой же подчеркнуто англо-ирландской семьи Коулов. В честь этого союза и в честь самого ощущения, что Боуэны наконец-то окончательно вознеслись над Ирландией, и было выстроено семейное гнездо – Боуэнз-Корт, где родилась Элизабет Боуэн и которое сыграло огромную роль как в ее жизни, так и в творчестве.

Элизабет Боуэн родилась в 1899 году, в семье, которая так и просилась на страницы тихого романа о сдержанных до невыносимости людях, что переносят жизнь как легкое заболевание – на ногах. Ее мать, Флоренс Колли, росла в огромной жизнерадостной семье, где среди шумных сестер казалась кем-то вроде подменыша. По отзывам родственников, она была тихой, очень задумчивой и даже угрюмой. Ее муж, Генри Коул Боуэн, был характером ей под стать – замкнутый, молчаливый, очень книжный человек, который находился в режиме тлеющего конфликта с отцом, потому что, вместо того чтобы жить жизнью джентльмена и смотреть за родовым имением, освоил профессию юриста и практиковал в Дублине. Родовое имение к тому моменту уже было скорее источником стресса для всего семейства Боуэн – и продолжит быть им до того самого момента, когда Элизабет Боуэн продаст его в 1960 году, окончательно осознав, что дом буквально сжирает большую часть ее доходов. Боуэн всегда признавала важность этого дома для своей семейной истории, важность дома как крепости, в которой ее английские по духу предки отгородились от всей Ирландии – в каждом из ее романов домаґ существуют на равных с персонажами, и в романе «Смерть сердца» мы это увидим тоже, – но теплой любви к Боуэнз-Корт не испытывала. В домашнем мемуаре «Боуэнз-Корт» она писала, например, что семейные призраки в доме не являлись, потому что «они давно поселились в самих стенах дома».

Генри Коул Боуэн всю жизнь фактически работал на Боуэнз-Корт. Элизабет была их с Флоренс единственным ребенком, долгожданным – она появилась на свет на десятом году брака. Будущему наследнику было заготовлено имя Роберт, но и Элизабет родители были очень рады. Нет свидетельств того, что Элизабет была нежеланным или заброшенным ребенком, напротив – мать уделяла ей огромное количество времени и так переживала за ее эмоциональное здоровье, что позволила учиться читать только в семь лет. Проблема крылась в другом: и Флоренс Колли Боуэн, и Генри Коул Боуэн существовали в собственных замкнутых мирах, которые Элизабет позже назвала «их личными царствами мысли», добавив, что ей, наблюдавшей, как оба родителя уединились в этих своих личных царствах, не оставалось ничего иного, как придумать свое – такое же.

Когда Элизабет было семь лет, в семье Боуэнов приключилась трагедия – у Генри Боуэна диагностировали нервный срыв, в результате которого он, судя по всему (эта часть старательно замалчивалась), стал опасен для окружающих, и Флоренс с дочерью пришлось переехать в Англию, к родственникам, и довольно долгое время, почти шесть лет, провести в разных съемных домах на побережье Англии. За это время, по воспоминаниям Боуэн, они удивительно сошлись с матерью, их отношения стали очень нежными, но, когда Элизабет было тринадцать, мать умерла от рака. Этот период жизни и то, каким прекрасным он виделся ей, девочке-подростку, почти в автобиографичной форме перекочевал в роман «Смерть сердца». Героиня романа, юная Порция, оставшаяся сиротой в шестнадцать лет, примерно так же вспоминает о жизни с матерью и их бесконечных переездах.

«В их номере, хоть и самом дальнем, с окнами на сосновый лес, тоже имелся балкон, и они, бывало, сбегали из салона и сидели там долгими дождливыми днями. Лежали на кроватях – укрывшись пальто, оставив окно нараспашку – и вдыхали запах мокрого дерева, слушали, как дребезжит водосточный желоб. А еще – читали вслух друг другу купленные в Люцерне таушницевские[2] романы. Чайные принадлежности, спиртовка и лиловая бутылочка денатурата стояли на шатком комодике между кроватями; в четыре часа Порция принималась готовить чай. Ели они, поочередно откусывая то от плитки шоколада, то от бриоши. Они обожали открытки и завешивали сосновые стены своими набросками; выстиранные чулки сушили на батарее, хоть отопления и не было. Иногда из туманной дали доносился звон коровьих бубенцов, из соседней комнаты – голоса людей, говоривших по-немецки. Часто случалось так, что между пятью и шестью часами дождь переставал и по стволам сосен сползал влажный свет. Тогда они слезали с кроватей, надевали ботинки и спускались по деревенским улочкам к обзорной площадке над озером. Смотрели сквозь клочья тумана, как шестичасовой пароход, пыхтя, огибает скалу и причаливает к пристани» (с. 64).

Далее за образованием Боуэн следили многочисленные тетки Колли, а домой, в Боуэнз-Корт, она вернулась только после того, как ее отец окончательно пошел на поправку. Здесь восемнадцатилетняя Элизабет впервые окунулась в атмосферу вечеринок и приемов, которые устраивала вторая жена ее отца, Мэри Гвиннз. По воспоминаниям друзей и родственников, Элизабет после смерти матери начала страдать заиканием, которое особенно проявлялось на слове mother (мама), но это совершенно не помешало ей стать очень бойкой, очень разговорчивой и очень активной участницей этих приемов, которые со временем в Боуэнз-Корт стала закатывать уже она сама. Заикание в будущем не помешало Боуэн выступать на радио и с лекциями, которые она читала не только в Британии, но и в Европе и США.

Элизабет, впрочем, как и ее отцу, хотелось какой-то деятельности, и идея просто быть хозяйкой большого дома ей совершенно не нравилась. В начале 1920-х годов Элизабет отправилась в Лондон – учиться искусствоведению, но вскоре забросила занятия, решив посвятить себя писательству. Она уже писала рассказы, но напечататься ей удалось только в 1923-м, когда она познакомилась с Роуз Маколей – известной писательницей того времени, которая, разглядев в Боуэн талант, буквально взяла ее под опеку и помогла с первой публикацией. Практически сразу после этого Элизабет Боуэн вышла замуж – за Алана Кэмерона, чиновника в Министерстве образования. Брак окажется счастливым и окончится только со смертью Кэмерона в 1952-м, хотя друзья Боуэн – все как один тонкие и ядовитые интеллектуалы – зачастую подсмеивались над тем, насколько простоватый и тихий Кэмерон не схож с умной, ироничной, общительной светской бабочкой Элизабет. Роман «Смерть сердца», в котором нет второстепенных героев, – читателю предлагается понять, почему умирает сердце у каждого человека, появляющегося на его страницах, – в некотором виде вобрал в себя эти странные, но гармоничные отношения, и многие критики сходятся на том, что в чертах Томаса Квейна, брата Порции и мужа Анны, проявилось некоторое сходство с Аланом Кэмероном – точно так же, впрочем, как и Анна, язвительная светская особа, вобрала в себя некоторые черты самой Элизабет Боуэн.

После свадьбы Боуэн и Кэмерон перебрались в предместье Оксфорда, где Алан получил работу. Здесь-то Элизабет Боуэн и познакомилась с людьми, которые в дальнейшем не только определят всю ее карьеру, но и станут друзьями и важными опорными точками на всю жизнь. Например, она свела знакомство с известной писательской парой Бьюканов – Джоном и Сьюзан (баронессой Твидсмурской, она публиковалась под именем Сьюзан Твидсмур), а через них познакомилась с Вирджинией Вулф и Розамундой Леман. (Леман – еще один пример неизвестного у нас британского классика, хотя ее роман «Приглашение к вальсу» входит в канон британской литературы.) Через будущего критика Дэвида Сесила, который в то время был оксфордским доном, она свела знакомство с Исайей Берлином. После смерти Алана Кэмерона именно Берлин будет какое-то время сдавать Боуэн квартиру и всячески опекать ее.

Следующие десять лет Элизабет Боуэн и Алан Кэмерон счастливо проживут в Уолденкоте, в собственном доме, переделанном из бывшей каретной. Детей у них не было – по отзывам биографов Боуэн, они скорее были родителями друг другу, обожали долгие прогулки на машине и хорошие шутки. Несмотря на то что Боуэн регулярно заводила довольно страстные романы, их семейная жизнь была выстроена так комфортно, что брак это не разрушило.

В 1930 году умер Генри Коул Боуэн, и Боуэнз-Корт отошел Элизабет. На какое-то время она перебралась туда, сделав из дома что-то вроде приемной залы – вечеринки, встречи, литературные вечера, но денег на полноценное содержание дома у них все равно не было, и в 1935 году Боуэн и Кэмерон переезжают в Лондон.

Здесь они живут в доме на Риджентс-парк, там же, где в романе «Смерть сердца» живет семья Квейнов и куда после смерти матери приезжает шестнадцатилетняя Порция Квейн. Их дом, Кларенс-террас, становится литературным салоном – Боуэн, которая к тому моменту издает уже пятый роман, охотно привечает молодых писательниц, стараясь помочь им с публикацией. В числе ее гостей, например, американская поэтесса и писательница Мэй Сартон, а также будущий классик американской литературы писательница Карсон Макаллерс. Однако, несмотря на веселую атмосферу этих сборищ, в воздухе уже ощущается война, и ее предчувствием полон пятый роман Боуэн «Дом в Париже». Ухудшилось здоровье Алана Кэмерона: во время Великой войны (так у британцев называется Первая мировая война) он попал в газовую атаку и с тех пор его беспокоила боль и резь в глазах. Его нынешняя работа на Би-би-си отнимает много времени и сил, поэтому он все больше и больше напоминает Томаса Квейна, который прячется от гостей своей жены в кабинете на первом этаже.

В романе «Смерть сердца», несмотря на точность и детальность обстановки, конец тридцатых воссоздан с идеальной живостью, предчувствия войны нет, потому что время это во многом показано через восприятие мира эгоцентричным (бывает ли иначе?) подростком, который внезапно обнаружил свое несовпадение с окружающим миром. Порция не замечает надвигающейся войны, но для Боуэн Вторая мировая стала своего рода «пиковым» временем – в хорошем смысле этого слова. Она развила невероятно бурную деятельность: выступала на радио, участвовала в противовоздушной обороне Лондона, работала в Министерстве информации, от которого ездила в Ирландию, чтобы составить представление, как ирландцы настроены в отношении англичан. В своих воспоминаниях Боуэн с восторгом пишет, что «ни под каким видом бы не уехала из Лондона во время войны» и что время это было самым интересным в ее жизни.

Публикация «Смерти сердца» принесла Боуэн не только критический, но и финансовый успех – правда, большая часть денег снова ушла на подновление Боуэнз-Корт. Элизабет Боуэн продолжает жить между двумя домами, но все более и более тяготится родовым гнездом. Здесь же, кроме того, происходит забавный случай, который тоже, возможно, лег в основу «Смерти сердца»: юный и бойкий знакомый Боуэн по имени Геронви Риз во время одного из приемов в Боуэнз-Корт увидел Розамунду Леман и, несмотря на то, что ранее он оказывал знаки внимания Боуэн, тотчас же переметнулся к ее приятельнице. Известно, что этот эпизод Боуэн не только рассмешил, но и задел, поэтому многие биографы Боуэн сходятся в том, что Риз мог послужить прототипом для одного из героев романа «Смерть сердца» – Эдди, светского хлыща, который, расточая комплименты Анне, за ее спиной признается в любви ее золовке.

После войны Боуэны, разочаровавшись в Лондоне и послевоенной политике, уезжают из столицы. В их дом, Кларенс-террас, несколько раз попадали бомбы, и Боуэн с Кэмероном однажды чудом спаслись. Они все больше времени проводят в Боуэнз-Корт, здоровье Алана ощутимо ухудшается, и 26 августа 1952 года он умирает на руках жены. С его смертью Элизабет Боуэн будто утратила само чувство дома и теплоты, которое давало ей присутствие Кэмерона. В письме Мэй Сартон она признается: «И самое главное – невозможность разговаривать. И ох, как же мне без него холодно. Нет и не будет никого его теплее».

После смерти Кэмерона Элизабет подолгу не живет в одном месте, она ездит с лекциями, принимает предложения от нескольких американских колледжей – и перебирается в Америку преподавать. В 1960-м Боуэн продает Боуэнз-Корт. И хотя она всю жизнь подчеркивала, что любит свой дом лишь как историческое свидетельство жизни ее семьи, ее глубоко задело то, что новый владелец не стал делать из большого дома семейное гнездо, а попросту его снес.

В последние годы жизни Боуэн перебралась в небольшой коттедж на побережье, неподалеку от тех мест, где она провела счастливые детские годы с матерью. Там она жила до самой смерти в 1973 году – от рака легких. Уже зная, что умирает, она начала новый роман, стала писать автобиографию и перед смертью попросила издателя подготовить все к публикации. Первая биография Боуэн – авторства ее самого известного биографа Виктории Глендиннинг – вышла уже в 1977 году.

Роман «Смерть сердца» часто называют трагедией взросления, но это не совсем так. В 1952 году в интервью Элизабет Джослин писательница так говорит об этой своей книге: «Я, например, слышала, будто [“Смерть сердца”] называют трагедией взросления. Но я и когда ее писала, так не думала, да и сейчас, признаться, так не считаю. Единственный подросток в этом романе, юная Порция, кажется мне – по сравнению с остальными – наименее трагическим персонажем. У нее, по меньшей мере, еще есть надежда, и эта надежда еще не успела в ней увянуть. Вообще, вся книга… это трагедия увядания, она не столько о смерти, сколько о смертельном сне… И функция Порции в этой книге – быть единственной бодрствующей, в каком-то смысле без нее в этой книге просто нельзя было обойтись».

Шекспир и шекспировские имена всегда были важны для Боуэн, и здесь юную героиню не случайно зовут Порцией, несмотря на то что в «Венецианском купце» Порция – бойкая, смелая, острая на язык главная героиня, в то время как боуэновская Порция тиха, застенчива и скорее похожа на гадкого утенка, особенно по контрасту с Анной, которая впервые появляется на страницах романа вместе с белыми лебедями и сама похожа на хорошенькую, сытую белую уточку. Но точно так же как Порция у Шекспира спасает весь сюжет, выступив на суде в роли юриста, так и Порция Квейн выступает у Боуэн кем-то вроде судьи – угодив в сонное царство, она невольно выносит приговор всем его спящим обитателям.

Распространено мнение, что «Смерть сердца» – это в первую очередь история о Порции, которая должна утратить сердце, чтобы повзрослеть, но этот роман – история того, как все ее герои потеряли или теряют сердца. Томас Квейн и Анна, замкнувшись в своем доме-крепости, не могут принять того, что Порция ждет от них тепла и участия, что теперь им придется быть семьей, когда они уже – перестав надеяться на то, что станут родителями, – умертвили свои сердца и надежды. Эдди, который вечно пытается втереться к кому-то в доверие, переживает раннюю смерть сердца и из-за этого не может и не желает ответить на любовь Порции. А майор Брутт, еще один бездомный персонаж романа, переживает умирание своих надежд, кроме которых у него в жизни ничего и не было.

Все эти люди в той или иной степени пытаются обрести дом – а дом в прозе Боуэн всегда отражает происходящее с людьми. Порция примеряет на себя дом Квейнов, но не может прижиться ни в кабинете Томаса, ни в гостиной Анны. Старая служанка Матчетт – фактически хранительница очага, говорящий предмет мебели, вместе с которой она по наследству и досталась Квейнам, и единственный человек, который может рассказать Порции о ее прошлом. Все важные разговоры и ключевые сцены происходят здесь в помещении – так, два фатальных разговора между Порцией и Эдди случаются в заброшенном доме и в неуютной комнате Эдди, которая полностью (и этому разговору предшествует детальное описание комнаты) впитала в себя его характер. При чтении всегда стоит обращать внимание на то, где именно происходит разговор – вилла «Вайкики» шумит и трясется от ветра так же, как и ее крикливые обитатели. В номере втором по Виндзор-террас говорят вполголоса, шепотом или поддерживают светскую беседу, где за каждым словом стоит миллион невысказанных.

«Я уверен, у каждого из нас внутри, под тремя замками, сидит безумный великан – это мы во весь рост, которых не покажешь другим людям, – и только его толчки и удары, что мы изредка слышим друг в друге, и спасают наши беседы от непроходимой банальности. Порция же слышит их постоянно, более того – она только их и слышит. Стоит ли удивляться тому, что у нее почти всегда такой вид, будто она не от мира сего?» (с. 499).

Вторая важная черта романа – он выстроен вокруг перемен, которые происходят с душой, по мере того как меняется время. Названия трех частей романа – «Мир», «Плоть» и «Дьявол» – восходят к христианским представлениям о том, что именно они и есть три основных врага души. Порция преодолевает эти ступени, сталкиваясь с каждым препятствием на фоне меняющейся природы. Роман начинается зимой и проходит почти полный цикл, завершаясь ощущением упоительного, нового лета. Это не смерть, но что-то новое, скорее, Порция начала движение от зимней смерти – и ее вынесло к совершенно другой жизни.

При переводе романа самым сложным мне казалось сохранить стиль Боуэн, определенный ее исходным намерением. Как сама Боуэн в двадцатые годы отказывалась думать о том, что может статься с Боуэнз-Корт, если и его сожгут, как прочие богатые английские поместья в Ирландии, заполыхавшие, когда отношения между англичанами и ирландцами в буквальном смысле накалились («Я не могу себе этого вообразить», – писала она домой из путешествия по Италии), – так и многие герои романа живут и ведут себя, будто не замечают, что дом их в огне. (Кстати, в романе Боуэн «Последний сентябрь» происходит именно это: герои смотрят на горящий дом, не делая ровным счетом ничего.) Поэтому все диалоги Анны и Томаса, Анны и Сент-Квентина, Анны и Эдди, Эдди и Порции зачастую выстроены так, чтобы казаться максимально банальными или подчеркнуто ироническими, показными разговорами на публику. Это разговоры ни о чем, разговоры о погоде, за которыми кроется буря. Но эти разговоры – всего лишь тонкая мембрана, они старательно окружены жестами, предметами, движениями, и нужно было аккуратно перенести это в русский текст. Единственные живые реплики – у Порции, которая вышла на сцену, не зная слов, и поэтому говорит первое, что ей приходит в голову.

Строгость и сухость стиля сочетаются у Боуэн с текучим описанием природы – этот контраст непременно надо было сохранить, выделить эти места, показать, что они важны для всего хода романа, что роман движется буквально по календарю, вслед за солнцем, растет вместе с Порцией. Поэтому в целом стиль Боуэн невозможно было ухватить быстро, его приходилось медленно и аккуратно складывать из нескольких противоположностей: поэтичности и сдержанности, язвительности и ранимости. Я очень надеюсь, что мне это удалось, но, впрочем, любые ошибки остаются на совести переводчика.

Анастасия Завозова,

май 2017 – февраль 2019