Читать книгу Зимняя корона - Элизабет Чедвик - Страница 4

Вестминстерское аббатство, Лондон, декабрь 1154 года

В тот самый миг, когда архиепископ Кентерберийский Теобальд возложил тяжелую золотую корону на чело Алиеноры, ребенок в ее утробе резво дернул ножкой, и этот толчок отозвался во всем теле матери. Свет прозрачного зимнего дня вливался в окна аббатства, падал на усыпальницу Эдуарда Исповедника и озарял бледным сиянием помост, на котором восседала Алиенора рядом со своим мужем, новопровозглашенным королем Англии Генрихом II.

Генрих сжимал украшенную драгоценными камнями державу и коронационный меч крепко, как человек, получивший эти регалии по праву. Губы решительно сжаты, взгляд серых глаз словно устремлен к какой-то невидимой цели. Лучи света играли в его медно-рыжей бороде, и вся фигура источала нерастраченный пыл и неуемную энергию, как и положено молодому человеку двадцати одного года от роду. Он уже носил титулы герцога Нормандии, графа Анжуйского, герцога-консорта Аквитании. В возрасте четырнадцати лет он предпринял свой первый военный поход – тогда враги поняли, что с ним нельзя не считаться.

Архиепископ отступил в сторону, и Алиеноре показалось, что все внимание собравшихся обрушилось на нее. Епископы, богатые феодалы, знатные бароны съехались в аббатство, чтобы присутствовать при знаменательном событии, принести клятву новому монарху и торжественно вступить в эпоху мира и благоденствия. Все надеялись, что молодой король исцелит раны, нанесенные гражданской войной, длившейся почти два десятилетия, а его супруга продолжит династию. Атмосфера была проникнута горячим воодушевлением. Каждый мечтал снискать расположение нового господина и получить преимущество перед другими. В ближайшие месяцы Алиеноре и Генриху предстояло тщательно выбрать из груды булыжников алмазы.

Алиенора короновалась уже второй раз. Больше пятнадцати лет она была королевой Франции, пока ее брак с Людовиком не расторгли на основании близкого родства супругов. Мнимое кровосмешение стало предлогом, а истинной причиной развода было то, что Алиенора родила Людовику только двух дочерей, но не могла произвести на свет сына – наследника престола. А ведь Генрих ей куда более близкий родственник, чем прежний муж, и этот факт вызывал у Алиеноры язвительную усмешку. Деньги, власть и человеческие страсти всегда берут верх над совестью и Божьими заповедями. Тем не менее за те два года, что она была замужем за Генрихом, у них родился здоровый сын, а к концу зимы супруги ожидали еще одного ребенка.

Генрих встал с резного трона, гости опустились на колени и склонили голову. Король протянул руку Алиеноре, присевшей в реверансе; ткань юбки струилась вокруг ее ног золотым водопадом. Она вложила ладонь в руку Генриха, он помог ей подняться, и супруги обменялись ликующими взглядами: свершилось.

В горностаевых мантиях, держась за руки, они прошествовали по центральному нефу собора, а за ними понесли усыпанный драгоценными камнями архиепископский крест. Дым ладана и облачка пара клубились в морозном воздухе и поднимались к небу. Алиенора шла величественной поступью, с высоко поднятой головой, выпрямив спину, чтобы легче было сохранять равновесие между массивной короной и тяжестью округлившегося живота. Складки платья шелестели и переливались, хор пел торжественный гимн, и голоса певчих взмывали, сливались с благовонными воскурениями и вместе с ними возносились к Богу. Дитя в ее чреве довольно ворочалось, энергично двигая ножками и ручками. Все предсказывало – это мальчик. Их полуторагодовалый первенец остался в Тауэре под присмотром няньки. Однажды, даст Бог, и он будет короноваться в этой церкви.

Снаружи к аббатству, несмотря на пронизывающий декабрьский холод, стеклись простолюдины, чтобы увидеть праздничную процессию и поприветствовать новых короля и королеву. Стражники удерживали горожан на расстоянии, но толпа бурлила, тем более что придворные бросали собравшимся пригоршни серебряных монет и булочки. Алиенора видела, как люди борются за дары, слышала, как выкрикивают хвалу и благословение монархам, и хотя не понимала ни слова по-английски, настроение народа было ей понятно. Она заулыбалась:

– Нас принимают с распростертыми объятиями.

– И немудрено – после стольких-то лет войны, – ответил Генрих, тоже широко улыбаясь.

Но вот он перевел взгляд на Вестминстерский дворец, и в его глазах появилась озабоченность. Эта когда-то роскошная королевская резиденция в последние годы правления Стефана совершенно обветшала, и потребуется много времени и сил, чтобы вернуть ей былое великолепие. Пока Генрих вел государственные дела в Тауэре, а сам с семьей поселился на другом берегу реки, в поместье Бермондси.

– Но ты права, зерна упали на благодатную почву, пусть же наше начинание процветает. – Он положил руку на ее круглый живот, выступающий между краями мантии, показывая подданным, что скоро ожидается наследник. Продолжение королевского рода – главная обязанность королевы, и это особенно важно сейчас, в самом начале их царствования. Генрих почувствовал, как ребенок ответил на его прикосновение толчком, и довольно хмыкнул. – Это наш триумф. Теперь мы должны воспользоваться успехом и укрепить народное доверие. – Взяв из рук пажа монеты, он бросил их в толпу.

Стоявшая рядом молодая женщина с маленьким ребенком поймала одну из них и послала королю ослепительную улыбку.

* * *

Алиенора немного утомилась, но все же сияла от радостного волнения, когда уже в темноте баркас ударился о причал в устье Темзы около Тауэра. Матрос забросил канат на швартовочный столб и подтянул судно ближе к ступеням пристани. Подбежали слуги с факелами, чтобы проводить королевскую чету и свиту в крепость. На темной поверхности реки плясали отблески огня, студеный зимний воздух пропах соленой водой. Алиенора куталась в подбитую мехом накидку, но все равно от холода у нее стучали зубы. Опасаясь поскользнуться на обледеневшей дороге, она осторожно переставляла ноги в кожаных сапожках на тонкой подошве.

Оживленно беседуя с придворными, среди которых был Амлен, виконт де Турень, Генрих энергично шагал к замку, в ночной тишине его громкий голос разносился далеко по округе. В этот день король встал до рассвета, и Алиенора знала, что он не ляжет спать до глубокой ночи. Зимой свечи и лампадное масло были в их семейном бюджете основной статьей расходов; никто не мог сравниться с Генрихом в выносливости и работоспособности.

Алиенора вошла в главную башню Тауэра и стала медленно подниматься к своим покоям. На полпути ей пришлось остановиться и, положив руки на живот, перевести дух. Зайдя в детскую, она заглянула за перегородку в альков – наследник нового трона спал безмятежным сном в своей кроватке, заботливо укрытый теплыми шерстяными одеялами; в свете лампады мерцали его ярко-золотые волосы. Няня улыбнулась королеве и кивнула: все хорошо. Алиенора проследовала в супружескую спальню. Здесь они с Генрихом проведут ночь, а утром отправятся на другой берег реки в Бермондси.

Ставни были плотно закрыты, чтобы не пустить в комнату морозный воздух, в очаге разгорался огонь. Алиенора встала возле очага и с наслаждением ощутила, как благодатное тепло окутывает ее и холод, пронизавший ее до самых костей во время переправы по реке, покидает тело. Пляшущее пламя отражалось в ткани ее платья, рисовало на поверхности шелка причудливые картины, завораживало.

Старшая горничная Марчиза приблизилась, чтобы помочь госпоже раздеться, но Алиенора остановила ее.

– Подожди, – проговорила она, улыбаясь, – я хочу подольше насладиться этим днем. Другого такого в моей жизни не будет.

Единокровная сестра Генриха Эмма протянула Алиеноре кубок с вином; ее карие глаза сияли.

– Я никогда не забуду этот день.

До свадьбы Алиеноры и Генриха Эмма жила в монастыре Фонтевро в доме для мирских женщин. Она и ее брат Амлен были незаконными детьми отца Генриха, Жоффруа Анжуйского, и обоим нашлось место при дворе, когда Генрих стал королем.

– Мы все будем помнить его, – ответила Алиенора и поцеловала золовку. Она любила Эмму, дорожила ее кроткой дружбой и восхищалась ее мастерством в вышивании.

Вошел Генрих. Он все еще бурлил энергией, как котелок на огне. Коронационное облачение король сменил на будничную шерстяную котту и надел любимые разношенные башмаки.

– У тебя такой вид, будто ты готов поплевать на ладони и взяться за дело. – Послав мужу понимающий взгляд, Алиенора осторожно устроилась в кресле перед очагом и расправила юбку.

– Так и есть. – Генрих покрутил в руках шахматную фигуру слоновой кости из набора, расставленного на доске на низкой скамье у окна и ждавшего игроков. – К сожалению, все остальные в это время спят. Если не дать им отдохнуть, они становятся тупыми, как неточеные ножи. – Он подвигал фигуры по доске, прикидывая вероятные ходы противника.

– Что ж, у тебя есть возможность тоже немного поспать.

– Что толку дрыхнуть? – Оставив шахматы, супруг сел на скамью лицом к Алиеноре, взял из ее рук кубок и сделал глоток вина. – На рассвете прибудет архиепископ Кентерберийский. Он предлагает одного человека на пост канцлера.

Алиенора вскинула брови: при дворе вовсю шла торговля за благосклонность монарха и выгодные должности. До коронации она успела перекинуться несколькими словами с Теобальдом Кентерберийским, и он показался ей лукавой бестией. За кроткой улыбкой и близоруким взглядом скрывалась железная воля. Когда-то он открыто не подчинился Стефану и воспротивился тому, чтобы старший сын короля Эсташ был признан наследником престола, и некоторое время находился в опале. Отказ Церкви короновать сына узурпатора укрепил позиции Генриха, поэтому расположение молодого короля к Теобальду было вполне заслуженным. Кроме того, всем известно, что архиепископ Кентерберийский умел собирать вокруг себя людей чрезвычайно умных и незаурядных.

– Это некий Томас Бекет, его архидьякон и протеже, – сказал Генрих. – Он родился в Лондоне, но образование получил в Париже и жаждет применить свой талант на ниве государственных финансов.

– Сколько ему лет?

– Около тридцати пяти, то есть старческим слабоумием еще не страдает, как большинство этих церковников. Я коротко побеседовал с ним, но пока не понял, что он за птица.

– У Теобальда, должно быть, есть свои причины рекомендовать его. – Алиенора наклонилась взять кубок из рук Генриха.

– Вне всяких сомнений. Он хочет иметь своего человека при дворе, чтобы оказывать влияние на мои решения и продвигать интересы Церкви. И человек этот будет далеко не простак, это уж точно. – Король натянуто улыбнулся. – Но если я соглашусь на этого Томаса Бекета, ему придется поменять хозяина. Я не против, чтобы мне служили люди с амбициями, но не позволю, чтобы мной манипулировали.

Почувствовав раздражение в его голосе, Алиенора пристально взглянула на мужа.

Он вскочил со скамьи, беспокойный, словно пес в незнакомом месте.

– Преданность – большая редкость. Мать всегда говорила мне, что никому нельзя верить, и она права.

– Но ведь ей ты веришь?

Он взглянул на нее оценивающе:

– Я доверяю ей в том, что касается моей судьбы, и верю, что она действует в моих интересах, но ее суждениям доверяю не всегда.

Повисло неловкое молчание. Алиенора не стала спрашивать, доверяет ли муж ее суждениям, так как предчувствовала, что ответ ей не понравится.

Ребенок в ее чреве снова принялся толкаться, и Алиенора погладила живот.

– Тише, малыш, – прожурчала она и улыбнулась Генриху. – Он совсем как ты – почти не спит, постоянно двигается. Во время коронации мне казалось, что он скачет на лошади!

Генрих усмехнулся:

– Его определенно обрадовало, что он родится сыном короля.

Он присел рядом с женой, взял ее мягкую ладонь в свою мозолистую руку, и облачко отчуждения, которое ненадолго возникло между ними, мгновенно рассеялось. Чтобы загладить нечаянную размолвку, он уселся у ее ног, как верный паж, и, прихлебывая вино из ее кубка, стал интересоваться, что она думает о претендентах на другие придворные должности. В основном говорил он сам, а Алиенора только слушала. Всех этих англичан она едва знала, но ей было приятно, что муж советуется с ней, и несколько раз она даже рискнула высказать свое мнение. Супруги согласились друг с другом в том, что надо отговорить Найджела, епископа Или, королевского казначея, уходить в отставку. Только он, с его солидным опытом, может наладить систему сбора налогов, которая обеспечит регулярное пополнение государственной казны. Ричард де Люси, верховный судья, останется на своем посту, но разделит его с Робертом де Бомоном, графом Лестером.

– Не важно, что раньше они были на стороне Стефана, – проговорил Генрих. – Мне нужны их талант и верная служба. Хотя я и сказал, что никому не доверяю, но я хочу дать умнейшим людям королевства возможность доказать их преданность. И де Люси, и Бомон понимают, что это в их же собственных интересах.

Алиенора слегка взъерошила кончиками пальцев его волосы, любуясь тем, как отблески пламени играют в огненно-рыжей шевелюре супруга. Она тоже должна благоволить этим государственным мужам. Генрих будет часто отлучаться из Англии, и тогда иметь с ними дело придется Алиеноре, так что разумнее сохранять с ними хорошие отношения, а не враждовать.

– А с сынка Стефана я глаз не спущу, – продолжал Генрих. – Пусть он и отказался от притязаний на корону, но он может стать знаменем моих противников.

Алиенора перебрала в уме придворных, с которыми успела познакомиться. Младший сын короля Стефана Гильом Булонский был симпатичным, ничем не примечательным юношей, немного моложе Генриха. Он прихрамывал – последствия перелома ноги, – и из него вряд ли вышел бы лидер заговорщиков. Но Гильом вполне мог сделаться орудием в руках заинтересованных людей.

– Это весьма благоразумно, – согласилась Алиенора, подавляя зевок: долгий день утомил ее; тепло очага дарило приятную истому, и вино кружило голову.

Генрих поднялся на ноги:

– Ну что ж, любовь моя, пора пожелать тебе спокойной ночи.

– А ты не хочешь прилечь хотя бы ненадолго? – с просительной ноткой в голосе проговорила она. Ей хотелось закончить этот знаменательный день в его объятиях.

– Позже. У меня еще есть кое-какие дела. – Он нежно поцеловал ее в губы и любовно коснулся живота. – Ты была сегодня просто безупречна. Никогда не видел такой прекрасной и величественной женщины.

Его слова согрели ей душу и умерили досаду. Она смотрела, как он шагает к двери – так же бодро, как и утром. На пороге супруг обернулся, ласково улыбнулся жене и исчез, словно унесенный сквозняком.

Еще немного поглядев на закрытую дверь, Алиенора позвала придворных дам и начала готовиться ко сну, опечаленная тем, что придется лечь одной, но все же весьма довольная прожитым днем.

* * *

Паж, сопровождавший Генриха, тихонько постучал в дверь наемного дома на улице Истчип, что недалеко от Тауэра. Отодвинулся засов, служанка пустила внутрь юношу и его царственного господина, а затем закрыла дверь и поклонилась.

Генрих не удостоил ее вниманием и устремил взгляд на молодую женщину, присевшую в реверансе при появлении короля. Голова ее была опущена, он мог видеть только пышную копну каштановых волос, контрастирующих с белизной холщовой рубашки. Генрих подошел к девушке и поднял указательным пальцем ее подбородок, чтобы взглянуть в лицо.

– Мой господин, – произнесла она, и ее полные губы расплылись в улыбке, которая когда-то околдовала короля. – Генрих.

Он помог ей подняться, порывисто прижал к себе и страстно поцеловал. Та обвила руками его шею и тихо пискнула, как котенок. Чувствуя, как волнующе льнет она к нему всем телом, он зарылся лицом в ее густые волосы и с наслаждением вдохнул запах полевой травы.

– Ах, Элбурга, – у него перехватило дыхание, – ты свежа, как весенняя лужайка.

Она уткнулась носом в его шею:

– Я не надеялась увидеть вас сегодня. Думала, вы будете слишком заняты.

– Я действительно очень занят, но для тебя у меня нашлось время.

– Хотите перекусить? Есть хлеб и вино.

Он покачал головой и сжал ее грудь:

– Я съел сегодня целого медведя. Меня мучает другой голод, и я собираюсь утолить его прямо сейчас.

Элбурга издала кокетливый смешок и освободилась из его объятий. Взяв свечу, она повела Генриха по лестнице наверх, в спальню.

* * *

Свеча уже оплыла, когда Генрих дотянулся до платья и начал одеваться.

– Не уходите. – Элбурга пробежала кончиками пальцев по его голой спине.

Он с сожалением вздохнул:

– Дела ждут меня, милая. Через несколько часов придет архиепископ Кентерберийский, и негоже принимать его размякшим после постели любовницы, даже столь желанной. – Он прижал ее руку к своим губам. – Скоро я приду опять. Обещаю.

– Королева выглядела сегодня великолепно, – тихо проговорила Элбурга.

– Это правда, но с тобой ей не сравниться.

Элбурга села в кровати и принялась приглаживать волосы.

– Милая, ты совсем другое дело. – Он заправил кудрявый локон ей за ухо. – У меня есть обязанности… но есть и то, что доставляет удовольствие, – наши с тобой встречи.

К тому же Алиенора на сносях, и он не мог делить с ней ложе.

Из-за угла за портьерой послышался детский плач. Элбурга быстро накинула шемизу, скрылась за пологом и тут же вернулась с рыжеволосым младенцем на руках.

– Тише, мальчик, тише, успокойся, – мурлыкала она. – Смотри-ка, вот твой папа.

Ребенок уставился на Генриха и приготовился было хныкать, но отец состроил ему рожицу. Ребенок тут же заулыбался и застенчиво уткнулся в мягкую мамину шею, но через мгновение опять посмотрел на родителя круглыми голубыми глазками. Генрих испытал большое облегчение. Нет ничего хуже бесконечного детского плача.

– Я буду заботиться о малыше, – пообещал он. – Мы воспитаем его, как подобает королевскому сыну, и дадим все, чтобы он смог занять достойное место в жизни.

– Вы ведь не заберете его у меня? Я не вынесу этого, – забеспокоилась Элбурга.

– Глупая девчонка! – Генрих склонился к ней, чтобы поцеловать. – Кто же отнимет младенца у матери. – Конечно, когда ребенок немного подрастет и станет достаточно умен, чтобы приступить к учебе, от материнской юбки его придется оторвать, но сейчас Элбурге об этом знать не обязательно. – Мне надо идти. – Он ласково потрепал ее по волосам, поцеловал сына и по пути к двери оставил на столике в гостиной кошелек с серебром в дополнение к той монетке, которую Элбурга поймала у аббатства минувшим утром.

В темном зимнем небе не виднелось и проблеска зари, и Генрих решил, что может подремать в кресле пару часов, а уж потом приготовиться к визиту архиепископа. Направляясь к Тауэру, он уже был поглощен мыслями о государственных делах, и воспоминания о часах с Элбургой отступили на задворки сознания.