Читать книгу Лорды Белого замка - Элизабет Чедвик - Страница 11

Золотой шелк сюрко, красовавшегося на Фульке, не шел ни в какое сравнение с одеяниями, в которые облачились для коронации епископы и видные вельможи. От ярких оттенков алой и синей материи, отделанной драгоценными камнями и вышивкой, пол аббатства сиял, как оживший витраж. Мантию архиепископа Болдуина усеивало такое количество мелких жемчужин, что удивительно было, как он еще мог идти.

Принц Иоанн был царственно великолепен в одежде из шерсти цвета полуночного неба. Небольшие драгоценные камни украшали вырез и рукава платья, а отороченный собольим мехом плащ был застегнут огромной изящной фибулой, выкованной из золота. Однако, как ни хорош был Иоанн, все взгляды, естественно, устремлялись на Ричарда. Хоть тот и был облачен в котту из грубой шерсти, все безошибочно понимали, что именно он король, и никто иной. Отсутствие украшений лишь подчеркивало его атлетическое телосложение и суровую, мужественную красоту.

С великими почестями слуги сняли с Ричарда котту, сапоги и шоссы, и он остался стоять в рубашке и коротких штанах-брэ. Шнуровку на рубашке распустили, и монаршья грудь была обнажена, являя присутствующим буйную поросль рыжих курчавых волос. Архиепископ Болдуин помазал голову, грудь и руки Ричарда священным елеем, выражая тем самым Божье соизволение на вступление его в королевский сан.

От торжественности момента, от тишины, царившей под огромным сводом церкви Короля Эдуарда, Фульк испытывал благоговейный трепет. По выражению лиц стоящих вокруг него людей он видел, что и они тоже разделяют его чувства.

После помазания Ричарда облачили в королевские одежды. Шерстяную котту сменила мантия из пурпурного шелка, а вместо пары простых шосс явилась другая, расшитая крохотными золотыми леопардами.

Ричард приблизился к алтарю и, подняв корону обеими руками, вручил ее архиепископу. Фульк обменялся взглядами с отцом. Тот насмешливо поднял бровь, видя, как Ричард сам забирает корону, вместо того чтобы ждать соизволения Болдуина. Что бы ни подумал про себя архиепископ, он сохранял невозмутимое достоинство. Болдуин спокойно принял в руки монарший венец и возложил его на чело Ричарда, тем самым утвердив нового короля в священном сане правителя Англии.

После коронации последовал роскошный пир: недаром Марджори и остальные кухарки последние три дня трудились словно каторжные. Как и до этого на церемонии в аббатстве, женщин на пиру не было, даже в качестве прислуги. Жены и дочери мужчин, присутствовавших на коронации, во главе с королевой Алиенорой собрались на свое отдельное празднество в зале Руфуса.

Памятуя о том, что наутро должно состояться его посвящение в рыцари и что придется провести бессонную ночь в часовне, Фульк пил умеренно, хотя вино было отменным и лилось в изобилии. Однако им предстояло ночное бдение, и юноши понимали, что провалиться в пьяный сон за молитвами было бы настоящим святотатством. Поэтому даже Уильяму, который больше остальных братьев был подвержен соблазну пития, и то удавалось воздерживаться.

На протяжении всего пира дворяне подходили к почетному столу, принося дары новому королю. В числе дарителей оказался и Морис Фицроджер де Поуис.

Увидев его, Уильям застыл, словно пес, готовый драться за кость.

– Как только этот наглец посмел? – прошептал он, стиснув рукоятку столового ножа.

– Тихо, – предостерегающе ответил отец. – Он вправе поднести дары новому королю, так же как и любой другой из присутствующих. Думаешь, испортив пир скандалом, мы заслужим благосклонность Ричарда?

– Но король сейчас позволит Фицроджеру заключить вассальный договор в обмен на Уиттингтон, и тогда мы своих земель уже больше не увидим! – вскипел от ярости Уильям.

– Придержи язык! – прошипел ле Брюн столь же яростно. – Сейчас не время и не место. Меня это все задевает не меньше твоего, но я же сдерживаюсь. Наутро ты станешь рыцарем. Так и веди себя как взрослый мужчина.

Уильям набычился, но бросил нож на стол, недовольно сгорбил плечи и замолчал.

Фульк наблюдал за Фицроджером. Тот поклонился и вернулся на свое место. Что бы ни сказал их враг новому правителю, он не задержался выпрашивать милостей – пожалуй, это было мудро: сейчас Ричарда Львиное Сердце со всех сторон осаждали люди, соперничающие друг с другом за внимание и благосклонность короля. Вряд ли тот запомнит одну мелкую просьбу в череде многих других.

Пока Уильям кровожадно пожирал глазами Фицроджера, взгляд Фулька переместился дальше по залу, к помосту, и остановился на принце Иоанне, который сидел на почетном месте рядом с королем. Ричард был щедр и отдал своему младшему брату в жены Изабеллу Глостерскую, тем самым обеспечив Иоанну право на богатейшие земли в Центральной Англии и на юго-западе – на границе с Уэльсом. У Иоанна были все причины выглядеть довольным, хотя каким-то образом в выражении его лица по-прежнему сквозила едва уловимая раздражительность. Правда, Изабелла славилась скандальным характером, да и красотой не отличалась: вряд ли кому понравится двойной подбородок и пушок темных волос над верхней губой. Поскольку Иоанн всегда предпочитал хрупких девушек с льняными волосами, узкими бедрами и упругими ягодицами, Фульк сомневался, что принц получит наслаждение на брачном ложе.

Тут Иоанн повернул голову и встретился взглядом с Фульком. Словно два клинка скрестились, высекая искры из обнаженной стали. Фульк помедлил, затем опустил глаза, как того требовал этикет. Но это отнюдь не было проявлением смирения. Иоанн вполголоса отпустил какое-то замечание своему соседу, и тот рассмеялся. У Фулька непроизвольно сжались кулаки, ну точь-в-точь как у Уильяма при виде Мориса Фицроджера. Он медленно разжал их и сказал себе, что Иоанн того не стоит. Однако секунду спустя неосознанно поднял руку и провел пальцем по горбинке на носу.

Мод ле Вавасур сидела рядом с бабушкой в зале Руфуса и тыкала вилкой в кусок дельфиньего мяса, лежащий на плоской тарелке. Блюдо считалось изысканным деликатесом, но Мод терпеть не могла рыбу и ненавидела вообще все дары моря без исключения. Дельфинятину окружало красивое зеленое желе, украшенное ракушками. В раковинах по-прежнему обитали моллюски, и, чтобы их вытащить, прилагались серебряные булавки. Мод с отвращением и любопытством наблюдала, как бабушка извлекла серовато-коричневое существо из его обиталища, обмакнула моллюска в чашу с острым соусом и отправила себе в рот.

Хорошенько прожевав, Матильда деликатно промокнула губы льняной салфеткой.

– Восхитительно! – произнесла она.

Мод передернуло. Девочка мечтала, чтобы уже начали наконец подавать сладкое. Она была весьма неравнодушна к фруктам в меду и к жареным пирожкам с инжиром, но когда еще до них дойдет дело: бедняжке казалось, что пир тянется уже целую вечность.

Королева Алиенора и несколько придворных дам занимали почетный стол. Там восседали: тяжеловесная Изабелла Глостерская, недавно помолвленная с принцем Иоанном; Изабелла де Клер, наполовину ирландка, невеста Уильяма Маршала, графа Пембрука; Алиса Французская, которая, как считалось, должна была вскоре выйти замуж за короля Ричарда, хотя бабушка Мод как-то и упомянула по этому поводу свиней, которым вздумалось вить гнезда на вершинах деревьев. Мод тут же живо представила себе жирного борова, который опасно раскачивается туда-сюда под порывом ветра, сидя на высоком вязе. Да уж, тогда пришлось бы осторожнее ходить под деревьями – это вам не белка или ворона. Картинка получилась настолько забавная, что Мод чуть не хихикнула, но сумела превратить смешок в кашель раньше, чем схлопотала выговор за неподобающее поведение.

Вчера Матильда строго отчитала внучку за хулиганские замашки: подумать только, она испачкала платье и отвратительно вела себя, опозорив бабушку перед леди Фицуорин и ее сыновьями.

– Ну подумай сама: как отец тебе найдет достойного мужа, если ты будешь столь непристойно себя вести? – увещевала ее бабушка. – Да если бы твоя несчастная мать сейчас увидела тебя, она бы горько разрыдалась!

Мод снова потыкала толстый кусок дельфиньего мяса на тарелке. Когда девочка вспомнила об этом, вся ее веселость мигом улетучилась. Бабушка попыталась заставить внучку почувствовать вину, и ей даже это удалось, но лишь отчасти, поскольку в душе девчушки тлели негодование и обида. Ее покойная мать вечно рыдала, абсолютно по любому поводу: то оттого, что ей нездоровилось, то потому, что жизнь бедняжки была полна невзгод и трудностей, справиться с которыми ей недоставало сил.

Кроме того, Мод была уверена: леди Фицуорин вовсе не была шокирована вчерашним происшествием и нисколько не порицала озорницу. В глазах у нее мелькали смешливые искорки, и она старательно поджимала губы, не желая показывать, что происходящее ее веселит. А увидев зеленое травяное пятно на платье, она заявила, что это вовсе не вселенская катастрофа: такое случается сплошь и рядом, когда дети играют. Правда, бабушка сказала, что леди Фицуорин говорит так просто из вежливости, но Мод-то знала правду. Несмотря на большую разницу в возрасте, она чувствовала в этой женщине родственную душу.

К сожалению, леди Фицуорин с младшими сыновьями сидела сейчас в противоположном конце зала. Конечно, Ален и Ричард Фицуорины – невоспитанные поросята, но они, по крайней мере, ровесники Мод, и их общество могло бы скрасить скуку этого бесконечного пира. И уж их мама точно не стала бы оценивать ее, словно лошадь на ярмарке, прикидывая, чистых ли она кровей. Мод слышала, как другие женщины, приехавшие с сыновьями, шепотом расспрашивают Матильду о возрасте, приданом и нраве внучки. В ответ на последний вопрос Мод показала язык, чем навлекла на себя поток упреков и угрозу быть выпоротой.

Не в первый раз уже девочка пожалела, что не родилась мужчиной. Эх, вот было бы славно! И к тому же это решило бы все проблемы. У отца бы имелся наследник. А ей не пришлось бы сидеть дома, на женской половине, под присмотром скучных нянек и тетушек. Сейчас ее бы наверняка уже отправили в качестве младшего оруженосца к кому-нибудь из лордов. Мод поболтала ногами под столом, раздраженно пиная сковывающие движения складки праздничного синего платья. Мужская одежда намного удобнее. Ей часто до смерти хотелось покрасоваться с мечом на бедре, как отец. Оружие означало силу и положение, являло таинственную сущность воина, служило выражением власти. Власти, которой у нее никогда не будет. Даже королеве Алиеноре не дозволялось присутствовать на коронации собственного сына, а затем пировать с ним. Как несправедливо!

– Сиди спокойно и не балуйся за столом! – раздраженно одернула внучку Матильда. – Почему ты не ешь?

– Так невкусно.

Бабушка подняла очи горе и недовольно сказала:

– А ты попробуй, вдруг понравится. – Забрав с тарелки Мод одну ракушку, она выудила из раковины очередного моллюска и отправила его в рот. – Видишь, как надо?

Мод скорчила рожицу и отвернулась.

– Ну что мне с тобой делать? – вздохнула бедная женщина.

Этот вопрос повторялся столь часто, что уже стал риторическим, и Мод не обратила на него никакого внимания.

– Мне надо выйти, – жалобно сказала она.

– А подождать нельзя? – прошипела Матильда. – Тебе что, два годика, что одну минуту потерпеть не можешь?

– Но это же будет гораздо дольше одной минуты, – резонно возразила Мод и поерзала на стуле, чтобы наглядно показать, насколько велика и неотложна надобность.

– Ну ладно, – сдалась бабушка, – только смотри не выставляй себя на посмешище, помни о манерах и постарайся вернуться побыстрее.

Мод вышла из-за стола чинно, как и подобает благовоспитанной молодой леди. Это было нелегко, поскольку девочке не терпелось побежать, но, как справедливо заметила бабушка, ни к чему было привлекать к себе внимание. А вот торопиться назад у Мод не было ни малейшего намерения. Можно потом сказать, что она просто-напросто заблудилась в лабиринте зданий Вестминстерского аббатства – это будет выглядеть вполне правдоподобно.

Уборную Мод нашла достаточно легко, и облегчить мочевой пузырь было делом нескольких секунд, ибо он был вовсе не так полон, как она заявляла. А потом, вместо того чтобы вернуться к бабушке, девочка направилась в Белый зал, где пировал король Ричард со своими вельможами, в числе которых был и ее отец.

Слуги сновали взад-вперед с блюдами: туда с горой дымящейся еды, обратно – с холодными объедками. Мод узнала угощение: точно такие же порции дельфинятины с гарниром из устриц и моллюсков в зеленом желе. В вечернем воздухе носился рыбный дух. Из Белого зала долетали раскаты смеха и звуки музыки. Девочка на цыпочках подошла поближе. Ей хотелось хоть одним глазком взглянуть на мужское царство, в которое ее не допускали.

Прокравшись вслед за слугой, который тащил поднос с огромной фаршированной щукой, она вошла в мир, который был удивительно знакомым, но в то же время чужим. Голоса тут звучали громче и оживленнее, однако изящество одежд и обилие оттенков, а также официальное расположение столов сильно напоминали женский зал. Король Ричард сидел в центре почетного стола, точно на таком же месте, как и королева Алиенора. Его рыжие волосы ярко пылали, и в своих церемониальных одеждах белого, пурпурного и золотого цветов он весь горел, как огонь. Придворные епископы расположились по бокам, похожие на драгоценные камни в сверкающем ожерелье. Уровнем ниже почетного стола сидели вельможи и знать, все в шелках и золоте. Если каждое из двух собраний было зеркалом другого, то, продолжая аналогию, следует отметить, что все происходящее сейчас в женском зале казалось блеклым отражением этого павлиньего многоцветия.

Мод стояла, прислонившись к боковой двери, и смотрела широко раскрытыми глазами, но все равно не могла вобрать все это пышное великолепие.

– Мне кажется, вас опять ждут неприятности, госпожа ле Вавасур, – шутливо произнес вдруг чей-то глубокий голос. – Позвольте поинтересоваться, миледи, что вы здесь делаете?

Мод подскочила и, оторвавшись от созерцания картины, которая резала глаз роскошью, уставилась на юношу – старшего брата Алена Фицуорина. Девочка знала, что его зовут Фульк, потому что бабушка и леди Хависа как раз обсуждали вчера, что ему предстоит посвящение в рыцари.

– Я пошла в туалет и потерялась, – оправдываясь, сказала она, храбро глядя снизу вверх на Фулька.

Юноша был рослый, намного выше ее отца, с копной блестящих черных волос и большими улыбающимися глазами, цвет которых трудно было определить в тусклом свете факела. Его нос был бы тонким и прямым, если бы не уродливая горбинка на переносице.

– Это ведь неправда, миледи. Вы, наверное, хотели посмотреть, что происходит в Белом зале?

Мод показалось, что ее поддразнивают, и огрызнулась:

– А если даже и так? Вам-то какое дело?

– Никакого, миледи, поскольку я ухожу нести ночное бдение, но вот другие… Вдруг они не захотят притворяться, что вас не замечают. Что сделает ваш отец, если увидит вас тут?

– Он не будет возражать.

Несмотря на столь храброе заявление, Мод в глубине души страшно перепугалась. Девочка прекрасно помнила, как было больно, когда отец однажды выпорол ее, и ей вовсе не хотелось вновь испробовать на себе родительский хлыст.

– Полагаю, вы знаете барона лучше, однако сомневаюсь, что он встретит вас улыбками и распростертыми объятиями. – Фульк взял ее за руку. – Пойдемте, госпожа ле Вавасур, позвольте мне сопроводить вас обратно в женский зал.

– Меня не нужно сопровождать! – отрезала она и стряхнула его руку. – Я и сама прекрасно найду дорогу.

– Не сомневаюсь, как не сомневаюсь и в том, что эта дорога будет очень долгой и извилистой. Леди вашего возраста и положения небезопасно бродить одной по Вестминстеру.

– Если бы я была мальчиком, вы бы так не говорили! Повезло мальчишкам!

– Ну… мальчиков… э-э-э… подстерегают иные опасности.

– Фульк? – вдруг раздался чей-то голос. – А я думал, ты собирался идти с братьями в часовню. Разве нет?

Мод подняла глаза и увидела незнакомого мужчину. Он был приблизительно такого же роста, как и Фульк, но значительно старше ее мучителя. В коротко подстриженных рыжеватых кудрях уже начинали пробиваться серебряные нити, светло-серые глаза смотрели внимательно и пронзительно.

– Собирался, милорд, но затем встретил госпожу ле Вавасур, которая пришла, чтобы краешком глаза взглянуть на пир.

Незнакомец нахмурился, отчего между его соломенными бровями залегли две глубокие складки, но, когда он заговорил, голос его был добрым:

– Дитя мое, тебе нельзя здесь находиться. Полагаю, ты пришла поговорить с отцом? – Он быстро оглядел зал.

Встревоженная Мод покачала головой.

– Нет, милорд, я только хотела взглянуть на пир, – повторила она, но на сей раз исполненным печали голосом.

Мужчина хмыкнул и поднял ей подбородок указательным пальцем, изучая лицо. Потом обратился к Фульку:

– Я отведу ее обратно к женщинам. Отправляйся на бдение, мой мальчик.

– Вы уверены, милорд? Мне и самому нетрудно это сделать.

– Уверен, – кивнул тот.

Фульк Фицуорин склонил голову – с некоторой неохотой, как показалось Мод, – и удалился.

Мимо пробежал слуга с поросенком на серебряном блюде. Мясо с хрустящей корочкой было окружено настоящим полем из зеленых листиков петрушки. В воздухе повис сочный аромат жареной свинины.

– Идемте, миледи. – Мужчина церемонно протянул ей руку.

– Но я с вами незнакома, – сказала Мод.

– Полагаю, несколько поздно сейчас беспокоиться о благопристойности, – иронично ответил он, – но я буду снисходителен. Итак, сударыня, позвольте представиться: Теобальд Уолтер, лорд Эмаундернесса. Я имею честь знать вашего батюшку.

Чуть поколебавшись, Мод положила руку ему на рукав. Лорд Уолтер был одет в котту из ярко-синей шерсти, мягкой на ощупь, словно пух. Лицо мужчины покрывали морщины и складки, как у отца, но менее грубые, и вообще, он казался более доброжелательным.

– Вы совершенно не похожи на отца, – с любопытством заметил провожатый, – разве что взгляд у вас как у него.

Мод наморщила нос:

– Люди говорят, будто я похожа на мать, но надеюсь, что на самом деле это не так. – В ее голосе вновь зазвучала непокорная нотка.

– Вы недовольны подобным сравнением?

Мод почувствовала, что он ждет ответа, и дернула плечами:

– Мама вечно сидела у себя в комнате. Даже когда она не болела, то все равно вела себя так, будто болеет. Папа страшно сердился и даже кричал на нее, но от этого становилось только хуже.

Лорд Уолтер нахмурился и ускорил шаг.

– И на вас он тоже кричит?

– Иногда. Но сейчас за мной присматривает бабушка, так что она кричит вместо него. – Мод подняла на спутника глаза, и Теобальд нахмурился и плотно стиснул зубы, так что отчетливо обозначились ямочки под скулами. – Почему вы меня обо всем этом спрашиваете?

Лорд Уолтер ответил не сразу. Когда он заговорил, они уже почти дошли до женского зала.

– Потому, что полководец никогда не идет в атаку, не разведав предварительно, что его ждет, – сказал он.

Мод изумленно вытаращила глаза. Пламя догорающего факела колебалось, отчего ее спутник казался очень высоким. Искорки света играли на золотистой тесьме, которой был обшит ворот его плаща, и на дорогой золотой пряжке пояса. Лорд Теобальд походил на фигуру, сошедшую с освещенного ночным светом витража.

– Ступайте, дитя мое, – мягко сказал он, – идите в женский зал и оставайтесь там. Одному небу ведомо, что может подстерегать вас в темноте.

Мод постояла еще несколько мгновений, потом стремительно повернулась и побежала в зал, чуть не столкнувшись со слугой, который нес блюдо жареных пирожков с инжиром. Она вернулась вовремя – как раз к сладкому.

Бабушка устроила внучке страшную выволочку, но Мод не обращала внимания на ее упреки: девочка отщипывала по кусочку от хрустящего пирожка с липкой сладкой начинкой, и мысли ее были заняты лордом Теобальдом Уолтером и его странным, но неожиданно приятным обращением.

Иллюминация сотен восковых свечей преобразила темноту ночи, которую хранила часовня церкви Святого Петра. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с дневным солнечным светом, превращающим витражи в драгоценные камни, однако пламя свечей отражалось сейчас на всех поверхностях, как на залитом водой золоте. Стоящая перед главным алтарем гробница Эдуарда Исповедника невольно притягивала взгляды мастерством и великолепием работы камнерезов.

Фульк склонил голову и начал читать «Pater noster»[10]. Другие юноши тоже, преклонив колена, шептали молитвы, чтобы отогнать сон в эту ночь накануне церемонии посвящения в рыцари. Нынче здесь собралось около дюжины молодых людей, среди них были и братья Фулька. Уильям устремил сверкающий решимостью взгляд на алтарь позади гробницы и сжал на груди руки в истовой молитве. Филип, напротив, тихо шептал что-то себе под нос, меряя часовню ровными шагами.

Фульк смущенно улыбнулся. Наверное, неправильно, что сам он наблюдает сейчас за остальными: ведь ему положено общаться с Богом и молить о милости, чтобы Он помог ему стать достойным рыцарского звания. Фульк заставил себя полностью сосредоточиться, и на какое-то время ему это удалось. Когда он снова очнулся, то удивленно заметил, что среди будущих рыцарей молится также и Теобальд Уолтер. Склонив голову и прикрыв глаза, он, похоже, пребывал в состоянии столь глубокого сосредоточения, что лицо его казалось искаженным болью.

Не в обычае было произносить в часовне хоть какие-то слова, кроме молитвы, да к тому же Фульку показалось, что Теобальд явно желал остаться один. Он пришел сюда вовсе не за тем, чтобы поддержать молодых людей в их бдении, но по каким-то своим личным причинам. Рассудив так, Фульк сделал вид, что не заметил присутствия Теобальда. Юноша устремил взгляд к золотому распятию на алтаре, и мир сузился до сияющего золотого креста. Когда Фульк снова огляделся, лорда Уолтера в часовне уже не было.

Мод скривилась и взвизгнула, когда бабушка слишком сильно дернула ее за волосы.

– Да стой ты спокойно, несносный ребенок, ничего страшного не произошло, – с раздражением сказала Матильда. – Я так никогда не закончу, если ты будешь все время вертеться. – И она вновь продолжила плотно укладывать пряди в косу. – Сегодня ты должна выглядеть как можно лучше.

– Зачем? – Мод сжала кулаки, чтобы не дернуться от боли.

– Это отец тебе сам скажет. – Заплетя правую косу до конца, Матильда завязала ее серебристой лентой. – У папы есть очень важная новость, – добавила она и начала очередную пытку, теперь уже терзая волосы внучки с левой стороны.

Мод нахмурилась. Должно быть, эта новость касается ее самой, иначе почему настолько важен ее внешний вид? Или… Наверное, король подарил отцу большое поместье, и ей надо будет сидеть за почетным столом.

– Папа получил от короля земли? Или титул? – Мод попыталась посмотреть на бабушку, но ничего не вышло, поскольку та крепко держала ее волосы.

– С чего это ты взяла, девочка?

– Потому что ты меня так разодела, что теперь я похожа на марципановый торт со вчерашнего пира.

– Не говори глупости! – Матильда подтянула волосы и стала плести косу дальше, поджав губы. – Разве ты не хочешь выглядеть как прекрасная благородная леди?

Мод с трудом удержалась от резкого ответа. Ее так и подмывало сказать, что не хочет, если для этого надо так крутить и дергать волосы, что они едва не отрываются от головы.

– Отец сам тебе все расскажет, когда придет. – Бабушка вплела ленту и отступила на шаг, чтобы полюбоваться своим творением. – Пресвятая Дева! Ты так похожа на свою покойную мать, когда она была в этом возрасте. – Голос пожилой женщины вдруг задрожал, а глаза наполнились слезами.

Мод сердито нахмурилась и переступила с ноги на ногу. Вечно все твердят, что она похожа на мать, а она терпеть этого не может.

Полог шатра разошелся, впустив Робера ле Вавасура. Свежий сентябрьский ветер разметал пряди волос, которыми барон всегда так тщательно прикрывал лысеющую макушку. Глаза его светились радостью. Широко улыбнувшись, отец обнял Мод за плечи и развернул ее, придирчиво оглядывая.

– Вы превосходно нарядили ее, мадам, – сказал он теще. – Моя дочурка похожа на принцессу.

Матильда де Шоз прохладно улыбнулась:

– Мод почему-то решила, что король собирается даровать вам графский титул.

Робер откинул голову и захохотал с легкой долей горечи:

– Чтобы мне даровали титул, нужно целое состояние. Самое большее, что я могу надеяться купить, – это должность шерифа.

– И затем из доходов должным образом возместить свои траты, – вкрадчиво добавила Матильда.

Если не считать сердитого взгляда, ле Вавасур не удостоил ее ответом. По-прежнему держа Мод за плечи, он наклонился к дочке и произнес:

– Милочка, у меня для тебя хорошие новости. Вчера поздно вечером ко мне приходил просить твоей руки не кто иной, как Теобальд Уолтер, лорд Эмаундернесса, и я решил принять его предложение. Сегодня утром, в часовне, после церемонии посвящения в рыцари, вам предстоит принести друг другу клятвы и заключить помолвку. – Он одарил Мод улыбкой, которая, по его представлению, должна была ее успокоить, но девочке, наоборот, захотелось немедленно убежать подальше. – Разумеется, свадьбу мы сыграем не сейчас, а лишь когда ты немного подрастешь. Да и к тому же тебе еще многому нужно будет научиться, прежде чем ты сможешь вести хозяйство лорда Уолтера. – И ле Вавасур ободряюще ущипнул дочь за щеку.

Мод ошарашенно уставилась на отца. Она чувствовала себя беззащитным щенком, которого выволокли из угла и швырнули на растерзание стае волков.

– Что же ты, девочка, неужели не рада?

Мод безмолвно покачала головой. Она посмотрела на бабушку, но Матильда вновь приняла столь невозмутимый вид, что, казалось, это вовсе даже и не она плакала тут совсем недавно.

– Это очень хорошая партия, – горячо продолжил отец. – Его дядя – сам Ранульф де Гланвиль, а брат – епископ Солсберийский. Теобальду Уолтеру будут дарованы земли, привилегии и должность шерифа. Да еще вдобавок его земли граничат с нашими. Будет намного лучше, если наши семьи окажутся связаны браком. – Ле Вавасур нетерпеливо повернул голову Мод, заставив ее посмотреть на отца, и голос его стал суровым. – Вот что, милая, я рассчитываю, что ты ради меня постараешься. Поэтому давай сразу договоримся: не дуться и не закатывать истерик. Ты из рода Вавасуров и должна нести это имя с гордостью. Я не хочу, чтобы Теобальд Уолтер отказался от свадьбы, увидев, что ты ведешь себя как упрямый ребенок. Ты меня поняла?

– Да, папа, – прошептала Мод.

Зрачки у нее расширились так, что почти скрывали яркую изумрудно-зеленую радужку.

– Вот и хорошо, – кивнул отец, явно удовлетворенный, и откинул полог шатра. – Идем, нам нельзя опаздывать.

Мод вдруг показалось, что ноги у нее из расплавленного свинца. А вдруг она упадет? Надо ведь непременно нести бремя фамильной гордости ле Вавасуров, не спотыкаясь. Поскольку дочь не двинулась с места, отец нетерпеливо крякнул, схватил ее за руку и потащил за собой. Даже и не думая сопротивляться, онемевшая от изумления и потрясения, Мод покорно вышла за ним в яркую свежесть летнего утра.

Аббатство было не так заполнено народом, как во время коронации, но все же в нефе собралась немалая толпа желающих стать свидетелями церемонии посвящения в рыцари. Сегодня присутствовали и женщины, так что атмосфера была хоть и официальной, но все же более свободной, чем накануне.

Меч Фулька лежал на алтаре, рядом с мечами его братьев и еще девятерых молодых людей, которых королю Ричарду предстояло возвести в рыцарское звание. Узорчатый клинок Фульку подарил Теобальд Уолтер. На позолоченный пояс и ножны пошел доход от ламборнской шерсти. Накануне отец с шутливым сожалением заметил, что хотя дочерей у него нет и о приданом можно не беспокоиться, однако покупать шлемы и прочее для сыновей не менее разорительно. Разумеется, на самом деле он прекрасно понимал, что его мальчикам очень повезло: получить рыцарское звание из рук самого Ричарда Львиное Сердце, и не где-нибудь, а в Вестминстерском аббатстве – на это не жаль никаких денег.

Архиепископ Болдуин окропил оружие святой водой, прося Господа, чтобы хозяева мечей могли использовать их лишь во благо: защищать церкви, вдов и сирот, и карать тех, кто чинит зло. Королевские слуги привязали мечи на пояса юношей и вручили каждому из них пару позолоченных шпор.

Ричард, до того стоявший немного поодаль, сейчас вышел вперед. Его глаза были слегка покрасневшими после вчерашней церемонии и пира, но волосы по-прежнему горели, как золотые нити, а на челе красовалась королевская корона.

Молодые люди преклонили перед ним колени и склонили головы. Фульк, стоявший в первом ряду, уставился на сапоги монарха. Они были изящно расшиты золотом: такая отделка плохо вязалась с их огромным размером – нога у Ричарда была будь здоров.

Король достал из выстланных шерстью ножен полированный стальной меч и возложил его сначала на правое, а потом на левое плечо Фулька.

– Фульк, сын Фулька, объявляю тебя рыцарем, – провозгласил Ричард звучным баритоном и, убрав меч в ножны, повелел юноше подняться.

Стоя перед королем, Фульк приготовился к акколаде, последнему акту церемонии. Согласно традиции, это был увесистый удар по плечу, символизирующий последний удар в жизни посвящаемого, который он оставит без подобающего воину ответа. Получив его, Фульк покачнулся, поскольку Ричард не сдерживал силу, а его ярко-синие глаза светились неистовым огнем.

Пока Фульк приходил в себя, король двинулся дальше вдоль шеренги, вытаскивая меч, проговаривая слова и нанося энергичные удары. Уильям заранее широко расставил ноги, и, когда наступил его черед, он покачнулся во время акколады, но остался прочно стоять на земле. Ричард оценил его твердость одобрительным кивком и легкой улыбкой, и Уильям покраснел от удовольствия.

После церемонии и мессы вся семья бросилась обнимать и поздравлять трех старших братьев. Хависа растроганно шмыгала носом и утирала слезы платком. Иво захотел посмотреть на шпоры и меч, но ему строго-настрого запретили пачкать сталь отпечатками потных пальцев.

Ален спросил:

– А акколада – это очень больно?

– Терпимо, – сказал Фульк, – но не хотел бы я сойтись с королем в поединке.

– Да уж, едва ли возможно сражаться с Ричардом на равных, – кивнул Филип, потирая пострадавшее плечо.

– Слава Богу, этого от нас и не требуется, ибо нам предстоит сражаться с королем на одной стороне, клинок к клинку! – заявил Уильям. Его глубокие карие глаза все еще торжественно сияли.

Теобальд Уолтер тоже подошел поздравить братьев Фицуорин и через некоторое время отвел Фулька в сторону:

– Хочу попросить тебя об одолжении. – Он потер руки, явно испытывая неловкость.

– Для вас все, что угодно, – сказал Фульк звенящим от радости и воодушевления голосом.

Теобальд вымученно улыбнулся:

– Сначала послушай, о чем идет речь. Я хочу, чтобы ты выступил в роли свидетеля на моей помолвке с Мод ле Вавасур.

Фульк изумленно вытаращил глаза и беззвучно, одними губами повторил имя невесты.

– Не хочу, чтобы ты меня превратно понял, – поспешно сказал Теобальд, и краска залила его лицо и шею. – Ты небось решил, что я старый козел, которого внезапно охватила похоть к юной девушке, не вступившей еще в пору женской зрелости.

– Ну что вы, сэр. – Фульк по-прежнему смотрел на него в полном остолбенении. – Мне бы такое сроду в голову не пришло. Когда я служил вашим оруженосцем, то порой, видя, как вы сопротивляетесь всем плотским искушениям, задавался вопросом: а человек ли мой господин? За глаза мы даже называли вас монахом.

– Знаю, и меня это забавляло. Юноши часто следуют зову плоти. Спустя двадцать лет этой тяге, скажем так, сопротивляться становится легче.

Фульк потер ладонью свежевыбритый подбородок и предположил:

– Не иначе как Мод ле Вавасур владеет бескрайними земельными угодьями или обладает важными семейными связями?

Ему было крайне любопытно, что может сподвигнуть убежденного холостяка на брак с девушкой, по возрасту годящейся ему в дочери. Хотя Фульк сразу поверил Теобальду, что мотивом здесь было не вожделение, он невольно вспомнил, как вчера вечером лорд Уолтер вызвался лично отвести девочку к бабушке.

– Земли у ле Вавасуров не то чтобы бескрайние, но достаточно обширные и вдобавок граничат с моими. Словом, у нас с отцом Мод есть общие интересы.

Фульк кивнул без всякого выражения, но что-то из его мыслей, должно быть, просочилось наружу, поскольку Теобальд усмехнулся:

– Я, вообще-то, никогда не был убежденным противником брака, просто хотел найти добросердечную женщину с хорошим приданым. Мне, между прочим, уже сорок четыре года, так что пора определяться. Приданое за девушкой дают более чем достойное, родственные связи тоже хороши. Если я упущу сейчас свой шанс, ле Вавасур найдет дочери другого мужа, и еще не известно, что за человек в конце концов окажется моим новым соседом. – Уолтер посмотрел на Фулька твердым и ясным взглядом и сказал: – Поверь, я не из тех, кому нравятся незрелые фрукты. Я готов дать девчушке время стать взрослой женщиной и обращаться с ней буду хорошо. Фульк, ты видел, как ведут себя некоторые мужчины. Они гладят своих охотничьих собак и бьют жен. Эта малышка вчера вечером затронула нежные струны в моем сердце, и я хочу ее защитить. – (Фульк ничего не сказал, но ему было весьма не по себе.) – Мне важно, чтобы ты дал согласие выступить свидетелем на помолвке, не питая ни доли сомнения в моей честности. – Теобальд положил Фульку руку на плечо, чтобы придать словам весомость. – Ты только что стал рыцарем, поклялся защищать слабых и твердо стоять на защите справедливости. Я хочу, чтобы ту же принципиальность ты проявил и относительно моей помолвки.

Фульк устыдился того, что его мысли приняли такой поворот. А Теобальд-то, оказывается, видит его насквозь. Он и сам теперь не понимал, как мог усомниться в своем бывшем наставнике, человеке, чья честь и мораль всегда были безупречны.

– Сэр, я недостоин такой чести. – Фульк стиснул руку Теобальда. – Но я охотно выступлю свидетелем.

Хьюберт Уолтер, епископ Солсбери, ждал в приделе часовни вместе с Мод ле Вавасур, ее бабушкой, отцом и горсткой свидетелей. Увидев среди свидетелей улыбающегося принца Иоанна, Фульк испытал горячее желание развернуться и уйти, но Теобальд подтолкнул юношу вперед, твердо положив ладонь на его дернувшуюся спину.

– Как бы то ни было, Иоанн – мой сеньор, и я принес ему вассальную клятву в обмен на владение Эмаундернессом и моими ирландскими землями, – вполголоса произнес Теобальд. – И не пригласить его на помолвку было бы просто непочтительно.

Фульк двинулся дальше, но внутренне весь напрягся. Будь он собакой, шерсть у него на загривке встала бы дыбом.

Принц поднял глаза, когда Фульк вошел в часовню, и потемнел лицом. Но неожиданно улыбнулся, встретившись полным злобы взглядом с глазами Фицуорина.

– Да, Тео, ты постарался сделать свою помолвку благим начинанием, – протянул он. – Принц, епископ, ребенок и Парцифаль – дурачок, ставший рыцарем, – все собрались в одном святом месте.

Фульк с трудом сдержался, очень уж хотелось ему достойно ответить обидчику. Но, как верно заметил Иоанн, они собрались в святом месте и пришли, чтобы выступить свидетелями на помолвке. И начать сейчас словесную перепалку было бы верхом неприличия.

– Рад оказаться полезным, – невозмутимо ответил Фульк, – и польщен вашим сравнением, сир, ибо среди всех рыцарей короля Артура Парцифаль отличался наибольшей чистотой помыслов.

Иоанн, сощурившись, удостоил Фулька злобным взглядом и до самого конца церемонии обращал на него не больше внимания, чем на пустое место.

Епископ Хьюберт воздел руки, развел их в стороны, так что открылась роскошная вышивка ризы, и повелел Мод и Теобальду встать перед ним.

Изображая полнейшее безразличие по отношению к Иоанну, Фульк устремил неподвижный взгляд на пару, ради которой все сегодня собрались. Теобальд был высок, полон сил и крепко сложен. Мод доходила жениху до подмышки, и на фоне его рослой, мощной фигуры казалась хрупкой, словно маленькая фея. Темно-синяя шерсть праздничного платья лишь подчеркивала бледность ее маленького личика. Нежная белая кожа; светлые волосы, заплетенные в косы туго, как якорные канаты; широко раскрытые и остекленевшие от страха глаза.

Она произносила ответы слабым, но отчетливым голосом – повторяя слова, которые вкладывал ей в уста Хьюберт Уолтер, – и протягивала ручонку, чтобы Теобальд мог обхватить ее могучей дланью старого опытного бойца, когда Хьюберт оборачивал их руки столой. Теперь они были связаны почти так же тесно, как муж и жена. Этот союз можно было расторгнуть, лишь подав иск в епископальный суд.

Уолтер скрепил клятву, вручив Мод перстень с квадратным аметистом. Оттого что сговор произошел поспешно, не было времени изготовить кольца на заказ, и если на мизинце Теобальда кольцо сидело плотно, то Мод оно оказалось слишком велико.

Здесь все для нее слишком велико, думал Фульк, глядя, как девочка вместе с бабушкой покидает часовню, скромно опустив голову и разглядывая свободно висящий на пальце яркий золотой ободок.

– Поздравляю тебя, Тео! – громко сказал Иоанн, от души похлопав того по спине, и сально подмигнул. – Тебе будет приятно обучать эту малышку всяким премудростям – ты сам понимаешь каким.

– Я намереваюсь жениться на Мод лишь тогда, когда она будет к этому готова, – с натянутой улыбкой ответил Теобальд.

Принц хмыкнул:

– Порой женщины сами не знают, когда они готовы. Им надо объяснить. – Иоанн еще раз хлопнул жениха по спине и удалился.

Теобальд постоял некоторое время, сжимая и разжимая кулаки. Да и Фульк тоже не сразу сумел взять себя в руки, чтобы выйти и поздравить лорда Уолтера.

Вид у Теобальда был не столько довольный, сколько озабоченный.

– Как ты думаешь, правильно ли я поступил? – спросил он.

Фульк счел за благо промолчать, поскольку ответ его вряд ли понравился бы Теобальду.