Читать книгу Скандальные наслаждения - Элизабет Хойт - Страница 3

Позже вечером Геро с кузиной Батильдой возвращалась домой в карете. Она никак не могла отделаться от досадной мысли, что быть незамужней дамой порой бывает крайне неудобно.

– Почему никто не удосужился рассказать мне о скандале с первой женой Мэндевилла? – потребовала она объяснения от кузины.

– Это неподходящая тема для разговора с незамужней девушкой. – Кузина Батильда махнула рукой, чуть не стукнув по носу Миньон, которая лежала у хозяйки на коленях. – Любовная связь, обольщение и все такое. Да и разве я могла представить, что ты станешь танцевать с этим мужчиной, едва встретив его?

– Он пригласил меня в присутствии Максимуса, – повторила Геро в третий или четвертый раз. – И с согласия Мэндевилла!

– А как он мог поступить иначе? – ответила кузина Батильда со свойственной только ей логикой, часто вызывавшей у Геро раздражение. – Но что сделано, то сделано. Просто в будущем тебе следует быть более осторожной.

– Но почему? – взбунтовалась Геро. – Неужели вы серьезно полагаете, будто я допущу, чтобы меня соблазнил какой-то распутник?

– Конечно, нет! – Кузина Батильда возмутилась от одной лишь подобной мысли. – Но все будут пристально за тобой наблюдать, когда этот человек приблизится к тебе.

– Это несправедливо, лично я не сделала ничего предосудительного. – Геро скрестила руки на груди. – Откуда вы знаете, что лорд Гриффин соблазнил первую жену Мэндевилла? Возможно, это просто гнусные сплетни.

– Если и так, то Мэндевилл в них верит, – заявила кузина Батильда. – Ты помнишь первую леди Мэндевилл?

– Смутно. Она ведь умерла четыре года назад?

– Немногим больше трех лет. Ты не могла с ней общаться. Она была слишком фривольна для молодой замужней леди, но она ведь из семьи Трентлок, – мрачно сообщила кузина Батильда. – Слишком легкомысленны эти Трентлоки, хотя и хороши собой. Вот Мэндевилл и потерял голову. Энн Трентлок была красавицей, семья ее с родословной, да и не бедна. Когда объявили о помолвке, то все решили, что брак получится удачным.

Геро вздрогнула. То же самое думают про ее брак.

– Так что случилось?

– Лорд Гриффин Рединг – вот что случилось. – Кузина Батильда покачала головой. – Это человек безнравственный и распущенный, и был таким с тех пор, как умер его отец. Старый маркиз умер, когда младший сын учился в Кембридже. Рединг тут же оставил ученье и повел жизнь молодого лондонского повесы. Он общался с самыми худшими представителями из низов, совращал замужних дам и был замешан в двух дуэлях. И несмотря на эти скандалы, Мэндевилл не желал слышать ничего плохого о брате, даже когда Редингу начали отказывать в визитах.

– И что потом?

– Потом Мэндевилл женился на Энн Трентлок. Эта свадьба стала сенсацией светского сезона и, естественно, привлекла Рединга. – Кузина Батильда вздохнула. – Это произошло за год до твоего выхода в свет, дорогая, но я там была. Энн не отводила глаз от брата мужа – все это заметили. Ходили слухи о том, будто она хотела заполучить Рединга, но у Мэндевилла был титул.

Геро нахмурилась:

– И что сделал Рединг?

– Он вел себя, как обычно, но, конечно, не мог не заметить страсти Энн.

– А Мэндевилл?

– Что Мэндевилл? – Кузина Батильда пожала плечами. – Полагаю, что попытался сделать так, чтобы они не встречались, но ведь Рединг его брат. И произошло неизбежное – Рединг в результате нашел возможность соблазнить жену брата.

– Неизбежное только в том случае, если человек подлец, – пробормотала Геро. Эта история повергла ее в подавленное состояние. Она сознавала, что Рединг – распутник, но совершить такое по отношению к собственному брату… Это ужасно.

– Да, но ведь все знали, что он собой представляет. – Тут заскулила Миньон и стала скрести лапкой. Кузина Батильда рассеянно почесала ее за ухом. – Когда Энн умерла при родах, братья даже перестали разговаривать друг с другом. И пошли слухи о младенце. Господь сжалился над ним, и он тоже не выжил.

– Какие кошмарные вещи вы говорите, – прошептала Геро.

– Возможно, и так. Твое сострадание делает тебе честь. – Кузина Батильда поджала губы. – Но следует быть практичными… Если бы ребенок выжил, то кто считался бы его отцом? Никакой уверенности не было. Каким бы тяжким бременем это стало для Мэндевилла и для самого ребенка?

– Наверное, вы правы, – тихо сказала Геро и нахмурилась. Ей была не по душе такого рода практичность, когда смерть невинного младенца считается благом.

Кузина Батильда наклонилась вперед и похлопала Геро по коленке.

– Все это в прошлом. Просто помни, что надо держаться подальше от Рединга.

Геро кивнула. Она раздвинула занавески на окне кареты, но ночь была темной, и она увидела лишь собственное отражение в стекле. Умереть при родах – это страшно, но насколько страшнее умереть, предав мужа? Она задернула занавески. Такой судьбы она себе не желала.

Поездка домой заняла минут двадцать. Кузина Батильда дремала, а Миньон похрапывала у нее на руках.

– Господи! – Кузина Батильда зевнула, когда они выходили из кареты. – Чудесный бал, но я уже немолода, чтобы оставаться на ногах столько времени. Я, пожалуй, отправлюсь спать.

Они поднялись по белым мраморным ступеням городского дома, который Максимус купил три года назад для Геро, ее младшей сестры Фебы и кузины Батильды. До этого они жили все вместе в Уэйкфилд-Хаусе на одной из самых богатых площадей Лондона, однако потом Максимус заявил, что никуда не годится трем дамам пребывать в доме холостяка. Геро догадывалась, что Максимус таким образом обеспечивает себе покой и личную жизнь, поэтому не возражала. Конечно, их нынешний дом не выглядел таким помпезным, как Уэйкфилд-Хаус, но был достаточно удобным и даже изысканным.

Пандерс, дворецкий, открыл парадную дверь и поклонился, хотя ему мешал круглый живот.

– Добрый вечер, миледи, мадам.

– Скорее доброе утро, Пандерс, – заметила кузина Батильда, отдавая ему накидку и перчатки. – Пусть кто-нибудь из лакеев погуляет с Миньон перед сном, а потом принесет ее ко мне в спальню.

– Слушаюсь, мадам. – Пандерс взял на руки спаниельку и стоически выдержал, когда Миньон облизала ему подбородок.

Геро улыбнулась дворецкому, сняла накидку и последовала за кузиной наверх.

– Я очень горжусь тобой, тем, что ты заключаешь этот брак, – призналась кузина Батильда, стоя у дверей своей комнаты. Она снова зевнула, деликатно прикрыв рот рукой. – Ох, дорогая, я падаю с ног. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – ответила Геро и пошла по коридору в свою спальню. Было уже за полночь, но, как ни странно, спать ей не хотелось.

Она открыла дверь и не слишком удивилась, когда голова Фебы в ночном чепчике высунулась из-под одеяла на ее кровати.

– Геро!

Феба была самой младшей из детей Баттенов и совсем не походила ни на Геро, ни на Максимуса. Оба, и Геро, и Максимус, были высокими и стройными, Феба – маленькой и пухлой, к великому огорчению кузины Батильды. Пышные, вьющиеся светло-каштановые волосы выбивались из заплетенных на ночь косичек, карие глаза за круглыми стеклами очков смотрели с любопытством. В ночной батистовой рубашке она выглядела на двенадцать лет, хотя ей уже полгода, как исполнилось семнадцать.

– Почему ты до сих пор не спишь? – Геро закрыла за собой дверь и скинула туфли. Комнату освещали четыре канделябра, так что было светло и тепло. – А где Уэсли?

Феба спрыгнула с кровати.

– Я ее отослала. Я буду твоей горничной, а ты расскажешь мне все-все о бале. – Феба еще не выходила в свет, и поэтому ей не позволили посетить бал в честь помолвки, к ее громкому возмущению.

– Хм. Ну… Я не знаю… Особенно нечего рассказывать.

– Ой, не дразни меня. – Феба уже расстегивала крючки на лифе платья Геро. – Миссис Тейт была там?

– Да. И ты не представляешь, в каком платье, – сказала Геро, не в силах сердиться на Фебу.

– В каком?

– В ярко-алом. Почти такого же цвета, что и волосы. А вырез был такой низкий, что выглядел он просто непристойно. Клянусь, я видела, как мистер Гримшо споткнулся на ровном месте, едва не свернув себе шею, чтобы разглядеть ее бюст.

Феба захихикала.

– Кто еще там был?

– О, да все. – Геро с помощью Фебы освободилась от лифа, и теперь обе принялись развязывать тесемки на юбках. Геро произнесла ничего не значащим тоном: – Я встретила брата Мэндевилла.

– Разве он не живет где-то на севере Англии?

– Лорд Рединг приехал на бал.

– Он похож на маркиза?

– Немного. Они оба высокие и смуглые, но во всем другом они совершенно разные. У лорда Гриффина Рединга удивительные бледно-зеленые глаза. Лицо худее, чем у Мэндевилла. Он выглядит не таким серьезным, как Мэндевилл, смеется и шутит, но я думаю, что он не очень счастлив. А то, как он двигается…

Геро вдруг поняла, что, несмотря на все свое старание говорить равнодушно, она, должно быть, чем-то себя выдала, потому что глаза у Фебы округлились.

– И как же он двигается?

У Геро запылали щеки. Она переступила через юбки, встряхнула и повесила их на спинку кресла – завтра Уэсли все вычистит и уберет в гардероб.

– Как-то необычно. На первый взгляд – неторопливо, но когда захочет, то быстрее, чем кто-либо еще.

– Как кошка, – сказала Феба, распуская у Геро корсет. – Помнишь того большого желтого кота, который жил возле конюшен в Уэйкфилд-Хаусе? Он всегда либо спал, либо лениво бродил вокруг, но стоило ему увидеть крысу – раз! – он кидался на нее молнией, и крыса уже у него в зубах. Лорд Гриффин похож на него?

– Да, похож, – ответила Геро, вспомнив, как Рединг моментально скрылся под диваном, когда лорд Пембрук входил в гостиную. – Похож на большого кота.

– По твоим рассказам он кажется мне очень милым.

– Нет! – Голос у Геро прозвучал так громко, что Феба опешила. – Прости, дорогая. Дело в том, что кузина Батильда всю дорогу домой донимала меня предостережениями о распутстве Рединга. Ты должна держаться от него подальше.

Феба надула губы.

– Так я никогда не встречу по-настоящему интересных людей.

Геро сочувствовала Фебе. Хотя сама она и могла выходить в свет, но ей дозволялось общаться только с самыми уважаемыми представителями высшего общества, с теми, на кого не пала и тень скандала.

– Среди весьма уважаемых людей есть не менее интересные, – заверила она Фебу, правда, на самом деле такой уверенности у нее не было.

Феба с сомнением на нее посмотрела.

Геро неохотно призналась:

– Ну, по крайней мере можно хотя бы взглянуть на скандальных особ, когда беседуешь с респектабельными людьми.

– Намного интереснее познакомиться с ними.

– Уверяю тебя, что было занятно наблюдать, как миссис Тейт идет по зале, полной глупо глазеющих на нее джентльменов.

– Ох, как бы я хотела быть там, – вздохнула Феба.

– В следующий сезон тебе исполнится восемнадцать, и мы устроим грандиозный бал по поводу твоего выхода в свет, – напомнила Геро, усаживаясь за туалетный столик.

Феба вытащила булавку из ее прически.

– Но у тебя тогда появятся заботы замужней дамы. А со мной останется только кузина Батильда. Я ее очень люблю, но она такая старая и… ой! – Геро увидела в зеркале, как у нее за спиной исчезла голова Фебы.

– Боже, я уронила булавку.

– Не беспокойся, дорогая, и не ищи.

– Но это одна из изумрудных булавок.

Геро обернулась на табурете и увидела, как ее сестра опустилась на колени и шарит руками по ковру. Сердце у Геро сжалось. Изумрудная булавка лежала прямо под носом Фебы.

– Вот она. – Геро нагнулась и подобрала булавку.

– Ох! – Феба встала и поправила на переносице очки. Ее милое личико скривилось. – Как же я могла ее не увидеть?

– Не важно. – Геро положила булавку в стеклянное блюдце на туалетном столике. – На полу темно, свет сюда не доходит. Давай я лучше расскажу тебе, как был украшен бальный зал.

– Конечно, расскажи!

И Геро в мельчайших подробностях стала рассказывать, как был украшен Мэндевилл-Хаус, какое подавалось угощение и какие танцы она танцевала.

Феба слушала и расчесывала ей волосы. Наконец сестра забыла про булавку и ее лоб разгладился, но на сердце у Геро все равно осталась тяжесть. Она смотрела на отражение свечей в зеркале и думала о том, что в комнате очень светло. Как днем.

Сент-Джайлз показался Гриффину настоящим адом, особенно после милых сельских пейзажей Ланкашира. Было темное раннее утро. Он направил Бродягу (коня), своего гнедого коня, вдоль вонючей сточной канавы, которая тянулась прямо по середине узкой улочки. Выбрать путь покороче он не мог, потому что проулки были слишком узки для Бродяги. И будь он проклят, если оставит своего коня где-нибудь здесь – его тотчас украдут, стоит только хозяину отойти.

Гриффин пригнул голову, проезжая под вывеской свечной лавки. Фонаря около двери не оказалось, как это принято в более приличном месте Лондона. Единственный свет падал от бледного диска луны. Слава богу, что ночь была ясной.

Впереди распахнулась дверь, из которой вывалились два головореза. Гриффин положил правую руку на заряженный пистолет, засунутый в седло, но пьяницы не обратили на него никакого внимания. Они задержались лишь на минуту, потому что одного из них вырвало в канаву, а потом, шатаясь, ушли прочь.

Гриффин с облегчением выдохнул, убрал руку с пистолета и похлопал Бродягу по шее.

– Уже недалеко, приятель.

Он поехал вперед по переулку, потом свернул на улицу чуть пошире с кирпичными и оштукатуренными домами, некоторые с нависающими верхними этажами. Едва заметная дверь в высокой кирпичной стене вела во двор. Гриффин натянул поводья, вытащил пистолет из седельной сумки и постучал рукояткой в деревянную дверь.

Почти тут же грубый голос спросил:

– Кого там еще несет?

– Рединг. Впусти меня.

– И как я узнаю, что это вы, милорд?

– Потому что я единственный, кто знает про ту ночь в «Хромом черном петушке», когда ты выпил дюжину пинт эля и…

Дверь раскрылась, и взору Гриффина предстало самое что ни на есть уродливое лицо во всем Лондоне: бегающие глаза, вдавленный плоский нос, беззубый рот, постоянно приоткрытый по причине затрудненного дыхания. Морщинистые щеки и подбородок были словно плесенью покрыты щетиной и старыми отметинами от оспы и шрамами. Мужчина был среднего роста, но его руки и плечи казались непропорционально большими, а ладони походили на огромные ошметки мяса. Кто-то мог счесть его боксером, а кто-то наемным убийцей. И те и другие могли быть правы.

– Я очень рад видеть вас, милорд, – сказал Ник Барнс. – Мы с ребятами тут за всем следим, но ваша помощь точно не помешает.

– Были еще нападения? – Гриффин спрыгнул с Бродяги, но пистолет держал в руке и внимательно осматривался, пока вел лошадь во двор.

Двор был вымощен булыжником, с трех сторон стояли дома. Гриффин скупил все эти здания в прошлом году в целях предосторожности. Сейчас он похвалил себя за предусмотрительность.

– Кое-кто попытался пролезть позапрошлой ночью, но мы его быстренько выбили, – сообщил Ник, запирая дверь тяжелым дубовым засовом.

Гриффин провел Бродягу к древнему каменному желобу, по которому стекала вода, чтобы конь напился.

– Ты думаешь, он отстанет?

– Викарий не отстанет, пока не сдохнет, милорд, – спокойно ответил Ник.

Гриффин хмыкнул. Он не верил в то, что Чарли Грэди, или, как его еще богохульно называли, Викарий Уайтчепела[3], легко сдастся. Викарий запустил свою грязную лапу в большинство мест незаконной торговли джином к востоку от Бишопсгейта, а теперь начал расширять завоеванную территорию к западу, в сторону района «Семи рож» в Сент-Джайлзе.

А это являлось посягательством на интересы Гриффина.

Гриффин еще раз похлопал мерина и повернулся к Нику:

– Пошли посмотрим.

Ник кивнул и повел его к строению напротив каменной стены, огораживавшей двор.

Он открыл крепкую деревянную дверь, обитую железом, и крикнул:

– Эй, Уиллис! Вы с Тимом идите и посторожите двор.

Двое мужчин, тяжело ступая, вышли из дома и поклонились Гриффину. Один держал в руке дубинку, другой – длинный нож, смахивавший на саблю.

Ник проследил, чтобы они встали у двери во двор, затем кивнул Гриффину:

– Сюда, милорд.

Нижний этаж представлял собой одну большую, похожую на пещеру комнату. Массивные кирпичные столбы поддерживали верхние этажи. Четыре очага горели под огромными закрытыми медными котлами, каждый размером в человеческий рост. Из котлов торчали медные трубки, соединенные с медными котелками поменьше, а те, в свою очередь, соединялись с дубовыми бочками. Запах дыма, брожения, ягод можжевельника и скипидара стоял в тяжелом влажном воздухе. В помещении находилось еще с десяток мужчин. Несколько человек поддерживали огонь или следили за содержимым котлов, а остальные просто стояли, нанятые, вероятно, из-за своей физической силы.

– Я перебросил сюда почти все винокурни, – сказал Ник, указывая на котлы, – кроме одной на Эбби-стрит – ее взорвали люди Викария.

Гриффин кивнул:

– Ты правильно поступил, Ник. Одно заведение легче охранять, чем несколько.

Ник сплюнул на каменный пол.

– Да, это так, но у нас возникнут другие сложности, когда начнет поступать зерно.

– Какие именно?

Ник кивнул в сторону двери.

– Внешняя дверь. Она слишком узкая, чтобы пропустить повозку с зерном. Нам придется перебрасывать мешки через стену, а пока мы их разгрузим, и повозка, и ребята, и это проклятое зерно будут выставлены на обозрение как пулярки в ожидании, когда их ощиплют к воскресному ужину.

Гриффин поморщился и ничего не ответил Нику. Он следил за тем, как поддерживали огонь в очагах под огромными медными котлами. Большая часть его дохода – и не только его – была вложена в это дело, а гнусный Викарий заявил, что разрушит все другие винокурни и станет королем джина в Лондоне.

Так уж случилось, что Гриффин владел самыми крупными винокурнями в Сент-Джайлзе.

Сайленс Холлингбрук проснулась от того, что крошечные детские пальчики тыкали ей в веки. Она с трудом разомкнула их. На нее смотрели большие карие глазки, опушенные густыми ресницами. Мэри Дарлинг – обладательница этих глаз – села, захлопала пухлыми ручонками и завизжала, радуясь тому, что ей удалось разбудить Сайленс:

– Маму-у!

Сайленс улыбнулась, глядя на свою маленькую соседку по кровати.

– Сколько раз я тебя просила не тыкать маме в глазки, маленький бесенок?

Мэри Дарлинг захихикала. В год с небольшим она научилась говорить три слова: «маму», «нет!» и «Са» – так она называла кота по кличке Сажа, который не питал к ней таких же нежных чувств.

Сайленс бросила взгляд в окошко своей мансардной комнаты и в ужасе села. Солнце уже давно взошло и ярко светило.

– О господи. Тебе бы ткнуть меня в глаза чуть пораньше. Я опять проспала.

Она торопливо умылась. Ее не оставляло ощущение, что она забыла что-то важное. Сайленс сменила Мэри Дарлинг подгузник, одела ее и оделась сама. И как раз вовремя, потому что раздался стук. Сайленс, запыхавшись, кинулась к двери – на пороге стоял ее старший брат Уинтер.

– Доброе утро, сестра, – с серьезным видом произнес он. Уинтер редко улыбался, но когда увидел на руках Сайленс малышку, его глаза ласково засияли.

– И тебе доброе утро, мисс Мэри Дарлинг.

Девочка громко засмеялась и схватила ручонкой черную шляпу Уинтера.

– Прости, – сказала Сайленс, осторожно вытащив из пальчиков Мэри Дарлинг поля шляпы. – Я хотела спуститься вниз пораньше, но… проспала.

– А! – В голосе Уинтера не слышалось упрека, и от этого Сайленс стало еще хуже.

Она начала работать в приюте для обездоленных младенцев и подкидышей полгода назад, но до сих пор чувствовала себя неуверенно. Заниматься делами приюта, где живут двадцать девять детей и младенцев, – задача не из легких даже с помощью Уинтера и троих слуг.

Сомнения в своих способностях усугублялись у Сайленс еще и потому, что ее предшественницей была старшая сестра Темперанс. За все те годы, что Сайленс посещала приют, когда его возглавляла Темперанс, сестра была всегда чем-то занята, всегда везде поспевала и порой уставала до изнеможения. Иногда в голову Сайленс закрадывалась крамольная мысль: а стоило ли Темперанс быть такой образцовой?

Последнее время Сайленс все чаще задумывалась о том, а на своем ли она месте, умеет ли она управляться… с приютом, да и со своей собственной жизнью тоже.

– Нелл отвела детей завтракать, – сообщил Уинтер.

– А! А, да, – пробормотала Сайленс, пристраивая Мэри Дарлинг у себя на бедре и одновременно извлекая изо рта ребенка ленту.

– Нет, дорогая, это есть нельзя. Мне пойти ей помочь? – спросила она брата.

– Было бы неплохо, – пробормотал Уинтер. – Увидимся за обедом.

Сайленс закусила губу, вспомнив, что бедняге Уинтеру пришлось вчера пообедать хлебом и сыром, поскольку она забыла сварить суп.

– Я постараюсь, очень постараюсь сегодня подать обед вовремя.

Уинтер еле заметно улыбнулся.

– Не волнуйся ты так – я… тебя не ругаю. К тому же я люблю сыр. – Он коснулся пальцем ее щеки. – А теперь мне пора. Если я не окажусь в школе до прихода мальчиков, одному богу известно, какую проказу они вытворят в мое отсутствие.

Уинтер ушел – его башмаки застучали на ступенях. Сайленс не представляла, откуда у него берутся силы не только помогать в приюте, но и работать в школе для мальчиков.

Сайленс вздохнула и вышла следом за ним, осторожно ступая по шаткой лестнице. Приют раньше располагался в старом, но крепком здании, а в начале года дом сгорел. Сейчас благодаря щедрости патронесс приюта – старшей леди Кэр и леди Геро, строится новый дом. Там будет много комнат, большая кухня и сад, где дети смогут побегать на свежем воздухе. Сейчас, к сожалению, этот новый дом еще не построен.

А пока что Уинтер, Сайленс, трое слуг, кот Сажа и все дети – за исключением двоих грудных младенцев, отданных кормилицам, – жили в маленьком ветхом доме в Сент-Джайлзе. Сайленс могла бы остаться в Уэппинге, но тогда ей пришлось бы каждый день совершать долгий путь в Сент-Джайлз и обратно. Да и глупо жить одной в комнатах, отведенных ее мужу Уильяму. Уильям был капитаном торгового судна «Зяблик» и почти постоянно находился в море.

И еще была Мэри Дарлинг.

Сайленс поцеловала девочку в круглую щечку. Мэри Дарлинг оставили на пороге ее дома семь месяцев назад. Для Сайленс это было трудное время – Уильям находился в море, а простились они очень холодно. Мэри Дарлинг стала светлым лучиком в ее жизни, и Сайленс ни за что не хотела с ней расставаться, даже возвращаться домой на ночь не хотела.

Голоса детей донеслись до Сайленс еще на лестнице. На первом этаже темный коридор вел на кухню – большую комнату с почерневшими балками потолка. Два длинных стола занимали середину комнаты: один для мальчиков, другой для девочек. При виде других детей Мэри Дарлинг начала подпрыгивать.

– Сейчас, моя милая. – Сайленс взяла миску с кашей, ложку и села на свободное место за столом с девочками, держа Мэри Дарлинг на коленях. – Всем доброго утра.

– Доброе утро, миссис Холлингбрук, – хором ответили девочки и кое-кто из мальчиков. Даже кот Сажа поднял мордочку от блюдца – с усов у него капало молоко.

Мэри Ивнинг[4], девочка, сидевшая с ними рядом, наклонилась к малышке:

– Доброе утро, Мэри Дарлинг.

Мэри Дарлинг с полным ртом каши радостно замахала ложкой и едва не угодила Мэри Ивнинг в нос.

– Осторожно, Мэри Ивнинг, – сказала Нелл Джонс, набрасывая на колени Сайленс полотенце.

Нелл была веселой светловолосой женщиной лет тридцати с небольшим и самой старшей из служанок. Раньше она работала артисткой в бродячем театре. Она умела и распорядиться, если нужно, так что Сайленс полагалась на нее.

– Спасибо, Нелл, – поблагодарила Сайленс. Завтракать с ребенком на коленях и не испачкаться – почти невозможное занятие, что Сайленс за последние месяцы уже поняла.

– Пожалуйста, мэм. А ты, – она наклонилась к малышке и сделала грозное лицо, – не балуйся с такой большой ложкой.

Мэри Дарлинг засмеялась и разбрызгала кашу по платьицу. Сайленс вздохнула, вытерла грязное пятно и стала есть сама. Завтрак почти закончился, и если она сейчас не поест, то до обеда такой возможности ей не представится.

Она торопливо ела густую кашу, запивая чаем – Нелл поставила перед ней кружку, – и при этом успевала кормить Мэри Дарлинг, отодвинув горячую кружку и свою миску с кашей подальше от ребенка. Мэри Дарлинг уже могла бы есть самостоятельно, но результат был удручающим – Сайленс это знала.

Вокруг дети с аппетитом уплетали кашу – им помогали Нелл и вторая служанка Элис. В приюте еще работал Томми – на него были возложены обязанности посложнее, чем уход за детьми, а также он бегал с разными поручениями.

Нелл хлопнула в ладоши:

– Дети, пора привести себя в порядок. У нас впереди много дел, а к нам сегодня приедет очень важная гостья.

Сайленс едва не поперхнулась последней ложкой каши. О боже! Она совсем забыла. Леди Геро сегодня приезжает проверить, как идут дела в приюте. Леди Геро не только их патронесса, она к тому же дочь герцога. Сайленс отодвинула миску – ее даже затошнило. Когда-нибудь она сможет чувствовать себя на своем месте как управительница приюта?

Геро осторожно выбралась из кареты. Осторожно, потому что на улицах Сент-Джайлза следует смотреть, куда ступаешь. Сбоку в канаве лежал человек. Геро обошла его как можно дальше, сморщив нос от запаха джина. Вот еще одна жертва ужасного зелья. Какое облегчение будет для Лондона, если употребление джина запретят!

Обойдя пьяного, Геро направилась по узкой улочке к дому, где временно размещался приют для обездоленных младенцев и подкидышей. Она подавила вздох – уж больно ветхим казался дом. Как патронесса этого заведения она чувствовала вину, когда видела, в каком удручающем состоянии находится дом, где живут дети.

Миссис Холлингбрук, управительница приюта, присела перед ней в неловком реверансе.

– Добрый день, леди Геро.

Геро кивнула и улыбнулась – как она надеялась, любезно. Дело в том, что она стала патронессой приюта при прежней управительнице Темперанс Дьюс – теперь она младшая леди Кэр. Геро сразу подружилась с тогдашней миссис Дьюс, но с миссис Холлингбрук такого не случилось – по крайней мере пока.

Миссис Холлингбрук была моложе и менее уверена в себе, чем ее старшая сестра. Ее лицо напоминало Геро средневековую святую – бледный, строгий овал, – и подобно одной из этих великомучениц на картинах она, казалось, полнилась неизбывной печалью, столь близкой душе самой Геро.

– Не соизволите ли войти и выпить чашечку чая? – спросила миссис Холлингбрук, выполняя официальный ритуал, и отступила в сторону, пропуская вперед Геро.

Геро переступила порог, стараясь не замечать потрескавшуюся штукатурку на стенах прихожей. В задней части дома находилась узкая комната, куда и вошла Геро. Внутри – четыре кресла, низкий стол и секретер. Геро уселась в одно из кресел и сняла шляпу. Миссис Холлингбрук засуетилась, готовя чай.

Наконец она поставила чайник на стол.

– Без сахара, миледи?

Геро улыбнулась:

– Да, пожалуйста.

– Куда же я положила ложки? – Миссис Холлингбрук держала полную чашку в руке, едва не перелив через край горячую жидкость, пока искала ложки на чайном подносе. – Но если вам не нужен сахар, то, возможно, вам и ложка не понадобится?

– Думаю, что не понадобится. – Геро забрала из рук миссис Холлингбрук чашку, пока та не обожглась. – Благодарю вас.

Миссис Холлингбрук смущенно улыбнулась и сделала глоток из своей чашки. Геро опустила глаза. Люди часто испытывали неловкость или застенчивость в ее присутствии, и она это знала. Ее титул пугал их. Эта трудность преследовала ее постоянно. Как вести себя так, чтобы другим было легко с ней общаться?

Геро вздохнула и подняла глаза:

– В доме появились новые дети, не так ли?

– О! О да. – Миссис Холлингбрук выпрямилась и осторожно поставила чашку на стол. Она сложила руки на коленях, словно собиралась рассказать заученный стишок. – С тех пор как мы виделись с вами в прошлом месяце, миледи, мы взяли двух младенцев – мальчика и девочку – и маленького мальчика четырех лет. Мальчик, Генри Патман, он…

Миссис Холлингбрук замолчала, потому что Геро кашлянула.

– Прошу прощения, но я полагала, что все мальчики получают в приюте имя Джозеф.

– Да, они обычно получают именно это имя, но у Генри Патмана уже было имя… и так получилось, что он не пожелал от него отказаться. Мы подумали, что будет правильнее оставить ему его имя.

Геро понимающе кивнула:

– Пожалуйста, продолжайте, миссис Холлингбрук.

– Я никогда не могла понять, почему Уинтер и Темперанс решили называть всех мальчиков Джозефами, а всех девочек Мэри. Иногда это очень мешает и создает путаницу.

– Полагаю, что так, – согласилась Геро.

Миссис Холлингбрук улыбнулась, и вдруг ее бледное лицо засветилось и стало почти красивым.

– Мы также определили двух наших девочек в обучение в прошлом месяце. А на те деньги, которые вы и старшая леди Кэр нам дали, мы купили им обеим новую одежду, обувь, корсеты, молитвенники, расчески и теплые зимние накидки.

– Очень хорошо. – Геро одобрительно кивнула. По крайней мере хоть какая-то ее помощь пришлась кстати. – Может, сейчас мы пройдем по дому?

– Конечно, миледи. – Миссис Холлингбрук вскочила на ноги. – Пройдемте сюда. Дети всю неделю разучивали для вас песню.

Миссис Холлингбрук повела Геро по темному коридору и наверх по расшатанной лестнице. Они миновали второй этаж – Геро знала по своим предыдущим визитам, что там спальни сирот. На третьем этаже находились комната для совсем маленьких детей и младенцев и небольшая комната, которую использовали как классную. Миссис Холлингбрук повела Геро туда и торжественно распахнула дверь. Там в два ряда стояли с десяток старших детей – все с вымытыми лицами и с приглаженными – еще мокрыми от воды – волосами. Когда Геро вошла, они хором выкрикнули:

– Добрый день, леди Геро!

Она улыбнулась:

– Добрый день, дети.

Тут один из мальчиков хихикнул. Суровый взгляд Нелл Джонс мгновенно утихомирил шалуна.

Миссис Холлингбрук кивнула, и дети немного вразнобой затянули песню. Скорее всего это был гимн, но Геро не смогла разобрать ни мелодии, ни слов. Во время пения с ее лица не сходила улыбка, даже когда одна девочка от чрезмерного старания пискнула, а один мальчик ткнул другого локтем в бок, от чего тот взвизгнул.

Песня закончилась на высокой скрипучей ноте, и Геро заставила себя не поморщиться. Она захлопала, а маленький мальчик, который ударил соседа, заулыбался ей во весь щербатый рот.

– Замечательное выступление, дети, – сказала леди Геро. – Благодарю вас за пение. И благодарю ваших учительниц.

Миссис Холлингбрук очень мило покраснела. Когда они спускались по лестнице к входной двери, она сказала:

– Спасибо, что вы приехали, миледи. Дети с нетерпением ждут ваших визитов.

Геро понимала, что миссис Холлингбрук говорит ей все это по обязанности – как патронессе приюта, – но когда она взяла ее руку, то ей показалось, что управительница искренне так считает.

– Я тоже с удовольствием здесь бываю, – призналась Геро.

Ей хотелось сказать что-нибудь еще. Пообещать, что вскоре воспитанники смогут выехать из этого ужасного временного жилища. Обнадежить миссис Холлингбрук, что у детей появятся новые кровати, новая классная комната и большой сад, чтобы побегать там весной. Вместо этого она снова улыбнулась и попрощалась.

С тяжелым сердцем Геро пробиралась обратно по улице к своей карете. Ее не оставляло предчувствие, что следующий визит получится еще менее приятным, поскольку скорые перемены маловероятны.

– Пожалуйста, отвези меня на Мейден-лейн, – велела она кучеру, прежде чем сесть в карету.

Карета двинулась, и Геро выглянула в окно.

– Эй! – прокричал мужской голос – знакомый мужской голос – совсем рядом.

Карета резко остановилась.

Геро подалась вперед. Этого не может быть…

Дверца распахнулась, и в карету взобрался высокий мужчина. Он уселся напротив нее на мягкие красные подушки сиденья с таким видом, будто карета была его собственной.

Геро уставилась на него.

– Вот мы и встретились снова, леди Совершенство, – растягивая слова, произнес лорд Гриффин.