Читать книгу Звёзды приведут нас домой. Сборник рассказов - Елизавета Александрова - Страница 3

Море в эти часы удивительно спокойное. Словно восход солнца – единственная вещь, которая может усмирить его неукротимую силу. Луи видел много раз, как огромные волны обрушивались на прибрежные валуны, разбиваясь о них с чудовищным рёвом, рассыпая брызги на песчаный берег с множеством разноцветных мелких камушков. Он видел, как отбившиеся от причала лодки во время сильного шторма в руках беспощадной стихии превращались в груду крохотных щепок. Но в это короткое мгновение, когда на горизонте появляется бледно-жёлтая полоса, и всё небо окрашивается в тёплый молочный оттенок, а затем робкие лучи, словно ручейки расплавленного золота, растекаются по поверхности водного зеркала, – море затихает. Так, в тишине, прерываемой лишь криками чаек и плеском ласковых волн, рождается новый день. И Луи в какой-то степени понимает эту угрюмую стихию, превращающуюся в кроткого младенца при виде алых всполохов рассвета. Потому что он знает, каково это – быть зависимым от прекрасного зрелища. Знает, каково это – ждать. Он ждал появления зелёных глаз затягивающих на самую глубину, из которой не выбраться (не потому, что невозможно, а потому, что не хочется), в осколке старого зеркала. Но вот уже три года подряд вместо любимых глаз Луи видит только почерневшую, будто от копоти, поверхность безжизненного стекла, и ему хочется быть бушующим океаном, чтобы кричать о своей боли ночи напролёт и разбиваться о камни отвесных скал. Да только он просто человек с половиной сердца. Одинокий и потерянный в огромном мире, где люди находят друг друга в отражении зеркала. Поэтому каждую ночь Луи выходит на берег, садится на остывающий песок и смотрит на залив, ожидая восхода солнца и вспоминая чарующую зелень доверчивых глаз.

***

Луи исполняется четырнадцать, и он прекрасно понимает, что этот день особенный. Потому что на четырнадцатый день рождения ты получаешь свой осколок зеркала, который служит единственным средством связи с половинкой, предназначенной каждому самой Вселенной. Луи с детства знает легенду о злой Судьбе и несчастных влюблённых, он уже давно заучил её наизусть:

И когда с нежным трепетом Луи принимает из маминых рук сверкающий осколок, он знает наверняка, что обязательно увидит там чьи-то прекрасные глаза, в которые влюбится без памяти. Поэтому он ни на секунду не расстаётся с драгоценным подарком, боясь пропустить долгожданную первую встречу со своей родственной душой. Он часами может лежать в постели и мечтать под плеск волн и шум ветра, шуршащего по стенам огромного маяка, где они живут с мамой и сестрами уже несколько лет. Но ожидания не оправдываются, а легенда о родственных душах не спешит сбываться. Дни превращаются в недели, недели – в месяцы, а Луи всё так же бродит в одиночестве по мрачному побережью с прозрачным куском стекла, надеясь увидеть там хоть что-то кроме собственного отражения. В июле, как обычно, на маяк прибывает его лучший друг Зак, и на этот раз он привозит с собой свою половинку – кареглазую шатенку с ребяческой улыбкой и приятным бархатным голосом. Луи с нескрываемой завистью наблюдает за тем, как Зак бессовестно счастлив с Лесли, и его сердце до краёв наполняется черной тоской. Ему до дрожи хочется всего этого: волнительных «встреч» сквозь хрупкую поверхность стекла, разгадывания загадок о том, где и как найти друг друга, впервые увидеться вживую, услышать голос, прикоснуться…

– Ты обязательно встретишь её, – в который раз твердит Зак, и Лесли активно кивает в подтверждение слов своего возлюбленного, на что Луи лишь пожимает плечами и грустно улыбается, мол, вам-то хорошо говорить, вы есть друг у друга, а я уже шесть месяцев разговариваю с пустой стекляшкой.

Год пролетает в томительном ожидании, и Луи уже почти отчаивается. Он часами сидит на песке, кутаясь в теплую куртку, и смотрит на бушующее море, волнуемое январскими ветрами. Он всё реже достаёт из кармана потёртых джинсов предмет, доставляющий ему столько переживаний и неприятностей. Ему кажется, что Судьба издевается над ним, потому что считает его недостойным любви. Выкинуть бы эту чёртову стекляшку – и дело с концом. Но сердце предательски шепчет, что нужно подождать ещё немного, и осколок по-прежнему остаётся зажатым в загорелой руке.

Февраль приносит с собой ледяной ветер и головокружение от переизбытка чувств. В первый день месяца Луи по привычке сидит на пляже, чуть ёжась от морозного воздуха. Зеркало, подрагивая от напора ветра, лежит у него на коленях, но он не смотрит на него непрерывно, как делал это раньше, потому что давно перестал ждать чуда. Свинцовые тучи над головой и рыбацкое судно на горизонте с некоторых пор кажется ему куда более интересным зрелищем. Может быть, поэтому Луи не сразу замечает перемены в «сверкающей штуке» на его коленях. В какой-то момент он просто чувствует на себе чей-то взгляд и едва не падает в обморок, таращась в осколок зеркала. Дрожащими руками Луи поднимает зеркало перед собой и тонет в глубине внимательных зелёных глаз, с интересом изучающих его лицо. Он часто моргает, пытаясь прийти в себя от шока, и его совсем не заботит тот факт, что он, скорее всего, выглядит глупо. Изображение на секунду смазывается, но после Луи может видеть лицо незнакомки целиком, и это лучшая вещь, которая случалась с ним когда-либо. Он окончательно и навсегда влюбляется в эту скромную улыбку, ямочки на щеках, шоколадные кудри, сползающие на лоб, и счастливый блеск малахитовых глаз.

Через месяц Луи уже знает о Терезе всё: что у неё есть ленивая пушистая кошка, старший брат Джек, плакат с группой «The Script» над кроватью, статуэтка в виде дельфина на книжной полке рядом с томом шекспировских сонетов и много-много других мелочей, составляющих жизнь его зеленоглазой половинки. Тереза выводит на разлинованной бумаге короткие послания черным маркером, а Луи рисует ей ответы на песке. И хотя последний на сто процентов уверен, что его каракули разобрать невозможно, Тереза всё-всё понимает, и от этого в груди Луи разрастается какое-то особенное тепло, которое согревает его в эти долгие ночи на побережье.

Плеск волн, бескрайнее чёрное небо над головой, усеянное мириадами крохотных звёзд и те сладостные минуты, когда голубые глаза встречаются с зёлеными – так проходит их первое совместное лето, и Луи готов до самого рассвета обмениваться с Терезой душами через тонкую грань стекла. А ещё он ждёт того момента, когда они, наконец, встретятся по-настоящему. Ему так много хочется рассказать ей, запустить пальцы в густые и мягкие (Луи уверен, что они мягкие, потому что иначе и быть не может – это же Тереза) кудри, расцеловать ямочки на щеках и прижаться к нежным, как лепестки розы, губам своими. И Луи знает, что до этого осталось не так уж и много времени, а потому не может сдержать своего волнения. Они решили, что вместе поступят в Челси-колледж, потому что его программа подходит для них обоих: там есть фотография для Терезы и отделение драмы для Луи. С одной стороны им не терпится распрощаться с дурацким куском стекла, отделяющим их друг от друга, но с другой – этот нежный трепет, который они оба испытывают в тот момент, когда встречаются взглядами сквозь холодную зеркальную твердь, делает эту любовь сказочно-волшебной.

Но сказка заканчивается за неделю до их отъезда в колледж. Луи приходит на пляж, когда на западе пылает зарево заката. Августовское солнце уже не такое тёплое, и оттого песок под ногами юноши остывает слишком быстро. Ласковый бриз щекочет его лицо, и он на секунду закрывает глаза, наслаждаясь моментом. Зеркало по привычке покоится в руке, и Луи переворачивает его, улыбаясь от предвкушения, но весь его мир рушится в одночасье, когда вместо любимых зелёных глаз в отражении он видит безжизненную чёрную поверхность. Он часто моргает, как в ту первую «встречу» с Терезой, и в ужасе мотает головой: нет, не может быть, нет.

Через час одежда Луи мокрая, а весь песок усыпан отпечатками его босых ног. Ему кажется, что он умер или застрял в очень плохом сне и не может проснуться. Это всё не может быть правдой. Нет. Но, в конце концов, Луи не идиот. Он знает, что это означает. Такой же потемневший осколок валяется в верхнем ящике комода в комнате мамы. Зеркало стало таким спустя две с половиной недели после того, как отец ушёл в море в очередной раз. Они ждут уже шесть лет, но вестей нет. Поэтому они застряли на маяке. Луи знает, что его мать никогда не сдастся, что она будет ждать, хоть целую вечность. Он тоже ждал вместе с ней какое-то время, да только повзрослел и осознал, что это бессмысленно. Луи не идиот. Он прекрасно всё понимает. Тереза никогда не рассталась бы с зеркалом намеренно. Его Тереза никогда бы не поступила с ним так. А значит исход лишь один – его зеленоглазой половинки больше нет.

Поэтому Луи больше не любит закаты. Он и в море-то, некогда горячо любимом, разочаровывается, а потому сбегает подальше от бирюзовых волн с чайками в кипящий жизнью Лос-Анджелес, просаживает там большую часть денег, отложенных на колледж, и лечится (да только плохо выходит) случайными связями в грязных клубах и прокуренных пабах. И Луи правда изо всех сил старается не видеть в каждом прохожем зеленоглазого призрака, но это единственное, что он видит перед собой, когда его мозг затуманен травкой и дешёвым алкоголем (то есть почти всегда).

И всё же от себя не скроешься, поэтому после трёх лет, осыпанных пеплом сожжённых надежд и щедро сдобренных горькой печалью, Луи возвращается на маяк, с виноватым видом просит прощения у матери, которая постарела, кажется, ещё лет на пять, и садится за старые книги. После двух недель в компании моря и сестёр, он, наконец, поднимается в свою комнату и достает из запылённой тумбочки почерневший осколок. Луи неуверенно вертит его в руках, и ему кажется, будто за этой ужасной копотью он видит насмешливую ухмылку самой Судьбы. Он хочет выбросить эту теперь уже ненужную вещь, но что-то внутри него не даёт это сделать, поэтому он просто спускается на пляж и садится на остывший песок, вновь сжимая в ладони зеркало. Луи чувствует себя четырнадцатилетним подростком, словно этот ритуал с закатом и зеркалом – маленькое путешествие во времени. И ему хочется плакать, потому что у того Луи надежда была, и он ещё мог что-то изменить, а у этого… А у этого Луи нет ничего, кроме потемневшей стекляшки и раздробленного на кусочки сердца.

***

Луи приходит сюда уже восьмой вечер подряд, и он правда отказывается признаваться самому себе в том, что это становится похожим на сумасшествие. Сумасшествие было, когда он понял, что потерял свою родственную душу навсегда. А сейчас это так, побочный эффект, фантомные боли. Он в десятый раз перечитывает приглашение на свадьбу Зака и Лесли, пытаясь усвоить смысл золотистых завитушек, напечатанных на белоснежной дорогой бумаге. Луи настолько увлечён этим занятием, что не сразу слышит позади себя тихое шуршание резины по песку. Он подпрыгивает от неожиданности и оборачивается на звук собственного имени, произнесённого тихим хрипловатым голосом.

И в следующую секунду внутри него что-то с грохотом рвётся. Словно одновременно лопаются сотни тросов, и прикреплённый к ним груз срывается вниз, оседая где-то в районе желудка, потому что прямо перед ним знакомые до боли глаза – её глаза. Тереза. Луи повторяет имя вслух и дергается от непривычной жесткости собственного голоса. Он вцепляется взглядом в бледное лицо незнакомки с впалыми щеками и пытается разглядеть в ней свою Терезу. Ему это с трудом удаётся, но он узнаёт в этой девушке робкую девочку с глупой добродушной улыбкой и очаровательными ямочками.

– Привет, – шепчет она, и Луи подмечает ещё одну деталь – волосы Терезы настолько длинные, что густые кудри почти достают до локтей.

– Моя Тереза, я думал ты… – голос Луи ломается на каждом слове из-за противного комка, застрявшего в горле.

А потом его взгляд падает вниз, и все детали паззла складываются воедино: ноги девушки прикрыты тёмно-зеленым пледом, изящные руки покоятся на подлокотниках инвалидного кресла, голова чуть наклонена вбок, как у любопытного ребёнка, наблюдающего за своей мамой. Луи плевать, что песок впивается в колени, когда он в слезах ползёт к Терезе и касается губами её холодных пальцев. Ему так много хочется сказать, но вместо этого Луи поднимает глаза, и в тот момент, когда голубой встречается с зелёным, всё вокруг теряет своё значение. Есть только синее небо и изумрудные волны.

– Я могу смотреть в твои глаза до тех пор, пока не поднимется солнце, – голос Терезы, словно тягучая карамель, и у Луи кружится голова от её растянутых гласных.

– Почему? – спрашивает он, с болью глядя на своё кудрявое чудо.

– Потому что я люблю тебя больше жизни.

На губах Терезы расцветает нежная улыбка, и Луи готов забыть на время о тех вопросах, которые он должен задать, но он пересиливает себя и грустно качает головой.

– Нет. Почему ты не сказала мне? Почему не нашла раньше?

Тереза мрачнеет и будто бы уходит в себя ненадолго, а Луи терпеливо ждёт ответа, потому что, уверен: он имеет право знать.

– Я хотела дать тебе время насладиться жизнью, Лу, – начинает она, осторожно подбирая каждое слово. – Ты не должен был тратить молодость на дежурство у кровати калеки.

На последнем слове Тереза немного морщится, изо всех сил стараясь скрыть свою муку за натянутой улыбкой, но Луи не нужно смотреть на возлюбленную, чтобы читать её эмоции – это у них на генетическом уровне.

– Без тебя я вообще не жил, – уверенно возражает он. – Ты не должна была решать за меня, милая. Нам следовало пройти через это вместе. Родственные души, понимаешь?

Тереза поджимает губы и неуверенно дергает головой в знак несогласия.

– Ты бы поступил на моём месте точно так же. Мы оба знаем это, к чему ненужные споры, Лу?

Луи молчит, ибо знает, что Тереза права – он бы сделал всё, чтобы отгородить свою половинку от таких страданий. И что бы там ни говорили о всепоглощающей страсти и союзе двух людей, иногда приходится принимать такие решения, от которых никому не бывает легко.

– Я знаю, тебе было тяжело, – Луи поднимается с песка и переплетает их пальцы. – Но ты больше не одна. И никогда больше не будешь одна.

Губы Терезы мягкие и терпкие, как мёд, а её волосы изумительно пахнут сиренью. И хотя Луи понимает: впереди не самые простые времена, но, пока их сердца бьются в унисон, никакие бури судьбы не смогут сломить любовь двух родственных душ, поклявшихся однажды друг другу в верности через тонкую грань старого зеркала.