Читать книгу Задачник приемной мамы с ответами - Елизавета Баюшева - Страница 4

Бренная пена морская

Задача №4 «олимпиадная».

Дано два утверждения: дети – цветы жизни, а быть мамой – высшее счастье.

Вопрос: «Являются ли цветами неродные дети? Если „да“, что за сорт? И, наконец, возможно ли доказать теорему: счастье неизбежно, если ты – мама парочки милых детишек?»

Пока вы будете обдумывать варианты решения, вот вам задачка №5, полегче, назовем ее «очевидная».

Из пункта А в пункт Б навстречу друг другу вышли обыкновенная женщина и вполне обычный мужчина. У женщины было ноль детей и ровно столько же в планах на счастливое будущее. У мужчины была отличная пара. В середине пути, в пункте В, они встретились. Бах! И некий Амур сделал отвратительную вещь – пронзил сердца любовною стрелой.

Вопрос: «Сколько детей окажется у влюбленной женщины, когда пара станет жить вместе»?

Двое? Нет! Много.

На этапе написания книги, перечитывая текст по несколько раз, я вдруг осознала, что больше всего в самый ранний период наших отношений мне не хватало того, к чему я так привыкла. Того, что мне давало колоссальную энергию и сил для вдохновения – чистоты и возможности находиться одной, сколько заблагорассудится.

Для меня это были якоря спокойствия и гармонии.

Переехав в семью с двумя детьми, я, естественно, лишилась этого в первую очередь. Но, будучи чрезвычайно упертой, не могла сдаться, открыто заявив об этом. Именно поэтому, когда мы начали жить вместе, могли бы уже и добро наживать, мне стало казаться, что меня обманули, а детей совсем не двое, как было заявлено изначально.

Привыкшая к совершенно другим ритмам, не умеющая делить свое свободное время на три, влюбленная в идеальный порядок, я вдруг заметила, что после моего тщательного клининга в доме, удивительным образом беспорядок возвращался на свои места. Я выходила из ванной, финальной точки любой уборки, и обнаруживала, что в квартире ничего не изменилось.

– А что у нас со столом? – недоумевала я. – Это не стол, а скатерть-самобранка какая-то. Я натерла его до блеска пару минут назад! Кто его опять накрыл и даже обгрыз половину из накрытого? Кто-то несет ответственность за причиненный ущерб?!

На мой крик никто не откликнулся, тем более никто не прибежал каяться в содеянном или помочь женщине, едва не потерявшей рассудок. Как будто ничего сверхестественного не произошло.

Сначала я подумала, что в квартире поселился домовой. Дети-инопланетяне, привидения, барабашки – эти товарищи из одной шайки? Хотя все казалось странным, верить в домовых – не мой профиль. Инопланетяне – да, домовые – нет. Мне срочно захотелось проверить, на месте ли мои нейронные сети и связи, вообще, в своем ли я уме?

– Оперативно вспоминаем стихи Ахматовой, – скомандовала я себе, облокотившись на стул, тут же прилипнув к нему локтями. – Черт, вишневый сок! Я оторвала руки от липкой деревяшки и громко начала читать:

Почти рыдая, я вспоминала любимые стихи.

– Фух, – выдохнула я. – Теперь Цветаеву:

– Вот и отлично, Лизочка, – я почувствовала, что все мое на месте и память в том числе. Значит, не все так плохо, как показалось мне еще десять минут назад.

– Лиза, выдохни и подумай, – я сидела на очередной встрече с психологом, история знакомства с которым заслуживает отдельной «задачи».

– Откуда ты взяла, что дома непременно всегда должно быть чисто? – спросила меня Юля, послушав мой эмоциональный спич о беспорядках, царящих в нашей квартире.

– Из детства, – ответила почти не раздумывая, так как сама не раз придумывала себе оправдания. Я хорошо помнила, как мама, придя с работы, не поев и не попив, бросалась выбивать ковры, носить дрова и намывать пол.

– Как думаешь, она была счастлива тогда?

– Нет, – я почувствовала, как к глазам подступили слезы.

– Ты была счастлива в тот момент?

– Нет.

– Что-то страшное бы произошло, если бы она не убралась тогда, едва переступив порог вашего дома? – не отставала Юля.

– Нет, наоборот.

– А теперь представь, что-то страшное может произойти с тобой или семьей, если ты не вытрешь эти крошки с пола?

– Нет, – думала я, снова и снова вспоминая эту уборочную суету из детства.

– Нет! Вот именно. Ничего ужасного не произойдет, если ты не помоешь пол, не уберешь стол, не постираешь горы накопившегося белья, – Юля так спокойно это говорила, что мне стало стыдно, как я не додумалась до этого самостоятельно.

Когда убираешь из души какую-то ерунду, жить всегда становится проще и радостнее. Шли недели, месяцы, я чувствовала, как стремительно приходится меняться и менять свое отношение к привычным вещам. Что-то я исправляла с удовольствием, что-то – с напряжением, сильно сжимая зубы.

Довольно часто, прогуливаясь по улицам города, заходила в свою старую квартирку, чтобы просто там побыть. Постоять на любимом балконе, послушать разговоры, звенящие на весь двор, наполниться энергией, которую квартира еще не утратила, несмотря на то, что я давно уже там не жила.

– Если ежедневно не думать о чистоте в доме, дети – это не так уж и сложно, – решила я в одно прекрасное осеннее утро.

И чего только с ними все так носятся? Дети – это вообще легко: накормил, одел и все! Считай, справилась! Отвел в садик, помахал рукой у школы, забрал из садика, проверил уроки.

К тому же есть приятные бонусы. Например, с ними очень весело. Взяв «цветочную» парочку, можно пойти на тусовки, на которые ты раньше не ходил, смотреть мультфильмы, играть в настольные игры, дурачиться, наперегонки бегать из комнаты в комнату. Улыбаясь в тридцать два зуба, кричать «тук-тук, Лиза!» на десятом кону пряток. С детьми это нормально. Никому не придет в голову крутить пальцем у виска.

То утро было действительно чудесное. Мы встали в чудном настроении, смеялись, шутили, и, несмотря на мрак за окном, нам было уютно дома. Джек собирался в детский сад, Маруся старательно закидывала свои буквари в портфель. У меня был выходной. Я мечтала развести всех по заведениям и выдохнуть. Теперь те редкие минуты, которые я могла провести одна, были бесценны. Я дорожила каждой, каждая была великолепна, даже если в эту минуту я опять драила полы.

– Слушай, Лер, оказывается, дети – это не так уж и сложно, – мы сидели с Леркой в ароматной кальянной и пили вкуснейший ягодный чай.

– Да? Разве они так и не стали похожи на неуправляемых упырей с того света? – ехидничала подруга, выдыхая на меня вишневые кольца дыма.

– Ты знаешь, думаю, у нас с ними может что-то и получится. Я им вроде нравлюсь, они мне тоже. Схема ухода понятна, крошки и прочий напольный мусор я лихо перепрыгиваю, а если надеть носки потолще, то их вообще можно и не заметить. Я уверена, что справлюсь.

– Лизка, я тебя не узнаю, ты совсем с катушек слетела? Какая схема? Какие к черту носки? – Лерка улыбалась. – С таким подходом, может, ты еще и родишь? А?

Я задумалась. Задумчивая чайлдфри после вопроса о деторождении – странная картина.

– Точно, родишь, – резюмировала Лерка, приводя меня обратно в чувства.

Я ехала домой в уютном такси, перебирая в памяти мужчину мечты и его инопланетную пару. Может быть, мне стоит чаще пользоваться этими мыслями, например, как маской для волос. Как иначе возвращаться к реальности, в которой я к своим почти сорока годам так и не обзавелась тем самым идеальным количеством детишек? Или теперь засчитано?

А что, если в мире действительно все предрешено, а Вселенная приготовила для меня что-то особенное? Является ли моя сегодняшняя история любви чем-то необыкновенным или я опять придумала себе то, чего нет?

Чем дольше я вливалась в семью и детей, тем больше у меня появлялось страхов и предчувствий. Несмотря на кажущуюся простоту, периодически внутри меня возникало ощущение, что я делаю неправильно абсолютно все. Даже дышу. Казалось бы, уж чего проще – вдох-выдох. Но даже этот отточенный механизм может давать сбой. Сбоило тогда интенсивнее обычного.

В который раз мы все вместе сидели то ли за завтраком, то ли обедом. Вроде это был выходной, о чем-то говорили, обсуждали, вроде даже смеялись, вроде даже от души, что-то планировали. Но, встав из-за стола, я поняла, что совершенно ничего не слышала. Как скитающийся несколько недель по пустыне бедуин жаждет воды, мой мозг хотел только одного – простой, без изысков тишины.

Я механически хихикала, кивала и что-то отвечала в ответ, но ничего из обсуждаемого память не сохранила. По всей видимости, это длилось уже не один день, потому что и вчерашней коммуникации в моих хранилищах не находилось.

– Куда, черт возьми, мы собираемся? – думала я, роясь на полке с одеждой.

– Пап, а сколько ехать до этого лыжного клуба? – спросила Маруся, надевая на себя шапку и варежки.

– Минут 30—40. Это за Волгой, – крикнул Кирилл из гардеробной.

– Лыжный клуб?! – в моей голове будто взорвали петарду. – Я же ненавижу лыжи!

Место назначения оказалось обычной небольшой базой в лесу, с прокатом инвентаря, накатанной лыжней, горками для плюшек и махровыми заснеженными деревьями вокруг. Красиво!

Я смотрела на сосны и березы вдалеке, кажется, слышала, о чем они разговаривали между собой. Тихонько хрустнула ветка вон на той самой высокой березе – это птица взлетела вверх, оттолкнувшись от гнезда. Могучий дуб мечтал о лете и новеньких желудях среди зеленых листьев. Старая сосна в роскошном одеянии о чем-то ворковала со стайкой воробьев, собравшихся под ее раскидистыми лапами. Какая милая беседа! Попыталась и я вступить в этот разговор: «Знаете, мне бы хотелось, чтобы мои „марсианские цветочки“ иногда разговаривали так же безмолвно, только кивая красивыми мордашками».

Вбегая на горку в десятый раз и съезжая с нее, я думала о том, какую роль отвела в жизни этим детям. Справлюсь ли я? Преодолев несколько тысяч крошек, разбросанных на полу, получится ли у меня из миллиона непонятных звуков услышать хоть какой-то смысл? Смогу ли продолжать в том же духе? Может быть, надо остановиться и взвесить все «за» и «против»? Может быть, дети – это не просто сложно, а очень сложно и непостижимо моему уму?

– Погнали еще раз? – кричала Маруся, проносясь мимо меня на оранжевой, как апельсин, плюшке.

– Давай! – смеялась я.

Потом были снежки, валяние в сугробах, пробежки под ветками, прогнувшимися под тяжестью лежащих на них снежных шапок, и полные сапоги снега.

Мне было весело, поэтому очень сложно позже признаться, что я ненавижу лыжи и все эти зимние забавы. Так что же важнее: возможность оставаться в тишине или возможность наслаждаться моментами, неожиданно врезавшимися в то самое безмолвие?

– Все-таки дети – это очень сложно, – мы шли с Леркой по расчищенной набережной, попивая кофе.

– В прошлый раз ты была более оптимистична, – справедливо заметила подруга.

– У меня такое ощущение, что я постоянно делаю то, чего не хочу, при этом получаю удовольствие от процесса. Я жажду тишины и одиночества. Но пыталась вспомнить, когда в последний раз этим пользовалась: одиночеством в тишине. Я провожу время с двумя детьми на лыжной базе и сама не понимаю, как умудряюсь прилично повеселиться там? Один нюанс – я перестала слышать. Я не хочу…

Лерка не дала договорить мне:

– Чего ты не хочешь? Раскатывать на лыжах по выходным? Так скажи об этом, нехочуха. На дворе только декабрь.

Почему всякий раз, когда я убеждаю себя в чем-то и нахожу в этом какой-то особенный смысл, появляется кто-то и переписывает весь мой жизненный сценарий? Не было никого рядом и вдруг – целая семья. Тогда я засомневалась, действительно ли мне нужно это целое, и так ли мне необходимо завязывать отношения с детьми?

Так что насчет теоремы? И что есть счастье сегодня? Оказывается, есть счастье, которое желают все, например, здоровье и любовь. А есть счастье неочевидное – это как раз мой хохот в лесу посреди лыжной базы, пересчитывание крошек на полу и игра «у кого их больше в этот раз». Может быть, детский смех, вызванный твоим поведением, и есть награда?

Я была уверена, что мысли о судьбоносности той или иной встречи – это удел цыган и экстрасенсов, но время от времени фокусировалась именно на этом. А что, если наша встреча – это самый настоящий контакт землян с инопланетянами? Я просто обязана выстоять, тем более, когда внутри и снаружи столько тонн нерастраченной любви.

Для справки

Время крошек и а-ля лыжных баз – это было особенное время. Проживаешь каждый момент не так, как определенный жизненный отрезок (отрезок, как мы знаем, имеет начало и конец). Ты всякий раз оказываешься в сказке. Ты то Алиса в стране чудес, то Гулливер в стране Великанов, то бедная Золушка, пересчитывающая зерно в очередном мешке. И четко понимаешь, что за каждой лыжней, за каждой крошкой есть целая история, финал которой никому неизвестен. Либо ты выйдешь замуж за сказочного принца, либо станешь обладателем роскошной пары ослиных ушей.

Инопланетные пристрастия

В сорок лет, наверное, уже можно признать: я очень травмирована своим детством. При этом я осознаю, что стать такой, какая есть сейчас, мне тоже помогло детство. Никто же не знает, что бы из меня получилось, будь мои юные годы не таким нестабильными.

В общем, вопрос для психологов открыт. А пока о детях.

Моим «инопланетянам» повезло, потому что у маленьких было все: красивая одежда, вкусная еда, фрукты и овощи в изобилии, вдоволь воды, в которой можно помыться, теплые комнаты, любящие бабушки, которые как сказочные феи исполняли любые их желания. Хорошо это? С одной стороны, замечательно. С другой – сплошная «грязь»: дети полностью обесценили все, что перечислено выше.

– Марусь, сними школьную блузку перед тем, как мазать бутерброд черничным вареньем, – щебетала я, с замиранием сердца наблюдая, как белоснежный рукав лежит на куске хлеба вместе с джемом.

– Да пофиг, папа другую купит, – отвечала Маруся, подметая рукавами стол.

Это обычный сценарий наших первых диалогов и моих убогих попыток понять, КАК ТАК вообще МОЖНО?! Папа, действительно, мог приобрести другую. Но зачем? Чтобы снова протереть обновкой мебель?

Я задумалась над очередной задачей №6 про годовой запас.

Допустим, отец для любимой дочки может купить 365 белоснежных блузок. Любимая дочка ежедневно может вымазать столько блузок, сколько раз окажется один на один с едой.

Внимание, вопрос: «Как скоро закончатся школьные блузки, если девочка один раз завтракает, два раза перекусывает и один раз обедает»? В школе пятидневка и сезонные каникулы.

Ответ: блузки закончатся через четыре месяца.

Такие задачки я научилась решать очень быстро. Чем быстрее находила решение, тем тяжелее становилось на душе. Чем мы мудрее, тем жить больнее – это, видимо, именно тот случай.

В моем детстве не было нормальной одежды. Я берегла каждую вещь и берегу до сих пор. Самое ценное стираю руками, мою, чищу, сушу, аккуратно убираю в шкаф. Зашвырнуть новую шелковую блузку в угол? Я бы рыдала, если бы кто-то так поступил с моей.

В мои детские годы не было вкусной еды (еды вообще было мало), поэтому я до сих пор съедаю яблоко, оставляя только веточку в руках. У меня не было тех, кто стоял за спиной и ждал, пока я выдам порцию свежих пожеланий. Мне даже подарки дарили не все и не всегда. И это считалось нормой.

Помню, как многие годы главным презентом от единственной бабушки был мой любимый пирог со щавелем. С двойной дозой щавеля в честь дня рождения. Я была счастлива! Как мне были дороги в те времена каждое платье, каждая конфета и каждый вопрос бабушки «Что ты хочешь?»! Я ощущаю это до сих пор.

У Маруси и Джека все наоборот. Полное изобилие. Так стоит ли объяснять им ценность яблок?

– Лиза, помой мне яблоко, – попросил как-то Джек.

– Хорошо, – довольная, я полезла в холодильник, радуясь, что ребенок любит еще что-то, кроме сладких леденцов.

– Да не то, давай вот это, самое гигантское, – остановил меня Джек, роясь в пакете и указывая на яблоко, размером с мою голову.

Я помыла фрукт. Он действительно выглядел сказочно: красный, с яркими желтыми полосками на боках. О таких я в своем «зимнем» детстве могла только мечтать. Джек схватил фрукт и впился в него своими зубами. Прошло несколько минут, и я увидела, как смеющийся мальчик подбежал к мусорному ведру, отбросил крышку и кинул туда пару раз откусанное яблоко.

– Ты почему его выбросил? – испуганно спросила я.

– Не хочу больше, – ответил Джек, убегая прочь из комнаты.

Я открыла мусорку и достала яблоко. Сколько оно стоит? Рублей сто, не меньше. В нем почти полкилограмма. Едва не рыдая, я отмывала яблоко под струей воды. Как можно было ЭТО отправить в мусор? Оно выглядит невероятно, а пахнет… Ммм, я втянула в себя аромат, который был лучше всяких французских селективных духов.

Почему он просто не оставил его на тарелке? Зачем Джек выбрал самое большое, если не так сильно хотел его? А что я? Я должна что-то сказать по этому поводу? Или с фруктами так же, как и с блузками?

Я села за стол, пытаясь собрать свои прошлые и настоящие эмоции в одно целое. Перед глазами проплывали яблоки из детства – маленькие, красненькие и только летом. Зимой фруктов не было, только морковка и еще мандаринка из новогоднего подарка.

– Лиза, я хочу еще что-нибудь, – услышала я голос Джека, уже погрузившегося в недра холодильника.

– Может, воды? – тихо спросила я, вспоминая, как в детстве, когда мне хотелось чего-нибудь еще, мама всегда предлагала попить воды.

– Грушу! – выкрикнул Джек, выуживая из пакета самую большую и яркую.

В этот момент я почувствовала, как внутри зашевелилось что-то очень неприятное и скользкое. Это было отвращение к маленькому человеку, который был совсем не виноват в том, что он делал. Я смотрела на новую жертву, на пальцы, которые ее удерживали. Поняла, что если сейчас на моих глазах и этот фрукт отправится в мусорное ведро, то что-то противное может вырваться наружу.

– Джек, я поработаю в комнате, – сказала я, скрываясь с места событий.