Читать книгу Тайна страны шедевров - Елизавета Трусевич - Страница 5
Начинается самое интересное
Оглавление– Па… мы же бежали снизу вверх, верно?
– Верно.
– Как же так вышло, что мы вышли?..
Степа и папа выбрались из канализационного люка (какая там крыша!) на пустую дорогу, уложенную новеньким, приятно пахнущим асфальтом.
– Па… это же город! Наверное, тот самый город, который построил Иван Грозный. Мы с ребятами читали в инете.
– Что за бред. Здесь же… лето!
Приятно обволакивающий летний зной, раскаленный асфальт и колышущийся от жары воздух. Вот так новости!
– Наверное, асфальт с подогревом, – уверенно сказал Степа.
– Пошли-ка обратно, хватит на сегодня приключений, – отец дернул ручку люка, но люк оказался крепко вжатым в землю.
– Па, да такой шанс раз в жизни! Это же неоткрытый город!
– Ага, у меня там растрата на столько нулей, что ни один твой репетитор такого числа даже в учебнике не видел! – заорал папа и уже шепотом добавил: – Голова трещит.
– Ну пошли посмотрим! Надо людей найти. По-другому не выбраться. Люк крепко заело.
– Откуда ты знаешь, что крепко?
– Если даже мой самый сильный папа не смог его открыть…
– Подхалим, – папа улыбнулся и потрепал Степана по волосам, которые горели на летнем солнце приятной рыжиной.
Степа и папа шли по пустым улицам странного города. Архитектура этого городка не просто поражала, «сносила башню, крышу и просто голову» (как выразился Степа). Папа был более классичен в определениях и все время повторял: «Поразительно!»
Перед Степаном и папой предстало поразительно высокое здание, которое упиралось в жаркое ярко-синее небо. Здание причудливой формы, которое давило сверху и вместе с тем как бы приглашало взлететь вверх!
– Папа, смотри!
Степа смотрел в противоположную от гигантской постройки сторону – там виднелся чудной мост, который вел к удивительному дворцу, отдаленно напоминающему архитектурные итальянские шедевры. Мост был длинным и вместе с тем каким-то хрупким и миниатюрным, и, казалось, он содержит в себе какую-то заманчивую тайну. Папа и Степа, завороженные увиденным, двинулись к мосту. Как только они ступили на мост (который при ближайшем рассмотрении оказался не таким уж громоздким), земля ушла у них из-под ног (и вовсе не в переносном смысле!).
Мост вдруг ожил, задвигался и понесся на другую сторону реки. Папа, конечно, испугался. Он был уже в том возрасте, когда страхи быстро захватывают человека. А Степа был счастлив, не чувствуя никакой угрозы. Мост несся легко, не быстро, не медленно, как хороший современный лифт, – и Степа мог разглядеть этот удивительный город, который был буквально усыпан шедевральными зданиями разных форм и размеров.
Папа тоже смотрел на все это великолепие, и страх от движущегося моста постепенно отступал. Небо сливалось с водой, казалось, что они отражаются друг в друге. И Степа, вспомнив мамины платья, вдруг подумал, что небо здесь облакотного цвета. А можно ли так сказать о небе? Облакотного цвета? Ведь облакотный – это цвет облаков. А небо и так состоит из облаков? Эти мысли пронеслись в голове Степана вихрем и растворились в облакотном небе.
– Пап, это же просто… просто слов нет! Па, я телефон в твоем кабинете забыл, щелкни меня на свой. Эта фотка взорвет инет!
Папа полез в карман пиджака и обнаружил, что телефона нет.
– Наверное, выронил, когда бежал… Вот невезуха.
Без телефона сразу стало как-то неуютно. Все-таки телефон – это уже часть тела, и без этой части трудно обходиться.
Мост доставил своих пассажиров прямиком к великолепному дворцу.
Возле дворца росли необыкновенные цветы и деревья. Цветы были похожи на розы, но их разнообразие и буйство красок (пастельных или кислотно-ярких) поражали. Деревья вроде бы тоже напоминали привычные плодовые, но вот плоды были необычные. И цвет, и запах – все другое, все удивительное! В конце концов и папа, и Степа устали удивляться и даже уже начали скучать по своему совсем неудивительному банку и своей совершенно неудивительной квартире, похожей на зубной кабинет. Степа почему-то вспомнил взволнованную маму и… квартиру, которая так и не стала после ремонта родной и по которой раньше даже не хотелось скучать. Мама говорила, что белые стены, черные кожаные диваны и пустое пространство – это очень модно. И Степа, в отличие от других ребят, не боялся зубных врачей, потому что чувствовал себя в зубных кабинетах как дома.
Папа и Степа вошли во дворец. Ни охраны, ни людей – это уже начинало пугать. Да, удивление и восторг сменил банальный страх.
Та часть дворца, в которую вошли папа и Степа, оказалась библиотекой. Самой патриархальной и узнаваемой библиотекой – с бесконечными стеллажами книг и вкусным библиотечным запахом. Папа не удержался и начал рассматривать полки, зачитывая вслух фамилии.
– Как я от жизни-то отстал… Ни одной фамилии не знаю, – вздохнул папа. – А нет… Вот и Пушкин. Как мало здесь Пушкина-то, всего восемь книг, не то что у других. – Папа взял на угад томик Пушкина и прочитал: – «Влюбленный бес»[1]. Странно, никогда не слышал о таком… Степа, вы не проходите «Влюбленный бес»?
Степа был занят другой полкой и что-то в ответ промычал.
Папа и Степа совершенно растворились во времени. И вот папа жадно, с упоением читал незнакомое, новое для него произведение такого уже привычного, такого с детства близкого Пушкина. Читал, сидя прямо на причудливом мраморном полу библиотеки-дворца. Степа тоже читал.
– Степа, это просто потрясающе! Это… это шедевр! Это круче, чем «Онегин», круче, чем… чем… «Маленькие трагедии». А ты куда подевался?
– Па, а я тут твоего однофамильца читаю. Пятый том Василия Тутышкина. Крутой мужик, не оторваться! Детективы – покруче, чем у Конан Дойля.
– Однофамилец? – папа взял с полки новенький, красиво изданный том, повертел его в руках и с грустью сказал: – Никогда о нем не слышал.
Она появилась ниоткуда. Наверное, библиотекарша. Высокая женщина, одетая в простое светлое платье (кажется, оттенка гри-де-лень, или, проще говоря, розовато-серого), которое могли носить и две тысячи лет назад, и сегодня. Возраст ее трудно было определить. Но лицо казалось красивым, хотя и без особых примет: нос как нос, глаза как глаза.
– Здравствуйте, рады вас приветствовать в нашей библиотеке.
Степа и папа несколько секунд молчали, пораженные всем увиденным. И вдруг – такая обыкновенная, такая земная женщина, которая своим обликом контрастировала со всеми причудами, окружавшими ее.
– Здравствуйте, мы заблудились… – начал папа, но женщина перебила его:
– Много незнакомых имен?
– Много, – честно ответил папа, хотя ему было стыдно – он и не представлял, что так плохо знает мировую литературу. Даже у Пушкина большинство произведений были ему незнакомы.
– Давайте я вам немного расскажу… лишь о некоторых, конечно. Вся наша библиотека занимает не одно здание и не один гектар… Итак, вот эта книга, к примеру, – она взяла в руки синюю книгу из собрания сочинений. – Одного гениального сказочника – Гоффа Трэверса[2]. Он великий писатель! Написал много культовых сказок, на которых не одно поколение детей воспитывалось. Не слышали?
Папа и Степа отрицательно покачали головами.
– Досадно… Но, наверное, вы читали «Мэри Поппинс»?
– Да! – живо ответил папа.
В детстве это была его любимая книга. И поэтому, когда он встретил красивую зеленоглазую девушку в длинной клетчатой, как тетрадный лист, юбке – ему показалось, что она похожа на идеал его детства – Мэри Поппинс. Знал бы папа, что потом эта прекрасная девушка во время их жестоких, беспощадных скандалов будет в сердцах кричать: «Сам приготовь, я тебе не нянька! Сам погладь, я тебе не нянька!» Нет, она оказалась не Мэри Поппинс. Они, конечно, развелись вовсе не поэтому… Хотя – кто знает?
– Разве это он написал? – спросил папа, глядя на фотографию автора, которая разместилась в первом томе книги.
– Нет, книгу «Мэри Поппинс» напишет его дочь – Памела Трэверс. Но, уверяю вас, ее отец также был великим писателем. А вот книги Грибоедова, их здесь аж восемь…
– Да ну! – папа искренне удивился. – А все знают только «Горе от ума».
– Я вам очень рекомендую произведение «Грузинская ночь»[3]. Это остросюжетная драма о мести крепостной кормилицы своему господину, обменявшему ее сына на коня. Это произведение в чем-то даже сильнее, чем «Горе от ума».
– А я и «Горе» – то еще не читал, – с грустью сказал Степа.
Библиотекарша ничего не ответила Степану, к которому она почему-то относилась с почтением, и продолжила:
– А вот книга, которая называется «Книга» Малларме[4]. Ты, наверное, не слышал о таком писателе? – Степа отрицательно покачал головой.
– Это не страшно. Думаю, его не проходят в вашей школе. Но уверяю вас, эта книга, – она потрясла перед носом Степана средних размеров книжицей, – совершенно бесподобна. Это венец всей литературы вообще. Малларме писал, что все в мире существует для того, чтобы завершиться некой книгой, которая выразит связь всего со всем… Всякий пишущий, сам того не осознавая, покушается создать ее.
Библиотекарша даже немного раскраснелась – у нее дух захватывало от собственных слов.
– Каково, а? Вот она, драгоценная… Интереснейший экземпляр. Этакий «черный квадрат» в литературе.
– «Черный квадрат» – это такая картина, – шепнул папа Степану.
– А, я видел, – разочарованно протянул Степа. – Нас в музей с классом водили.
– Он еще не понимает, мал слишком. Хотя я тоже, признаться, не понимаю, – вздохнул папа.
Библиотекарша снисходительно улыбнулась и продолжила. Она рассказала еще о книге Есенина «Поэма о беспризорнике» и даже процитировала несколько строк. Потом перешла на тексты Пушкина, о которых папа слышал впервые: «История Малороссии» глазами Александра Сергеевича, «Повесть о стрельце» и многое другое.
В какой-то момент Степа и папа почувствовали «перегруз» и Степа попытался вежливо остановить библиотекаршу:
– Нас очень ждут дома.
Папа поддержал Степана.
– Мы хотели бы вернуться обратно, но люк… – начал папа. Он говорил как на родительском собрании – формально и немного монотонно.
– Я знаю. Это я закрыла люк, – ответила женщина. – Вы, наверное, проголодались. Пойдемте поужинаем. Меня зовут Каллиопа. Такое вот красивое редкое имя, – она сдержанно улыбнулась.
Папа и Степа немного напряглись, услышав, что эта дама закрыла люк. Но от мысли про ужин несколько приободрились. Степе давно уже хотелось перекусить (еще с большой перемены). Папе тоже эта идея пришлась по душе. Еда – хороший антидепрессант и отличный способ прочувствовать воздух любой новой страны.
В большом, совершенно пустом зале был накрыт стол. Блюда были приготовлены из привычных и папе, и Степану продуктов, но их сочетание было таким необычным, что порой трудно было догадаться, из чего сделан этот ярко-желтый торт, залитый каким-то кисло-пряным кремом, или из чего сделано это сладко-соленое суфле. Больше всего Степану понравился мутный напиток с удивительно приятным вкусом – чувствовались нотки то ли ореха, то ли жженого сахара.
1
А. С. Пушкин, находясь под впечатлением от шедевра И. В. Гете «Фауст», задумал написать философское произведение на аналогичную тему. «Москва в 1811 году. Старуха, две дочери, одна невинная, другая романтическая – два приятеля к ним ходят. Один – развратный, другой – Влюбленный бес. Влюбленный бес любит меньшую и хочет погубить молодого человека. Он достает ему деньги, водит его повсюду. Бордель» – этот сюжетный план, датируемый предположительно 1821–1823 годами, остался неосуществленным.
2
Гофф Трэверс был отцом будущей писательницы Памелы Трэверс, интересный, яркий человек, фантазер и выдумщик. Ему с его творческой энергий трудно было вписаться в рутинную банковскую систему, в которой он работал сначала управляющим банком, а потом простым служащим. Его образ, его выдумки и сказки оставили неизгладимый след в душе его дочери Памелы. Гофф Трэверс умер в возрасте 43 лет, так и не записав ни одной из придуманных им историй.
3
Грибоедов работал над трагедией «Грузинская ночь» во время своего пребывания в Грузии с сентября 1826-го по начало мая 1827 года. Вот как пересказывает сюжет трагедии Ф. М. Булгарин: «Один грузинский князь за выкуп любимого коня отдал другому князю отрока, раба своего. Это было делом обыкновенным, и потому князь не думал о следствиях. Вдруг является мать отрока, бывшая кормилица князя, няня дочери его; упрекает его в бесчеловечном поступке, припоминает службу свою и требует или возврата сына, или позволения быть рабою одного господина и угрожает ему мщением ада. Князь сперва гневается, потом обещает выкупить сына кормилицы и, наконец, по княжескому обычаю забывает обещание. Но мать помнит, что у нее оторвано от сердца детище, и, как азиатка, умышляет жестокую месть. Она идет в лес, призывает Дели <Али>, злых духов Грузии, и составляет адский союз на пагубу рода своего господина. В доме появляется русский офицер, таинственное существо по чувствам и образу мыслей. Кормилица заставляет Дели <Али> вселить любовь к офицеру в питомице своей, дочери князя. Она уходит с любовником из родительского дома. Князь жаждет мести, ищет любовников и видит их на вершине горы св. Давида. Он берет ружье, прицеливается в офицера, но Дели <Али> несут пулю в сердце его дочери. Еще не свершилось мщение озлобленной кормилицы! Она требует ружья, чтоб поразить князя, – и убивает своего сына. Бесчеловечный князь наказан небом за презрение чувств родительских и познает цену потери детища. Злобная кормилица наказана за то, что благородное чувство осквернила местью. Они гибнут в отчаянии. Трагедия, основанная, как выше сказано, на народной грузинской сказке, если б была так кончена, как начата, составила бы украшение не только одной русской, но всей европейской литературы. Грибоедов читал нам наизусть отрывки, и самые холодные люди были растроганы жалобами матери, требующей возврата сына у своего господина. Трагедия сия погибла вместе с автором!..» К сожалению, Грибоедов сочинил только план и написал несколько сцен, а современники, зная о его задумке, прочили появление шедевра русской литературы, который он так и не успел дописать.
4
«Книга» французского поэта-символиста Стефана Малларме – его неосуществленный глобальный замысел. Для Малларме «Книга» выступала венцом и апофеозом искусства и мира вообще: «все в мире существует для того, чтобы завершиться некоей книгой», которая «во взаимном сопряжении страниц» выразит «связь всего со всем».