Читать книгу 50 оттенков поэзии - Элла Титова-Ромм (Майка) - Страница 2

Как я становилась поэтом

Раннее детство (0-7 лет)

Моя любовь к поэзии зародилась, можно сказать, в колыбели: я обожала слушать стихи, под которые тут же засыпала. Я и сейчас прекрасно под них засыпаю, стоит моему мужу отрыть перед сном стихотворный томик. По этой причине я редко посещаю поэтические чтения – боюсь заснуть и свалиться со стула в самое неподходящее время. Я так же редко читаю свои стихи – а вдруг кто-то под них заснет, упадет со стула и получит черепно-мозговую травму? Нет уж, лучше не рисковать.

По рассказам мамы, моим первым словом было слово "дай", произнесенное в возрасте семи месяцев. Честно говоря, я в это не верила до тех пор, пока моя собственная дочь не заговорила в девятимесячном возрасте. Возможно, мама была близка к истине.

Надо отдать должное родителям, которые без остановки читали мне Барто, Чуковского, Маршака, а так же неизвестных авторов примерно таких шедевров:

Коса русая моя,

Лента голубая,

Я у мамы, я у папы

Дочка дорогая.

Это стихотворение моя младшая сестра Жанна, которая заговорила только к двум годам, да и то на своеобразном наречии, понятном ей одной, произносила так:

Коса вусина маня,

Летка гуминая,

Ня у мамы, ня у папы

Дочка даганая.

В отличие от меня, моя сестра никогда не писала стихов – она стала клиническим диетологом. И про нее нельзя было сказать, что она «с приветом» (а какой же настоящий поэт без него?).

Я вот сейчас подумала, что могло бы произойти, если бы родители читали мне прозу? Возможно, я бы сейчас писала очень длинные и нудные романы…

Моим любимым произведением того далекого периода была "Путаница" Чуковского, которую я, опять же по словам мамы, читала наизусть на свой годовой юбилей:

Замяукали котята:

"Надоело нам мяукать!

Мы хотим, как поросята,

Хрюкать!"

Я и сейчас считаю Чуковского гениальным детским поэтом и помню наизусть многие его стихотворения.

Из этого раннего периода известно только одно мое стихотворение, связанное с правилами дорожного движения (и, очевидно, навеянное аналогичным стихотворением Маршака).

Читаю стихи деду Морозу на утреннике в детском саду.

Красный свет – проезда нет,

Желтый – приготовиться,

А зеленый – путь открыт,

Можно, можно тронуться.

Будем считать его первым моим произведением.

Школа (7-17 лет)

К сожалению, «шедевры», написанные с первого по шестой классы, были уничтожены как недостойные, а значит, началом моей творческой деятельности можно считать 1981 год (7 класс). Компьютеров тогда еще не было, поэтому первоначально стихи записывались в тетрадь, иногда превращаясь в самодельные книжки.

Мой деятельный отец, который сам пописывал стихи (в основном поздравительные), тут же занялся продвижением дочери по литературной линии. Надо заметить, что дядя отца, Элиягу Мейтус, был не только честных правил, но по совместительству являлся поэтом, а бывшая теща отца работала в одном издательстве с Кириллом Ковальджи. Увидев в этих обстоятельствах «знак свыше», отец отправил мои стихи в журнал «Костер». Нет, «Пионер». Нет, по-моему, все-таки «Костер». В любом случае, в те давние времена, когда пионеры еще сидели у своих костров, один из детских журналов опубликовал пару произведений, принадлежавших перу (я бы сказала, пока перышку) некой Эллы Вайсман из поселка Шолоховского Ростовской области.

Потом отец познакомил меня с местным поэтом, имени которого я, к сожалению, не помню. Днем поэт добывал уголь на одной из шахт нашего поселка, а в свободное от добывания угля время писал стихи, которые затем печатались в поселковой газете.

Фотография из моего пионерского детства.

Знакомство с поэтическим профессионалом началось для меня с его громкого смеха от прочитанной в моей тетради фразы "войду без проса в комнату твою". Возможно, буква "с" просто потерялась, возможно, тогда я считала, что выражение "войти без спроса" именно так и пишется, а скорее всего, поэт просто узрел так называемую артикуляционную ошибку, которую иногда допускают поэты, и не только начинающие. Мне было ужасно стыдно. Хотелось убежать, спрятаться и больше никогда ничего не писать. Но поэт, вдоволь насмеявшись, взял надо мной шефство. Так, благодаря ему, в 1983 году (16 лет) в районной газете была опубликована подборка моих юношеских стихов под названием «Проба пера». Несколько позже одно стихотворение было напечатано в Ростовской областной газете. Редактор газеты решил немного подправить стихотворение начинающей поэтессы, после чего оно стало похоже на писанину студента института Патриса Лумумбы, только что приступившего к изучению русского языка. До сих пор не пойму что в его понимании означала строка «Вот бы и мне стать березой случается». Доставшийся мне экземпляр газеты с несуразным текстом был уничтожен, и публикация до наших дней не дошла.

Из всего сказанного понятно, что главное в литературном мире, как, собственно, и в других мирах (кроме, видимо, загробного) – это связи.

Очень ранняя любовная лирика (15-20 лет)

С пятнадцать лет я стала писать о любви, ибо начала влюбляться, влюбившись – страдать, а страдая – сочинять стихи. Чем сильнее были страдания, тем трагичнее была поэзия и многочисленнее произведения.

Летом после окончания 9 класса родители отправили меня в санаторий. Самый реальный, взрослый санаторий «Утес» в Алуште. Мне было шестнадцати лет. В санатории я тут же влюбилась в самого красивого мальчика на побережье. Мальчик был из Ленинграда, ему было восемнадцать. Наш роман, который породил один из самых многочисленных любовных циклов, продолжался положенный курортный месяц и постепенно заглох в переписке после того, как мы разъехались.

В шестнадцать лет о любви я писала так:

Ты не пишешь мне больше. Ну что ж,

Я винить тебя в этом не буду.

Погрущу, погрущу и забуду,

Ведь былого назад не вернешь.

Я прощаюсь с тобой навсегда,

Забываю глаза голубые.

Убежать бы скорей, но куда?

Всюду люди, но люди чужие.

Ты уходишь из жизни моей,

Чтоб потом этим дням посмеяться.

Я прошу: «Уходи поскорей»,

Только сердце не хочет расстаться.

Далее был Саратовский медицинский институт, куда я пошла по стопам отца, к тому времени почему-то забывшего о поэтических наклонностях своей дочери. В институте я продолжала трагически влюбляться и писать стихи. Чем тяжелее были любовные муки и последующие расставания, тем продуктивнее творчество. Я писала в тетрадях (на лекциях по общей хирургии и атеизму), на проездных талончиках (в общественном транспорте), на бумаге, в которую заворачивали пирожки с рыбой и капустой (в буфете нашего общежития). Сочиняла я очень быстро, практически без зачеркиваний и исправлений, с множеством орфографических ошибок и без особого учета знаков препинания.