Читать книгу Настойчивый - Фели Сити, Ellen Fallen, Эллен Фоллен - Страница 2

Есть только один авторитет, все остальное идолопоклонство.

В детстве и подростковом возрасте мне доказывали, что целомудрие – это способ жизни. С рождения наша церковь и прихожане вводили в меня маленькие дозы обмана. Психологические схемы. По протоптанным еще до моего рождения дорожкам они внушали каждому, что делать нельзя. Существовал определенный свод правил, по которому мы обязаны жить. Шестьдесят три пункта запретов и причин, и все они с кровью моей матери проникли в меня, заставляя подчиняться. До определенного момента, пока я не выросла и не стала наступать на каноны, идти по каменистой дороге усыпанной ложью, которой меня кормили. Пытаясь уворачиваться и выживать, я отрицала любую свою причастность ко всем этим людям. Но все слишком сложно. Чем больше я сопротивлялась, тем сильней меня окутывал мрак, погружал все дальше в пучину небытия. Как только моя скорлупа начала трескаться, я пробивалась всеми силами на свет, тщательно забывая о том, кем рождена, и кто я есть.

– Ты слишком напряжена. – Даже не открывая глаз, я знаю, в чьей постели нахожусь сегодня.

– Расслабься, Нокс, – привстаю на расстеленном диване, не прикрывая своей наготы, наливаю виски на два пальца и выпиваю до дна.

– Решила напиться с утра? – Я посылаю ему тяжелый взгляд, отчего мужчина тут же замолкает. – Хорошо, но ты, правда, иногда слишком налегаешь.

– Я могу уйти, – встаю с кровати и сладко потягиваюсь, привстав на носочки. Поднимаю со стула свои вещи, которые тщательно выстираны и высушены, благодаря моей удачной ночевке.

– Не стоит, мы ведь еще не отдохнули после… – Я громко усмехаюсь, дарю ему хитрую улыбку, натягиваю на себя трусики. – После… – его голос становится хриплым, отчего я прикусываю нижнюю губу.

– Того, как мы трахались, Нокс. Просто произнеси это слово, – раздраженно отзываюсь я, застегивая замок бюстгальтера на спине. – Мне интересно, как ты вообще женился и соблазнил ее, если постоянно стесняешься определений. Секс, трах, да этому есть миллион определений. – Алкоголь дает в голову, я чувствую приятное тепло, разливающееся по телу.

– Я решил развестись, – тихо говорит мужчина, практически мгновенно оказавшись за моей спиной. – Больше не могу так. Я прихожу домой, и меня воротит от всего, что происходит. Моя жена смотрит на меня, и я постоянно себя удерживаю, чтобы вдруг не сболтнуть ей лишнего. Не назвать ее твоим именем. Особенно сложно становится, когда я выпью, а делаю я это постоянно рядом с ней. Мне необходимо забыться в алкоголе или найти тебя, чтобы стало намного легче.

– Есть только один авторитет, все остальное идолопоклонство… – шепотом говорю я, напоминая себя в прошлом. Слова Свидетелей нашей церкви крутятся у меня на языке, не позволяя забыться. Одевшись, но, не застегивая до конца рубашку, я наливаю себе еще один бокал, теперь уже наполненный сверх меры, сверх того, что может выдержать мой организм.

Жидкость обжигает моё горло, вызывая рвотный рефлекс. Закрываю губы пальцами и глубоко дышу через нос, чтобы не выплеснуть все на человека, все еще стоящего рядом.

– Винни, – умоляюще шепчет он, – дай мне возможность помочь тебе. Я буду рядом.

В моей голове раздаются шипящие звуки поломанного радио, голос совести упрямо требует не обижать хорошего человека, а ненастоящая я – твердит высказать ему все, что на самом деле думаю.

– Сколько тебе лет, Нокс? – беру из его протянутых рук лимон и откусываю кислый цитрус, разжевывая вместе с горьковатой кожицей. Он растерянно садится на диван.

– Пятьдесят в этом году, но это не может быть причиной того, что мы не можем быть вместе. – Он обматывается простыней и тщательно прикрывает свое натренированное тело, кстати, ни чем не хуже, чем у молодых. Нет этой возрастной обрюзглости или пятен, или что там бывает в этом возрасте. Но естественно я не собираюсь связывать свою жизнь с ним. Горько усмехаюсь его попыткам закрепить простынь на бедрах.

– Ты полная моя противоположность, посмотри, как трясутся твои руки и… – В глаза бросается кожаное портмоне, и я замолкаю. У меня нет ни копейки денег, а искать нового спонсора, на это уйдет много времени, я просто сдохну на улицах города. Если бы не Нокс, который постоянно снимает меня и комнаты для жилья, так я называю наши встречи. Последние два месяца мне пришлось бы ютиться около мусорных баков, хотя и такое было.

– Если бы ты прекратила шататься среди безумной молодежной тусовки, я мог бы устроить для тебя все условия. Снять на постоянной основе квартиру, обеспечить всем. Ты меня слышишь? – Мои глаза мечутся от прикроватной тумбочки к простыне на его теле.

Я не выберусь из этой ямы, сдохну, буду стерта с лица земли, но не выкарабкаюсь сама. Его телефон издает глухое треньканье, и я обращаю внимание на сообщение его дочери, которая, кстати, моего возраста.

– Подумай об этом. Только избавься от компании.

– Имеешь в виду от парней? – выгибаю бровь. Кажется, он не собирается давать мне деньги, поэтому я подхожу к нему вплотную и нежно улыбаюсь. – Забудь о них, мы просто тусуемся. Кстати, эта квартира на сколько дней снята?

– Только на эту ночь, – отвечает он, я сжимаю зубы до скрипа и отталкиваю его руки.

– Кстати о причинах, мешающих нам быть вместе. Эта… – киваю на его телефон, – эта, – указываю на простынь. – Да, кстати, раз уж мы поговорили… Ты же не против, – нагло беру портмоне и вытаскиваю все наличные, пересчитываю, слегка наклонив голову. Ну, на недельку хватит, если не тратить на всякую чушь и не поить дружков.

– Я не разрешал, – строго отвечает он и встает, пытается забрать их у меня, но я швыряю в него пустое портмоне и резко сдергиваю простынь с его бедер. Пока он путается в тряпке, уверенной походкой направляюсь к двери. Я была уверенна, что это отвлечет его от гонки за мной.

– Да я не спрашивала разрешения. Считай, что заплатил за секс, – посылаю ему кривую ухмылку и захлопываю за собой двери. Теперь уже быстрым шагом пересекаю лестничный проем и оказываюсь на улице. Лохмачу волосы. Солнце слепит глаза, и я тут же вижу парнишку, продающего дешевую подделку очков. Подхожу к нему и беру круглые в форме «Базилио».

– Сколько? – Парень вертит в руках китайские палочки, которыми собирается кушать.

– Пять. – Я не позволяю ему залезть в коробочку с лапшой, отбираю палочки и отдаю деньги. – Эй, ты чего?

– Да ладно тебе, все равно не умеешь ими пользоваться, – улыбаюсь ему на прощание, пока закручиваю волосы на макушке и закрепляю импровизированной китайской заколкой. Сворачиваю деньги в трубочку и отправляю в узкий карман джинсовой юбки.

Нокс неплохой мужик, но по большей степени романтик и идеалист. Его отеческое отношение, сочетающееся с постоянным возбуждением, делает из него извращенца. Он же понимает, что в нем меня интересуют только деньги, и я довольствуюсь малым, то есть тем, что он мне дает. Я не спрашивала, кем он трудится, но мне кажется, вполне сошел бы за инженера. Миллионов не жду и, как он, в облаках не летаю. Оставить семью с двумя детьми, двадцать пять лет супружеской жизни коту под хвост, и все потому, что он сделал из меня идол?

Прохожу по закоулкам в ближайший супермаркет, рассматриваю витрины готовой еды, ту, которую я могу съесть по пути. Чертовы сэндвичи уже стоят поперек горла, смотреть на них не могу. Сейчас я бы с удовольствием съела один из тех супов мачехи Уиллоу или тортик. Рот мгновенно наполняется слюной. Боже! Я так хочу, чтобы все они вернулись, и я… Сдерживаю навернувшиеся слезы. Не надо об этом думать, все так, как должно быть.

Забираю с прилавка пару энергетических батончиков с кокосовой стружкой и диетическую колу, этого будет достаточно. Голова гудит от спиртного, которое я выпила в съемной квартирке Нокса. Оплачиваю свои покупки, снова ищу место, где смогу спокойно поесть. Рядом расположено кафе, но я там буду смотреться белой вороной, так как они все пялятся в свои смартфоны, а мой остался в доме матери. Выбора особо нет, и мне приходится сесть в летнем кафе. Разворачиваю батончик, уставившись невидящим взглядом в столешницу, капли воды от протирания покрыты дорожной пылью, следы от царапанья столовыми приборами и место прожига. Чем-то напоминает мою жизнь, если сделать дорожку от этого пятна к следам от ножа, моё рождение и смерть отца. Дальше едва заметный след прожженной ямки – это моя жизнь сейчас. И вот где-то между всем этим остались мои счастливые дни. Каких-то полтора года назад я еще испытывала надежду, но после отъезда Уиллоу я поняла, что падаю в жерло вулкана, мои пятки горели, когда ее родители уезжали, а дальше темнота. Я так хорошо помню день, когда получила документы принятия в университет, столько радости и счастья… Кокосовая стружка становится комом в моем горле, проталкиваю ее колой и откусываю снова.

– Эй, не подскажешь, сколько времени? – спрашиваю у первого встречного проходящего мимо.

– Двенадцать тридцать.

Благодарю его, сворачиваю бумажки от батончика, допиваю колу и забираю с собой до ближайшей урны.

Мать наверняка сейчас на работе, ближайшее время ее не должно быть дома. У меня появляется надежда, что могу забрать, наконец, кое-какие свои вещи. Может даже поискать телефон и деньги, которые она тщательно перепрятала. Я раньше не замечала, что мне тяжело без связи, но с момента моего скитания прошло уже столько времени, и нет, меня не ищет никто. Те, кому я была не безразлична, ушли в темноту.

Вдали появляется мой дом. Сколько раз я бежала к отцу по этой самой дороге, чтобы он меня встретил со школы, поднял на руки и закружил. Смахиваю слезу, прикрываю глаза очками и оглядываюсь на дом моей подруги, в котором теперь живут другие люди. Новая семья не менее счастливая, чем та, что в нем жила. Маленькая светловолосая девчонка играет на лужайке в окружении игрушек и машет мне, приветствуя рукой. Я отвечаю ей и начинаю обходить мой дом. На заднем дворе все еще осталась отмычка от моей оконной рамы, ее найти не сможет никто, разве что мой папа, который, кстати, и делал собственными руками этот хитрый элемент замка. Спотыкаюсь об шланг и наступаю в лужу, видимо, мать снова поливала свои цветы и кустарники. Намеренно наступаю на один из цветков королевской лилии и давлю ее, представляя, что это лицо моей матери. Бледные лепестки цветов тут же осыпаются, пока я пинаю куст, не в силах остановиться. Когда последние цветы опадают, я ломаю куст и иду к окну своей комнаты. Под подоконником лежит маленький секрет, я поддеваю им замок, цепляю крючок и приоткрываю окно. Приподнявшись на руках, отталкиваюсь и залезаю в комнату. Задираю глаза к потолку и слушаю дыхание дома. Если бы я была Дином Кунсом, то описала бы затхлый запах, тяжелый воздух и гнетущую обстановку. Дом пропитан духом свидетелей, запретами и готов выгнать меня отсюда при первой возможности.

Хватаю рюкзак и запихиваю футболки, джинсы, пару платьев и кроссовки. Когда рюкзак готов порваться по швам, я оглядываю комнату в поисках телефона. Она ведь не оставит его здесь, так же, как и деньги… Закидываю на спину рюкзак, затягиваю его спереди, чтобы было легче нести и выхожу из комнаты в коридор. Тяжелое дыхание дома в какой-то момент издает скрип половиц, пол, на котором не осталось покрытия, выглядит обшарпанным и ветхим. Очень тихо я подхожу к двери ее комнаты и словно в фильме ужаса с содроганием сердца наблюдаю за тем, как ручка начинает двигаться из стороны в сторону.

Она дома! Она дома! Панический страх пронзает меня насквозь, хочу бежать отсюда, но ноги становятся ватными, и я не могу сдвинуться с места.

– Так-так-так, – хрипло произносит слова моя мать. – Ну и насколько тебе хватило самостоятельности? Выглядишь так, как я и говорила прихожанам, хлебнувшей дерьма сполна. Затасканной своими мужиками, мерзкой и безнравственной оборванкой, залезающей в дом через окна.

Ее худое лицо вытягивается, скулы заостряются, рот перекашивает, показывая несовершенные зубы. Я делаю шаг назад, прижимаю к груди веревки рюкзака.

– Телефон мой верни, – хрипло произношу я, голос осип при виде этой ведьмы.

– А ты его заработала? – повышает мать голос. – В том-то и дело. Ты ничего в этом мире не заслужила. Пока ходила в церковь, я могла еще оправдать твои поступки, а сейчас ты отродье сатаны, лучше бы ты покинула нас.

– Просто отдай мне телефон, я больше не стану здесь появляться. – Она надвигается на меня, как охотник на затравленного зверька.

– Упрощаешь себе жизнь? Эгоистка, все проще, чем нести ответственность. Ты убила его, меня… ты виновата во всем. Каждый проклятый день ты усложняла мне жизнь своим существованием. Ты портила все, что строилось не один год, – не унимается она, припирает меня к углу и четко проговаривает каждое слово мне в лицо.

– Я не делала этого. Именно ты виновата во всем. Боже, – я вскрикиваю, когда она с силой бьет по моему лицу. – Хоть убей, но ты не скинешь с себя эту вину. Он мог быть жив по сей день, если бы ты позволила врачам помочь. Но ты отравлена своей верой, смертельно. – Она снова бьет меня, очки отлетают в сторону. Я все еще позволяю ее ударам сыпаться, пока не чувствую теплую жидкость, стекающую густой струйкой по моим губам.

– Ты сгниешь на улицах, сдохнешь, и я не стану хоронить тебя, как верующего человека. Максимум что тебе светит – выгребная яма, куда тебя скинут как еще одну заблудшую душу. Все отвернулись от тебя, и самое время обратиться в веру! – орет она.

– Лучше бы ты сдохла вместо моего отца. Миллион раз я молилась, чтоб тот, в кого ты веришь, забрал тебя и отправил в преисподнюю. Там бы ты горела вечным пламенем в костре у чертей. – Мать хватает меня за волосы, выдирает палочки и больно дергает.

Ее звериный крик смешивается с моим страхом и болью, кулаки обрушиваются на мою голову, я оступаюсь об выступ и падаю на колени. Разъяренный кулак выбивает из меня воздух, тупой предмет бьет мне в скулу, и я слышу звон в ушах. Взвизгиваю, но прихожу в себя от очередного толчка, соскакиваю на ноги и несусь к двери, размазывая холодный пот, смешанный с кровью. Деревянное полотно поддается, и ноги несут меня дальше от дома. Разрывающие внутренние рыдания все никак не выходят наружу. Спрятавшись в первом попавшемся переулке, я начинаю беззвучно плакать. Широко раскрыв рот, не могу произвести ни одного звука, мне давно пора уже научиться давать сдачи. Ударить в ответ, оттолкнуть, все, что угодно, но не позволять ей уничтожать меня. Мечтаю плакать в голос, залить все слезами, дать уже своей боли и горю выход, но не могу. Хватаю воздух ртом и закрываю глаза.

– Папочка, милый, забери меня к себе…