Читать книгу Толковый словарь Эс Джей - Эллейн Л. Уэбстер - Страница 6

– Мы знаем, что твой папа – учитель.

Мали разглаживает школьную юбку до тех пор, пока на ней не остается ни одной складки, хотя она и с самого начала выглядела идеально.

– Ты должна была нам сказать.

Обед. Ученики рассыпаны по кампусу. Кто-то на стадионе крутит сальто и колесо. Кто-то сидит на бетонных дорожках, скрестив ноги, зависая в телефоне, разбрасывая объедки и выкрикивая бессмыслицу. Некоторые бегут в библиотеку – место, которое папа называет убежищем обиженных и угнетенных. Но большинство играют в какие-нибудь спортивные игры: гандбол, баскетбол, футбол, нетбол. Хайди, Мали, Ливви и я бродим, болтаем и строчим что-то в телефонах.

– Почему ты не рассказала нам об отце? – спрашивает Мали.

Потому что, если папу станут ненавидеть так же, как Волан-де-Морта, меня вздернут первой.

Я пожимаю плечами.

– Разве это так важно?

– У какого класса он преподает? – спрашивает Хайди.

– Думаю, у двенадцатого. Мы особо не говорим о его работе. Это же скучно.

Мали удовлетворена ответом.

– Ну да, я бы тоже не стала. А чем занимается твоя мама? Она тоже учитель?

Хайди и Мали отлично ведут допрос. Они могли бы зарабатывать этим на жизнь в телешоу «Безопасная граница», допрашивая подозреваемых в контрабанде наркотиков и тому подобном.

– Мама – библиотекарь. Во всяком случае, раньше работала библиотекарем. Сейчас она сделала перерыв.

Я не рассказываю им о том, что мама оставила работу из-за меня и всех этих бесчисленных походов по врачам.

– Она хочет когда-нибудь снова пойти работать.

Мали выглядит удивленной.

– Моя мама тоже не ходит на работу. Она украшает наш дом, покупает новую мебель и всё такое. Мама обставляет не наш дом, а загородный дом в Робе[14] или в Гленелге[15] в Аделаиде. Она постоянно занята.

Ого! Быть богатым – это как работа на полный день.

Хайди сует нос в мой ланч-бокс и взвизгивает:

– Что это?!

Я достаю батончик мюсли.

– Это просто здоровая еда, которую мне купила мама.

Я закатываю глаза.

– Она сейчас о-о-о-о-о-о-очень увлечена здоровым питанием.

Мама положила мне еще листья салата с медовой органической пастой. Выглядит отвратительно, как детские какашки, а на вкус как остывшая каша. Мама упаковала в пакет ягоды годжи[16], яблоко и батончик мюсли без орехов. У меня нет аллергии на орехи, но зачем искушать судьбу?

Ливви изучает батончик мюсли.

– Никогда такого не пробовала.

Мали фыркает и толкает Хайди локтем. То же самое я видела у них недавно, когда они секретничали.

– Ты должна это попробовать, Лив, – говорит Мали.

Ливви смотрит на меня.

– Можно?

– Пожалуйста.

Она хрустит батончиком, облизывая губы.

– Неплохо.

– В моей прошлой школе нельзя было брать с собой орехи, – говорю я им. – Мама до сих пор не избавилась от этой привычки.

Мали ворчит:

– Все эти запреты на орехи такие тупые. Из-за того что у парочки каких-то учеников аллергия на орехи, вся школа должна страдать? Так глупо! Мама состоит в Консультативном совете родителей и учителей и говорит, что всегда голосует против запретов на орехи. Она считает, что, если есть особенные дети, пусть они катятся в специальную школу.

Ее слова жалят меня, как маленькие стрелы. Не могу поверить, что ее мама на самом деле говорила такое.

Хайди была с этим мнением полностью согласна.

– Помнишь того ученика, Деррика Уолтерса? Он перешел в другую школу. Его ужалила в шею пчела на физре. Ты бы его видела! У него раздулся лоб и за плыли глаза так, что их вообще не было видно. На следующий день в школе делали общую фотографию, и он всё испортил. Был какой-то весь красный и выглядел как придурок.

«Был красный и выглядел как придурок».

Ливви смеется:

– Тебе пришлось сидеть с ним рядом, помнишь?

Хайди фыркает.

– Даже не напоминай! Это было самое ужасное. Он чесался и чихал, а когда его опухшее лицо стало обычного размера, у него начала облезать кожа, и белые чешуйки валялись по всей парте. Сэм Гренфелл такой: «Фу, Деррик! Купи уже пылесос!» Было очень смешно.

Это сказал Сэм Гренфелл? Тот, который Сэм-человек? М-да, думаю, он точно не стал бы мне улыбаться, если бы знал правду.

– Гадость, – говорю я, подыгрывая. Новая Я умеет заметать следы.

– Ты бы это видела, – говорит Мали. – Гадость – слишком мягкое слово для такого.

Звенит звонок. Я иду в класс, чувствуя одновременно тошноту и облегчение, будто в меня случайно не попали во время расстрела.

После перемены мисс Томас просит сдвинуть все парты в один угол класса. Она вкатывает стойку с телевизором. Все сидят на полу, скрестив ноги. Я сижу, сложив колени в одну сторону и опираясь на руку. Если я сяду как все, юбка задерется и будут видны мои ляжки. Мне придется сделать кулаком из юбки воронку, чтобы мальчики не видели мое нижнее белье, а иначе будет еще хуже.

– Сэм! – говорит мисс Томас.

Я не реагирую. Предполагаю, что она обращается к Сэму-человеку.

– Саманта Бэклер!

– Она Эс Джей, мисс Томас, – поправляет ее Ливви.

Мисс Томас бросает взгляд на Ливви.

– Спасибо, Оливия, но я обращалась не к тебе, верно?

– Верно, мисс Томас. Простите, мисс Томас.

– Эс Джей! Ты не могла бы взять один из тех стульев и сесть сзади?

Весь класс поворачивается и смотрит на меня. Мои щеки загораются огнем. Что она хочет, чтобы я сделала?! Она видела, как я болтала с Ливви в неположенное время? У меня проблемы? Но все разговаривали, разве не так?

– Ты не могла бы взять стул? – повторяет мисс Томас, показывая на стул. Будто я не знаю, что это такое. – Поставь его за ребятами.

Мое сердце рвется из грудной клетки. Щеки пылают. Я не спорю. Иду и выполняю. Тащу стул в конец класса и сажусь. Все шепчутся.

– Спасибо, – говорит мисс Томас с вежливой улыбкой.

Она выключает свет и включает DVD. Это документальный фильм о глобальном потеплении и о том, как люди должны изменить свои привычки, или все они обречены. Прямо сейчас обречена я. Я отзываю свои предыдущие оценки мисс Томас. Я ее ненавижу! Я хочу вырвать ее глаза и размазать очки по лицу. Я не понимаю. Какого черта я должна сидеть на стуле?!

Смотреть фильм, целый час сидя на жестком пластиковом стуле, неудобно. Во-первых, не на что опереться. Можно съехать назад, но только до тех пор, пока зад не съедет со стула. Кожа потеет от пластика и ноги сзади начинают чесаться. Я знаю по опыту свои пределы. Если переборщить, пойдет кровь, и в итоге вся юбка будет в кровавых пятнах.

Ловлю на себе взгляд рыжего мальчишки, который смотрит на меня через плечо.

Уверена, он видит, как я чешусь. Парень строит гримасы, будто хочет спросить: «Что это ты там делаешь?» А потом морщит нос, словно чувствуя неприятный запах.

Когда фильм заканчивается, звенит звонок, я встаю и тащу свой стул к парте. Ливви подходит и помогает собрать мои вещи. Все идут к выходу. Рыжий опять смотрит на меня, будто хочет что-то придумать.

– Эс Джей! – зовет мисс Томас. – Ты не могла бы ко мне подойти? Ливви, а ты подожди снаружи.

Ливви неохотно тащится к выходу.

Когда все ушли, мисс Томас смотрит на меня с сочувственной улыбкой.

– Я знаю о твоей проблеме. – Она делает паузу, очевидно, ожидая, что я что-то скажу. Я молчу. – Звонила твоя мама. Она сказала, что у тебя аллергия на пылевых клещей и тебе нельзя сидеть на ковре.

Я убью маму. Серьезно, я убью ее.

– У нее был очень обеспокоенный голос. Я поняла, что срочно должна принять меры. Она сказала, что из города пришли результаты от аллерголога и чтобы я сообщила тебе это в общих чертах, а детали вы обсудите вечером дома.

Речь идет про анализ крови на иммуноглобулин, который я сдавала у доктора Гупта несколько недель назад. Значит, у меня всё же есть аллергия. Пылевые клещи. Погодите-ка, это что, значит, я должна сидеть на пластиковых стульях до конца жизни? И я буду торчать в конце класса каждый раз, когда нам включат кино? Боже!

– Когда я была маленькой, у меня был дерматит, – признается мисс Томас. – Мама мазала меня маслом какао, и всё прошло. Ты пробовала масло какао?

Ее предложение меня раздражает. Люди постоянно хотят рассказать мне о том, что страдали чем-то подобным и что понимают, каково мне. И поскольку они чудесным образом справились со своим кожным недугом, эти самые люди предполагают, будто я лечусь неправильно или, хуже того, что я вообще никак не лечусь или не слежу за собой. И никто из этих благонамеренных людей и не думает, что мой случай отличается. Они просто этого не понимают.

– Сильно чешется? Ты принимаешь антигистаминные?

Ей надо заглянуть в наш шкафчик с лекарствами. Там коробки на коробках. Тюбики и тюбики кре́ма с кортизоном. Дверца с трудом закрывается.

– Мне, как учителю, важно знать о таких вещах. Если состояние здоровья влияет на твою работу в классе, я могу помочь тебе справиться.

Что? Она думает, что моя голова – такое же слоистое месиво, как и моя кожа?

– Спасибо, я хорошо вижу и слышу, – говорю я сквозь сжатые зубы.

Она выпрямляется, поджав губы.

– Я пыталась сказать, что школе не всё равно.

Мне нравится слышать, что школе не всё равно, но не нравится то, что школа делает. Я молчу. После неловкой паузы мисс Томас добавляет:

– Тебе лучше пойти домой.

Я ухожу из класса. Ливви ждет снаружи.

– Что это было? – спрашивает она.

У меня не было времени подумать, как объяснить эту историю со стулом. Я была слишком занята гневом.

– Можешь не рассказывать, если не хочешь. – Но на ее лице застыла надежда. – Ты сделала что-то плохое? Знаешь, мисс Томас слишком подозрительная. Ей кажется, что кто-то ее обсуждает, хотя на самом деле никто этим не занимается.

– Да, – с благодарностью принимаю я этот вариант. – Она решила, что я на нее пялюсь. Похоже, у нее комплексы?

– Точно.

Мимо проходит Сэм с приятелями.

– Привет, Эс Джей!

У него такой приятный голос, что я хочу спрятать его в бутылку, отнести домой и хранить под подушкой.

– Я думал, я здесь единственный плохой парень. Кажется, ты претендуешь на мои лавры?

У меня такое чувство, будто с каждой стороны языка у меня по обогревателю. Я наклоняю голову, чтобы скрыться за волосами. Он идет дальше, выставляя ладонь за спину, чтобы приятель ударил по ней.

– Слышу свадебные колокольчики, – дразнит Ливви.

– Да конечно!

Я смеюсь. Но мое сердце колотится. Я ему нравлюсь? То есть прямо правда нравлюсь? А что, если он хочет меня поцеловать?

Какое-то время я поглощена этой мыслью. Но потом на меня обрушивается реальность. Приди в чувство, Эс Джей. А что, если он увидит твою кожу? Что тогда?

Старая Я знает, что произойдет. Его вырвет. Он будет смеяться до упаду. Мой первый поцелуй с Сэмом станет последним.

Новая Я справляется не так хорошо, как я рассчитывала.