Читать книгу Оборотная сторона Луны - Эльрида Морозова - Страница 16

Рикардо и его съемочная группа выехали из корпуса после обеда. Это было согласовано с Арнольдом Расселом. Он сказал, что лучше всего будет загнать всех каторжников на обед, чтобы они не глазели куда не следует и не тратили понапрасну время. А потом уже выпустить из корпуса Рикардо со съемочной группой. На съемки клипа они должны будут отъехать за пределы видимости из каньона. Так что когда каторжников поведут на работу после обеда, никаких казусов не произойдет.

План был бы блестящим, если бы сработал.

Началось все с того, что Мэриан бегала от компьютера к окну и наоборот. А когда ей стало скучно смотреть на то, как оборудуется съемочная площадка, она отошла от окна и занялась своими ногтями.

У Мэриан была скверная привычка: красить ногти на рабочем месте. Она говорила, что в свободное время у нее слишком много дел, а на работе как раз выдается свободная минутка. Так почему бы ее не использовать? Она не думала о том, что люди, которые находятся в этом помещении, тоже вынуждены слышать запах лака. А не всем он нравится.

– Опять ты развонялась, – упрекнула я ее.

– Что поделаешь: натура такая, – ответила она.

Некоторое время работали молча: я над своим компьютером, Мэриан – над своими ногтями. Вдруг я услышала приглушенный вскрик. Я обернулась. Мэриан привстала со стула, подавшись к экрану. Видно, там творилось что-то неординарное. Потому что она выругалась, спешно кинула кисточку в пузырек с лаком и даже не заметила, что та попала мимо и покатилась по столу.

– О боже! – закричала вдруг Мэриан и с ожесточением стала нажимать кнопки на клавиатуре.

Я поднялась со своего места и поспешила к ней. Мне казалось, что ей нужна помощь.

Я даже не могла предположить, что там творится. А когда глянула на экран, дыхание у меня перехватило.

У некоторых каторжников были автоматы. Как они их раздобыли, я не видела. Но они держали их и стреляли. Перед ними уже лежало несколько убитых солдат. С потолка на них струились клубы слезоточивого газа. Каторжники как будто бы не обращали на них внимания. Они не просто стреляли. Они шли вперед. Они напирали. И вот они сносят дверь в соседнее помещение и толпой бегут туда.

Дрожащими руками Мэриан включила громкую связь.

– Капитан! Капитан Смит! Каторжники, они взбунтовались! Прием!

На мгновение она сделала паузу. Хотела услышать ответ. Но вместо этого там была слышна пулеметная очередь и чьи-то крики.

Это был не обычный бунт, что бывают в этом отделении каждый день. Это было что-то серьезное. И он достигал таких масштабов, что слезоточивый газ уже не действовал.

Были некоторые каторжники, которые начали прикрывать глаза и подались в стороны. Но большинство как будто бы проигнорировали его. Они бежали дальше, стреляли, орали что-то.

«Что же будет, если они убьют всех солдат?» – пронеслось в моей голове. И только тут я поняла, что это очень реально. Это не просто дурная мысль, а то, что может случиться по-настоящему.

Я подумала, что после этого комендант корпуса, наверное, отправит каторжников обратно на Землю. Поймет, что нельзя держать их здесь.

Следующая мысль была еще хуже. Она была такой плохой, что я боялась ее думать. Я просто отметила, что она была, и проигнорировала ее так же, как каторжники игнорировали слезоточивый газ.

Мои глаза бегали с одной камеры на другую. Там всюду творилась неразбериха. На одной из камер несколько каторжников корчились от слезоточивого газа. На другой – каторжники бежали по трупам солдат в соседнее помещение. На третьей – падали убитые. Милашка стоял перед четвертой камерой, широко улыбаясь, и показывал в экран средний палец. Видно, ему нравилось то, что тут происходит.

И вдруг камеры начали гаснуть одна за одной. Это каторжники стреляли по ним из автоматов и выводили из строя.

– Мэриан! – опомнилась я. – Сделай же что-нибудь!

– Не могу! – закричала она с надрывом в голосе. – Это уже помещения для солдат. Тут нет слезоточивого газа!

Она застучала пальцами по клавиатуре. Я не понимала, что она делает. Но только тут масштабность всего произошедшего начала доходить до меня. Если каторжники уже ворвались в помещения для солдат, где им быть не следует, разве не пойдут они дальше? Весь беззащитный корпус открыт перед ними, как на ладони. Тысячи мирных жителей, которым даже бежать негде в закрытом пространстве. И что же теперь делать? Должен же быть какой-то выход?

Я все еще была уверена, что Мэриан знает его. Но сейчас она соединилась с комендантом Арнольдом Расселом и закричала ему по связи:

– Мистер Рассел! Они уже ломают дверь из каторжного отделения!

Значит, эта дверь была единственным, что отделяла толпу озверевших каторжников от свободы. И что отделяло невинных жителей от верного убийства. Если каторжники поубивали всех солдат, разве будут они щадить других людей?

«Дверь должна быть очень крепкой, – успокаивала я себя. – В каторжные отделения не делают плохих дверей. Они не смогут сломить эту защиту».

Они обстреливали ее из нескольких автоматов сразу. А потом начали долбить ее столом, как тараном. Я не слышала, о чем говорили Мэриан с Арнольдом Расселом. Все мое внимание было приковано к экрану. Казалось, это страшный сон. Ты видишь его, но ничего не можешь сделать. Все не в твоей власти.

Потом кто-то из каторжников догадался выстрелить в камеру, и этот экран погас. Что там творилось, было одному богу известно.

Тут включилась сирена, оповещающая об опасности. Она завыла уныло-протяжно. Это было похоже на похоронные вопли. Как ужасно будет умирать под такие звуки. То, что дело кончится смертью, было очевидно. Я уже поставила себя перед этим фактом. Правда, сердце отказывалось в это верить. Но весь разум как на ладони видел эту истину: взбунтовавшиеся каторжники передушат всех людей в корпусе. Это очевидно. Несправедливо, нереально и просто глупо. Но очевидно.

Мэриан посмотрела на меня. В глазах ее стояли слезы. Она думала о том же, что и я. И когда она схватилась за телефон, я поняла, что она собирается делать.

Она набирала номер Криса, когда дверь из каторжного отделения не выдержала натиска. Она упала, и каторжники хлынули наружу сплошным потоком. Это было как прорыв плотины. Только последствия были ужаснее.

– Крис! Крис, ты где сейчас? – кричала Мэриан в трубку. Взгляд ее метался от одного уцелевшего экрана к другому. Она надеялась увидеть там сына. – Крис, сейчас же срочно поднимайся ко мне… Ничего не случилось, потом объясню…

Она не договорила. Даже я услышала взрыв каких-то звуков, доносящихся из трубки. Крис закричал. Связь оборвалась. Из телефона доносились лишь гудки.

– Крис! Крис! – закричала в трубку Мэриан.

Потом она отшвырнула от себя телефон и побежала к выходу. Я смотрела вслед ее удаляющейся спине. Ничего сделать я не могла. Пока Мэриан была рядом, мне казалось, что я хоть в какой-то безопасности. Но если наблюдатель бежит со своего места, чтобы спасть ребенка из рук бешенных каторжников, то дело совсем плохо.

Я осталась одна.

– О боже, – прошептала я.

Я понимала, что бог тут не поможет. Я осталась совершенно без какой-либо опоры. Ноги меня не держали, и я села на стул. Я тупо смотрела на экраны. Они показывали помещения всего корпуса. И можно было видеть, как туда врываются каторжники с автоматами и стреляют по всем подряд. Люди бегут от них, падают, а по их трупам бегут другие. А потом кто-нибудь из них стреляет в камеру, и экран тут же потухает.

Такое увидишь разве что в страшном сне. Или в плохом триллере. Но почему-то это происходило на самом деле.

Я подумала о Дэне. Я тоже могла бы побежать, как Мэриан, надеясь найти его где-нибудь в этих закоулках. Но это значило бежать навстречу озверевшим каторжникам. Я не могла сдвинуться с места. Здесь я пока еще была в безопасности. Отсюда я могла видеть их продвижение по корпусу. Но если я уйду отсюда, то потеряю связь с этим. Я не буду знать, насколько они далеко или близко. Я буду не готова к их вторжению. Уж лучше оставаться здесь.

Наблюдательный пункт – это последнее место, куда они доберутся. Мы находимся на верхнем этаже. Рядом с нами только оранжерея и обсерватория. Но как бы далеко я не была сейчас от каторжников, я знала, что когда-нибудь они доберутся и досюда.

Максимально далекое расстояние, куда я могла от них убежать, было окно. Я действительно подбежала к нему. Была бы я на Земле, я бы не раздумывая выпрыгнула в него и разбилась насмерть. Тогда я убила бы себя сама, а не позволила сделать это кому-то другому. Я не оставила бы им свое тело на потеху. Но здесь окно не открывалось. Оно было герметично. Стекло, наверное, с палец толщиной. Его ничем не разобьешь. Было бы так хорошо – разгерметизировать корпус, чтобы все тут задохнулись. Все равно нормальных людей скоро здесь не останется, а озверевших каторжников надо кому-то остановить.

Стекло очень обманчиво. Мы настолько привыкли к тому, что оно хрупкое, что уже по-другому его не воспринимаем. Я стучала по стеклу кулаками и била стулом. Я знала, что это не поможет. Но слабая надежда все-таки была. Иного выхода я вообще не видела.

Поняв, что стекло мне не разбить, я снова подскочила к экранам. Уже половина из них не работали. Значит, каторжники на полпути сюда. Надо что-то делать. Времени остается все меньше и меньше. Надо придумать, куда можно спрятаться.

Я стояла посреди комнаты, кружась во все стороны, приглядывая себе угол. Не может быть, чтобы в таком огромном корпусе негде было спрятаться. Тут есть какие-то переходы, коридоры, шкафы…

Здесь было целых два шкафа. Я подскочила к одному из них, распахнула дверцу. Но ведь каторжники не дураки. Они прочешут всю эту территорию. От них в шкафу не спрячешься. Надо придумать что-нибудь другое.

Мой взгляд снова прошелся по всему пункту. И вдруг остановился на Ульрих.

Мысль была ужасающей и просто глупой. Но другого выхода не было. Зато я могла хотя бы попытаться.