Читать книгу Миллион евро за мою душу… - Эльвира Осетина - Страница 3

Сижу в душном офисе налоговой инспекции за номером двести двадцать пять нашей любимой северной столицы, проверяю налоговые декларации. В офисе пятнадцать человек, и только лишь тринадцать из них работает, потому что держится за свое место, руками, ногами, зубами, и прочими подручными средствами. Я, кстати в их числе. А вот две наши блатные трещотки, ожидающие, когда освободятся должности, на которые их, собственно, сюда временно и засунули, всё не унимаются.

– Социальный опрос! – поднимая пятисантиметровый ядовито-оранжевого цвета ноготь вверх, говорит Элла, мне она почему-то напоминает чем-то Эллочку-Людоедку из довольно знаменитого произведения. У блондинки крайне маленький запас слов, кстати, фраза «социальный опрос» одна из новых очень сложных фраз, которые выучила не так давно эта красотка, и теперь вставляет везде, где только можно. Ну и характером ее бог тоже наградил, точно таким же, как у ее тезки из книги.

– Да-да, мы вот размышляем с Эллой, сколько денег нужно для счастья, – поддакивает ей подруга Карина.

Кстати, мне Ирка, из кадрового, шепнула, что по паспорту Карину звать Катей, но она упорно представляется всем Кариной. Но мне если честно, как макушке по Макарушке, как настоящее имя Карины, мне работать нужно! А эти вертихвостки, которым скучно, заставляют от работы отрываться и думать о них… Ууу… Макара им из нашего улуса в мужья, причем обеим!

Стараюсь мысленно абстрагироваться от болтовни девушек, мне не до этого. Перед глазами проверочная таблица программы, и мне нужно пересмотреть все данные, и если я найду несоответствия, то мгновенно передать эту инфу старшему инспектору.

У бухгалтеров отчетный период закончился, а у инспекторов начинается кропотливый труд, по поиску недочетов. И наша задача справиться до следующего отчетного периода. Поэтому количество документов строго распределено, ну и, конечно же, сверху надбавлено за двух трещоток, за которых проще самим все сделать, чем научить.

Марья Андреевна, слезно умоляла всех девчонок, пока эти две не явились, взять на себя их работу. Они-то скоро уйдут, а у отдела показатели упадут. Премию месячную урежут, Марье Андреевне – выговор впаяют, могут и места лишить, отправив на понижение. А мы к нашей Марьюшке, как к родной маме относимся, все же она всегда за нас всех горой стоит перед начальством, особенно, когда те пытаются кого-нибудь очередного блатного пропихнуть, особенно из пришельцев, на место нерадивого работника. Конкуренция, макарешки недобитые! Да еще и в такие сложные времена, когда кругом есть те, кто живет дольше, у кого сил минимум в два раза больше, и вообще в корне отличается от нас – простых смертных, обычных людей.

Ох уж эти менусы. Когда они пришли через порталы в наш мир три года назад, покинув свой погибший мир, то обещали, что люди не пострадают. Особенно те, кто будет сидеть на попе ровно и не выпендриваться. Ну, а те, кто пытался менусов уничтожить, те конечно же очень даже пострадали. А именно – просто лишились своих душ, а на их место пришли уже пришельцы. Ага, они и такое умеют. У них и свои тела есть вполне себе материальные, правда нам смертным они свои тела ни разу не показывали. Но у людей, в которых они вселились стали светиться глаза разным светом. У кого-то красным, у кого-то белым, и так далее можно перебирать все цвета радуги. А еще они стали разными файерболами кидаться, лечить – простым наложением рук, некоторые мысли умеют читать, ну и прочая магическая белиберда. Которая опять же нас простых смертных практически не касается, если мы не вздумаем бунтовать или нарушать закон. К преступникам менусы относятся очень строго. Тюрьм у нас вообще не стало. Менусы прочитав мысли заключенный, выпустили всех невиновных, или тех, кто искренне решил стать на путь исправления, ну а тех, кто виновен и опасен для общества, просто лишили душ, и… их заменили опять же менусы.

И да, в больницу лечить всех и вся менусы не ринулись. Они лечат только своих, а люди… люди пусть сами себя лечат, именно так новое правительство и ответило одному из журналистов, что брал у них интервью.

Ходят слухи, что цвет глаз менусов зависит от их магии. Сами же пришельцы свои возможности раскрывать не хотят. И любые упоминания в прессе или в интернете строго фильтруются, и подаются нам лишь поверхностно. Мы все знаем, что они существуют и захватили наш мир, но подробности и детали утаиваются. Да и простой народ не особо лезет в большую политику. Был у нас один сосед, много возмущался по поводу пришельцев даже на митинги ходил. После этого его видели всего пару раз уже со светящимися глазами, а потом он куда-то переехал.

И в итоге – у нас даже правительство не поменялось. В том смысле, что лица все те же, только душа уже совсем другая – менуса.

Нам об этом, простым смертным, рассказали все по телевизору и даже показательные казни устроили, чтобы мы уж наверняка поняли, кто теперь нами правит.

Даже вспоминать не хочется, до сих пор в кошмарах снится, как один из известных политиков кричал, когда его души лишали… Бррр…

Сам переворот случился очень быстро, буквально за несколько дней, что люди даже толком понять ничего не успели. Я вот тоже нифига не поняла. Моя жизнь к, примеру, ни капельки не изменилась. Я как пахала в налоговой за оклад, которого мне еле на еду и на съемную комнату в коммуналке хватает, так и продолжаю пахать. Менусы никаких перестановок в кадрах не делали, законов существенно не меняли, зарплаты не повышали, и не занижали тоже.

Кстати, из наших работников вообще сменилась только самая верхушка – главный инспектор и парочка его заместителей, остальные так и остались людьми.

– Женя! – слышу крик в ухо, и подпрыгиваю на месте, от неожиданности.

Медленно поворачиваю голову и вижу перед собой ядовито-оранжевый ноготь, и голос Эллочки-Людоедки: – Социальный опрос!

– Да-да, – поддакивает, Карина-Катя, которая, как оказалась, стоит в компании своей подруги возле моего стола. – Ты одна не ответила!

«Макара им в…», – попыталась мысленно выругаться, и понять, о чем они вообще.

– Социальный опрос! – подсказала мне Эллочка-Людоедка, видя мой растерянный взгляд.

– Да-да! – опять, как попугай кивает Карина-Катя, и начинает тараторить, объясняя суть их «социального опроса»: – Мы тут все в коллективе желаем знать, сколько тебе денег надо для счастья, ты единственная еще не ответила. Элла, вот на шубу хочет новую, из белой норки, я машину хочу поменять, мне цвет не нравится. А ты? Сколько тебе денег надо на счастье, и что будешь покупать?

– Миллион евро! – говорю, как можно громче, и слышу тихие смешки девчонок. Они-то знают, что это моя любимая отговорка, когда мне хочется, чтобы от меня отстали, или просят какую-нибудь услугу постоянно требую миллион евро. Ну и здесь тоже самое сказала.

Слышу удивленное присвистывание, и одобряющую новую фразу от Эллочки-Людоедки:

– Молодей, подруга, не хрен мелочиться! Хвалю!

И ударив меня по плечу, так что я еле сдерживаю болезненный стон, она разворачивается и идет к выходу.

Девочки, тоже зашуршали, я с удивлением посмотрела на блондинку и ее подругу, с сумками покидающих кабинет, и перевела взгляд на часы над дверью. Оказывается, рабочий день подошел к концу, а я и не заметила. А у меня на сегодня было запланировано еще много работы.

Горестно вздыхаю, но в принципе до семи охрана не выгоняет, а вот после семи уже все – не посидишь.

Еще пару минут повздыхав над своей нелегкой долей провинциалки в столице, и послушав недовольную трель своего желудка, опять погружаюсь в цифры, автоматически отвечая девочкам то «пока», то «до понедельника».

Эх жаль, что в выходные нельзя прийти, но этаж на субботу с воскресеньем перекрывают решеткой, и даже если первый этаж работает, то все следующие – двадцать, уже нет. Принудительно отдыхают.

Я пытаюсь ускориться, но все равно быстрее не получается.

Ошибаться нельзя.

Спустя какое-то время, когда голоса девочек стихают, я слышу тоскливые вздохи Марьи Андреевны.

Невольно обращаю внимания на начальницу. Она сидит перед компьютером, на лице мученическое выражение.

– Что-то случилось Марья Андреевна? – спрашиваю женщину.

– Да, – вздыхает она, держась за щеку, – у меня к зубному назначено на семь, этот сервер, как обычно залип, это невыносимо. Еще не дай Бог не успею, что потом делать ума не приложу.

– Ой, так что же вы, бегите, раз на семь, да еще с зубной болью, а я все отправлю, у меня же право подписи есть, помните вы мне и Саше делали, на всякий случай, – и я достаю свой электронный ключик из сумочки.

Такими ключами сейчас все инспектора пользуются. Это личные электронные ключи. На них можно зацепить несколько электронных подписей. Марья Андреевна, как-то заболела, а кроме нее никто не мог отправить отчет, в итоге, ей пришлось с температурой приходить на работу, писать заявление, чтобы мне и Саше, как самым ответственным и лучшим работникам сделали личные электронные подписи. Это было полгода назад.

Марья Андреевна смотрит на меня с теплотой и благодарностью во взгляде.

– Женечка, я и забыла совсем, тогда с меня подарок!

Марья Андреевна вкратце рассказывает мне, какие отчеты отправить, указывая на сформированные файлы, и быстро одевшись, убегает.

Я успеваю доделать свои отчеты, и даже отправить отчеты Марьи Андреевны, с помощью собственного ключа. Сервер, как по команде включился сразу же после побега начальницы. Но я и не удивилась, он у нас часто глючит.

Выйдя на улицу, ёжусь от холода.

Мда. Плащик у меня совсем не зимний, а в Питере зима нынче суровая, и приезжих особо не жалует.

Пока на метро добираюсь до своей съемной комнатушки на окраине города, в самом неблагополучном районе, на улице уже темно. Хорошо, что магазин есть прямо в нашем доме. И я, быстро купив себе пельменей с майонезом и хлебом, лечу домой. Желудок воет белугой на свою нерадивую хозяйку.

Подхожу к двери и внимательно прислушиваюсь. Если сосед опять нажрался, то лучше достать перцовый баллончик, а то снова скотина будет приставать. Но за дверью тишина. Песни никто не поет, дети не бегают, как оголтелые. Странно. Может к кому в гости ушли? Хотя все три семьи? Как-то необычно.

Открываю дверь ключом, и вхожу в квартиру. В коридоре темно и подозрительно тихо.

Пожимаю плечами и иду к своей комнате, она у меня самая дальняя и самая малюсенькая. По пути наступаю на детскую игрушку, которая своим писком заставляет меня подпрыгнуть на месте и глухо с материться.

Вставляю ключ в скважину, поворачиваю его, вхожу в своё конуру, и тут же чувствую, как меня кто-то сбивает с ног, и я лечу со всего размаху на пол. Но в этот момент меня кто-то подхватывает, и заломив руку за спину затаскивает в комнату.

Открываю рот, чтобы закричать, но не могу произнести не звука.

Вывернуться из захвата тоже не получается, только руке еще больнее становится.

«Не дергайссссся, – слышу чье-то противное шипение прямо у себя в голове, – иначчче будет оччень больно»

«Менусы…», – в ужасе понимаю я, смотря в светящиеся ярко-алым светом глаза.

Замираю, и даже дышу через раз. А сама продолжаю погружаться в ярко-алый. Яркий ослепляющий свет приближается с такой огромной скоростью, что единственное, что я успеваю сделать, так это зажмурится и сделать глубоких вздох.

А затем в моей голове начинается такая карусель и свистопляска из всех событий, произошедших со мной за весь год, что я понимаю – лучше бы умерла.

Воспоминания наползают один на другой, вытаскивая даже те детали, о которых я и сама не подозревала. Запахи, звуки, голоса. Каждый день, неделя за неделей, месяц за месяцем. Не только события, но и все мои размышления, чаянья, тайные желания, все вылезает наружу, словно кто-то залез в мою голову и ковыряется своими цепкими пальцами с острыми когтями, выковыривая даже самое потаенное, то, в чем бы я сама себе никогда не призналась…

Боль не только ослепляет, но и заставляет корчиться. Я пытаюсь кричать, но даже этого у меня не получается сделать. Открываю рот, а звука нет…

И когда цепкие пальцы доходят до прошлого года, погружаясь в тот самый миг, когда я узнала о смерти отца, в тот самый день, когда мне позвонили и сказали, что он умер от рака легких, после долгой болезни… мой любимый папочка …родная душа… Наступает полнейшая темнота, и я наконец-то отключаюсь.

– Ну и? – ленивым голосом спросил Крид, смотря на лежащее на полу создание у их ног. Девчонка вся мокрая, бледная и изможденная, под глазами залегли черные тени, но смертью от неё пока не пахло. Правда перед тем, как ей отключиться, древний маг стихийник ощутил такую сильную душевную боль, что вполне возможно, она могла обезуметь. А это не есть хорошо. Безумную душу поглощать никто не будет.

– Кто-то воспользовался её телом, как временным носителем, – с брезгливостью и неким недоумением, оглядывая убогую комнатушку, Орант все же нашел взглядом кресло с чистой накидкой, и сделав пару шагов, в него плюхнулся.

Последние эмоции боли и тоски девчонки ударили по нему с такой силой, что он до сих пор не мог понять, почему умудрился сам не отключиться. А еще – как это создание умудрилось пробить его ментальный щит, который он строил и наращивал не одну сотню лет?

– Такое возможно, что ли? – Крид посмотрел на Оранта с изумлением.

– Учитывая то, что она до сих пор человек, то да, – развел руки в разные стороны его лучший друг и маг разума. – Кто-то занял её тело на несколько часов, и совершил кое-какие манипуляции. А именно, сходил в банк, завел расчётный счет, и перевел один миллион евро на него, а затем…, – маг, запустил пальцы в свои непривычно короткие волосы, все же в этом мире не принято носить длинные, особенно политикам его уровня, – а затем, куда-то изчез.

– Эм…, – кхекнув и почесав переносицу, Крид решил приземлиться на кровать, отмечая краем глаза, что комнатушка, хоть и убогая, но очень чистая, – а деньги?

– А деньги, видимо оставил? – пожал плечами маг разума. – Надо ехать в банк и проверять – это первое. А второе, я так и не понял, кто из наших побывал внутри неё, умудрившись не сожрать душу, поэтому надо брать её с собой.

– А что сейчас выяснить не получилось, что ли? – Крид посмотрел на своего друга с возрастающим недоумением. Последний раз он видел его в таком уставшем состоянии, четыре года назад, когда его тело погибало от нехватки энергии в мире Аиш.

– Нет, её разум не выдержал, как видишь, – Орант небрежно махнул рукой на лежащую на полу девчонку. – Значит мне придется еще раз покопаться у неё в голове.

– Ты её в овощ превратишь, если уже не превратил, она же потом станет не пригодна в пищу, – поморщился Крид.

Он дорожил каждой душей в этом мире, так как хотел задержаться тут на более долгий срок.

– Нет, не превратил, – качнул головой маг разума. – И попытаюсь не превратить. Есть у меня кое-какие экспериментальные методы. Поэтому берем её с собой.

– Ладно, – вздохнул стихийник, вставая и подхватывая на руки девчонку, и перекидывая через плечо, словно мешок, – берем, так берем, ты сам как, идти сможешь?

– Смогу, – кивнув, Орант поднялся на ноги, и поморщился от легкого головокружения. – Надо еще к соседям заглянуть.

– Да что с ними может случиться, проснуться сами, – Крид недовольно посмотрел на еле держащегося на ногах друга, и кивнул головой на выход, – пошли уже из этого гадюшника.

– Наверное, ты прав, – осторожно сделав шаг, маг разума понял, что его сил действительно хватит лишь дойти до машины, кажется, он перестарался и не оценил своих сил.

И опять мужчина посмотрел на девчонку, что сейчас без сознания висела на плечо его друга, с недоумением. А затем, мысленно встряхнувшись пошел вслед за ними.

Выйдя из подъезда и убедившись, что на улице достаточно темно, и почти никого нет, из-за холодной погоды, Орант на всякий случай, еще и накинул заклинание отвода глаз на их троицу. Меньше всего магам нужна была паника и общественные волнения.

Хотя маг разума подозревал, что эта девчонка мало кому интересна в этом районе, но лучше пере бдеть, чем потом опять разбирать последствия их неосторожных действий.

Закинув девчонку на заднее сиденье, Крид проследил за тем, как его друг еле забрался на пассажирское, а сам сел за руль.

Можно, конечно, было взять с собой Гоя – их бессменного и верного низшего, но в этом мире Криду вдруг понравилось ездить за рулем самому, конечно, это были желания предыдущего владельца тела, но маг не заморачивался этой особенностью. А просто делал так, как уже хочется ему… К тому же Гой, никогда не умел держать себя в руках, все же низший, есть низший, и попросту мог сорваться и убить девчонку. Но она, как показала практика, им еще нужна.

***

Просыпаюсь от резкого запаха, и открыв глаза, сразу же их зажмуриваю, прикрыв для надежности еще и ладонями лицо.

Голова трещит, так, будто я несколько дней беспробудно пила. Не скрою, был в моей жизни подобный опыт, которым я не очень особо горжусь. Но мне тогда казалось, что только так я смогу заглушить свою боль и тоску по Сашке Мердякову, что бросил меня, ради более выгодной столичной партии. И было мне тогда всего семнадцать лет. Дура, короче говоря, была. Наивная влюбленная дура. Чуть от интоксикации не померла. Спасибо девочкам – соседкам по комнате, вовремя меня в больницу отправили, под капельницу, еще и к знакомому врачу, который мой позор не стал отражать ни в каких документах.

А ведь именно из-за Сашки, я и рванула в Питер поступать, в пух и прах разругавшись с отцом. У нас же Мердяковым любовь была аж с первого класса. Я думала, вместе выучимся, работу найдем и заживем в северной столице. А оказалось, что у Сашки были совсем иные планы, и я в эти планы никак не вписывалась. Господи, десять лет уже прошло, столько воды утекло, а я до сих пор об этом предателе и мерзавце, которому подарила свою девственность, и из-за которого наговорила отцу всяких гадостей, не могу забыть…

– Госпожа Смолина, вы очнулись? – вырывает меня из воспоминаний о детской любви, незнакомый грубый мужской голос, и я неосознанно убираю ладони и открываю глаза.

Мозг из-за дикой боли, не сразу начинает нормально работать. Все происходящее отмечает штрихам и размазанными деталями.

Осознаю себя сидящей на не удобном деревянном стуле, с подлокотниками, в очень темной комнате. Передо мной стоит стол, с лампой, из которой льётся очень тусклый свет. За столом сидит мужчина и его глаза светятся ярко-алым светом.

«Менус», – доходит до меня, не самая приятная мысль. Тот самый, что недавно копался в моих мозгах.

Головная боль усиливается, и я резко перевожу взгляд в сторону.

Еще один мужчина стоит рядом, присев на стол с боку и скрестив руки на груди. Его глаза светятся ярко-зеленым светом. Их лица из-за яркого света, рассмотреть не получается.

– Да, – отвечаю шёпотом, и тут же начинаю кашлять.

Во рту все пересохло, в голове взрываются маленькие взрывы, от которых на глазах невольно выступают слезы.

– Выпейте, – доносится до меня грубый голос, – боль утихнет, и станет легче.

Открываю глаза и вижу перед носом стакан с водой, в котором растворяется шипящая таблетка. Наверное, аспирин.

Беру стакан, и тихо поблагодарив «зеленоглазого», а это именно он подал мне воды, залпом выпиваю всю жидкость.

Стакан у меня забирает тот же мужчина, и ставит его на стол, рядом с графином. На столе кроме графина со стаканом, замечаю открытый ноутбук экраном, повернутым к «красноглазому». Именно так я мысленно решила окрестить мужчин, пока они не назвали своих имен.

– И так, Евгения, – продолжает красноглазый, – вижу, что вам уже стало значительно легче, значит мы можем поговорить.

– Простите, – растеряно перевожу взгляд с одного мужчины на другого, избегая смотреть в их яркие глаза, потому что моим глазам до сих пор больно, – а кто вы, и где я нахожусь?

– Моё имя Орант из рода Пурпурной Розы, – неожиданно представляется «красноглазый», а это, – он кивает в сторону «зеленоглазого», – мой коллега господин Крид из рода Мореного Дуба. Вы находитесь на нашей территории. Особым советом старейшин, нам было поручено расследовать исчезновение особо крупной суммы денег, с одного из счетов, принадлежащих корпорации «Реген».

Мои глаза невольно округляются, и даже в голове начинает проясняться. Корпорация «Реген» была создана менусами. Для всех слово «Реген» – означает табу. Не приближаться, не трогать, не брать, даже не думать в эту сторону. В супермаркетах существовали специализированные отделы под названием «Реген», так вот нам, простым людям, под страхом смерти, было близко запрещено к ним подходит. «Реген» – это корпорация, создающая товары и продающая их только своим.

Короче говоря, «Реген», это как запретный плод. И человек, посмевший тронуть этот самый запретный плод будет наказан – его душу изымут, а тело займет другой пришелец.

Такие казни, показывают по телевизору каждый день. Телевизионщики даже шоу по этому поводу сделали, как ловят тех, кто покушается на «святое», причем ловят сами люди, и отдают на расправу пришельцам.

Как-то было несколько случаев, когда ловили невиновных, и пришельцы прилюдно казнили, тех, кто решил подставить кого-то из своих недругов. В общем… программка та еще, я пару серий видела, и поняла, что больше это смотреть не смогу. Но про слово «Реген» запомнила навсегда.

Соседи, так обожают эту передачу смотреть, особенно на кухне, собравшись вечером, тремя семьями, под дешёвый портвейн.

– Простите, а, – невольно опять перехожу на шёпот, – я не понимаю.

– Все очень просто, – растягивает губы в недоброй улыбке «красноглазый», – я вам сейчас все объясню. Год назад, со счета корпорации «Реген» пропал один миллион евро, – я невольно икаю, и тут же закрываю рот ладонью, на что Орант, приподнимает одну бровь, – эта сумма исчезает где-то в офшорных счетах, и нам с господином Кридом приходится попотеть, прежде чем отыскать след этих денег. И…, – он выдерживает драматическую паузу, от чего я автоматически чуть подаюсь вперед в ожидании продолжения, – мы узнаем, что деньги приходят на имя вашего, как раз именно год назад почившего с миром, отца, а с его счета переходят на ваш личный счет.

В этот момент в помещении наступает оглушительная тишина.

Я с ужасом хватаюсь за горло.

– Я не брала, я ничего не знаю, это какая-то ошибка, – начинаю тараторить, как заведенная. И вскочив со стула, падаю на колени, подползаю к столу, и заглядываю в ярко-алые глаза. К черту гордость. Сейчас не до неё. Сейчас главное душу и тело сохранить, я обещала, обещала отцу, что буду жить дальше. Мне ведь иначе нельзя… Я ведь иначе не смогу отправлять брату на лечение денег. Лешка же без меня погибнет. Он же никому кроме меня не нужен.

Губы мужчины кривятся в презрении.

– Сядьте на своё место, – не громко, но настолько весомо произносит он, что у меня на загривке мелкие волоски встают дыбом, и я мгновенно подскакиваю, и сделав пару шагов назад плюхаюсь обратно на твердый стул, нервно вцепившись руками в подлокотники.

Страх за судьбу брата сводит с ума. Если бы это касалось только моей жизни, то мне было бы плевать, но Лешка… Ради него я готова на многое. Хотя мой брат вряд ли оценит эти порывы, он вообще, скорее всего не подозревает о моем существовании, потому что живет в каком-то своем особенном мире, в который доступа нет ни у кого, ведь он аутист с рождения. Но это не значит, что я готова его бросить, однажды я сделала это, однажды я оставила их с отцом, поступив эгоистично и отправившись за своей иллюзорной любовью в Питер, но сейчас… когда отца уже нет целый год, я так не могу, я не могу предать своего брата еще раз.

– Счет открыт вами и на ваше имя, – говорит мужчина, и его слова камнями падают на мои поникшие плечи, – вот тут есть доказательства, – он разворачивает ноутбук ко мне экраном, и нажимает на кнопку воспроизведения, – что именно вы, в день смерти вашего отца, лично сходили открыли на свое имя счет, и имея от него доверенность перевели с его счета на ваш собственный, сумму в один миллион евро. Эту запись нам любезно представила служба безопасности банка. Нам повезло, они не уничтожают видео с клиентами, на чьих счетах лежат суммы более пяти миллионов рублей.

Пока мужчина говорит о том, что случилось, на ноутбуке мелькают кадры. Я вижу себя со стороны, год назад. Это сто процентов я. Узнаю свой плащ, ботинки, и даже сумочку. Вот только взгляд… взгляд совсем не мой. А более уверенной, и я бы даже сказала, властной женщины. Я прохожу в кабинет, заполняю документы, даже отпечаток пальца оставляю, в подтверждение.

– Деньги так и продолжают лежать на вашем счету Евгения, еще и проценты немаленькие накапали, вы не потратили ни копейки, – слышу, словно из-под толщи воды голос мужчины.

Потому что мне опять становится дурно.

– Еще воды? – перед носом появляется новый стакан с водой.

Автоматически киваю, и забрав стакан залпом его выпиваю. Но легче не становится.

Поднимаю взгляд на «красноглазого», и произношу с мольбой в голосе:

– Я ничего этого не помню, вы же сами можете проверить, вы же читали мои мысли.

– Читал, – кивает Орант. – А именно тот день, когда произошло преступление, я прочитать не смог. Потому что кто-то поставил очень сильный блок на вашу память.

– Я не знаю, я ничего не понимаю, – качаю головой из стороны в сторону.

И тут в беседу вступает «зеленоглазый», который до этого изображал «доброго полицейского».

– Возможно, что сейчас, вы действительно ничего не знаете и ничего не понимаете, но в тот день, вы все прекрасно понимали и осознавали, можете взглянуть на видео. И да, мы могли бы поверить в то, что это монтаж, если бы не ваши отпечатки пальцев.

Последние слова господина Крида звучат для меня, как приговор.

Поднимаю взгляд на мужчину, и хриплым голосом спрашиваю:

– Я умру, меня казнят?

– По идее, мы обязаны это сделать, так как мы уже нашли все доказательства вашей вины, да и совет потребует от нас незамедлительного исполнения договора,.. но, – зеленый свет становится ярче, от чего я, тут же опускаю взгляд чуть ниже, и вижу обыкновенные человеческие мужские губы, немного тонкие и недовольно поджатые, а еще гладко выбритый подбородок и скулы, а внутри у меня все вибрирует от надежды и недосказанности.

Зеленоглазый, видимо тот еще садист, потому что замолкает на несколько мгновений, заставляя меня, умереть и воскреснуть мысленно, раз десять как минимум, а еще вспомнить в деталях, как умирал тот самый политик, на глазах у всего мира. И не выдержав пытки тишиной, я сдаюсь первой, и дрожащим голосом спрашиваю:

– Но, вы можете этого не делать, так?

Господин Крид отворачивается от меня, устремляя свои зеленые «прожектора» куда-то в сторону и освещая тем самым, как оказалось самую обыкновенную серую стену.

А до меня сейчас очень медленно доходит то, что похоже, господа менусы, чего-то хотят. И инициатива должна исходить от меня меня, а не от них.

Смотрю на свои руки и начинаю очень медленно прощупывать почву:

– Я могу хоть чем-то помочь? Хоть, как-то попытаться загладить свою вину? – говорю осторожно, тщательно подбирая каждое слово. – Деньги ведь я не потратила, там даже проценты какие-то есть. И возможно, – мой голос неожиданно становится очень хриплым, и мне приходится прочистить его, – возможно, я как-то смогу загладить свою вину? – и тут же чуть подаюсь вперед, и перехожу на шепот, – пожалуйста, если есть что-то,… что угодно, что я могла бы для вас сделать, то я на всё согласна.

Красноглазый откидывается в своем кресле назад, невольно привлекая мое внимание, и с ленцой в голосе произносит:

– На всё?

– Д-да, – осторожно киваю, и смотря на тонкие длинные пальцы, которыми мужчина задумчиво и очень медленно перебирает по столу, тут же быстро добавляю: – все, что в моих с-силах, но на иное преступление не пойду.

Потому что понимаю, что иначе меня однозначно казнят.

– Есть один выход, – устало вздыхает красноглазый, и повернув ноутбук обратно к себе экраном, начинает там что-то кликать мышкой, – но мне кажется, что ты сама откажешься, когда узнаешь подробности.

– Я, – сглотнув пару раз, и вновь прокашлявшись, расправляю плечи, и чуть приподнимаю подбородок, – готова узнать подробности.

– Что ж, – губы господина Оранта, опять кривятся в подобии улыбки, – всё очень просто, ты можешь отработать свою вину, став добровольно на пять лет нашей личной с господином «арвиэ».

Нахмурившись, смотрю на мужчину и жду продолжения его рассказа.

Поняв, что я ничего не поняла, красноглазый опять устало вздыхает, и демонстративно посмотрев на часы, словно он уже давно куда-то торопится, а тут я его задерживаю со всякими глупостями (подумаешь жизнь, какой-то никчёмной неудачницы), начинает пояснять:

– Арвиэ, переводится дословно, как кормящая. Ты будешь кормить меня и господина Крида в течении пяти лет энергией своей души, абсолютно добровольно. Для этого мы заключим с тобой магический контракт, который ты подпишешь своей кровью.

От неожиданности я непроизвольно икаю, и под пристальными взглядами обоих мужчин, зарываю свой рот ладонью, потому что наружу так и просятся слова о том, что я как бы уже давно не девственница, и душа у меня совсем не невинна, и далеко не чиста…

Но вспомнив о брате, я проглатываю свою глупую шутку, и убрав руку, четко и уверено спрашиваю:

– Где подписывать?