Читать книгу Искупление - Эля Айдарова - Страница 8

Что бы там ни было, и как бы не складывались события, Амгула не устраивало присутствие в деле Хатисай, хоть она и не докучала девичьими капризами и жалобами, и вела себя абсолютно ненавязчиво.

Амгул, естественно, оценил подобное поведение, но вскоре быстро понял, что это раздражает его ещё больше.

На самом деле подлинный воин желал появления веской причины, чтобы избавиться от Хаты. Посещала мысль просто бросить девчонку по дороге, или оставить по прибытию в каком-нибудь тёмном закоулке Ти и поделом.

То, что Хатисай – дочь самого Орато, безусловно, подталкивало воина на некоторые, далеко не благородные задумки, но почему-то вызывали так же необъяснимые чувства отвращения. По той же, неясной для себя, причине Амгул пока ничего не предпринимал. Да и сожалений по данному поводу тоже не испытывал. Лишь частое в последнее время непонимание себя приводило в основательное бешенство. Хотя закипающая лава внутри, естественно, никак не отражалась внешне.

Хатисай не раз думала о том, что учителю как раз, кстати, подошёл бы образ удава или невозмутимой водосвинки. Хата, несмотря на свой довольно бойкий, и временами необузданный характер, всегда с глубоким уважением относилась к людям, и вообще всегда была тактична со всеми и совсем незаносчива.

Ей – молодой девушке, разумеется, было непросто в пути: тем более, в первый самостоятельный выезд из родной провинции. В душе ютилась мучительная тревога из-за – как твердила её совесть – неправильной разлуки с родителями. Хатисай было искренне жаль оставлять отца, и девушка очень рассчитывала, что родные когда-нибудь простят её.

Повозка, которую путники оплатили на другой окраине Миццу, ехала умеренно, добросовестно подхватывая все неровности на полевой дороге. Хата чувствовала, как её беспощадно клонит ко сну, но настырно боролась с нападающей дремой и старалась всеми способами отвлечься. Резко скинула плед, пару раз размяла пальцы на руках и попыталась вспомнить хоть какое-нибудь стихотворение из тех, что в детстве читал ей отец. Она с лёгкостью могла запомнить короткие строки с первого прослушивания и всегда гордо кланялась перед восхваляющим её за талант счастливым отцом…

Амгул повёл пальцем правой руки поверх повязки левого запястья и отстраненно отметил:

– Я с тобой нянчиться не собираюсь, если подцепишь в дороге хворь. Кажется, год Шафрана не может похвастаться теплыми ночами.

– Не хочу засыпать, а под пледом слипаются веки.

– Тебе когда-нибудь приходилось стоять в карауле в акридовый буран в полный оборот дня?

– Нет, – по-детски выпалила она.

– Ты бы знала, что на холоде спится слаще, – устало выдохнул Амгул, не глядя на ненавистную собеседницу.

– Гм, – хмыкнула Хата, но накрываться решительно не торопилась.

Ее упёртость стала выводить воина из себя. Он привык к тому, что в отряде все воины беспрекословно подчинялись его приказам и сам привык подчиняться приказам вышестоящих по званию военных.

– Почему бы тебе не выспаться? – грубо оборвал он. – Кто его знает, что будет в Ти, – все же молодой учитель поощрил девушку прямым взглядом.

– Я все же постараюсь, – буркнула та и отвернула голову.

Почему-то и это совсем не понравилось Амгулу. Немного глубоко о чем-то задумавшись, он медленно съехал с дорожного сидения и присел на колени прямо перед Хатисай, беззвучно добиваясь её внимания.

– Я помогу тебе…, – спокойно произнёс он и…, резко раздвинул её ноги.

Хатисай, не ожидавшая такого от учителя, не успела и пикнуть, как тот крепко схватил её за руки, блокируя движения, и плотно прижал к себе.

– Что ты делаешь?! – без истерики, но довольно громко потребовала она ответа, смотря прямо в его глаза. Оказавшись слишком близко к человеку, который с самого момента знакомства вызывал неудержимое любопытство, Хатисай растерянно забрыкала плечами. Но это совсем не помогло, а лишь усилило хватку молодого человека.

Он не спеша прошелся концом носа по её щеке, вдыхая запах кожи, который оказался весьма приятным. Затем, поддавшись немного в сторону, шепнул прямо в ухо:

– Возбуждаю в твоих жилах кровь. – Сказал, и тут же выпустив вспыхнувшее жаром, тело, сел обратно на место. Изумленная поступком, Хата резко отодвинулась подальше от учителя.

Амгул с видимым безразличием, будто ничего и не было, устало запрокинул голову назад и закрыл глаза. Он, разумеется, ощутил, как тело Хаты напряглось, стоило зажать её в тисках его крепких рук, но он четко давал себе отчет, что девушка не запаниковала. Испуг был неглубоким… В ней больше проявилось любопытство, нежели страх. А это говорило о том, что Хатисай – далеко не трусиха, но и совершенно неосторожна.

Хата всё же торопливо накрылась пледом, и благодаря «стараниям» учителя, спать ей теперь радикально и совершенно точно расхотелось. Она глядела в сторону, иногда обращая внимание на спящего молодого человека, от которого абсолютно ничего подобного не ожидала. Осторожно ловила себя на мысли, что всецело доверяла ему с первого мгновения, как увидела спящим у водоема, и молча ругала себя за проявленное простодушие. Мать бы точно осудила б ее, если б могла знать чувства и мысли своего дитя.

Хата действительно не испугалась – да и не совсем поняла, что произошло. Ей не было страшно и сейчас. Она просто ехала, наблюдая сквозь небольшое зашторенное окошко, как небо багровело в насыщенных красках перед тем, как резко померкнуть перед самым рассветом нового дня.

***

Утренний восход с красными и желтыми отсветами у самого горизонта еще не успел утвердить свое полноправное воцарение, как повозка остановилась посреди лесополосы, внутри которой простиралась земляная дорога.

Хатисай, как и желала, заснуть не смогла. Она думала о словах матери, о чувствах своего отца, о своей жизни, о том, что ее ждет впереди. Почему она доверилась незнакомцу? Что ею движет по-настоящему? Эти вопросы не давали покоя и заставляли, то и дело, вариться в котле собственных терзающих мыслей.

Повозка остановилась. Дверь рядом с Хатой открылась. Заслонив небесный свет, в полный рост стояла сгорбленная фигура возничего. Его черная плащевая накидка, что укрывала от дождя и ветра давно требовала более достойной замены. Осунутое от усталости лицо выражало то ли неуверенность, то ли обыкновенное состояние своего обладателя. В довесок к сомнительной внешности возничего, тот неожиданно вытащил клинок и, нахмурив брови, пригрозил им девушке. Хата произвольно дернулась в сторону и накрыла своим телом спящего Амгула.